Глава 8 НАВОДИВШИЕ УЖАС (ВАНДАЛЫ)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8

НАВОДИВШИЕ УЖАС (ВАНДАЛЫ)

Народы хлынули, свирепы, дики;

Мрак разостлался, тягостен, уныл;

Казалось: луч наук навек почил…

Валерий БРЮСОВ

Имя вандалов (рис. 55) и производное от него слово «вандализм» давно уже занесены в разряд полуругательных, предполагающих необузданную дикость и бессмысленное разрушение. Такое представление о вандалах возникло и укрепилось после того, как они захватили и разграбили Рим. Однако истинное положение дел не вполне соответствует устойчивому и живучему клише. Во-первых, почти за полвека до вандалов (в 410 году н. э.) основательный погром Рима учинили вестготы во главе с Аларихом: после длительной осады Вечный город был взят штурмом, сожжен и разграблен. Во-вторых, появление вандалов у стен столицы Западной Римской империи в 455 году под водительством «короля» Гензериха произошло по приглашению императрицы Евдоксии, она с помощью варваров хотела расправиться с собственным мужем — императором Петронием Максимом, отомстив ему таким образом за ранее учиненное насилие.

Рис. 55. Вандальский всадник. Мозаика. VI век

Предшествующая история оказалась запутанной и полной невероятных интриг. Популярный в народе сенатор Петроний Максим участвовал в заговоре и убийстве императора Валентиана III, правившего целых 30 лет и отличавшегося по примеру большинства римских императоров крайней распущенностью. Среди прочих он склонил к сожительству добродетельную жену сенатора Петрония Максима, которая, не вынеся позора, покончила с собой. Сенатор решил отмстить и, когда после убийства Валентиана он был неожиданно для всех провозглашен императором, тотчас же обвенчался со вдовой-императрицей против ее воли. Но теперь месть замыслила Евдоксия. Не имея иной поддержки, она обратилась за помощью к вандалам. И те не заставили ждать. В скором времени мощнейший варварский флот преодолел расстояние от Карфагена, ставшего к тому времени столицей вандальского государства, до Италии и двинулись на Рим.

Новоиспеченный император Петроний Максим оказался «факиром на час»: он процарствовал всего три месяца. Как только стало известно, что полчища Гензериха движутся к Вечному городу, народ восстал, императора забили камнями, а тело сбросили в Тибр. Ворота Рима, однако, оставались открытыми настежь. К предвкушавшим легкую добычу варварам выехал лишь римский первосвященник папа Лев, но его увещевания окончились ничем. Что было дальше, можно узнать из классического многотомного сочинения Эдуарда Гиббона (1737–1794) «История упадка и разрушения Римской империи».

Итак, не встретив никакого сопротивления, Гензерих подошел к воротам беззащитного города. Рим и его жители сделались жертвами бесчинства вандалов и мавров, которые, удовлетворяя свои страсти, отомстили за старые унижения, вынесенные Карфагеном. Грабеж продолжался четырнадцать дней и ночей, и все, что было ценного в городе, все сокровища как духовенства, так и мирян были перенесены на Гензериховы корабли. В числе добычи находились драгоценные украшения и реликвии всех храмов. С храма Юпитера Капитолийского, символа былого величия Рима, была снята и увезена половина крыши.

Украшения императорского дворца, великолепная императорская мебель и гардероб, буфеты, наполненные посудой из цельного золота и серебра, — все это сваливалось в кучу с неразборчивой жадностью; стоимость награбленного золота и серебра доходила до нескольких тысяч талантов; тем не менее варвары с усердием переносили на свои корабли даже медь и бронзу. Во дворцах и виллах знати не осталось не одной металлической вещи. Вторично овдовевшая Евдоксия, вышедшая навстречу к своему «другу и освободителю» Гензериху, скоро стала оплакивать неблагоразумие своего поведения. С нее грубо сорвали все драгоценности, и несчастная императрица вместе с двумя дочерьми была вынуждена следовать в качестве пленницы за надменным вандалом, который немедленно пустился в обратный путь и после благополучного плавания возвратился в карфагенский порт. Несколько тысяч римлян обоего пола, от которых можно было ожидать какой-нибудь пользы или удовольствия, были насильственно увезены на кораблях Гензериха, а их бедственное положение еще ухудшалось от бесчеловечия варваров, которые при распределении пленников разлучали жен с мужьями и детей с родителями. Одну из подобных душераздирающих сцен попытался изобразить на достаточно впечатляющем и экспрессивном полотне известный русский художник Карл Брюллов (рис. 56).

