Глава 5

Глава 5

Меня опять окружал этот проклятый лес. Казалось, я провел всю жизнь среди столетних деревьев. Даже южные пустыни вдруг показались не такими жестокими. Там хоть можно было увидеть горизонт. А здесь куда ни глянь — деревья, деревья, деревья. Дальше чем на двадцать шагов и не увидишь ничего — повсюду стена стволов.

Само собой, в Египте и Иудее я мечтал хоть на денек оказаться в настоящем дремучем лесу. Чтобы полумрак, запах прелой листвы и смолы, прохлада, пение птиц, мягкий мох под ногами… Вот, получил. Теперь тянет в пески. Всегда так — о чем бы человек не мечтал, добившись своего все равно будет недоволен. Поэтому счастливых людей так немного. Мечта нужна до тех пор, пока она остается мечтой.

О таких вещах я размышлял, пока конь нес меня на запад. К моим друзьям друидам. Я предпочитал не думать пока о том, что меня ожидает через несколько дней. Еще будет время. А переживать заранее — не в моих привычках.

Я не спешил. Ни к чему загонять коня и себя. Мне понадобятся силы. Варвары никуда не денутся. Единственное, что меня волновало — Куколка. Вот с ней могло случиться что-нибудь худое. С другой стороны, если варвары догадались, что это она помогла мне бежать — девчонка уже мертва. Так что спешить некуда. А если нет — значит, уже и не догадаются, тогда тем более торопиться не стоит. Кто-то скажет, что это циничные рассуждения. Что ж, может быть. Повоюйте с мое, похороните десяток-другой друзей и посмотрите потом, будете ли вы хвататься за голову, когда дело касается жизни одной девчонки, которую вы видели два раза в жизни. Да, я хочу ее спасти. Но чтобы это сделать, мне нужно сохранять хладнокровие. Быть очень расчетливым и черствым парнем. Иначе ничего не выйдет. И сам погибну и ее погублю.

Побеждает не сострадание, побеждает трезвый расчет. Сострадание хорошо тогда, когда от тебя не зависит чужая жизнь. Вот тогда можно и поволноваться за другого.

Целый день мой конь неторопливо трусил по лесу, не встречая серьезных препятствий. Я по памяти объезжал те места, где в прошлый раз наткнулся на ловушки, где-то срезал петли, которые выделывали тропинки и к вечеру продвинулся немного дальше, чем рассчитывал. Все было спокойно. Лес не пытался остановить или задержать меня. Наверное, друиды не позаботились закрыть от меня проходы. То ли подумали, что я не сунусь обратно, то ли были заняты делами поважнее. В любом случае, им же хуже.

На ночлег я остановился, когда конь начал спотыкаться в густой темноте. Памятуя о мороках, я развел небольшой костерок, так, чтобы он не был заметен издалека и улегся спать, не снимая панциря и перевязи.

К моему удивлению, до самого рассвета меня никто не потревожил. Впрочем, я был еще довольно далеко от деревни. Быть может, друиды просто могли отправлять на такие расстояния своих зеленых ублюдков. Посмотрим, что будет дальше.

Я искупался в ручье, сбрил, наконец, бороду в которой уже завелись вши от постоянных ночевок на голой земле, позавтракал вяленым мясом с сухарями и снова пустился в путь. Оружие я держал наготове и внимательно всматривался в зеленоватый сумрак — по моим подсчетам здесь начинались земли хавков. Нужно было вести себя поосторожнее. Я вовсе не хотел на каких-нибудь забредших далеко от дома охотников или воинов, спешащих устроить пакость соседним племенам. Правда, в прошлый раз, когда я проходил здесь, лес казался совершенно пустым. Даже следов зверья не было видно. Только ловушки и встречались. Сейчас все было иначе. Обычный лес — там птица вспорхнула с ветки, здесь в кусты нырнул какой-то зверек, тут белка прошмыгнула. Нормальная лесная жизнь. Всем этим белкам да зайцам и дела нет до всадника в римском плаще, невесть как оказавшегося в этой глуши. Я вдруг подумал, что все мои мечты, страхи, надежды, дела — все это совершенно бестолковая суета. Не станет меня, а лес будет жить своей жизнью, будто ничего случилось. Птицы будут так же петь, лоси ходить на водопой, деревья сбрасывать по осени листву, а по весне снова надевать свои зеленые туники… Убью я Вара или он убьет меня, мир не замрет ни на мгновение. Может, поэтому боги так равнодушны к делам смертных? Исчезни хоть все люди, разве мир это заметит? Так чего ради богам заботиться о каком-то там центурионе! Других дел нет, что ли?

Во второй половине дня я все-таки чуть не столкнулся с небольшим отрядом варваров. Задумался о всякой ерунде — и вот, пожалуйста. Еле успел свернуть с неприметной тропки в чащу, спешиться и прикрыть морду коня плащом. Хорошо, конь был старым служакой, стоял тихо, не всхрапывая и, не перебирая копытами. Германцы прошли в каком-то десятке шагов от меня. Но, к счастью, не заметили — слишком спешили куда-то. Интересно, куда? Неужто племена уже готовятся встречать наши легионы? Похоже на то. Иначе что бы делать этим ребятам посреди леса в полном вооружении?

