Глава 11

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 11

Несколько недель спустя я внезапно подскочил среди ночи, очнувшись от глубокого сна. Мне привиделось лицо Кэтрин, которое было в несколько раз больше реальной величины, и это меня сильно встревожило. Она выглядела очень расстроенной, и словно нуждалась в моей помощи. Я взглянул на часы — было 3:36 ночи. Снаружи все было тихо, так что никакой шум не мог меня разбудить. Кэрол мирно спала рядом. Я решил не заострять внимание на этом, и снова заснул.

Этой же ночью, примерно в 3:30 Кэтрин проснулась в панике, потому что ей снился кошмар. Она вся вспотела. И сердце ее сильно билось. Она решила помедитировать, чтобы успокоиться, и представила, как я гипнотизирую ее в своем офисе. Она представила мое лицо, услышала мой голос и понемногу снова заснула.

Телепатические способности Кэтрин возросли и, очевидно, что и мои тоже. Я не раз слышал, как старые профессора обсуждали явления переноса и контрпереноса, возникающие в процессе психотерапии между терапевтом и клиентом. «Переносом» называют процесс, когда пациент приписывает свои чувства, мысли и эмоции терапевту, который воспринимается им как кто-то очень важный из прошлого. «Контрперенос» же, напротив, является бессознательной реакцией терапевта на пациента. Но это общение, которое произошло между нами в 3:30 ночи, было совершенно из другой области. Это была телепатическая связь на волне, которая не воспринималась обычными каналами. Гипноз каким-то образом открыл этот канал. А может, это были слушатели, группа Духов-Учителей, хранителей или кого-то еще, кто помог нам найти новую волну? Я был чрезвычайно удивлен.

На следующем сеансе Кэтрин быстро вошла в гипнотический транс. Она была очень встревожена:

Я вижу огромное облако… оно пугает меня.

Она часто задышала.

«Оно все еще здесь?»

Не знаю… оно появилось и быстро исчезло… где-то высоко за горами.

Она все еще была встревожена.

Я боялся, что она видела взрыв бомбы. Могло ли это быть будущее?

«Ты видишь горы? Это было похоже на взрыв бомбы?»

Не знаю.

«Почему ты испугалась?»

Оно появилось очень внезапно. Оно только что было здесь… Очень густое… очень дымное… Огромное. Сейчас оно на расстоянии. О-о-о…

«Ты в безопасности. Можешь подойти к нему ближе?»

Я не хочу подходить ближе!!

Она очень редко сопротивлялась в процессе работы.

«Почему ты так боишься его?» — спросил я снова.

Мне кажется, оно химическое, или что-то вроде того. Очень трудно дышать около него.

Она явно дышала с трудом.

«Это похоже на газ? Оно появляется из горы… как вулкан?»

Думаю, да… Оно похоже на огромный гриб… Так оно выглядит… белое.

«Но это не бомба? Точно не похоже на атомную бомбу? Или что-то вроде этого?»

Она ненадолго замолчала, а затем продолжила:

Это вул… похоже, что вулкан, или что-то вроде него, думаю. Оно очень страшное. Рядом с ним тяжело дышать. В воздухе какая-то пыль. Я не хочу находиться здесь!

Постепенно ее дыхание снова стало таким же глубоким и равномерным, как обычно в гипнотическом состоянии. Она ушла от этого пугающего образа.

«Сейчас тебе легче дышать?»

Да.

«Отлично. Что ты теперь видишь?»

Ничего… вижу цепочку, цепочку на чьей-то шее. Она голубая… Серебряная, на ней висит голубой камень, под которым несколько маленьких камней.

«На голубом камне есть что-нибудь?»

Нет, он прозрачный. Через него все видно. У женщины черные волосы и синяя шляпа на голове… с большим пером, а платье у нее бархатное.

«Ты знаешь эту женщину?»

Нет.

«Ты находишься там, или ты сама эта женщина?»

Не знаю.