Рис. 56. Нашествие Гензериха на Рим. Фрагмент. Художник К.П. Брюллов

Вообще ничего нового в хрониках разграбления Рима не сообщается. Победители вели себя подобным образом всегда. Римляне во времена своего могущества точно так же грабили захваченные города, а пленников либо убивали, либо уводили в рабство. До них так же поступали египтяне, ассирийцы, хетты, персы, македонцы, после них — крестоносцы, воины Чингисхана и Тимура. Нравы всегда были жестокие. Предки русских здесь не исключение. Сохранились доподлинные свидетельства на сей счет. Они относятся к тем временам, когда славяне вступили в противоборство с Византийской империей. Тогда одно только появление русов наводило на византийцев дикий ужас. Житийная литература, вообще чуждая каким-либо эмоциям, бесстрастно сообщала:

«Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские правами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный на деле и по имени народ, — начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигли, наконец, и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их нечестивые алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого готового противостоять. Лугам, источникам, деревьям воздается поклонение…»

Примечательно, что этноним «русь» применительно к коренному населению Русской земли употребляется здесь намного раньше «Повести временных лет», где он сопряжен с именем варягов, впрочем, тоже русских людей (см. заключительную главу 3-й части). Константинопольский патриарх Фотий посвятил нашествию россов на Византию в 860 году специальное сочинение. Его лапидарные формулировки не дают никаких поводов для двусмысленных толкований:

«…Я вижу, как народ грубый и жестокий окружает город, расхищает городские предместья, все истребляет, все губит — нивы, жилища, пастбища, стада, женщин, детей, старцев, юношей, — всех поражает мечом, никого не жалея, ничего не щадя. Всеобщая гибель! Он, как саранча на жатву и как плесень на виноград, или, лучше, как зной или тифон, или наводнение, или не знаю, что назвать, напал на нашу страну и истребил целые поколения жителей… Этот скифский, и грубый, и варварский народ, как бы выползши из самых предместий города, подобно полевому зверю, истребляет окрестности его. …Достигший блистательной высоты и несметного богатства, народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, кочующий, гордящийся оружием, неожиданный, незамеченный, без военного искусства, так грозно и так быстро нахлынул на наши пределы, как морская волна, и истребил живущих на этой земле, как полевой зверь траву или тростник или жатву… Все было наполнено мертвыми телами. В реках вода превращалась в кровь, источники и водоемы, одни нельзя было распознать от того, что вместилища их были завалены мертвыми телами, от других оставались совершенно неясные следы прежнего вида, потому что брошенное в них наполняло остальные их части… Пещеры наполнились ими. Горы и холмы, лощины и овраги нисколько не отличались от городских кладбищ. Таких страданий было исполнено это разрушение; так зараза этой войны, несомая на крыльях грехов наших, пролетала всюду, погубляя все встречающееся!»

Параллель между вандалами и русами проведена здесь вовсе не случайно, ибо речь идет об очень близких по духу и происхождению народах. Более того, по Иоакимовской летописи, наиболее важные и не дошедшие до нас фрагменты приводятся в «Истории Российской» Татищева, среди легендарных правителей Словенска, первой столицы Древней Руси, значится князь Вандал, который «владея славянами, ходя всюду на север, восток и запад морем и землею, многи земли на вскрай моря повоева и народы себе покоря, возвратися во град Великий». Далее летописец рассказывает о сыновьях Вандала — Изборе, Владимире и Столпосвяте, носивших, как нетрудно убедиться, чисто русские имена. Между прочим, на картине Карла Брюллова «Нашествие Гензериха на Рим» и сам «король» и воины-вандалы изображены как типичные русские дружинники.

Имя Вандал тоже славянское: об этом прямо говорят некоторые средневековые хронисты. В Польше до сих пор широко распространено одно из популярных женских имен — Ванда. Да и исконно русское имя Ваня, скорее всего, унаследовано от древнейшей эпохи, и лишь сравнительно недавно, после принятия христианства, было совмещено с еврейским Иоанном (сопряжение же последнего с русским Иваном, скорее всего, происходило по упомянутой схеме). Дело в том, что древнескандинавский эпос знает целый класс богов — ванов, соперников асов. Наиболее известной представительницей ванов является богиня любви и красоты Фрейя (коррелят античной Афродиты-Венеры) — наперсница верховного скандинавского бога Одина.

