Глава 15
Глава 15
«Пассат» летел по пустынной дороге, оставив далеко позади пригороды Санкт-Петербурга. Ольга крепко сжимала руль, изредка бросая взгляд на спидометр. Здесь, на широкой ухоженной трассе, можно было позволить держать сто тридцать-сто пятьдесят, благо впереди простирался участок с односторонним движением. Мелькнул за окошком указатель: «Добро пожаловать в Карелию!» — и «фольксваген», не снижая скорости, помчался по территории автономной республики.
Если я часов за пять доеду до Петрозаводска, то до Мурманска останется — рукой подать, — размышляла Ольга. — Главное, чтобы с дорогой повезло.
От кого-то она слышала, что мурманская дорога — кочки да ухабы, но пока эти слова не подтверждались: вылизанный идеально ровный асфальт говорил о том, что полотно отремонтировали совсем недавно и содержали в образцовом порядке.
Попавшийся навстречу «жигуленок» приветливо подмигнул ей фарами, девушка вежливо ответила. Минуты через три точно так же ее поприветствовала черная «Волга».
Видно, в Карелии так принято, — улыбнулась Ольга, снова ответно моргнув.
И тут же за очередным поворотом углядела крупный указатель «Пост ГАИ». Ни сбросить скорость, ни притормозить она не успела. И сделала и то, и другое, только лишь когда наперерез машине выскочил разъяренный инспектор. Паркуясь, девушка сообразила, что означали приветливые знаки внимания от встречных автомобилей.
— Документы, — сурово козырнул страж карельских дорог.
Попалась, — обреченно констатировала Ольга. — Сейчас еще и угон пришьют. Доверенности на «пассат» нет, прав — тоже. Равно как и паспорта. Единственное, по чему ее можно опознать, — чудом сохранившееся удостоверение первого канала с золоченой надписью «Пресса» с тыла. В отличие от остальных документов, оно лежало в кармане куртки, а не в украденной сумке.
Милиционер недовольно принял красные корочки, раскрыл. Недоверчиво перевел глаза с фотографии на Ольгу, снова на фото… Расплылся в смущенной улыбке.
— Это вы?
— Я.
— Ольга Вячеславовна… — он явно растерялся, — что ж вы нарушаете? Такой известный человек, мы все ваши программы на видео записываем…
— Извините, — потупилась Славина. — Задумалась.
— Вы в командировку? Одна? А где же коллеги?
— Они на самолете, — соврала Ольга. — А мне по пути надо кое-куда заскочить.
— Так вы к нам, в Петрозаводск? — обрадовался инспектор. — В Карелии будете новую программу снимать? О чем?
— О сейдах, — нашлась нарушительница. — У вас же есть сейды?
— Сейды? — Гаишник задумался. — А это…
— Ну, камни такие огромные!
— А, камни, — облегченно выдохнул инспектор. — Сколько угодно! На каждом шагу! А что в них интересного?
— Секрет! — заговорщически подмигнула Славина. — Но вам скажу. Они обладают магическими свойствами.
— Да вы что! — изумился милиционер. — Никогда не думал…
— Только вы — никому, — попросила девушка. — А то меня с работы выгонят.
— Что я, не понимаю, что ли? — ухмыльнулся страж дорог. — Служебная тайна. Счастливого вам пути. — Он молодцевато козырнул. — Я посты по рации предупрежу, чтобы вас не тормозили. Но вы все равно осторожнее, мало ли что.
— Спасибо, — искренне улыбнулась Ольга, заводя машину.
— Мне бы… — милиционер замялся.
— Автограф? — сообразила журналистка. — Конечно! На чем расписаться?
— Эх, нет ничего, — огорчился парень. — Одни протоколы.
— Так давайте, я вам на протоколе и распишусь! — и наискось размашисто вывела: «Лучшему автоинспектору Карелии с любовью! Ольга Славина».
Она отъехала от поста совсем недалеко, метров пятьсот, и свернула на обочину. Неожиданная остановка сбила ритм дыхания, в котором она жила с той самой минуты, как снова ощутила себя в кабине «пассата» после удивительного и жуткого путешествия над землей. Тогда, не размышляя и не оценивая собственное, подспудно сформулированное решение, она просто вывела машину из гаражного ряда и погнала вперед. То, что «фольксваген» движется вовсе не в Москву, а совсем в противоположном направлении, она поняла уже на выезде из города, когда слева промелькнули громадные буквы «IKEA».
