ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. РАСПЯТИЕ ПО-АМЕРИКАНСКИ.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

РАСПЯТИЕ ПО-АМЕРИКАНСКИ.

СТАНОВИЛОСЬ ТЕМНО, когда мы ехали по вымокшим от дождя улицам Портленда днем в середине ноября. Эскорт полиции размером с президентскую кавалькаду окружал роллс-ройс. Было, по крайней мере, пятьдесят полицейских, выглядевших огромными, в блестящей черной одежде, с лицами, закрытыми шлемами и очками, мчащихся на мощных харлей-дэвидсонах.

Все дороги контролировались на каждом перекрестке, и мотоциклы делали впечатляющие хореографические маневры, когда двое на каждой стороне машины плавно заменялись другими двумя - они ехали внутри уличного движения как каскадеры.

Среди фанфар, сирен и окруженный гигантскими телохранителями, Ошо вышел из машины, не затронутый, как обычно, тем, что происходило снаружи, и мягко вплыл в комнату суда, сопровождаемый шестью или восьмью полицейскими в гражданском. Я вышла с другой стороны машины и вступила в хаос: орды толкающихся людей, пресса и тележурналисты.

Мне не разрешили последовать за Ошо в ту же самую дверь, и мгновение я стояла, наблюдая, как он исчезает в море серых и черных костюмов, которые заполнили коридор здания суда. Я протолкалась сквозь толпу и нашла другой вход, и после разных препирательств я сидела рядом с Ошо в комнате суда.

Ошо сидел расслабленный и спокойный, наблюдая за драмой сверху. Позже Ошо говорил: "Правительство шантажировало моих адвокатов. Обычно такого никогда не бывает, что правительство берет на себя инициативу в переговорах; но прямо перед моим судебным процессом они вызвали моих адвокатов для переговоров и делали разные намеки... Они ясно сказали, что: "У нас нет никаких свидетельств, никаких доказательств: мы знаем это, и вы это знаете, что если вы будете продолжать дело, вы выиграете. Но мы хотим, чтобы было ясно, что правительству не понравится, если его победит индивидуум; мы не позволим индивидууму выиграть дело. Дело может продолжаться двадцать лет, и Бхагван останется в тюрьме. И всегда есть риск для жизни Бхагвана, это вы должны понимать очень ясно".

Нирен плакал, когда адвокаты вышли с этой встречи. Он сказал: "Мы не можем ничего сделать, мы бессильны; нам стыдно просить тебя, чтобы ты сказал, что ты виновен. Ты не виновен, а мы просим тебя, чтобы ты сказал, что ты виновен, потому что правительство заявило, оно дало ясно понять, что твоя жизнь в опасности".

"Они сказали мне", - продолжал Ошо, - "что если я признаю два небольших преступления, я буду освобожден и просто депортирован. Я был готов остаться и умереть в тюрьме - в этом не было проблемы, но они начали говорить: "Подумайте о ваших людях", и тогда я подумал, что это (имея в виду, что он виновен, когда он не виновен) можно не принимать серьезно".

Ошо был обвинен в тридцати четырех нарушениях иммиграционных законов и два были приняты. Что же случилось с остальными тридцатью двумя? Судья, должно быть, был преступник, потому что были переговоры, а какие могут быть переговоры о преступлении? Разве преступление это бизнес? Даже те два преступления, которые были приняты, были фальшивыми, одно - это то, что он прибыл в Америку с намерением остаться, и второе - что он помогал иностранцам вступать в брак с американцами.

Ошо писал в министерство внутренних дел, запрашивая иммиграционный статус, несколько лет, но они не ответили ни на одно из его писем.

Почему?

Он был обвинен в том, что он устроил тысячи браков и, по крайней мере "один с определенностью" - это что, шутка?

Один был с определенностью! А что же стало с другими тысячами, и в любом случае этот один не был доказан.

Я открыла рот, когда услышала, как судья зачитал, что Ошо прибыл в Америку для того, чтобы создать место для медитации для многих людей, потому что его ашрам в Индии был слишком маленьким. Это было преступлением!

Ошо не шевелился, он был скромным, и все же он был королем. Его детская невинность и ранимость каким-то образом делали его недостижимым. Он полностью принимал, но не подставлял другую щеку. Противоположности встречаются, там, где пустота достаточно широка, и я слышала, как он говорил: Мастер как небо, кажется, что он есть, но его нет.

