Духовный кризис и современная наука

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Духовный кризис и современная наука

Многим профессионалам, даже если они, в общем, с симпатией относятся к трансперсональной психологии и концепции духовного кризиса, оказывается трудно примирить эти понятия со своей традиционной подготовкой. Система мышления, которая сознательно отбрасывает все, что не может быть взвешено и измерено, не оставляет никакого места для признания творческого космического разума, духовных реалий или таких вещей, как надличностные переживания или коллективное бессознательное. В научных кругах весьма распространено представление о трансперсональной точке зрения, как о чем-то не только научно не обоснованном, но и фундаментально несовместимом со строгим научным мышлением. Поэтому нам представляется важным дать краткий обзор недавних революционных достижений западной науки и показать, что те понятия, которые мы здесь обсуждаем, отнюдь не являются «ненаучными» или «иррациональными». Хотя они явно несовместимы с традиционным ньютоно-картезианским мышлением*, они хорошо согласуются с теми революционными достижениями в различных областях современной науки, которые часто называют «новой парадигмой».

Давайте сначала посмотрим на традиционную парадигму западной науки, основанную на идеях ньютоновской физики и ее исходных представлениях о природе реальности и человеческих существ.

Мировоззрение ньютоно-картезианской науки

Традиционная доэйнштейновская физика была основана на твердом убеждении, что Вселенная имеет материальную природу и состоит из плотных и неразрушимых элементарных кирпичиков-атомов. Подчиняясь определенным неизменнным законам, атомы движутся в трехмерном пространстве и во времени, которое считается равномерно текущим из прошлого через настоящее в будущее. Ньютоновская наука рассматривала существование Вселенной как историю эволюционирующей материи, а сам космос — как гигантскую сверхмашину, действие которой полностью детерминировано. С этой точки зрения, если бы мы могли выявить и измерить все факторы, действующие в мире в настоящий момент, то, в принципе, были бы способны точно восстановить любую ситуацию из прошлого, а также предсказать все, что произойдет в будущем. Это невозможно сделать на практике по причине сложности мира, которая не позволяет нам установить и измерить все факторы, действующие в мироздании.

Ньютоновская физика добилась чрезвычайных успехов будучи теоретическим фундаментом научной и промышленной революции. Она превратилась в образец для научной деятельности в других областях, и ее описание материального мира стало обязательной основой для обсуждения всех природных феноменов, в том числе сознания и человека. В мировоззрении, созданном ньютоновской наукой, жизнь, сознание и творческий разум считаются случайными побочными продуктами материи. Человеческие существа рассматриваются как материальные объекты, обладающие свойствами, которые описывает ньютоновская наука, точнее говоря, как высокоразвитые животные и мыслящие биологические машины. Границы человеческого организма считаются абсолютными и совпадающими с поверхностью кожи. Согласно традиционному мышлению, сознание и человеческая психика — это продукты нейрофизиологических процессов в мозге и, подобно самому мозгу, помещаются внутри черепа. Умственная деятельность основана на информации, накапливаемой органами чувств и хранящейся в центральной нервной системе; всякое приобретение информации и коммуникация могут происходить только в материальных системах, вроде мозга или физико-химической структуры генов, и требуют обмена уже известных и измеримых видов энергии. Экстрасенсорное взаимодействие и доступ к новой информации без посредства органов чувств невозможны.

Вдобавок, вышеприведенное описание природы реальности и человека в прошлом считалось не тем, чем оно было на самом деле — полезной моделью, обобщающей знания и наблюдения, доступные на некотором этапе истории науки, — а точным и окончательным описанием самой реальности. С логической точки зрения, это следует считать серьезной путаницей «карты» с «территорией»*.

Современные подходы к душевному здоровью и душевным болезням — прямой результат обобщенного применения ньютоновского мышления к психиатрическим проблемам. Согласно этой точке зрения, центральная нервная система просто отражает объективно существующий мир. Все существующие определения психоза подчеркивают неспособность индивида проводить разграничение между своими субъективными переживаниями и миром согласованной реальности**, которую зачастую называют объективной реальностью.

Нормально функционирующий человеческий мозг должен правильно и точно отражать Вселенную. И раз традиционная наука считает, что мир действительно обладает ньютоновскими свойствами, понятие психической нормальности требует, чтобы индивид воспринимал его и мыслил о нем в этих же категориях. Любое серьезное отклонение от опыта «объективной реальности» предполагает наличие какого-то патологического процесса, нарушающего правильное функционирование мозга. Такой индивид считается страдающим «душевной болезнью».