Ольга никогда не бывала в этой части города, не знала, как сюда добраться, но добралась безошибочно. Даже с набережной, не доезжая до высокого арочного моста, свернула, куда надо, вырулив на улицу Народную, которая и вливалась в шоссе Санкт-Петербург-Мурманск.
Ее гнало вперед безусловное знание, взявшееся неведомо откуда и занявшее все пространство ее естества. Она должна успеть! И не дать Рощину сделать то, что он замыслил. Тогда не случится то ужасное, что она увидела с высоты своего невероятного путешествия.
И вот сейчас, впервые за три часа безостановочной гонки, появились мысли. Они теснились в голове, наскакивая одна на другую, принимая форму странных вопросов, с заостренными колючими концами, болезненно торкались в виски, лоб, затылок, словно просясь наружу, где можно было, разгулявшись на воле, найти себе пару, которая и стала бы единственно верным ответом.
Куда я еду? Зачем? Что я забыла в Мурманске? У меня паранойя? Голоса, пришельцы, галлюцинации. А тот полет? Что это было? Ведь я сразу находилась в двух местах… В машине сидела я, и над ней, в воздухе тоже была я. Ну ладно, Питер, с высоты я вполне могу себе представить, а Африка? Что мне пригрезилось? Какой-то катаклизм… Именно тот, о котором рассказывал Рощин. Его слова так меня напугали, что вылились в галлюцинацию? Нет. Ведь я даже не думала об этом! И почему я точно знала, что там, внизу, Макс? Что со мной происходит? Что я делаю тут, на карельской дороге? Я уже совсем не распоряжаюсь собой, вот что… Кто-то определяет за меня все. Как говорить, куда ехать, жить или не жить.
- Господи, — тоскливо выкрикнула она второй раз за день близкому темному небу, — если ты есть, помоги мне! Вмешайся! Я не могу так больше!
— Это ничего не даст, — сказал кто-то очень тепло и по-доброму. — Ты должна все понять сама. И ты уже поняла. Той частью сознания, с которой пока не научилась взаимодействовать. Тебе осталось разобраться, почему ты делаешь это.
— Что — это? Почему я еду в Мурманск? Почему я здесь? Но я не знаю!
— Знаешь. Ты стала частью вселенского закона. И его не в силах отменить никто.
— Какого закона? Я не хочу! Я хочу стать прежней! Без голосов внутри, без полетов, без всего этого кошмара!
— Один из ваших мудрых философов сказал, что Бог не станет отменять закон гравитации, даже если очень захочет, чтобы не упал всего лишь один человек. Потому что предвидит последствия для остальных.
— Значит, все, что происходит со мной, угодно Богу? И та моя речь в университете, когда я несла неизвестно что?
— Ты было очень напугана тогда и позволила завладеть своим сознанием враждебной сущности. Так случилось, что твое сознание открылось внезапно, не будучи подготовленным к переменам.
— Кто ты? Кто говорит со мной? Как мне отличить, кто из вас хороший, а кто плохой? За что вы мучаете меня?
— Подобное притягивается к подобному, ты же знаешь. Ты хочешь найти ответы — ты их найдешь.
— Когда?
— Как только перестанешь паниковать и бояться. Природа твоих страхов понятна. Ты столкнулась с более совершенными сущностями, и, когда получила от них знание, в тебе открылись вещи, которые ты просто не могла заметить раньше. Они тебя и пугают. Тебе кажется, что ты сходишь с ума, потому что ты не понимаешь, что с тобой происходит. От этого ужас. От этого чувство обреченности и безысходности.
— То есть говорящие со мной голоса, мои видения, то, что делаю…
— Это — нормально. Как только ты попробуешь взглянуть на свои страхи как на новое знание, ты все поймешь.
— Но я никогда не была трусихой!
— Дело не в тебе. Вот если бы прямо сейчас мы предложили тебе на выбор рассказать о том, что замечательного произойдет на Земле завтра, или о катаклизме, который случится. Что бы ты выбрала?
— Конечно, последнее…
— Почему?