Дождавшись, пока варвары отойдут подальше, я двинулся вперед. Ехал теперь еще осторожнее. Выбросил из головы всякую муть и весь превратился в слух. Но до вечера так больше никого и не встретил. Ночь прошла спокойно. Это меня насторожило. Как-то уж слишком гладко все шло. Может, меня уже поджидают? Заманят в ловушку, из которой не выбраться, да и захлопнут крышку. То-то будет смеху! Хотя, попотеть им придется. И кровью умыться. На этот раз я так просто не дамся.

Пришла пора поворачивать на запад. До деревни осталось меньше двух дней пути. Скорее бы! Руки у меня чесались. Я вспоминал дни, проведенные в плену, раскаленное железо, выжигающее на моей коже замысловатые узоры, вспоминал глаза Куколки и мечтал о той минуте, когда схвачу старого друида за его поганую бороду.

И когда камень будет у меня в руках, а в этом я не сомневался ни на миг, настанет время свести счеты с Варом. Вот уж будет веселье! Ответит он и за смерть отца, и за Быка, и за предательство, и за навет… А камень я напоследок забью в его поганую глотку. Пусть подыхает с ним, раз уж так хочет его заполучить. Мне не жалко.

К концу третьего дня я оказался на той поляне, где героически сражался с несуществующей ящерицей. Нашел даже след от своего костра. Получалось, завтра после полудня я буду совсем рядом с деревней. Если, конечно, не будет сюрпризов. А потом начнется самое трудное.

Я подумал, что, наверное, не стоит гнаться за двумя зайцами. С вождем и друидом на руках я далеко не уйду. Лучше разобраться с ними по очереди. И сначала решить дело со стариком. Вызнать у него, где живет всезнающий отшельник, да поквитаться за плен. А уж после заняться вождем. Если он вообще в этой деревне. Кто их варваров знает, где и как принято проживать знатному голодранцу? Ладно, об этом дурид мне тоже поведает. Если, конечно, захочет умереть быстро и не очень мучительно.

Не так уж плохо все складывается. Не так уж плохо… Может, мне наконец повезет выбросить «Афродиту»?

* * *

Коня я оставил в паре миль от деревни и дальше пошел пешком. Идти было тяжеловато. Оружия на мне висело столько, что можно было бы вооружить легион. Этакий ощетинившийся железными иглами дикобраз. Два меча, несколько легких дротиков, праща с запасом пуль, легкий кавалерийский щит на спине, кинжал, нож, моток бечевы, фляга с маслом, на случай, если понадобится "пустить петуха"… Оставалось надеяться, что всего этого добра мне хватит. Должно хватить. Если я не подниму лишнего шума.

Нужно все сделать очень тихо и быстро. Проникнуть в поселение, найти домишко друида, связать его, пронести через всю деревню на плечах и убраться оттуда как можно дальше, путая следы. Знать бы еще, где искать этого старика… Не заглядывать же в каждый дом — мол, извините, не здесь ли живет ваш главный колдун? Значит, придется взять себе проводника. Вряд ли кто-нибудь станет добровольно помогать мне. Так что какому-то варвару не повезет сегодня ночью…

До темноты я просидел в кустах можжевельника, воююя с муравьями, которые так и норовили сожрать меня. Можно было бы перебраться в другое место, но уж очень хорошо из этих кустов просматривались подходы к деревне. Неплохо было видно и центральную площадь и нечто вроде дворца, по варварским меркам, расположенные на самой вершине холма. Этот добротный бревенчатый дом, похоже, и принадлежал старейшине общины. Чуть ниже прилепились построенные из жердей и обмазанные глиной дома людей побогаче, совсем внизу — землянки бедняков. На полях кипела работа, груженые повозки то и дело въезжали и выезжали из деревни — видно, дела у жителей шли неплохо. Слышался молот кузнеца, топоры плотников, мычание скота… Мирная сельская жизнь.

Я вдруг задумался, смогу ли так жить после выхода в отставку. С четырнадцати лет в армии — это не шутка. Большую часть жизни мне предстоит провести под орлом. Если, конечно, не погибну раньше. Например, сегодня… Но, допустим, дослужу до почетной отставки. Получу кучу денег или землю, освобождение от налогов, стану декурионом… Будет у меня свое хозяйство, пара рабов, жена, ребятишек куча. Тихо, спокойно… И скучно. Я постарался вспомнить свой дом, тогдашнюю деревенскую жизнь. Получилось плохо. Так, обрывки какие-то… Но какой-то тоски по тем временам не почувствовал. Опять в земле ковыряться, да радоваться хорошему урожаю олив? Тоска.

Нет, уж лучше на службе оставаться, пока ноги ходят, а рука может меч поднять. Дослужиться до примпила. А там уж можно и в отставку. Хорошая должность в магистратуре, почет, уважение. Может, всадническое кольцо… Или стать префектом лагеря. И разбогатеть можно и вроде как на военной службе. Хорошо. Считай второй человек после легата. Не какая-нибудь штафирка.

Так я лежал в своем укрытии, поглядывал на деревню и мечтал, как всякий нормальный солдат, о том светлом времени, когда действительной службе придет конец. Наверное, если бы не эти мечты, каждый третий солдат стал бы дезертиром.

Пытался высмотреть Куколку, но с такого расстояния и мужчину от женщины-то отличить было трудно. Может, она и работала в поле, да только как разберешь. Ближе к вечеру мелькнула мысль, что можно было бы прихватить какого-нибудь пахаря, чтобы вызнать, где искать жреца. Но это было слишком рискованно. При свете дня запросто могут заметить. Тогда пиши пропало. Одному в чистом поле против всей деревни мне не выстоять. Решил ждать ночи.