Поскольку концепции объективной реальности и проверки на соответствие реальности служат ключевыми факторами при определении душевного здоровья, в этом отношении абсолютно решающее значение приобретает научное понимание природы реальности. Поэтому любые фундаментальные изменения в научном мировоззрении должны иметь далеко идущие последствия для определения психоза. Фактически в этом столетии научное понимание реальности претерпело радикальные изменения, но традиционные психологи и психиатры пока еще не приняли неизбежных последствий этих изменений для своих дисциплин.

Новая парадигма, возникающая в западной науке

Революционные достижения в разнообразных научных дисциплинах привели к формированию мировоззрения, радикально отличающегося от ньютоновского образа Вселенной. Некоторые из наиболее радикальных изменений произошли в физике, которая всегда была краеугольным камнем механистической науки. С появлением теории относительности Эйнштейна и квантовой физики традиционные понятия материи, времени и пространства оказались недостаточными. Физическую вселенную стали рассматривать как единую сеть парадоксальных, статистически детерминируемых событий, в которых важную роль играют сознание и творческий разум.

Признание того, что Вселенная представляет собой не механическую систему, а бесконечно сложное взаимодействие колебательных явлений различных видов и частот, подготовило почву для понимания реальности, которое базируется на совершенно новых принципах. Этот подход стал известен как голографический, так как некоторые из его самых замечательных черт можно продемонстрировать, используя в качестве теоретической модели оптическую голографию. В создание этого волнующего нового взгляда на реальность наибольший вклад внесли двое ученых — физик Дэвид Бом и исследователь мозга Карл Прибрам. Всестороннее обсуждение голографического понимания Вселенной и мозга выходит за пределы этой книги; эта тема подробно рассматривалась в книге «За пределами мозга» и в других публикациях, к которым мы отсылаем заинтересованных читателей.

Один из аспектов голографического подхода, особенно актуальный для нашей темы, состоит в возможности совершенно новых взаимоотношений между частью и целым. В голографических системах информация распределяется таким образом, что вся она содержится в каждой отдельной части системы. Это свойство можно продемонстрировать, разрезав оптическую голограмму на много мелких частей, каждая из которых обладает способностью воспроизводить все голографическое изображение.

Понятие «распределенной информации» открывает совершенно новые перспективы в понимании того, каким образом наддичностные переживания могут обеспечивать непосредственный доступ к информации о различных аспектах Вселенной, которые находятся за пределами традиционно определяемых границ индивида. Если индивид и его мозг представляют собой не изолированный объект, а неотъемлемую часть Вселенной, обладающей голографическими свойствами — своего рода микрокосм в более обширной системе, — тогда понятно, что они могут иметь непосредственный доступ к информации, находящейся за их пределами.

В числе основных критиков конвенционального мышления следует упомянуть Грегори Бэйтсона, который подвергал сомнению традиционные представления, показывая, что все границы в мире иллюзорны и разум неотделим от природы. Еще одним фундаментальным вызовом конвенциональному мышлению стали работы британского биолога Руперта Шелдрейка. Он указал, что традиционная наука в своей однобокой погоне за «энергетической причинностью» полностью оставила без внимания проблему происхождения формы в живой природе. Его концепция морфического резонанса предполагает, что формы в природе и различные виды научения управляются полями, которые не могут быть обнаружены и измерены современной наукой.

Современные открытия в психологии и психиатрии не менее поразительны и радикальны, чем в естественных науках. Работы Юнга, касающиеся коллективного бессознательного, архетипов и синхронности, в свою очередь, подрывают позиции механистической науки и расширяют границы прозаического здравого смысла. Они показывают, что психика представляет собой универсальное начало, наполняющее все сущее и неотделимое от материального мира согласованной реальности. А надличностные переживания, открытые современными исследователями сознания, обладают свойствами, которые ставят под сомнение сами основы традиционных представлений о взаимосвязи сознания и материи.

Новые открытия предполагают, что сознание не является продуктом мозга; оно опосредуется мозгом, но не возникает в нем. Современные исследования дали поразительные свидетельства того, что сознание может быть равноправным партнером материи или даже управлять ей. Оно все больше проявляется как первичный атрибут бытия, который вплетен в структуру Вселенной на всех ее уровнях.

Новый образ человеческих существ

Открытия нескольких последних десятилетий приводят к обоснованному выводу о том, что психика не ограничивается биографией после рождения и открытым Фрейдом индивидуальным бессознательным. Это подтверждает содержащуюся во многих мистических традициях вечную истину, которая гласит, что человеческие существа, возможно, соизмеримы со всем сущим. Надличностные переживания и их необычайные потенциальные возможности неоспоримо доказывают этот факт.

