ПЕРЕХОД ОТ ВОТАНИЗМА

ПЕРЕХОД ОТ ВОТАНИЗМА

Единственными хранителями Истины в эпоху торжества вотанизма оставались нордические арманы (средневековые герольды, рыцари Храма и люди из союза «Фемы»), на протяжении многих столетий оказывавших противодействие вторжениям иррелигиозности, а также низмейно-шаманского и романского духа, бывшего для германцев тлетворным и разлагающим. Никаким «вотанистом» Лист, разумеется, не был, так что все упрёки по этому поводу, исходившие от Германа Вирта[26], Ганса Гюнтера[27] и других авторов, можно считать безосновательными. Наоборот, Листа объединяет с Виртом искреннее желание восстановить облик изначального монотеизма (почитание Бога как Всеотца), с Гюнтером —^; систематизация общеиндогерманских универсалий, проявивших себя в истории и религии.

Главная мысль арманизма, без усвоения которой всё дальнейшее будет бессмысленно, — это идея Троичности как всеобщего Закона, лежащего в основе всего мироздания.

Эта Троичность есть всесильный принцип Рождения — Бытия — Умирания ради Возрождения, символически представленный в мифообразе германской Троицы (Один — Вили — Be; Урд — Верданди — Скульд; Вотан — Тиу — Донар, и т. д.) и являющийся ключом к «виртовской» идее Троичности Спасителя.

Кроме того, этот закон «Entstehen — Sein — Vergehen zum Neuerstehen» был, по Листу, также основой германского общества, разделённого на три сословия, ошибочно принимаемые за три племени[28]. Это были мудрецы (Lehrstand), сословие тех, кто учит, хранит ритуалы (Рита), — духовный цвет народа — его ирмионы или арманы (семаны). Затем, сословие воинов (Wehrstand), тех, кто защищает, — истевоны. И также сословие крестьян-фермеров (N?hrstand) — ингевоны. Первые представляли на Земле идею Рождения, вторые — идею Бытия-Пребывания, третьи — идею Распада й Умирания. Все три сословия отражали различные «лики» Бога — того самого Триединого Спасителя, веру в Которого постарался обосновать на материале петроглифов Герман Вирт.

В конце XIX века один необычайно талантливый филолог по имени Софус Бугге (1833–1907) на материале Эддических текстов старался доказывать, что вся вера германцев и «нордическая мифология» есть явление необычайно позднее, постхристианское, и во многом обязанное своим происхождением, с одной стороны, — грекоримской античности, а с другой — теологии христианства и иудаизма. От греков, из «Сивиллиных оракулов», появились «Прорицания Вёльвы», от иудеев периода Второго Храма — апокалиптический настрой и образы Рагнарёка, от христиан — вера в умирающего и воскресающего Бальдра, в распятого на Мировом Древе Одина и т. д[29] Эта идея Бугге была воспринята в науке и доведена до абсурда сначала немецким исследователем Элардом Гуго Майером (1837–1908), а затем — финским специалистом по фольклору Каарле Кроном (1863–1933). Разумеется, у приверженцев германского мифа эта попытка его «разобрать» и «деконструировать» вызывала лишь отторжение.

Чтобы «бороться с врагом его же оружием», северные почитатели Одина брали найденные филологами совпадения и старались обосновать то же самое заимствование, только в другую сторону. Так, например, поступили Ф.Р. Шрёдер — в «Германстве и эллинизме»[30] и Фридрих Дёллингер (он же — Герман Виланд, он же Йенс Юргенс, он же Ганс Лиенхардт, он же Карл Вайнлендер) — в книге «Бальдр и Библия»[31]. Эти авторы просто показали, что не Бальдр пришёл с Востока, а как раз наоборот, именно германское почитание Бальдра — единственного идеального персонажа на всю нордическую мифологию — стало истоком различных ориентальных и эллинистических представлений об умирающем и воскресающем Боге.

У других авторов, как, например, у норвежского неоязычника Варга Викернеса, та же самая идея заимствования (как в ту, так и в другую сторону) отвергается в принципе: «Много раз я обнаруживал теорию о том, что история о том, как Один повесился на Иггдрасиле — только копия мифа о том, как Иисус был распят (или посажен на кол, как говорили позже). Это не так. Один повесился сам — Иисус был повешен; Один пронзил себя копьём — Иисуса пронзил римский солдат; Один висел на верёвке — Иисус был крепко прикован; и наконец, Один висел на дереве один, в то время как Иисус висел со многими другими. И результат повешения различен: Один вошёл в состояние между жизнью и смертью, в то время как Иисус умер для того, чтобы позже восстать из мертвых и опять умереть (если он вообще умер на кресте). Один же жил дальше. Он научился рунам с их другой стороны, со стороны смерти <…>. В то время как Один висел девять дней и девять ночей, Иисус висел только один день (и ночь?)»[32] и т. д.

Позиция Листа и других авторов арманического круга (Рудольфа Йона Горслебена, Филипа Штауффа, Вернера фон Бюлова и т. д.) была намного оригинальнее. С одной стороны, все они, так или иначе, вышли из недр католической традиции и пытали по отношению к христианству сильнейшую симпатию. В нём они видели продолжение арманизма — в этом отношении особенно интересна идея фон Листа, что христианство как «религиозная система» (Religions-System) имеет в своей основе «запакованную» Вихинай — это эзотерическое ядро различимо наиболее чётко в писаниях тевтонских мистиков (Бёме, Экхарт, Таулер), а также в символике христианских храмов, несущей в себе колоссальный и совершенно неисследованный арманический потенциал.

Помимо основополагающей для Вихинай идеи Троичности, в христианстве присутствуют также все три выше описанные стадии перехода от Вихинай к религии Вотана: учение о Безначальном Отце («Протобог Андрогин» вотанизма, ставший позднее Альфатером), учение о Единородном Сыне и Непорочной Деве, «неискусомужно» Его родившей, а также трансформированные варианты различных Божеств, надёжно укрывшихся под именами святых и небесных «чинов».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.