Я перекусил остатками сухарей, напился воды из лужи, немного подремал, проверил десять раз оружие, раз сто прокрутил в голове свой план, словом, убивал время. Когда солнце начало клониться к закату, а варвары принялись загонять скот за частокол, я осторожно перебрался поближе к деревне. Подальше от проклятого муравейника. Еще несколько часов. Нужно дать варварам как следует уснуть. Лучшее время для ночной атаки — начало четвертой стражи. Валяться без дела на холодной еще земле, конечно, надоело, но тут уж ничего не попишешь. Ладно, скоро согреюсь.

Наконец, совсем стемнело. Ночь, к счастью, выдалась безлунной. Что ж, сегодня удача не на стороне варваров. Умирать в кромешной темноте не очень весело. Я начал готовиться к атаке. Вымазался весь грязью, чтобы совсем сливаться с темнотой и хоть немного перебить запах — у германцев полно собак. Да таких, что целиком заглотят меня и не подавятся. Настоящие волки. Часть оружия решил все-таки оставить. Ходить, громыхая железом, как целая центурия на марше, не годится. Взял с собой меч, пару ножей да пращу. Остальное припрятал. Мало ли пригодится. Пожалел, что не принес хоть какую-нибудь жертву перед таким серьезным делом, но было уже поздно. Пора начинать веселье…

Пробраться в деревню можно было в десятке мест. У главных-то ворот было нечто вроде сторожевой башенки, в которой дремал часовой, но кое-где частокол превращался в хлипкую изгородь, способную остановить разве что больную корову. Там-то и нужно было лезть.

Помолившись своим предкам и для надежности Юпитеру, я выполз из своего убежища и направился к деревне. Шел, пока это было возможно, вдоль самой кромки леса. Потом одним броском преодолел открытое пространство и затаился. Пока все было тихо. Где-то лениво брехали псы, с другого конца деревни раздавались голоса, но большая часть домов спала.

Через изгородь я перелез легко и бесшумно. Вот и все. Волк среди спящих овечек. Теперь нужно отыскать нужный дом. Если, конечно, их жрецы вообще живут в домах. Им бы больше подошли гнезда на деревьях или норы. Скорее всего, главный жрец должен держаться рядом со знатью. Значит, мне нужно подняться на вершину холма. И лучше при этом оставаться как можно дольше незамеченным. Хоть я и набрался сил за время дороги сюда, рисковать не следовало. Даже хороший опытный мечник не сможет долго выстоять против десятка бойцов, вооруженных копьями.

Стараясь держаться поближе к домам, я заскользил вверх по склону. И за первым же углом лицом к лицу столкнулся с германцем, тащившим на плечах набитый чем-то мешок. Запоздавший крестьянин волокущий домой то, что наработал за день. Рука сама собой метнулась ему навстречу и варвар рухнул истекая кровью, так и не издав ни звука. На лице застыло удивление. Вытаскивая из тела меч, я шепотом выругался. Он бы мог указать мне дорогу к дому друида. Зачем было его убивать? Привычка, выработанная долгими годами походов и сражений. Увидел врага — убей. Она спасала мне жизнь. Теперь же сыграла злую шутку. Нет ничего хорошего или плохого. Есть нужное и ненужное в данный момент. Дав себе зарок оставить следующего в живых, я оттащил тело в придорожную канаву и продолжил путь.

Один есть. Жаль, что это простой землепашец. С другой стороны, этот самый парень, в мирное время пасущий скот или возделывающий поле, начнись война, запрятал бы подальше свой плуг и взялся за фраму. У германцев каждый мужчина прежде всего воин. Так что туда ему и дорога.

Половину подъема я проделал без всяких приключений. Деревня словно вымерла. Ни одного огонька, ни одного звука, кроме храпа. Их счастье.

Но когда я оказался у вершины, пришлось затаиться. На небольшой площади был установлен глиняный очаг, на котором варвары всем скопом готовят пищу. Чуть поодаль, у костерка грелись два варвара. Судя по валявшимся рядом с ними щитам и копьям — что-то вроде часовых. Интересно, что и от кого они тут охраняют? Остатки ужина, что ли? Пройти незамеченным мимо было невозможно — слишком плотно здесь стояли дома. Пришлось бы огибать холм. Впрочем, даже будь такая возможность, я не стал бы этого делать. Очень уж чесались руки.

Я бесшумно размотал пращу, вложил свинцовый шарик в петлю и приготовил нож. Одного из них надо оставить живым, второго можно отправить к праотцам. Оглядев обоих, я выбрал на роль проводника того, что поменьше и раскрутил пращу.

Тяжелый шарик ударил германца прямо в лоб. Тот беззвучно откинулся назад, взбрыкнув ногами. Удачный выстрел. Настала очередь второго. Он сидел, непонимающе вертя головой по сторонам. Но рука уже шарила вокруг в поисках оружия. Я оказался быстрее. Нож с тихим хрустом перерезал варвару горло от уха до уха. Германец так и не увидел, кто испортил ему вечер.

Надо было поторапливаться. Неизвестно, когда придет смена. К счастью, молодой варвар оказался жив. Широкая грудь едва прикрытая грубой холстиной еле заметно вздымалась. Крепкая голова, ничего не скажешь. Такому и шлем не нужен. Я плеснул ему в лицо воды, из его же бурдюка и как следует ткнул кулаком в бок. Помогло. Варвар застонал, открыл глаза и тут же дернулся всем телом. Я приставил нож к его глотке:

— Где живет ваш главный жрец? — прошептал я.