Новый образ человеческого существа имеет парадоксальную природу и включает в себя два взаимодополняющих аспекта. Возможно, в повседневных ситуациях, связанных с обычными состояниями сознания, кажется вполне уместным считать людей биологическими машинами. Однако в неординарных состояниях сознания они могут проявлять свойства бесконечных полей сознания, выходящих за пределы пространства, времени и линейной причинности. Именно этот образ в течение тысячелетий описывали мистические традиции. Недавно он получил неожиданную поддержку со стороны танатологии, парапсихологии, антропологии, эмпирической психотерапии и психоделических исследований, а также работы с духовными кризисами.

Весь наш опыт в обыденном состоянии сознания систематически подтверждает то, что мы представляем собой классические ньютоновские объекты, живущие в мире, который обладает свойствами, описываемыми ньютоновской физикой. Материя является плотной, пространство — трехмерно, время — линейно, и все в мире связано цепочкой причин и следствий. Мы можем назвать такой способ восприятия самих себя и мира хилотропной формой сознания (что буквально означает «материально ориентированное», от греческого слова hyle — «материя» и trepein — «двигаться в направлении»). В хилотропном состоянии сознания мы никогда не можем полностью переживать с помощью всех наших чувств чего бы то ни было, кроме того, что есть вокруг нас в настоящий момент.

Эта ситуация резко контрастирует с тем, как мы воспринимаем себя и мир в некоторых неординарных состояниях сознания, возникающих во время глубокой медитации, гипноза, эмпирической психотерапии, психоделических сеансов, а иногда и спонтанно. Здесь мы говорим о холотропной форме сознания (что буквально означает «движущееся к целостности», от греческих слов holos — «целое» и trepein).

В этой форме сознания мы можем переживать широкий спектр феноменов, одни из которых представляют собой яркие воспроизведения прошлых событий, другие — последовательность смерти и возрождения, а третьи — разнообразные аспекты надличностной сферы. Они дают нам твердое эмпирическое доказательство того, что мир материи не является плотным, что все границы произвольны, а мы сами — не материальные тела, а беспредельные поля сознания. Они также указывают на возможность выхода за пределы ньютоновского времени и пространства и на существование реалий и существ, имеющих нематериальную природу.

В традиционной психиатрии все холотропные переживания интерпретируются как патологические явления, хотя предполагаемый болезненный процесс, который мог бы их вызывать, так и не обнаружен; это отражает тот факт, что старая парадигма не имеет адекватного объяснения для таких переживаний и не может интерпретировать их каким-либо иным образом. Однако тщательное изучение холотропных переживаний показывает, что они не являются патологическими продуктами мозга; напротив, они демонстрируют необычайные возможности человеческой психики и важные аспекты реальности, которые обычно скрыты от нашего осознания.

Описание человеческих существ связано с парадоксом, который, на первый взгляд, может показаться странным и неприемлемым для науки, требующей ясных и логически непротиворечивых ответов. Однако важно отдавать себе отчет в том, что существует значимый прецедент: в 30-е годы ученые столкнулись с подобным парадоксом в субатомной физике. Это так называемый парадокс волны-частицы, связанный с тем фактом, что свет и субатомная материя в одних ситуациях могут вести себя как частицы, а в других — как волны. Этот парадокс получил формальное выражение в сформулированном Н.Бором принципе дополнительности, который гласит, что оба этих аспекта, кажущихся несовместимыми, представляют собой два взаимодополняющих качества одного и того же феномена. Сейчас мы встречаемся с аналогичным парадоксом в науках, которые изучают человека.

Диагноз духовного кризиса

Чаще всего задают два важных вопроса: как можно диагностировать духовный кризис и как отличить преобразующий кризис от духовного самораскрытия и от душевной болезни? Чтобы задавать эти вопросы серьезно, профессионалы в сфере душевного здоровья должны признавать, что духовность является правомерным измерением бытия и что ее пробуждение и развитие — это желательное явление.

Критерии для проведения разграничения между духовным самопроявлением и духовным кризисом суммированы в Таблице 1 на стр. 51. Поскольку четких границ между этими двумя состояниями нет, приводимые критерии следует считать лишь полезными общими ориентирами. Первым важным критерием служат интенсивность и глубина процесса, его протекание и то, в какой мере переживающий его человек может нормально функционировать в повседневной жизни.

Так же важно и отношение к происходящему — кажется ли процесс волнующим и ценным или пугающим и подавляющим. И наконец, особенно важный критерий — способность поддерживать контакт с остальным обществом. Разборчивость в отношении тех, с кем человек решает обсуждать свои переживания, а также язык, который он использует, могут быть решающим фактором при определении того, нуждается ли он в госпитализации.

Если принято решение, что человек вышел за границы духовного самораскрытия и переживает кризис, наступает черед диагностических соображений. Мы снова приводим в виде таблицы (см. таблицу 2 на стр. 322–323) основные критерии различия между духовными кризисами и чисто медицинскими состояниями, а также так называемыми душевными болезнями.