Уместно предположить, что на определенной стадии распада одной из ветвей былой арийской общности ваны представляли собой идеологическую или религиозную доминанту (об этом косвенно свидетельствуют и недолго просуществовавшее Ванское царство, и легендарная земля Вантит, которая, согласно средневековым арабским источникам, располагалась где-то между Окой и верховьями Дона, и связующее слово «ван» в голландских фамилиях). Так вот, не лишено вероятности, что имя Вандал изначально означало «ван» + «дал», то есть «бог дал» (по аналогии с более поздним Богданом и образованным по той же схеме Валдаем и Дажьбогом).

Также и Мавро Орбини указывал в своем «Славянском царстве», что вандалы имели то же наречие, обычаи и веру, что и русские. И именно вандалы, по Орбини, послали на княжение в Великий Новгород Рюрика с братьями. Автор даже составил словарь русско-вандальских параллелей, из коего видно поразительное языковое сходство, переходящее в ряде случаев в полную тождественность лексем.

* * *

Данные южнославянского историка подтверждают и другие источники. Так, Сигизмунд Герберштейн прямо пишет в своих «Записках о Московии», что вандалы, к коим относились и варяги, «имели общие с русскими язык, обычаи и веру», что Гостомысл, «муж благоразумный и уважаемый новгородцами», посоветовал землякам пригласить на княжение «вандала» Рюрика вместе с братьями. Сообщение венского посла ценно еще и тем, что оно подтверждает факты, приводимые в Иоакимовской летописи (в частности, о посреднической роли знаменитого Гостомысла, историчность которого оспаривали русские историки XIX и XX веков, начиная с Карамзина).

На близкое родство с вандалами претендовали представители и других славянских народов. Уже упомянутый во 2-й части Мацей Меховский утверждал в своем «Трактате о двух Сарматиях»:

«В тех местностях Великой Польши и Силезии лехиты, они же поляки, размножились, волей божьей весьма возросли числом и наполнили Вандалию, то есть Польшу у реки Вандала, ныне именуемой Вислой, а также Померанию, Касубию и всю область по Германскому морю, где ныне Марка, Любек и Росток, вплоть до Вестфалии. Они получили разные наименования, соответственно разным местам жительства. Те, что жили у реки Свены (по-тевтонски Спре или Спрева), названы были Сиевы. Другие близ них — от хижин и куч, которые они на своем польском языке зовут бурги, стали именоваться бургундами. Так и с прочими: древляне и травяне получили имя по обилию дерева и травы (позднее бургунды сели по Рейну, а Октавиан перевел их в Галлию». [Стоит ли после этого удивляться, что Ванда до сих пор остается в Польше одним из самых популярных женских имен? — В.Д.].

Вандалы — канонизированное название одного из ответвлений древнеславянской этнолингвистической общности, известной у поздних античных авторов под названием «венеды» (в ряде случаев «вандалы» так и писались — «венды»). В начале нового тысячелетия венеды заселяли обширные территории от западных рубежей современной России до нынешнего датского побережья Балтики, занимая практически всю территорию теперешней Германии. Германские племена в то время обитали намного западнее и лишь впоследствии вытеснили и ассимилировали славянские племена на их исконно славянских землях. Вполне допустимо, что германцы, завоевав балтийскую Вандалию, восприняли ее имя, подобно тому, как в дальнейшем это произошло с покоренной негерманской Пруссией. Впрочем, «исконность», так сказать, в данном случае не имеет никакого значения, ибо чем дальше в прошлое, тем меньше различий и больше социокультурного и языкового сходства у некогда единых индоевропейских этносов. Лишним подтверждением тому может служить и тот факт, что одно из кельтских племен на берегу Атлантического океана (территория современной Франции) также носило название венетов. О них подробно рассказывается в «Записках о галльской войне» Гая Юлия Цезаря. С учетом чередования гласных в корневой основе «вен — ван» можно предположить, что к ней восходит и название знаменитой французской «мятежной» провинции Вандеи.

Корень «вен» сохранился во многих словах русского языка: вено (выкуп за невесту, приданое), вена (кровеносный сосуд), венец, венок, веник и др. Данная корневая основа содержится и в персидском названии вступительной и наиболее архаичной части священной книги древних иранцев Авесты. В местах былого расселения венедов остались названия городов и рек, образованные от родового имени исчезнувшего народа. Среди них — достославные Вена и Венеция, а также города в Латвии в местах, где раньше жили древние славяне, — Вентспилс на реке Вента и Венден (первоначальное название Цесиса). Среди древних богов, коим поклонялись венеды, — знаменитая богиня любви Венера (по-латински Venus): ее культ восходит к истокам индоевропейской и доиндоевропейской этнокультурной общности, но соответствующее имя было воспринято лишь той частью отпочковавшихся народов, которые, мигрируя с севера и минуя Альпы, оказались в конечном счете на Апеннинском полуострове на территории Древнего Рима и современной Италии.