Варвар тупо уставился на меня, выпучив глаза.

— Где дом вашего жреца? — повторил я, выговаривая слова как можно четче.

Не помогло. Он продолжал пялится на меня, не издавая ни звука. Похоже, с пращей я не расчитал. Пришлось встряхнуть его и посильнее надавить на нож.

— Главный жрец. Где он?

— Там, — прохрипел варвар, бестолково вращая глазами.

— Где?

— Наверху. Большой дом.

— Там все дома большие.

Германец озадаченно замолчал. Жить ему хотелось, но придумать, как понятнее объяснить мне, где искать жреца, он не мог. Неудивительно, что пуля из пращи его не уложила на месте. С такой головой ему и баллиста не страшна.

— Значит так. Если хочешь жить, доведешь меня до дома жреца. Ты понял?

Я слегка провел по его горлу ножом. Варвар вздрогнул и кивнул. Кивок получился очень осторожным. Хоть на это ума хватило.

Я помог ему подняться, не убирая ножа, заломил руку за спину и подтолкнул.

— Если только вздумаешь пикнуть — я тебя убью.

В ответ германец только вздохнул.

Он оказался покладистым малым. Не пытался юлить или позвать на помощь. Довольно быстро мы добрались до дома жреца и спрятались в ближайших кустах. Дом действительно был большим. По меркам варваров. Я усмехнулся. Все оказалось не так уж и сложно.

— Это точно он? — на всякий случай спросил я.

Варвар промычал что-то утвердительное. Доверять полностью ему не стоило. Но проверить, что внутри дома было необходимо. Для этого придется оставить варвара здесь. То есть сообщить всей деревне, что я здесь и охочусь за их главным жрецом. С другой стороны, я пообещал оставить этому парню жизнь. А слово надо держать… Пришлось рискнуть. Я осторожно отнял нож от горла германца и со всей силы ударил рукоятью по затылку. Варвар обмяк. Быстро я связал германца его собственным поясом, оторвал от рубахи здоровый кусок и заткнул ему рот. Потом для верности еще раз огрел его по голове подвернувшимся камнем. Ему это не повредит, а мне спокойнее.

Оставив варвара в кустах, я скользнул к дому. И наткнулся на неожиданное препятствие. Массивная дверь была заперта изнутри. Я толкнул ее плечом. Она даже не шелохнулась. Окон германцы в своих домах не делают. Вроде бы должно быть отверстие в крыше над очагом, но дом был немаленьким. Пока буду карабкаться наверх перебужу всех. Пришлось идти напролом.

Громко и требовательно я постучал в дверь рукоятью меча. Глупо, конечно. Но ничего другого в голову не пришло. Не подкоп же делать! Да и потом, жизнь научила меня, что порой самые глупые решения оказываются в итоге самыми правильными.

Так произошло и на этот раз. Сначала послышались тяжелые шаги, потом в щели показалась полоска света и, наконец, грубый сонный голос произнес:

— Кого Доннар принес в такую пору? Хозяин спит. Убирайся.

— Открывай. Я принес весть о сбежавшем римлянине.

Человек за дверью задумался.

— Открывай говорю, иначе завтра хозяин тебе шею свернет. А я ему помогу.

— Кто ты? Слышу, ты не из хавков.

Ну конечно! Наивно было бы пытаться выдать себя за германца. Я на мгновение задумался. И решил сыграть по-крупному:

— Я от Вара. Это он послал меня. С важным известием. Могу уйти. Но тогда пеняй на себя.

Не знаю, имя Вара подействовало или верх взяло обычное нежелание слуг и рабов брать на себя ответственность за решения, но я услышал звук отодвигаемых засовов. Дверь медленно отворилась и передо мной возник здоровенный полуголый детина, с лучиной в волосатой руке.

Последнее, что он увидел в жизни — мое измазанное глиной и кровью лицо.

На ходу вытирая меч, я двинулся вглубь дома. У варваров в их жилищах нет комнат. Есть более почетные и менее почетные углы. В самых богатых домах — пристройки, соединяющиеся общей крышей.

Как ни старался я идти осторожно, все же передвигаться абсолютно бесшумно по незнакомому дому в полной темноте не получалось. То и дело я спотыкался обо что-то, задевал головой, толкал плечом. Удивительно, сколько хлама варвары хранят дома!

Не знаю, что это было. Сработало шестое чувство или просто повезло. Но когда я сделал шаг в сторону, подумав, что впереди столб, подпирающий крышу, рядом с моим плечом просвистела дубинка. Не успев ничего толком сообразить, я резко развернулся, очертя мечом полукруг. В этот миг вспыхнули факелы и на меня с разных сторон, подбадривая друг друга азартными криками кинулись хозяева дома. Вернее, как я понял в следующую секунду, рабы. Почти голые, вооруженные всяким хламом вроде вертелов или цепов, эти несчастные попытались ценой собственной жизни спасти своего хозяина.

Оказывается, мои блуждания по дому не остались незамеченными. Хитрые ребята, сначала окружили меня, и только потом бросились в атаку. Но эта хитрость им не очень помогла. Я старался по возможности не убивать их. Ранить или оглушить — этого было вполне достаточно.