— Чтобы знать…
— Почему ты хочешь знать о плохом, а не о хорошем? Не надо! Не старайся объяснить это соображениями безопасности! Это — природа. Вы, люди, нацелены на страх, и он привлекает вас в первую очередь.
— Как мне избавиться от страха?
— Поверь, что с тобой говорят друзья.
— Я не могу!
— Ты боишься. Но назад пути нет. Разве ты не хочешь научиться управлять той частью своего сознания, которая вдруг открылась? В любом случае, выбор за тобой. Но прежде, чем ты его сделаешь, мы должны сказать тебе все.
— Я не хочу!
— Не хочешь узнать больше? Но ведь ты всегда к этому стремилась!
— Не таким путем…
— Увы, путь познания не всегда легок. Ты можешь сформулировать, чего ты боишься?
— Сойти с ума, потерять себя, принести новые беды тем, кто мне дорог…
— То есть ты боишься себя. Пойми, твоя защита — в тебе. Твои эмоции, твой страх — это энергия, которой питаются те, кого ты боишься. Ведь ты боишься зла, верно? Темных сущностей, слова которых повторял твой язык перед студентами.
— Просто я не могу понять, кто и когда со мной говорит. Когда внутри твоей головы спорят и ругаются, когда ты не знаешь, что выдаст твой рот…
— Ты не поняла? Прогони свой страх, и те, кто им питается, исчезнут сами! Запомни: нет никого, кто мог бы повлиять на тебя, пока ты сама не позволишь! Это — закон.
Синяя темнота тревожно клубилась за окнами, было не просто страшно — жутко. Ольга представила дорогу впереди, ту, которую ей предстояло преодолеть. Невообразимо длинную, темную, опасную. Решиться на поездку, не размышляя, оказалось гораздо легче, чем снова двинуться в путь теперь, после этой вынужденной остановки, которая не внесла ясности, не успокоила, не взбодрила. Наоборот…
Еще не поздно повернуть назад. И тогда к полуночи она доберется до дома. И дождется Макса, и…
Далеко-далеко, на невидимом небе, горячо и ярко вспыхнула какая-то странная белая звезда. Словно сигнальная ракета, подающая сигнал о помощи, взметнулась в небо и зависла там, не тускнея и не рассеиваясь, будто ее приклеили специально, прочно и недосягаемо. Чтоб ни ветер, ни дождь, ни тучи не мешали ей светить, обозначая место, куда должен стремиться тот, от кого ждут помощи.
Славина жадно следила за сверкающей вестницей, каждую секунду ожидая, что та погаснет. Но, вместо того чтобы исчезнуть, звезда запульсировала, затрепетала, как будто хотела что-то донести до широко раскрытых Ольгиных глаз, и неожиданно ее сияющий белый цвет сменился бордово-малиновым, словно тот, кто ее зажег, отчаявшись, подал знак безусловной тревоги.
— Я должна? — вслух спросила девушка, не сводя глаз со звезды.
Ей никто не ответил.
— Разве я справлюсь? — снова спросила она у неба.
Но в голове больше не звучали ничьи голоса. Там было ясно, покойно и тихо. И Ольга вдруг поняла, что страх, тот самый, что мучил ее много дней, не давая дышать и жить, исчез. Улетучился прямо через открытое окно «пассата» вместе с одним из синих клубов тумана.
Ответ пришел сам. Его никто не произносил. Или она все же озвучила его сама?
— Если не я, то кто?
Девушка завела машину и выехала на дорогу. И тут же далекий огонь заблистал, снова меняя цвет. Когда через секунду Славина снова взглянула на небо, она увидела прямо перед собой прекрасную ярко-голубую звезду, вытянутый луч которой указывал направление строго на север. Именно туда, куда она и держала путь.
* * *
До деревни Санга, обиталища хогона, оставалось рукой подать — узкий проход между двумя пупырчатыми скалами с вполне угадываемыми ступенями. Неизвестно, сколько веков назад и кто их выдолбил тут, в вечном камне, но, судя по почти стершимся ребрам и проявившимся округлостям, сделавшим лестницу практически тропой, много поколений догонов прошло тут, придерживаясь для верности за скальные стены. Именно поэтому как раз на уровне человеческих плеч две отполированные до блеска полосы повторяли по обе стороны прохода изгибы лестницы.