Он был таким же, каким я его видела сидящим в его комнате или в Будда Холле медитирующим с нами. Я думаю, что если личность ушла, и человек больше не управляется своими старыми умственными стереотипами, тогда нет эго, которое можно задеть, и нет "Я", которое чувствует себя оскорбленным.

Судья Ливи спросил Ошо: "Вы виновны?" Ошо сказал: "Это я".

Наш адвокат Джек Рансон, который стоял рядом с Ошо, сказал: "Виновен".

Это случилось дважды, и потом, позже, я спросила Ошо о его ответе на вопрос о виновности, и он сказал мне, смеясь: "Потому что я не виновен! Мой ответ просто констатировал, что я существую". Наш адвокат сразу же ответил: "Виновен". Это его проблема, виновен он или нет".

Суд вынес приговор о десяти годах тюрьмы, с отсрочкой приведения его в исполнение. Ошо также будет подвергаться проверке в течение пяти лет, при условии, что он покинет Соединенные Штаты и согласится не возвращаться туда во время пятилетнего проверочного срока без разрешения министра юстиции Соединенных Штатов.

Когда судья спросил Ошо, понимает ли он, что он не может въехать в Америку в ближайшие пять лет, Ошо сказал: "Конечно, но вам не нужно лимитировать мой въезд пятью годами, я больше не вступлю на эту землю". Судья сказал: "Вам может прийти на ум и другое решение", - но Ошо ничего не сказал и улыбнулся. Позже я спросила его, почему он ничего не сказал и улыбнулся, и Ошо ответил: "По той же самой причине, по какой Иисус ничего не сказал, когда Понтий Пилат спросил его: "Что есть истина?" Я тоже молчал и улыбнулся, потому что этот бедный парень не понимает, что у меня нет ума, который я бы мог изменить".

Ошо был приговорен к полумиллиону долларов штрафа за два небольших нарушения, которые обычно наказываются двадцатипятидолларовым штрафом и депортацией. Хасия с помощью друзей собрала штраф за десять минут, Ошо был выпущен из зала суда, и ехал по мокрым улицам Портленда.

Толпы людей стояли на улицах, некоторые махали руками, а некоторые показывали палец. Огни магазинов отражались в лужах, я смотрела из окна машины и видела, что витрины магазинов полны рождественских украшений. Жизнь вышла за пределы эксцентричности в последние несколько недель, но это! Это лицемерие называемое Рождеством было уже слишком.

Мы поехали прямо в аэропорт, где группа санньясинов и репортеров ждала у ступеней самолета Ошо, а Вивек стояла в дверях, приветствуя его. Когда он поднялся по ступенькам, он повернулся, чтобы помахать. Я смотрела на него, лил дождь, и ветер развевал его бороду в ночном воздухе. Я была загипнотизирована его мягкой красотой и парализована огромной важностью момента.

До свидания, Америка. До свидания, Мир.

Дверь начала закрываться, когда я вдруг поняла, что я тоже уезжаю, и я пробралась вперед через толпу, поднялась по ступенькам и вошла в теплый заполненный людьми салон.

Вивек опустила вниз три кресла и сделала импровизированную постель. Подушки и одеяла были приготовлены, он лег и закрыл глаза.

Необычный вид стал слишком обычным в течение следующего года, когда время от времени салон самолета, летящего над планетой, должен был становиться нашим единственным "домом".

Когда мы летели над Америкой, я чувствовала себя лучше, чем когда-либо последнее время. Мы открыли бутылку шампанского и отпраздновали, а Ошо мирно спал. Ошо спал от момента взлета до момента посадки всегда и везде.

Он просыпался с выражением вновь родившегося ребенка, видевшего все в первый раз, и удивлялся, что он все еще вместе с нами на Земле.

В самолете были Вивек, Деварадж, Нирупа, Мукти, Хасия, Ашиш и Рафия.

Это был маленький самолет - большой самолет, который мы ожидали, был отменен, когда они услышали, кто будут их пассажиры, и поэтому большинство людей, включая семью Ошо, осталось позади в Портленде, чтобы последовать за нами коммерческими рейсами.

Мы приземлились на Кипре, потому что у нас не было разрешения на полет над арабскими странами, а так как там был мусульманский праздник, нам бы все равно никто бы не дал разрешения.

Перед нами был прекрасный вид аэропорта в Кипре. Мы прилетели из орегонской зимы в невыносимую жару Средиземноморья, одетые в сапоги, меховые пальто, шарфы и шапки.