Схватка длилась недолго. Но этого времени оказалось достаточно, чтобы старый друид исчез. Я уже с факелом обыскал весь дом, не обращая на стоны рабов. Пусто. Постель, которая, по-видимому принадлежала жрецу, была совсем теплой. Я бросился к одному из рабов, который выглядел наиболее жалко.

— Где жрец?

Раб тоже решил для начала поиграть в молчанку. Но нож у горла и на этот раз сработал безотказно.

— Он ушел через запасной ход. Там тропинка. Ведет к дому старейшины. Если поторопитесь, догоните, — одним духом выпалил раб.

А вот это плохо. Это очень плохо. Если жрец поднимет на ноги вождя… Это очень и очень плохо.

Со всех ног я устремился за друидом. Я не увидел, а услышал его. Ох, как он вопил! Аж уши закладывало. Я понял, что скоро здесь будет вся деревня.

Рискуя переломать в темноте ноги, я мчался вперед, ориентируясь на голос друида. И через десяток шагов разглядел его — он бежал смешно взбрыкивая коленями, будто перебегал вброд ручей. И орал не переставая. На бегу я достал пращу. На этот раз я был аккуратнее. Постарался запустить камень не очень сильно. Мне вовсе не хотелось разбивать старику голову. Она мне еще пригодится.

Жрец будто споткнулся, когда камень угодил ему между лопаток. В два прыжка я оказался над корчившимся на земле стариком. Перетянуть ему бечевкой руки и взвалить на спину было делом минуты. Но и этого оказалось много. С разных сторон раздавались тревожные голоса. Где-то мелькали огоньки факелов.

Настал черед фляги с маслом. С друидом на горбу я вбежал в дом, свалил все, что может гореть в кучу, облил ее маслом и бросил факел. Огонь взвился до самой крыши. Раненые рабы отчаянно завыли и кто во что горазд поползли к выходу. Очухавшийся друид тоже заверещал, глядя, как горят его пожитки. Непонятно было, чего больше в его крике — возмущения, страха или сожаления.

Я выскочил из горящего дома через запасной выход. Там меня уже поджидали двое варваров. Наверное, из дома старейшины. Внезапность была на моей стороне, но попотеть пришлось. Парни оказались бывалыми рубаками. Но все же не такими опытными, как я. Да и убегать всегда проще, чем догонять или останавливать бегущего.

Я прорвался оставив за собой воющих от боли и ярости германцев.

Народ постепенно стекался к дому друида, из которого уже вырывались клубы дыма.

— Пожар! — заорал я.

И пока еще немногочисленные заспанные жители деревеньки подхватили:

— Пожар!

Постепенно хор разрастался. Всем было интересно поглазеть на горящий дом главного жреца. Я от всей души надеялся, что мой нехитрый трюк даст мне достаточно времени, чтобы вырваться из деревни.

Быстрее, быстрее, быстрее! Вниз по склону, петляя между домов, прячась от снующих взад-вперед, ничего не понимающих людей, размахивающих кто факелами, кто копьями, кто кожаными ведрами.

Мне пришлось еще несколько раз доставать меч, прежде чем я оказался у частокола. Перебросить старика через изгородь оказалось непростым делом. Этот мерзавец орал и дрыгал ногами так, будто его поджаривали на медленном огне. Наконец, мне все удалось перепихнуть его на ту сторону. Я последовал за ним.

До спасительного леса оставалось шагов пятьдесят. Их я не пробежал — пролетел. Меня подгоняли вопли варваров, разобравшихся, что к чему. Вслед мне полетели горящие стрелы. Одна просвистела совсем рядом. Друид даже перестал визжать. Понял, что лучники целятся на его голос.

Я был уже в лесу, когда донесся стук копыт — варвары снарядили погоню. Но ночью в лесу у них было немного шансов догнать меня. Я пристроил жреца поудобнее и перешел на ровный бег. Так я мог бежать всю ночь — это уже было не раз проверено в сотнях марш-бросков. Друид на плечах был ненамного тяжелее обычной походной выкладки. Только что вонял здорово.

Вскоре я был на том самом месте, где оставил коня и тихонько свистнул. К счастью, конь никуда не делся. Подошел и ткнулся влажной мордой мне в щеку. Я вскочил в седло, рывком поднял старика и бросил поперек перед собой. Конь недовольно фыркнул, почувствовав двойную тяжесть.

К утру мы были уже далеко.

* * *

— Ну что, вот мы и поменялись местами, — сказал я, подбрасывая валежник в костер.

Связанный друид начал извиваться, стараясь отползти подальше от огня. Он хотел что-то сказать, но ему мешал кляп.

Выглядел главный жрец жалко — босой, растрепанный, в латаном-перелатаном балахоне, едва доходившим до костлявых коленок. Обрезанная под корень борода проплешливо топорщилась. Бороду отрезал я. На всякий случай. Вдруг, в ней и есть его колдовская сила? Откуда мне знать? Лучше не рисковать. Из этих же соображений я заткнул ему рот и связал пальцы на руках. Не нужны мне здесь всякие ядовитые ящерицы да жабы.

Мы уютно устроились в небольшой расселине в горах. Даже не горы это были, так, высоченные холмы, изрезанные глубокими оврагами и поросшие вереском. Но укрыться здесь можно было неплохо. И от ветра и от посторонних глаз. Конь мирно щипал куцую травку, я, отмывшись от грязи и крови, возился с костром, а друид в тоске ожидал, что будет дальше. Оснований думать, что все обойдется у него не было. Поэтому выглядел он не слишком бодро. Скулил и ерзал, не сводя с меня затравленного взгляда.