«Но ты ее видишь?»

Да. И я — не эта женщина.

«Сколько ей лет?»

Ей немного за сорок. Но она выглядит старше своих лет.

«Она что-нибудь делает?»

Нет, просто стоит у стола. На столе флакон духов. Белый с зеленым цветком. Та еще лежит щетка для волос и гребешок с серебряными ручками.

Меня впечатлило то, как она подмечала детали.

«Это ее комната? Или, может, магазин?»

Нет, это ее комната. Там стоит кровать… с четырьмя покрывалами сверху. Кровать коричневая. На столе стоит кувшин.

«Кувшин?»

Да. В комнате совсем нет картин. Но есть забавные темные… шторы.

«Кто-нибудь еще здесь есть?»

Нет.

«Каким образом эта женщина связана с тобой?»

Я ее служанка.

И снова она была прислугой.

«Ты давно у нее работаешь?»

Нет… всего несколько месяцев.

«Тебе нравится эта цепочка?»

Да, она выглядит очень элегантно.

«Ты когда-нибудь носила цепочки?»

Нет.

Ее короткий ответ дал мне понять, что надо брать бразды правления разговором в свои руки, чтобы получить хоть какую-то информацию. Она напомнила мне моего сына-подростка.

«Сколько тебе лет сейчас?»

Примерно тринадцать… или четырнадцать.

И даже возраст совпадал.

«Почему ты оставила свою семью?» — спросил я.

Я их не оставляла. Я просто работаю здесь.

«Вижу. После работы ты возвращаешься домой, к своей семье?»

Да.

Ее короткие ответы давали мало возможностей для развития темы.

«Вы живете рядом?»

Достаточно близко… мы очень бедны. Нам необходимо работать… и прислуживать.

«Ты знаешь, как зовут эту женщину?»

Белинда.

«Она хорошо к тебе относится?»

Да.

«Хорошо. У тебя трудная работа?»

Она не сильно утомляет.

Говорить с подростками всегда было непросто, даже в прошлые века. Хорошо, что у меня практики достаточно.

«Хорошо. Ты все еще ее видишь?»

Нет.

«Где ты сейчас?»

В другой комнате. Там стоит стол, покрытый черной тканью… с бахромой. Пахнет множеством трав… тяжелый запах.

«Все это принадлежит твоей хозяйке? Она использует так много духов?»

Нет, это другая комната. Я в другой комнате.

«Чья это комната?»

Это комната какой-то темной дамы.

«В смысле — темной? Ты ее видишь сейчас?»

У нее на голове много покрывал. Много вуалей. Она старая и морщинистая.

«Какие у вас отношения?»

Я просто пришла проведать ее.

«Зачем?»

Она может погадать на картах.

Интуитивно я понял, что она пришла к гадалке, которая, вероятно, умеет гадать на картах Таро. В этом повороте событий была своя ирония. В настоящем времени мы с Кэтрин совершали удивительное путешествие через многие жизни и измерения и даже выходили за пределы времени, и вот мы видим, что примерно двести лет назад она тоже обращалась к экстрасенсу, чтобы узнать будущее. Я знал, что Кэтрин никогда не обращалась к экстрасенсам в настоящем и не представляла, что такое таро или гадание; все это пугало ее.

«Она предсказывает судьбу?» — спросил я.

Она видит ее.

«У тебя есть вопрос к ней? Что ты хочешь увидеть? Что ты хочешь узнать?»

Хочу спросить о мужчине… за которого выйду замуж.

«Что она говорит, когда гадает на картах?»

На картах есть что-то типа полей. Поля и цветы… поля в виде шпилей или каких-то линий. Еще есть карта с чашей, кубком… Вижу карту с мужчиной, или мальчиком, который несет щит.

«Ты видишь эту женщину?»

Я вижу какие-то монеты.

«Ты все еще с ней? Или уже в другом месте?»

Я с ней.

«Как выглядят эти монеты?»