Первая диагностическая задача — исключить любые патологические состояния, определяемые существующими клиническими и лабораторными методами, которые могут быть причиной эмоциональных, перцептуальных и других проявлений, например: такие состояния, как энцефалит, менингит или другие инфекционные заболевания, атеросклероз и опухоли мозга, уремия и еще некоторые болезни, при которых могут наблюдаться изменения сознания. Психологические симптомы этих органических психозов легко отличить от функциональных психозов с помощью психиатрического обследования и психологических тестов. Критерии для проведения таких различий приведены в первой половине таблицы 2.

Когда соответствующие исследования и анализы исключили возможность того, что мы имеем дело с проблемой органической природы, следующая задача состоит в том, чтобы определить, соответствует ли клиент категории духовных кризисов — иными словами, отличить это состояние от функциональных психозов. Нет никакого способа установить абсолютно ясные критерии для проведения различия между духовным кризисом и психозом, или душевной болезнью, поскольку сами эти термины недостаточно научно обоснованы. Не следует смешивать подобные категории с такими точно определенными болезнями, как сахарный диабет или злокачественная анемия. Функциональные психозы не являются заболеваниями в строгом медицинском смысле и их нельзя определить с той степенью точности, которая требуется в медицине при постановке дифференциального диагноза.

С практической точки зрения, принятие решения о том, что мы в том или ином конкретном случае имеем дело с духовным кризисом, означает, что мы должны оценить, принесут ли клиенту пользу стратегии, описанные в этой книге, или его следует лечить традиционными способами. Критерии для принятия такого решения приведены во второй части таблицы 2. Содержание духовного кризиса, как правило, представляет собой сочетание надличностных, околородовых и биографических переживаний. Оно демонстрирует приемлемую степень связности и, скорее всего, сосредоточивается на одной из тем, описанных в главе 4, или сочетает в себе несколько таких тем.

К числу благоприятных признаков относятся история достаточной сексуальной, психологической и социальной адаптации перед эпизодом, способность клиента допускать возможность того, что истоки процесса могут лежать в его собственной психике, достаточное доверие, чтобы сотрудничать и готовность уважать основные правила лечения. И наоборот, пожизненную историю серьезных психологических затруднений или крайних форм сексуального и социального поведения в общем случае можно считать неблагоприятным диагностическим показателем. Сходным образом, спутанное и плохо организованное содержание переживаний, наличие первичных симптомов шизофрении по Блейлеру*, сильная примесь маниакальных элементов, систематическое использование проекции и присутствие преследующих голосов и бреда показывают, что в данном случае могут быть предпочтительными традиционные подходы. Дополнительными отрицательными показателями являются сильные разрушительные и саморазрушительные тенденции и нарушение основных правил лечения.

Для клиентов, попадающих в категорию духовного кризиса, почти нет смысла пытаться использовать традиционые диагностические ярлыки. Однако поскольку профессионалы, получившие традиционную подготовку, привыкли мыслить в таких терминах и часто вынуждены практиковать в контексте устоявшейся медицинской системы, мы вкратце коснемся вопроса о возможных диагнозах.

Набор диагнозов, который предлагает психиатрам и психологам Американское диагностическое и статистическое руководство — American Diagnostic and Statistical Manual (DSM III) — совершенно не подходит для описания людей, переживающих духовный кризис. По большей части, это шизофренические реакции, маниакально-депрессивные реакции и параноидные реакции. Тщательный анализ проявлений основных видов духовного кризиса показывает, что они не подходят ни под одну из официальных категорий. Поскольку традиционная психиатрия не делает различий между психотическими реакциями и мистическими состояниями, то не только кризис духовного раскрытия, но и не осложненные надличностные переживания зачастую получают психиатрический ярлык.

Эту ситуацию справедливо критикуют трансперсонально ориентированные психотерапевты и исследователи. Наиболее прямую и ясную критику существующих диагностических подходов к мистическим состояниям и духовным кризисам дал психиатр из Калифорнийского университета в Лос Ажелесе Дэвид Лукофф. Он подчеркнул необходимость проведения четкого различия между мистическими состояниями и психотическими реакциями. Он полагает, что вдобавок к этому в психиатрии должны быть две категории для состояний, в которых мистические и психотические проявления накладываются друг на друга: мистических состояний с психотическими компонентами и психотических состояний с мистическими чертами.

При существующих обстоятельствах использование диагностических ярлыков затемняет суть явления и препятствует проявлению целительного потенциала процесса. В дополнение к социально позорным и психологически вредным последствиям оно создает ложное впечатление, что состояние клиента — это точно установленная болезнь, и служит оправданием для применения подавляющих лекарств в качестве научно обоснованного подхода.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.