— Да не дергайся ты. Раньше надо было бояться. Или думал что можно безнаказанно римских центурионов пытать? Я ведь тебя предупреждал. Говорил — отпусти, и может быть, останешься жить. Ты не послушался. Теперь пеняй только на себя. Сначала придется немного тебя помучить. Самую малость, если ты окажешься разговорчивым жрецом.

Старик закатил глаза и попытался потерять сознание.

— Это тебе не поможет, жрец, — сказал я, вороша пылающие ветки. — Единственное, что тебя может спасти — великое чудо. На остальное даже не рассчитывай.

Старик что-то забубнил сквозь кляп.

— Даже слушать не хочу. Долг есть долг, приятель. Я ведь тебе крепко задолжал, верно? Вот сейчас и расплачусь. Кстати, как ты относишься к каленому железу? Или есть другие пожелания?

Старик забился головой о камни.

— Нету? Ну вот и хорошо, а то выдумывать, знаешь ли, у меня плохо получается.

Я сунул лезвие кинжала в костер. Старик затих, завороженно следя за тем, как медленно раскаляется клинок.

— Пока я тут готовлюсь, ты постарайся припомнить все, что знаешь о старом отшельнике.

Старик дернулся всем телом и выпучил глаза.

— Ага, вижу, что-то да знаешь… Славно. Вот и расскажешь мне, где его можно найти. Ну и что там еще вспомнишь… Чем душевнее получится у нас разговор, тем меньше дырок будет в твоей шкуре. Понятно?

По его лицу было видно, что все ему понятно.

Честно говоря, несмотря на все, что этот мерзавец сделал со мной, пытать его я не хотел. Убить — да, это можно. Но пытать… Я все-таки солдат, а не палач. Не по душе мне это занятие. Поэтому очень надеялся, что друид будет сговорчивым.

Когда кинжал раскалился до красна, а друид напротив стал белее снега, я подошел к нему и вынул кляп. Жрец завороженно следил за алеющим острием у меня в руке.

— Ну что, начнем? — сказал я, делая зверское лицо. — Что это за отшельник? Где его искать? Почему вы так боитесь его? Говори.

Жрец мелко трясся, поскуливал, судорожно сглатывал слюну, таращил глаза, но молчал.

Я молча рванул на нем балахон, обнажив костлявую, поросшую реденькими седыми волосами грудь. Ребра ходили как кузнечные меха.

— Говори.

Старик замотал головой.

Ох, как же мне не хотелось этого делать! Но ради отца, ради Марка, Быка и Куколки… Я вздохнул и поднес пылающий жаром кинжал к груди старика.

Орал он так, что слышно было, наверное, в самом Риме. Пришлось снова сунуть кляп в рот. Но он и с ним умудрялся визжать ненамного тише. Конь то и дело встревоженно поглядывал в нашу сторону. Ему все это тоже не нравилось.

— Ну, скажешь? Или продолжим? — спросил я, утирая пот со лба.

Старик взглядом дал понять, что хочет продолжить. Я сунул кинжал в огонь…

Хватило друида ненадолго. Вскоре он потерял сознание. Я подумал, что если так его не проймешь, придется прибегнуть к более действенным методам, которым я научился в Египте. Удивительно, сколько всего можно сделать с помощью веревки и небольшой палочки. Самые отчаянные ребята не выдерживали и пяти минут подобных забав.

Я окатил старика водой. Тот открыл глаза, увидел меня и снова чуть не лишился сил. Но пара пощечин окончательно привела его в себя.

— Может, все-таки поговорим? Ты учти, что каленое железо — это детская забава. Если будешь молчать, мне придется сделать кое-что покруче. Не советую заставлять меня…

— Бу-бу-бу, — сказал варвар. — Бу-бу!

Я вытащил кляп.

— Я скажу, скажу! Не надо больше!

— Говори. Что это за отшельник?

— Дай попить, — прохрипел жрец, облизывая пересохшие губы.

— Говори. Потом дам воды.

Старик злобно посмотрел на меня. Я сделал вид, что снова собираюсь ткнуть его ножом. Он вздрогнул и заговорил:

— Это великий колдун. Великий, понимаешь? Говорят, магии его учил сам Вотан. Я не верю, конечно, но сила у него великая, этого отрицать не буду. Он ушел от людей давным-давно, когда я был еще юношей. И до сих пор живет, хотя уже тогда у него были седые волосы. Ему лет сто, наверное, не меньше… Великий маг, великий…

— Дальше.

— А что дальше? Больше я ничего о нем не знаю. Только то, что он очень сильный маг. И терпеть не может людей. Учеников даже нет. Живет, как зверь…

— Так… И он знает, где Сердце Леса, но вам не говорит. Верно?

— Вряд ли он что-то знает… С чего бы ему знать, где камень?

Жрец пытался говорить убедительно. Я понял, что доверительный разговор на какое-то время закончился.

Увидев кинжал, старик запищал, но я заткнул ему рот. В конце концов, он сам виноват в том, что ему приходится все это терпеть.

* * *

Я здорово устал. Всегда знал, что у палачей работенка не легкая, а теперь убедился на собственной шкуре. Старику, правда, тоже приходилось туго. Держался он из последних сил. Было видно, что еще чуть-чуть, и он разговорится. Пора бы. Мы торчали здесь уже полдня. Если германцы дорожат своим жрецом, они вполне могут добраться и до этих мест в своих поисках. А встреча с толпой разъяренных варваров в мои планы не входила. Я уже начал всерьез задумываться о том, чтобы прибегнуть к методам допроса, увиденным в Египте. Но друид сломался раньше.