— Макс, — остановил у подножия расщелины приятеля Адам, — давай прикинем, с чем пойдем к хогону. Чтобы сразу не выгнал.
— Хогон не выгоняет. Он просто спросит у духов, а те не разрешат. Вот и все. С него взятки гладки.
— Ну, а я о чем? Давай придумаем повод, чтобы отказа не было. Как он у них спрашивает?
— Выкладывает вопрос на земле с помощью палочек и камешков. Уходит. Потом приходит бледный лис Йуругу, все разбрасывает, это и есть ответ. Адам, — Барт пристально взглянул на приятеля, — ты что, в самом деле, надеешься, что в пещере есть то, что ты ищешь?
— Но ты же веришь, что догоны пришли на Землю с Сириуса!
— Я верю лишь в то, что информация об этом содержится в их мифах. И очень хочу посмотреть, что же находится там на самом деле.
— Я тебе и так скажу. Мумия пришельца, то есть сириусянина, ларец Сириуса, кристалл догонов и священное озеро.
— Ты так говоришь, словно кто-то это видел!
— Конечно, — серьезно ответил Адам. — Я говорил с человеком, которому удалось побывать внутри.
— Не может быть, — вскочил Барт. — Это не разрешено никому!
— Но ведь можно и не спрашивать, так? — ухмыльнулся чеченец. — Есть люди, которые умеют проникать сквозь стены. Есть и иные, кто силой одной мысли может оказаться там, где требуется.
— Твой человек из таких?
— Да.
— Кто он?
— Учитель. Один из тех, кто знает прошлое и видит будущее. Именно он сказал, что догоны скоро уйдут. Поэтому я тороплюсь.
— Уйдут? Куда?
— Туда, откуда пришли. Видишь ли, догоны — это не совсем люди. Вернее, совсем не люди.
— Стой, — Барт даже споткнулся. Примерно то же самое он слышал недавно от веселого шофера Жозе. Но тот — коренной малиец, напитался сказками с младенчества. — А кто же они?
— Космический десант. Их тела — не более чем камуфляж. Их ДНК и геном не имеют ничего общего с человеческим. А Бандиагара — это зона галактического подчинения. Как и много других мест на Земле, где внезапно появлялись неведомые племена и потом так же внезапно исчезали. То есть догоны вскоре завершат свою миссию и вернутся домой.
— На Сириус? — улыбнулся Макс. — Адам, ты же ученый, хоть и вынужденно отошедший от дел…
— Знаешь, брат, за последние десять лет я столько увидел, что вполне способен поверить и в Сириус, и в миссию догонов. Более того, я научился вообще ничего не отметать только лишь потому, что это не укладывается в мои привычные представления. На войне случалось такое, что никакими земными законами не объяснишь. Поэтому я тебе просто пересказываю, что сказал учитель. В верности его слов я убеждался много раз. Я потому и здесь, что догоны вот-вот исчезнут. Кстати, вчерашний град и слова Варду. Помнишь?
— Ну-ну, — поторопил Барт, — так что у догонов за миссия?
— Открыть имя Творца, — Адам взглянул на друга странно серьезно, словно пытался предупредить иронию, рвущуюся с языка Макса. — То есть раскодировать. Это действие, если оно состоится, даст потрясающей силы импульс любви и гармонии. Вселенская энергия, выделившаяся при этом, спасет погибающие цивилизации во многих галактиках. На земле прекратятся войны и убийства, человечество шагнет в новую стадию развития. И это должно случиться вот-вот.
— А если, — Барт замялся, подыскивая слова, — если миссия догонов не осуществится?
— Значит, они исчезнут, не сумев помочь Земле. И все будет по-прежнему. — Адам вздохнул. — И война на моей родине будет продолжаться.
— Но ты-то веришь в то, что миссия выполнима?
— Я давно не ученый, Макс, я — солдат. И я прекрасно вижу, что это вряд ли возможно. Потому я здесь. И хочу воспользоваться кристаллом хотя бы для блага моей родины, если не получается очистить от зла всю землю.
— Так тот самый легендарный догонский кристалл и модель Земли — одно и то же?
— А ты не понял?
— И ты боишься, что он исчезнет вместе с догонами и не достанется тебе?