Они золотые. Края неровные. С острыми углами. На одной из сторон корона.

«Посмотри, написан ли на монете год? Или что-то, что ты можешь прочитать… по буквам».

Какие-то иностранные цифры. Х и I.

«Ты знаешь, какой это год?»

Не знаю.

«Предсказание женщины сбылось?»

Но она пропала. Все пропало… Я не знаю.

«Ты что-нибудь видишь?»

Нет.

«Нет?» — я был очень удивлен. Где же она была? «Ты знаешь, как тебя зовут в этой жизни?» — спросил я, надеясь ухватить ниточку ускользающей от взора жизни, которую Кэтрин прожила несколько сотен лет назад.

Нет, меня там больше нет.

Она вышла из этого жизненного периода и теперь отдыхала. Теперь она могла сама все сделать. Не было необходимости заново переживать свою смерть, чтобы отдохнуть потом. Мы подождали несколько минут. Эта жизнь была не слишком показательной. Она вспомнила только какие-то описания и очень интересный визит к гадалке.

«Ты что-нибудь видишь сейчас?» — снова спросил я.

Нет.

«Ты отдыхаешь?»

Да… разноцветные драгоценности…

«Драгоценности?»

Да. На самом деле это свет, но выглядит как драгоценные камни.

«Что еще?»

Я просто…

Она остановилась и затем зашептала громко и четко:

Вокруг парит много мыслей и слов… о сосуществовании и гармонии… о балансе вещей.

Я понял, что Учителя где-то рядом.

«Да, — подстегнул ее я. — Я хочу узнать больше об этом. Можешь рассказать мне?»

Сейчас это всего лишь слова.

«Сосуществование и гармония», — напомнил я ей.

Когда она начала отвечать, я узнал голос Учителя-Поэта. Я был очень взволнован тем, что услышал его снова.

Да. Все должно быть уравновешено. Природа уравновешена. Животные живут в гармонии. Людям надо научиться этому. А они продолжают уничтожать себя. У них нет гармонии, потому что нет плана действий. В природе все по-другому. Природа уравновешена. Природа — это энергия и жизнь… и восстановление. А люди все уничтожают. Они уничтожают других людей. Однажды они уничтожат самих себя.

Это было зловещее предсказание. Несмотря на то что мир был постоянно в хаосе и смятении, я надеялся, что это свершится не очень скоро.

«Когда это случится?» — спросил я.

Это случиться скорее, чем ожидается. Природа уцелеет. Растения уцелеют. Но мы погибнем.

«Можем ли мы что-то сделать, чтобы предотвратить катастрофу?»

Нет. Все должно быть уравновешено…

«Катастрофа произойдет в наше время? Можем ли мы предотвратить ее?»

Нет, в нашей жизни этого не произойдет. Мы уже уйдем на другой план, в другое измерение, когда это случится, но мы увидим это.

«Неужели людей нельзя ничему научить?» — я пытался найти выход, возможность смягчить удар.

Да, но на ином уровне. Когда мы попадем туда, мы узнаем ответ.

Я решил обратить внимание на светлую сторону вопроса.

«Хорошо, тогда наши души разовьются в иных местах».

Да… нас не будет тут… в том понимании, к которому мы привыкли. Но мы увидим все.

«Да, — подытожил я. — Я чувствую, что должен научить людей, но не знаю, как до них достучаться. Есть ли какой-то способ, или они сами должны дойти до всего?»

Ты не можешь достучаться до каждого. Чтобы предотвратить катастрофу и разрушение, ты должен достучаться до каждого, а ты не можешь. Это невозможно остановить. Они сами поймут. Разовьются и поймут. Мир наступит, но не здесь, не в этом измерении.

«А точно мир наступит?»

Да, в другом измерении.

«Кажется, что до этого так далеко! — пожаловался я. — Люди такие милые сейчас… жадные, стремящиеся к власти, амбициозные. Они забывают о любви и знании. Им очень много надо выучить».