— Хватит, — взмолился он. — Расскажу я тебе все, расскажу, только перестань, прошу тебя!

— Помнится, сам-то ты прекращал пытку лишь когда понимал, что я уже не приду в себя до следующего дня, — сказал я. — Как самому побыть в моей шкуре, а?

Но кинжал убрал. Он, конечно, негодяй еще тот. Но не уподобляться же ему. Чем я буду лучше него, если стану издеваться над ним только из собственной прихоти?

— Давай. Говори. И учти — замолчишь, я отложу кинжал в сторону и проделаю над тобой то, что делают с пленными врагами нумидийцы. В жарких странах, чтобы ты знал, вообще особый подход к пыткам. Там ребята очень утонченные… Так что не вздумай со мной крутить.

— А что будет со мной, когда я расскажу все, что ты хочешь услышать? Ты убьешь меня?

— Будет зависеть от того, что я услышу.

— Так нечестно.

— Это ты говоришь со мной о честности? Напомнить, какой выбор ты предоставил мне?

— У меня не было другого выхода. На тебя мне было наплевать. Мне нужен камень. Если бы ты все рассказал мне…

— Ты бы просто меня убил. Я это помню. Могу предложить такой же вариант.

Жрец насупился.

Я понял, что мне опять придется браться за кинжал, если я не оставлю ему пути к отступлению. Никогда не загоняй врага в ловушку, из которой нет выхода. Обреченные на смерть сражаются особенно яростно. Это я тоже хорошо усвоил на войне.

— Хорошо. Если ты ответишь на все мои вопросы и ответишь честно, я отпущу тебя.

— Даешь слово? — оживился старик.

— Даю слово. Ты сможешь вернуться в свою поганую деревню. Но если я поймаю тебя на лжи — не обессудь. Подохнешь в таких мучениях, которые твоим кровожадным богам и не снились. Понял?

— Что ты еще хочешь узнать? Я же рассказал об отшельнике.

— Он знает, где камень?

— Может знать. Сила его велика. Камень связан с тобой кровью и может открыться теперь только тебе. Но он неимоверно силен. Ему открыты многие вещи. Я думаю, ему не составит труда увидеть камень, где бы он ни был.

— Как его имя?

— Свое имя он не отрывает даже нам, жрецам Вотана, не то что простым людям.

— Почему бы вам тогда просто не спросить его, где этот проклятый амулет? Вы же вроде как из одной когорты?

— Как же ты глуп, римлянин! Если бы это было возможно, неужели я стал бы возиться с тобой столько времени? Этот выживший из ума старик считает, что весь мир не стоит и волосинки в его носу. Он считает людей чем-то вроде сорняка, не дающего расти полезным растениям. Люди для него зло. Никто не может приблизиться к его пещере. Он подчинил себе деревья и кусты, которые ни за что не пропустят человека. Дикие звери служат ему и разорвут на части всякого, на кого он укажет. А видит он на многие дни пути вокруг… Если ему интересно, то он сейчас слышит каждое наше слово. Но даже если какой-то храбрец и сможет пройти через все ловушки и преграды, он ничего не добьется. Старик может убивать взглядом. Может обратить незваного гостя в камень. Может испепелить одним движением пальца. Единственное, чего он не станет делать — разговаривать с человеком. Никогда и ни за что. Он даже принес страшную клятву богам, что даже рта не откроет в присутствии другого смертного. Нет, все тайны он заберет с собой в могилу. Если, конечно, не открыл секрет бессмертия. Хотя, с его ненавистью ко всему миру, бессмертие было бы для него наказанием.

— Почему же он так всех ненавидит?

— Я же говорю — из ума выжил. Он считал, что жрецы служат не богам, а самим себе. Ради наживы… Обычное дело. Так говорят все, кто не может выбраться из бедности и завидует другим, более удачливым.

— Ты сам-то не из бедных, да?

— Да, — важно ответил жрец. — Я помогаю людям, а люди меня за это благодарят. Все справедливо. Ну а он все больше идолам угождал. Потому и жил даже не в доме, а в шалаше, за частоколом.

— Почему за частоколом?

— Слишком много языком трепал. Ходил и попрекал всех, что не живут согласно законам, которые оставили нам боги. Призывал отказаться от богатства, прекратить войны из-за земель и рабов, уйти в лес, жить, как звери… Ну, его и выгнали, чтобы не смущал народ.

— Жрецы, небось, и выгнали?

— Люди выгнали.

— Богатые?

— Что, богатые?

— Ну, богатые выгнали-то?

— Не бедные. Беднякам вообще некогда задумываться о словах какого-то сумасшедшего. Им лишь бы брюхо набить. А мы задумывались. И решили, что без него спокойнее будет. Совсем изгнать с земель не могли — старейшины запретили. Такие же полоумные старики.

— Для тебя, смотрю, всяк, кто нажиться не хочет — полоумный. Ладно, твое это дело… Что дальше с отшельником?

— Ну а что дальше? Ушел, в конце концов, да и все. Поначалу еще помогал тем, кому помощь нужна была. Потом постепенно дорогу к нему простой люд позабыл. Он и одичал там, в пещере своей. Совсем умом тронулся от одиночества. С тех пор так и живет — всех ненавидит, магией своей занимается, но никому секретов своих не выдает…

— Как его найти?