— Именно. Если догоны уйдут, кусочки кристалла просто рассеются по планете, чтобы исполнять роль связующих передатчиков между Землей и Сириусом. И так до следующего раза, пока Творец не решит дать нам еще один шанс.
— Тогда почему твой учитель не сообщит об этом миру? Если мы все теряем уникальную возможность? Почему он не скажет открыто, кто есть догоны?
— Друг, — Адам тяжело поднял глаза на Барта, — как твой великий народ относится к моему народу?
— В смысле? — не понял Макс.
— Не ты конкретно, не нормальные люди, а ваши правители? Они же считают нас за зверьков! За людей низшего сорта, которых можно выселять целыми селами, как делал Сталин. Или убивать, как делают нынешние сталины.
— При чем тут догоны?
— Да при том! Догоны специально приняли форму недоразвитого племени, дикарей, чтобы люди, находящиеся на более высоком уровне интеллекта, стали им помогать, подтягивая к себе, и тогда этим людям открылось бы знание. И вместе мы смогли бы сделать то, о чем я сказал. Испанцы в свое время уничтожили майя, посланцев Вселенского разума, теперь очередь за догонами.
— Адам, — Барт ожесточенно грыз пряную зеленую ветку, — почему ты не сказал сразу, зачем ты здесь?
— Откуда я знал, насколько ты изменился…
— Я, конечно, тоже кое-что слышал о планетарной миссии догонов, но это, как ты понимаешь, не моя сфера. Мне говорили, что миссия догонов — быть хранителями кодов, то есть записей об истории Земли и о каждом из нас. И они откроют их только тогда, когда земляне будут готовы ее воспринять.
— Разве не это же я сказал только что? Просто ты озвучил часть, а я — целое…
— Черт! — отбросил изжеванную ветку Барт. — Верить — не верить, это одно. Но меня не покидает ощущение, что мы, земляне, в масштабах Вселенной — как беспризорники, ничего не знающие ни о родителях, ни о родном доме…
— Знаешь, а ведь гора, где находится священная пещера, — это пирамида. Она транслирует энергию Сириуса. Как и те артефакты, что в ней спрятаны. Вот ты слышал о мумии, ларце, кристалле…
— Если тебе учитель все так подробно рассказал, может быть, он знает, и что находится в таинственном ларце?
— Догонит.
— Что за фрукт? Не слышал…
— Уникальный сплав. Сверхпроводник с сопротивлением, близким к нулю. Выполнен по технологии холодного термоядерного синтеза. Именно эту технологию догоны должны нам передать, когда люди будут готовы. И там же, в Ларце, неизвестные элементы из полной таблицы Менделеева. Их всего сто сорок четыре, а мы знаем…
Совсем рядом вдруг послышался странный и малопонятный для этих диких мест звук — тарахтенье мотора. Из-за скоса скалы вывернулся ослепительно улыбающийся малиец на ярко-красном спортивном мотоцикле.
— Месье! — радостно завопил он, увидел растерянных путешественников. — Холодный джин-тоник! Пиво! Виски с содовой!
— Это еще что за чудо? — уставился на мотоциклиста Адам. — Откуда?
— Да тут неподалеку, в долине, недавно открыли пятизвездочный отель, — объяснил Барт. — Сервис! Как на лучших курортах.
— Дикари, — убежденно вынес приговор Адам.
И непонятно было, к кому относится это определение: к мотоциклисту, догонам или к тем, кто додумался построить в этих удивительных местах пятизвездочный символ цивилизации…
* * *
За Петрозаводском Ольга залила полный бак и покатила дальше. Доходил восьмой час выматывающей ночной гонки. С непривычки затекли плечи. Ныли руки, крепко сжимающие руль. Дорога оказалась неожиданно пустой. Несколько раз Ольга обогнала тяжелые одышливые фуры, да четыре точно такие же груженые гусеницы, попавшиеся навстречу, ослепили до слез ее уставшие глаза.
Глаза как раз и стали основной проблемой: от беспрестанного вглядывания в темноту, от напряженного контроля над незнакомой трассой они, казалось, не помещались в глазницах. Острый горячий песок, скопившийся внутри, просто выталкивал их наружу. Девушка нещадно терла их кулаком, пытаясь вправить на место, но это не помогало.