Да, это так.

«Могу ли я что-нибудь написать, чтобы помочь этим людям? Есть ли какой-то способ?»

Ты знаешь этот способ. Нам не обязательно говорить тебе об этом. Вообще это не имеет смысла, потому что все мы достигнем нужного уровня, и все всё увидят. Мы все одинаковы. Среди нас нет более великих. И все, что происходит с нами — это уроки… и наказания.

«Да», — согласился я.

Это был очень глубокий урок, и мне нужно было время, чтобы переварить его. Кэтрин замолчала. Мы ждали, она отдыхала, а я пребывал в задумчивости, поглощенный волнующими словами, услышанными за этот час. В итоге она нарушила тишину, прошептав:

Драгоценности исчезли. Драгоценностей больше нет. Огни … исчезли.

«А голоса, тоже? Слова?»

Да, я больше ничего не вижу.

Она замолчала, и ее голова начала крутиться из стороны в сторону.

Дух… наблюдает.

«За тобой?»

Да.

«Ты узнаешь этот дух?»

Не уверена… Возможно, это Эдвард.

Эдвард умер в прошлом году. Он был поистине вездесущим. Казалось, он постоянно рядом с ней.

«Как выглядит дух?»

Он просто… просто белый… как свет. У него нет лица — такого, какое мы привыкли видеть, но я узнаю его.

«Он общался с тобой?»

Нет, просто наблюдал.

«Он слушал, что я говорю?»

Да. Но сейчас он ушел. Он просто хотел убедиться в том, что со мной все в порядке.

Я задумался о распространенных представлениях об ангеле-хранителе. Безусловно, Эдвард в роли заботящегося любящего духа, следящего за тем, все ли у нее хорошо, подходил для этого. И Кэтрин уже сама упоминала о духах-хранителях. Мне было интересно, сколько же наших детских легенд основывалось на смутных воспоминаниях о прошлом.

Меня также интересовала иерархия духов — кто из них становился Учителем, кто хранителем, кто ни тем, ни другим, а просто учился. Должно было быть какое-то деление по уровню мудрости и знаний, а целью развития было становление богоподобным и приближение и даже, возможно, слияние с Богом. Об этой цели высокопарным слогом говорили все теологи мира на протяжении многих веков. Вероятно, у них были мимолетные видения этого единения. И так как подобного опыта было мало, люди-посредники, подобные Кэтрин, обладающие таким же экстраординарным талантом, передавали наиболее полную информацию.

Эдвард ушел, и Кэтрин замолчала. Ее лицо сияло умиротворением, она была окутана спокойствием. Какой же все-таки замечательный талант ей достался — уметь заглядывать за пределы жизни и смерти, говорить с «богами» и делиться их мудростью. Мы рвали плоды с Древа Познания, которое больше не находилось под запретом. Интересно, сколько еще на нем не сорванных яблок?

Мать Кэрол, Майнетт, умирала от рака, который распространялся из ее груди в кости и печень. Это продолжалось уже четыре года, и никакая химиотерапия не могла остановить процесс. Она была храброй женщиной, стойко переносившей боль и слабость. Но болезнь прогрессировала, и я знал, что вскоре она должна была умереть.

В то же время сеансы с Кэтрин продолжались, и я делился нашими открытиями и переживаниями с Майнетт, и был слегка удивлен тем, что она, практичная деловая женщина, с готовностью принимала эти знания и хотела знать больше. Я давал ей читать разные книги на эту тему. И она проглатывала их с жадностью. Она записалась на курсы Каббалы — древнего мистического учения евреев — и записала нас с Кэрол. Реинкарнации и промежуточные планы являлись базовыми понятиями каббалистической литературы, однако очень многие современные евреи даже понятия не имеют о них. Дух Майнетт крепчал, пока тело ее увядало. Страх смерти стал слабее. Она начала предвкушать встречу со своим любимым мужем Беном. Она верила в бессмертие своей души, и это помогало ей переносить боль. Она цеплялась за жизнь, ожидая рождения внучки, первого ребенка ее дочери Донны. Она увидела Кэтрин в больнице во время одной из процедур, их глаза встретились, и беседа потекла мирно и радостно. Откровенность и искренность Кэтрин помогли Майнетт уверовать в то, что жизнь после смерти действительно продолжается.