Мы все восемь были одеты в красное, а на Ошо с его длинной серебряной развевающейся бородой была его длинная роба и вязаная шапка (усыпанная бриллиантами, как писала пресса).

Официальные лица сходили с ума от волнения и старались понять, что происходит и что они должны делать. Ситуации не помог заблудший репортер, который оказался в аэропорту и кричал официальным лицам: "Бхагван Шри Раджниш! Он только что был депортирован из Америки".

Однако после часа заполнения форм, во время которого Ошо сидел в грязной, наполненной дымом комнате ожидания, нам разрешили пребывание на Кипре, и мы поехали на такси в "лучший" отель.

Было около двух часов ночи, и мы были слишком возбуждены, чтобы спать, так что я села на балконе моей комнаты в отеле. Я смотрела в ночь и плакала. Я была свидетелем распятия в наши дни, и я была переполнена воспоминаниями об Ошо в цепях, в тюрьме, о нереальных сценах в суде, конце Раджнишпурама и прекрасных людях там.

Я знала истину того, что мы пытались создать в Америке, знала невинность и радость всех людей, и я чувствовала, как будто само существование повернулось против нас, и не было шанса в мире для таких людей, как мы.

"Почему ты покинул нас?" - спрашивала я.

На следующий день с разрешением лететь над арабскими странами, мы были на пути в Индию.

Индия! Моя последняя надежда.

Америка доказала, что она варварская и у нее нет понимания Ошо, но Индия будет другой. Индийские люди понимают, что такое просветление, они знают про поиск Истины, и они уважают "святых" людей. Если даже только из предрассудков, индийские люди уважают человека, если он великий учитель, и, конечно, они знают Ошо. Он провел тридцать лет, путешествуя по Индии, иногда давая лекции толпам по пятьдесят тысяч человек.

Я была уверена, что Индия будет приветствовать их "Божьего человека" дома с открытыми руками. То обращение, которое Ошо получал в Америке, подтвердит их подозрения, что Запад не имеет понимания внутреннего богатства. "Они дадут ему землю и место, где жить", - думала я.

Мы прибыли в Дели в два тридцать утра, на двадцать четыре часа позже, чем ожидалось, из-за нашей остановки на Кипре. Это позволило тысячам людей прибыть в аэропорт, и это, должно быть, создало очень напряженную атмосферу, поскольку люди ждали, и ждали, и ждали. Когда мы прибыли к иммиграционным стойкам, и я посмотрела на толпу за ними, я испугалась. Там были сотни репортеров и тележурналистов с камерами, и они стояли на стульях и столах; это было как море взволнованных, неистовых людей, толкающих и пихающих друг друга, они все хотели коснуться Гуру.

Лакшми была там, все ее четыре фута и десять дюймов, и Анандо, которая прибыла с Лакшми из Америки несколько дней назад (Анандо, которую я встретила в белом туннеле в начале моего санньясинского путешествия).

Остальные люди нашей группы застряли на таможне, и это позволило Вивек и Ошо достичь выхода и сесть в ожидающую машину, пройдя через сумасшедшую толпу. Я последовала за ними, несмотря на то, что Вивек кричала мне "иди назад, иди назад". Я до сих пор не могу понять, почему она говорила это, это была невозможная ситуация, люди тащили Ошо за одежду, одна женщина прыгнула на него сзади и обхватила его за шею, остальные падали к его ногам, задевали, наступали на его ноги и почти сбили его на землю. Люди сзади сильно толкались, чтобы принять участие в действиях, а репортеры прыгали перед Ошо, стараясь задать вопросы. Был только один путь через это все, и я не собиралась возвращаться к иммиграционной стойке и наблюдать. Я хватала людей за руки или за волосы, за все, за что я могла ухватить, и старалась очистить дорогу. Анандо делала то же самое, и Лакшми, несмотря на свои маленькие размеры, тоже оказалась хорошим борцом.

Ошо улыбался каждому, и с руками, сложенными в намасте, спокойно скользил по предательской дороге. Когда мы, в конце концов, достигли машины, потребовалось, по крайней мере, пять минут, чтобы просто открыть дверь, из-за толпы народа, и много сил, для того, чтобы держать дверь открытой, чтобы Ошо мог сесть вовнутрь. Я стояла, дрожа, когда машина уезжала, и я начала расслабляться. Мы были в Индии, и Ошо был в безопасности!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.