Неожиданно в свете фар заколыхались какие-то странные рваные хлопья. Сначала мелкие, словно кто-то растряс старое ватное одеяло, а сразу следом — объемные и вертлявые. Ольга немного снизила скорость, а через пару минут и вовсе остановилась: ватные хлопья скучились, собрались воедино и образовали плотную жутковатую завесу, которая бесследно заглатывала мощные прожекторы света.
Туман! Только этого не хватало! — огорчилась Славина.
Колышущаяся черно-серая прорва за окнами густела на глазах, вбирая в себя жадно и ненасытно сначала небо, потом деревья на обочине, а на закуску — полотно автотрассы, лишив Ольгу какого бы то ни было обзора.
Девушка открыла дверцу и, ежась от влажного знобкого холода, вышла на дорогу. Практически разгребая руками настырные холодные живые клубы, определила пологую обочину и, вернувшись, осторожно съехала с шоссе. Повозившись с незнакомым устройством, откинула спинку сиденья, привалилась к упругому велюру уставшей спиной.
Значит, отдохну, а может, и вздремну. К рассвету всяко развиднеется, — подумала Ольга, с трудом прикрывая сухие веки.
Однако, как это часто бывает в периоды выматывающей усталости, сон не шел. Напряженное тело никак не могло расслабиться, внутри тревожно и остро вибрировала какая-то болезненная струнка, цепко державшая все внутренности в тошнотворно-подвешенном состоянии.
Секундная дрема тут же сменялась лихорадочным пробуждением, заставлявшим девушку крепко сжимать кулаки, унимая волнами накатывающую дрожь.
Я устала, я смертельно устала, от этой дороги, тумана, от проблем, вообще от жизни. Тогда почему мне не забиться в темную норку, как поступают раненые животные, чтобы зализать раны и прийти в себя? — эта мысль накатывалась вместе с дрожью пробуждения, чтобы тут же смениться совершенно однозначным ответом: я должна.
Должна? Кому? Что? Или за что? Я — просто частичка, винтик какой-то странной, неподвластной пониманию системы, которая действует слаженно и четко. И я исполняю отведенную мне роль. Или функцию. Но тогда почему я ничего не могу понять? Почему разгадка происходящего со мной в последнее время кажется такой близкой и достижимой, но все время ускользает, будто я смотрю не туда, ищу не там?
Мои странные видения и мысли. Мои странные разговоры. Что это? Ведь сейчас, здесь, на незнакомой и, наверное, опасной дороге я оказалась не случайно. И голова больше не разрывается он непонимания и боли, напротив, так ясно и четко я, пожалуй, не мыслила никогда. Или — именно так и бывает у сумасшедших? Но ведь я точно знаю, почему я здесь и зачем спешу в Мурманск. Или это тоже — бред?
Внезапно перед прикрытыми веками замерцало знакомое золотое сияние, стало спокойно и тепло. Ольга почувствовала, что снова входит в ту самую удивительную золотую комнату, где на прекрасном троне она однажды уже увидела себя.
Это я? Та самая, скрытая часть меня, которую я никогда не только не знала, но и не ощущала? Божественная часть? Вернее, частичка Бога, которая есть в каждом? Но ведь это — кощунство! Кто — человек и кто — Бог? Я никогда не была религиозной, но дойти до того, чтобы ощущать себя частью Бога, — это слишком…
- Неужели? — насмешливо спросил знакомый мелодичный голос. — К чему такое самоуничижение? Не оттого ли, что ты не можешь, как это положено в твоей религии, упасть перед собой ниц и начать бить земные поклоны?
— Я никогда этого не делала…
— Но зато делают миллионы тех, кто верит, что Бог совершенен и недосягаем, а они сами — низки и порочны. Ведь ты думаешь так же?
— Я? Нет… Да… Нет! Я просто хочу понять. И хочу найти.
— Кого? Или что? Ведь последнее время ты только и делаешь, что ищешь, не осознавая, кого и что. И все время призываешь на помощь Бога. Почему?
— Каждый из нас, когда ему плохо, ищет Бога, осознавая или нет. Я — не исключение.
— И не можешь найти. Знаешь, почему? Ты, как и большинство, пытаешься отыскать одного Бога, одну систему ценностей, одно учение, которое объяснило бы все, что тебя мучает и тревожит. Но ни одно учение не способно ответить на все вопросы.