За неделю до смерти Майнетт пригласили в онкологическое отделение больницы. Мы с Кэрол могли проводить с ней время, разговаривая о жизни и смерти и о том, что ждало ее после смерти. Обладая исключительным благородством и достоинством, она решила умереть в больнице, где медсестры могли заботиться о ней. Донна, ее муж и их шестинедельная дочь пришли, чтобы провести время с ней и попрощаться. Мы долго были с ней. Около шести вечера того дня, когда Майнетт умерла, Кэрол и я почувствовали непреодолимое стремление вернуться. Следующие шесть часов, проведенных с ней, были наполнены покоем и невероятной духовной энергией. Хотя дыхание ее было затруднено, Майнетт больше не чувствовала боли. Мы говорили о ее переходе в промежуточное состояние, о ярком свете и присутствии духа. Она пересмотрела свою жизнь, в основном молча, и попыталась принять все плохое, что в ней было. Казалось, она знает, что не сможет уйти, пока не завершит этот процесс. Она ждала конкретного времени, чтобы умереть — раннего утра. Она ждала его с нетерпением. Майнетт была первым человеком, которого мне довелось сопроводить до самого момента смерти.

Она была сильной, и наше горе смягчал приобретенный опыт. Я почувствовал, что поле моей деятельности как терапевта теперь включало не только лечение фобий и тревог, но и консультирование в ситуации смерти и умирания, а также глубокого горя. Я интуитивно знал, чего делать не стоит, и каким образом вести терапию. Я мог дать пациентам почувствовать умиротворенность, покой и надежду.

После смерти Майнетт многие другие, умирающие или переживающие смерть любимых, обратились ко мне за помощью. Многие из них не были готовы узнать о Кэтрин или читать литературу о жизни и смерти. Но даже не рассказывая об этом, я знал, что могу донести до них нужные послания. Интонациями, сопереживанием и пониманием происходящего и их страхов и чувств, взглядом, прикосновением, словом я мог проникнуть в их души и вселить в них надежду, пробудить забытую духовность, человечность. А тем, кто был готов к большему, я предлагал почитать книги и рассказывал о своей работе с Кэтрин и другими — и это было для них словно глоток свежего воздуха. Те, кто был готов к этому, — воспряли духом. Озарения их посещали гораздо быстрее.

Я уверен, что терапевты должны открыть свои умы новому знанию. Существует реальная необходимость в большем количестве научных исследований и документирования переживаний смерти и умирания — как в случае с Кэтрин, а также во множестве экспериментов. Терапевтам необходимо признать наличие жизни после смерти и использовать это при консультировании. Им не обязательно применять гипноз, но их сознание должно быть открыто, они могут делиться знанием с пациентами и не сбрасывать со счетов их переживания.

Люди в наше время угасают, думая, что все мы смертны. Эпидемия СПИДа, ядерное уничтожение, терроризм, болезни и другие катастрофы нависают над нами и мучают нас ежедневно. Многие из подростков убеждены, что не проживут дольше двадцати лет. Это ужасно, учитывая высокий уровень стресса в нашем обществе. Если говорить об отдельных людях, то реакция Майнетт на слова Кэтрин воодушевляет. Ее дух окреп, и она исполнилась надеждой перед лицом ужасной боли и немощи ее тела. Но все эти послания относятся не только к умирающим, а ко всем нам. Для нас тоже есть надежда. Нам нужно больше клиницистов и ученых, чтобы изучать таких, как Кэтрин. Все ответы у нас есть. Мы бессмертны. Мы всегда будем вместе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.