* * *

Вандалы в пору своего расцвета и могущества использовали военную тактику, хорошо знакомую по боевым действиям славян и их предшественников. Она изобиловала военными хитростями, настолько оригинальными и неожиданными, что подчас решала исход сражений. Особенно впечатляет уничтожение мощнейшего византийского флота, господствовавшего в те времена в Средиземном море. Вандалами командовал все тот же разрушитель Рима — «король» Гензерих, ромейским, то есть византийским флотом — полководец Василиск. Последний, утратив всякую бдительность, поддался на коварное предложение варваров о переговорах. Что за этим последовало — превосходит всякое воображение. Вот как о том рассказывает Эдуард Гиббон.

Легковерный Василиск согласился на роковое перемирие, а своей неблагоразумной беззаботностью как будто хотел доказать, что уже считает вандалов побежденными, а Африку завоеванной. В этот короткий промежуток времени ветры приняли направление, благоприятное для замыслов Гензериха. Он посадил самых храбрых мавров и вандалов на самые большие из своих кораблей, привязав к этим последним множество больших лодок, наполненных зажигательными снарядами. Среди ночного мрака ветер понес эти разрушительные лодки на флот беспечных римлян, пробудившихся ото сна только тогда, когда уже нельзя было избежать гибели. Так как римские корабли стояли густыми рядами, то огонь переходил с одного на другой с непреодолимой быстротой и стремительностью, а ужас этого ночного смятения еще увеличивался от ветра, от треска горевших кораблей и от бессвязных криков солдат и матросов, лишенных возможности ни давать, ни исполнять приказания. Между тем как они старались увернуться от зажигательных лодок и спасти хоть часть флота, Гензериховы галеры нападали на них со сдержанным и дисциплинированным мужеством, и многие из римлян, спасшихся от ярости пожара, были убиты или захвачены в плен победоносными вандалами.

Среди бедствий этой злополучной ночи один из высших генералов Василиска, Иоанн, спас свое имя от забвения благодаря своей отчаянной храбрости. В то время как корабль, на котором он храбро сражался, был почти совершенно объят пламенем, он презрительно отверг предложение сдаться, с которым к нему обратился из уважения и из сострадания Гензерихов сын Гензо; Иоанн бросился в полном вооружении в море и исчез в волнах, воскликнув, что ни за что не отдастся живым в руки этих нечестивых негодяев. А Василиск еще в самом начале сражения обратился в позорное бегство. Он возвратился в Константинополь, потеряв более половины флота и армии, и укрыл свою преступную голову в святилище Св. Софии до тех пор, пока его сестра не вымолила слезами и просьбами его помилование у разгневанного императора.

Однако дьявольская хитрость вандалов не спасла их в конечном счете от полного разгрома. Случилось это уже позже, в царствование блистательного Юстиниана, направившего к берегам Африки войска во главе с самым выдающимся византийским полководцем Велизарием. Как и в других походах, его сопровождал главный летописец Юстиниановой эпохи Прокопий Кесарийский, написавший с позиций очевидца подробнейшую хронику «Война с вандалами». Он был свидетелем сдачи последнего вандальского «короля» Гелимера и препровождения его в качестве пленника в Константинополь, где победителя Велизария ждал триумф, которого в старину удостаивались лишь немногие из римских полководцев и императоров.

Исключительно интересны и личные наблюдения Прокопия. Он рисует совокупный портрет вандалов, весьма далекий от позднейших клише. Вандалы, по Прокопию, «белы телом, имеют русые волосы, рослые и хороши на вид». Психологически же, как бы это ни странно прозвучало, вандал представляет собой обломовский тип с его медлительностью, невозмутимостью и леностью. Другая отличительная черта, абсолютно не вяжущаяся с образом дикого варвара, — жалостливость, тоже, можно сказать, типично русская черта. Византийский историк описывает более чем поразительный факт. Окруженный византийцами и загнанный в горы Гелимир вместе с преданными войсками и гражданским населением терпел неимоверные лишения без воды и пищи. Вандалы не помышляли о сдаче, предпочитая гибель позорному плену. Но однажды «король» увидел, как два голодных ребенка подрались из-за куска лепешки, и в его сердце проснулась жалость к подданным. Поразмыслив и прослезившись, он принял решение сдаться на милость победителя, дабы сохранить в живых вандальских женщин и детей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.