— Нет? А как же тогда…
— Очень скоро, может быть, прямо в эту минуту, ты поймешь главное: та частичка Бога, что ты носишь внутри, так же как и любой другой человек, твое божественное я, соединяющее тебя со всем сущим, это — единственный ключ к двери, за которой решение всех проблем.
— Я не поняла…
— Ощути себя частичкой Бога, ведь Бог, по твоим представлениям, всемогущ? Значит, и ты, являясь его частью, можешь все.
— Все?
— Все!
— Это слишком красиво, чтобы быть правдой… Слишком необычно и странно.
— И, тем не менее, это так.
— Знание, которое приходит ко мне неизвестно откуда, насколько оно верно?
— Тебе просто нужно понять источник его происхождения.
— Как? У меня такое ощущение, что я — в трансе. Что у меня — раздвоение личности, вот и сейчас… Ведь я — одна? Как я могу с кем-то говорить?
— Тебе знакомо такое понятие — ченнелинг?
— Нет.
— Channel — канал.
— То есть тривиальное контактерство? Я правильно поняла? Но у слова channel есть другое значение — сточная канава!
— Верно.
— Так как же разобраться?
— Обратись к своей сути. Спроси у той части себя, которая на клеточном уровне знает все.
— Но почему эти знания нельзя открыть нормальным, обычным путем?
— Потому что ты испугаешься и ничего не поймешь. Согласись, ты стала кое-что понимать только сейчас, когда перестала бояться. Именно поэтому ченнелинг происходит в состоянии транса, когда страх исчезает. И это — единственный способ, которым человек может пообщаться с вселенским разумом.
— Способ просвещения?
— Именно. Все учителя, которые известны человечеству, получали свое знание именно так.
— Но все великие священные книги написаны людьми…
— Точнее сказать — записаны. Потому что система знаний, которая в них дается, не от человека.
— Да, все знают, что — от Бога. Только я никогда не задумывалась, как это получено. Выходит, не зря, говоря о чем-то совершенном, мы применяем определение «божественный»? Божественная музыка, божественная картина?
— Видишь, как все просто! Вот и ответ, как отличить истинное от ложного.
— Но… Я слышала, что нацисты тоже получили свои знания свыше. И Гитлер вполне мог успеть сделать атомную бомбу.
— Ответ на первый вопрос — да, на второй — нет.
— То есть не все знания, полученные свыше, доброжелательны к людям? Значит, и знания Рощина — опасны? Но если Гитлеру не дали создать ядерное оружие и уничтожить землю, значит, и Рощину не дадут сделать то, что он замыслил? И я зря волнуюсь?
— Разве ты не поняла, что Бог не может вмешиваться? Он может только направить. Все остальное решаете вы. Сами.
Мрачная темная завеса за окнами машины колыхалась, то распухая и липко приникая к самым стеклам, то съеживаясь и отдаляясь, словно пугаясь женщины, сидящей внутри.
Клубясь и взвихриваясь, туман вдруг осел прямо на воду, укрыв неопрятными рваными клочьями синеву морской глади. И тут же стал превращаться в злые кипучие барашки на гребнях внезапно разыгравшихся волн. Неистовый ветер, тоже явившийся неожиданно из мягкой прозрачности неба, стал яростно срывать белые шипящие хлопья с поверхности кипящей воды, подбрасывая их до самых туч, которые тут же заполонили небо жадными массивными телами.
Смена погоды произошла столь стремительно, что Ольга не успела к ней подготовиться и теперь торопливо и неуклюже пыталась направить в нужное место ясный луч маяка. Непослушная ручка поддавалась с трудом, вернее сказать, почти не поддавалась, и девушке приходилось наваливаться на нее всем телом, еще и подпрыгивая для верности, чтобы хоть как-то увеличить силу давления, которое из-за предметной хрупкости фигуры оказывалось явно недостаточным.