— А тебе зачем? — прищурился друид.

— Ты уже свое отспрашивал. Теперь мой черед. Отвечай, где пещера отшельника.

— На знаю. Дорогу к ней уже давно позабыли. Даже мой отец не знал, где старик живет…

Я вздохнул и взял веревку. Нашел подходящую палочку и повернулся к жрецу, с тревогой следившим за моими приготовлениями.

— Вижу, все-таки не хочешь ты домой вернуться. Что ж, тебе решать. Сначала я переломаю тебе все пальцы на руках. По одному. Если не начнешь говорить — дойдет дело до рук. Потом примусь за ноги. Если к тому моменту еще не помрешь…

— Подожди, подожди, подожди! Не надо. Я честно не знаю!

Он попытался отодвинуться от меня. Изо рта свесилась ниточка слюны. Глаза совершенно бешенные.

Не обращая внимания на его скулеж, я аккуратно пристроил палочку ему между пальцами и принялся вязать хитрый узел.

— Стой! — взвизгнул старик. — Зачем тебе знать, где он живет? Все равно не дойдешь!

— Если все равно не дойду, чего тебе скрывать? — возразил я и начал помаленьку затягивать узелок.

Раздался противный хруст. Старик взвыл.

— А-а-а! Прекрати! Я скажу, скажу! В полудне отсюда, к северу, есть река. Иди вниз по течению, пока не увидишь слева гору, похожую на голову волка. Она так и называется Волчья голова. Не спутаешь… Где-то там, на западном склоне и есть его пещера!

— Долго по реке идти?

— День или два.

Я снова затянул узел.

— У-у-уй! День! Один день! Перестань, прошу тебя! Один день до излучины! Оттуда уже видна гора. Только нужно ее обойти, чтобы попасть на западную сторону. Но со всех сторон топи. Никто тайных тропинок не знает, кроме отшельника.

— Ладно. Отдохни немного, — я размотал веревку и вытащил палочку. — Расскажи-ка мне, что у вас за дела с человеком по имени Оппий Вар? Это была его идея меня похитить?

— Какой еще Оппий Вар?

Я сделал вид, что снова собираюсь вставить палку между пальцев.

— Ах ты про римлянина? Я не знаю, как его зовут! Честное слово! Он не говорил мне. Да, это он сказал, где тебя найти. Он же все и устроил.

— Зачем?

— Не знаю… А-а-а-а! Перестань! Ему нужен камень.

— То есть у вас одна цель — найти камень, так?

— Да.

— А что потом? Нашли вы его и что? Вряд ли Вар отдаст его тебе.

— Так далеко мы не заглядывали. Вернее, у каждого свой план. Я не знаю, что задумал Вар. Но пока мы на одной стороне.

Видно было, что он говорит правду. Да и какой смысл ему врать сейчас, после того как он мне столько рассказал. Я решил больше не давить на него. Главное выяснить удалось. Можно, конечно, спросить про Куколку. Но это опасно. Если она вне подозрений, то своим вопросом я навлеку на нее беду. Если же мертва — спрашивать бесполезно.

— Ну что, хочешь мне еще что-нибудь сказать?

— Сдержи слово. Отпусти меня. Я уже совсем старик, не укорачивай и без того коротких дней.

— А может, навестишь со мной своего приятеля отшельника?

— Нет! Это верная смерть! Ты ведь обещал отпустить меня!

Я задумался. Стоит перерезать веревки, жрец помчится в деревню, это ясно. Но что он сделает, когда доберется до своих? Снарядит погоню? Пошлет весточку Вару? Скорее всего, и то и другое. Но какой смысл ловить меня, если он уже убедился — камня у меня нет. Куда проще дать мне спокойно отправиться к отшельнику и сгинуть на этом пути. Или отшельник не так недосягаем, как он пытался уверить меня?

Я понял, что хоть и узнал больше, понимать, что к чему стал еще меньше. Вопросов ничуть не поубавилось. Аж голова заболела. Не солдатское это дело — думать. Все эти хитрости, уловки, недомолвки… Эх, выйти бы один на один, да в честном бою все и решить! Вот это по мне.

Жрец терпеливо ждал моего решения. Я и так знал, что сделаю с ним. Слово есть слово. Тут уж хоть костьми ляг, но сделай, как обещал. Время тянул только для того, чтобы помучить его немного. Пусть почует, каково это — смерти ждать.

Наконец, я вытащил нож и перерезал веревки. Старик закряхтел, прижал к груди покалеченную руку, охнул, когда дотронулся до ожогов, и захныкал.

— Не ной. Давай, иди отсюда. Но учти — еще раз мне на пути попадешься, убью. Понял?

— Сдается мне, что не встретимся мы больше, глупый римлянин. Сгинешь в лесах.

— Давай, давай, топай. И мой тебе совет — держись подальше от Вара. Иначе, когда я до него доберусь, тебе тоже несдобровать.

Старик злобно посмотрел на меня и ничего не ответил.

— Все, пшел вон отсюда! — я поднял его за шиворот и дал хорошего пинка.

Жрец кубарем скатился с холма, полежал с минуту, потом вскочил и заковылял к деревне.

А я отправился седлать коня. Плевать мне на все их хитрости. Что бы старик ни задумал, меч при мне, а правда на моей стороне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.