И ей снова мешала постылая, угловатая деревяшка, по-прежнему болтающаяся на груди. Почему она все время забывала ее снять, когда стихала буря? И ни разу так и не удосужилась посмотреть, что за надпись была на ней. Может, оттого, что, когда шторм заканчивался, она так выматывалась от непосильной работы, что тут же засыпала мертвым сном, как убитая? Но в этот раз она посмотрит обязательно! И не просто посмотрит — сорвет ее с шеи совсем! Сколько можно? От этих острых колючих угловв синяках и плечи, и грудь, и руки. Когда нужно изо всех сил удерживать маяк, чтобы он светил в бушующую бездну, об ушибах и ссадинах не думается, не до того. Синяки больно проступают потом, когда работа сделана, но даже разглядеть их как следует, чтобы пожалеть себя, усталость не дает. Наваливается темным тяжелым кулем, прижимает к земле, и все. Полное небытие до следующей бури. Правда, именно поэтому организм хоть чуть-чуть успевает восстановиться. В этом — единственное спасение. И ее, Ольги, и тех, кто нечаянно оказался в темном море во время ненастья…
Девушка почти висела на занозистой шишковатой рукоятке, удерживая пляшущий луч прямо в центре кипящего черного котла. Она знала, что, несмотря на сильный ветер и огромные волны, свет, ее свет, виден издалека. И тот, кто уже отчаялся доплыть до берега и распрощался с жизнью, теперь уцепится за яркую светящуюся нить и, держась за нее, как за прочный спасательный конец, непременно выберется из этого мрачного беспощадного ада.
Наконец, ветер стал стихать, темная жуть воды начала светлеть: это клочья того самого тумана, натешившись, упали вниз и, растворяясь в чернильной мути, осветлили ее до приятного, почти радостного фиолета. Чья-то властная рука раздвинула в стороны вялые тяжелые тучи, и в просторном проеме высокого неба проявились радостные звезды.
Одна из них висела низко-низко и симпатично мерцала, чередуя белые вспышки с нежной голубизной. Один из ее лучей был странно длинным, словно веселая детская рука оттянула, играя, податливый пластилиновый уголок, и звездочка теперь удивленно косила.
Ольга полюбовалась приветливой небожительницей, смахнула со лба влажную вспотевшую челку и больно ткнулась локтем в жесткую деревяшку.
Вот, снова забыла, — укорила она себя. И, изо всех сил пытаясь удержать открытыми слипающиеся глаза, стянула с шеи грубую веревку и повернула деревяшку под свет удивленной звезды.
На плоской неровности фанерного квадрата не было никакой надписи. Только цифра. Кривоватая черная восьмерка, выведенная впопыхах чьей-то неуверенной рукой.
И все?
На секунду даже прошла дрема. Тогда почему в ее снах люди так шарахались от этой деревяшки на шее? Наверное, там было написано что-то еще, но тяжелые соленые брызги, долетавшие из бездны во время многочисленных бурь, которые она пережила здесь, у маяка, просто смыли то самое, важное, существенное, оставив лишь равнодушную непонятную цифру. Значит, она никогда не узнает разгадки. И никогда не поймет.
Ольга неуклюже размахнулась и запустила ненужный кусок фанеры подальше. Однако замах у неверной руки оказался слабым, и дощечка глухо стукнулась о камни где-то совсем рядом. Впрочем, девушку это уже не интересовало. Свернувшись клубочком, она подложила под голову локоть, сильнее подтянула колени, унимая вдруг возникший озноб. И тут же, сквозь вязкое кружево заплетавшего ее сна, почувствовала, что коленям что-то мешает. Твердое и угловатое. Сил, чтобы убрать это лишнее, не осталось совсем, но Ольга все же сделала последнее угасающее движение свободной ладонью. И ощутила, как болезненно натруженная кожа коснулась зазубренного знакомого края.
Что? Снова эта доска? На том же месте? Откуда?
Однако додумать этот странный факт не хватило ни сил, ни времени. Ольга отключилась. А когда, повинуясь неведомому внутреннему сигналу, вновь открыла глаза, за окнами машины стояла прозрачная звездная ночь. Слева, прямо над маслянисто блестевшим полотном асфальта, висела крупная пятнистая луна. Где-то впереди, видимо, на далеком дорожном перевале, светились, то пропадая, то возникая вновь, две яркие желтые бусинки огоньков: верно, какая-то машина спешила навстречу. И Славина почему-то по-детски обрадовалась этим прыгающим искоркам. Все-таки, когда знаешь, что в пути ты не одна, жить становится чуточку легче.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.