10. Восток - дело тонкое

10. Восток - дело тонкое

Примерно в то же время Зубовский водитель Буча привез мне двух киргизов. У меня тогда появилась идея делать охотничьи куртки. Это была сложная афера, потому что нужны, на самом деле, были ружья, но чтобы вытащить свою маржу, необходимо было вставить в сделку свою продукцию. А для охотничьих курток нужны были овечьи шкуры.

И тут появились киргизы, кондовые, с гор, сказали, что у них в совхозе эти шкуры девать некуда. Я взял их координаты и пообещался приехать. Со мной увязался и Буча, как знаток Средней Азии (он был оттуда родом). Вообще-то, этот Буча был большая сволочь и водитель неважнецкий. Я не помню, где Зуб его выкопал, но он очень гордился, что его шофер - инструктор по вождению. Зуб не знал, что инструктору самому не обязательно хорошо водить машину и разбираться в ней, чаще, кто сам делать чего-то не умеет, учит этому других.

Это был среднего роста и возраста человек с жидкими, но очень кудрявыми волосами и наглым взглядом. Бучей я его здесь назвал за один анекдотический случай с ним в автошколе. У него училась вождению студентка откуда-то из Южной Америки. Однажды она явилась на занятия, а его долго не могла найти, ходила по школе и спрашивала других инструкторов, где найти «Коколя-Буча», по-русски она говорила с трудом. Никто не мог понять, что за Коколя-Буча? Пока самый умный не догадался - это ж . - хохол ебучий!

Я тогда первый раз попал на Восток и не знаю, что бы я делал без этого обормота. Началось с того, что в аэропорту города Ош, нас никто не встретил. Не лететь же обратно? Дали таксисту адрес, и он повез. Поселков с названием Кызылсу оказалось два и мы, конечно, сначала приехали не в тот. Таксист оказался на удивление спокойным, по сравнению с московскими, зашли с ним в чайхану, перекусили маленько и поехали дальше в горы.

В нужный нам Кызылсу добрались только к вечеру. Это был горный кишлак на перекрестке грунтовых дорог в предгорьях Тянь-Шаня. Глушь неимоверная. Таксист подвез нас к совхозной конторе. Директор совхоза встретил нас, как родных. Он учился в Москве, в Тимирязевской академии. Каких-то теток он послал готовить еду, выставил на стол чай и водку. Водкой назвать это было тяжело - это была местная арака, редкая гадость, но не отказывать же хозяевам.

Восточное гостеприимство нелегкая штука, никогда не знаешь, что будет дальше, что подадут на стол, куда поведут. При полнейшем радушии хозяев чувствуешь себя всё время несвободным. Уже за пловом директор нам сообщил, что Талай (я его буду звать сокращенно, хотя по-киргизски это не очень благозвучно, означает - заяц), который нам был нужен, сейчас в командировке и будет через три дня. Сам он не стал обсуждать со мной дело, потому что начинали разговор не с ним. Талай работал здесь экспедитором и по совхозной иерархии был начальством. По их табели о рангах после директора шли: зоотехник, кладовщик, экспедитор, потом уже все прочие. Нас определили на постой к кладовщику.

У кладовщика был богатый двор и хорошие лошади. На высоком красивом жеребце я три дня катался по горам. Киргизы сразу поняли, что Буча никто и звать его никак, поэтому ему дали какого-то тщедушного мула, и он за мной поспеть никак не мог.

Уехать из кишлака, съездить, к примеру, в город не было никакой возможности. Не на коне ж туда скакать? По одной из грунтовок ходил рейсовый автобус. Чуть выше остановки, на скальном уступчике, как грачи часами сидели аборигены на корточках, почти не шевелясь, только поворачивая друг к другу головы. Подходил автобус, забитый до предела. Несколько человек втискивались в него, остальные оставались сидеть в той же позе. Для нормальных поездок нужна была машина.

Когда приехал Талай, все пошло гораздо быстрей. Мы моментально решили вопрос со шкурами. Я взял с собой из дома двадцать тысяч рублей - 15 на шкуры и 5 на всякий случай. За два контейнера шкур с доставкой их в Москву я заплатил четыре с половиной. Дальше можно было жить на широкую ногу.

В принципе, можно было уезжать, но Буча уломал меня ехать домой на машине. Не сразу, но я согласился, к тому же, неизвестно было, попаду ли я сюда еще раз, а Восток мне понравился. Это выглядело совсем другим миром, но мир этот был чем-то необъяснимо привлекателен.

Я купил двухлетнюю Ниву. Внешне она выглядела неплохо, но стояла со сломанной ступицей. Можно было взять машину гораздо лучше. Там, как выяснилось, не было никакого дефицита по автомобилям. Каждый сезон сдачи шерсти и хлопка, туда гнали машины эшелонами, чтобы вернуть деньги обратно в Россию. Это я выяснил несколько позже, а тогда взял первое, что предложили. Ниву мы отремонтировали за день, и сразу появилась свобода передвижений.

Первое, что я сделал на свободе, это побрился в парикмахерской города Карасу. Это уникальный город, разделенный на две примерно равные части речкой с одноименным названием, но с одной стороны, это Карасу, Ошской области Киргизии, а с другой стороны, Карасу, Андижанской области Узбекистана. Даже базар один, но справа киргизский, а слева узбекский.

В парикмахерской был длинный зал с узким проходом между двумя рядами кресел. Как меня там побрили?! По-старинному, с горячим компрессом. Мечта! Кожа была, как у младенца.

Машину переоформляли где-то в дебрях Ошского базара. Ошский базар это город в городе. Это сказка, тысяча и одна ночь! Здесь и цвет и дух древней восточной цивилизации. В горах была зима, а здесь в долине полноценное лето, море фруктов арбузов дынь. Причем, уходя на ночь домой, никто ничего не убирает, так и стоят эти дынные или арбузные пирамиды до утра, ждут хозяев. Захотел я помню, персиков. Хожу по рядам и пробую, все угощают не тонкой полосочкой, как у нас, а целым сочным персиком. Когда уж стыдно стало не покупать, я эти персики уже видеть не мог, настолько наелся.

Кстати, до сих пор не понимаю, откуда в Оше Сулейман гора? Сулейман это же Соломон, а отсюда до Израиля дальше, чем до Шанхая.

Этот жулик Буча не только машину подготовил к поездке плохо, но и маршрут выбрал неудобный, так чтоб проведать всех своих родственников. Дорога, конечно, была интересной, но слишком длинной и с большим количеством накладок. Первая была на Ангренском перевале, но это была счастливая накладка. Была ночь, мы уже ехали вверх, когда пошел сильный снег. И скалы слева и обрыв справа, и дорога стали одного цвета. Ехать пришлось потихоньку, чтоб не улететь вниз. И главное, ни одной машины, не навстречу, не попутно. Вниз мы спускались, уже прокладывая глубокую колею. Наконец, впереди появился фонарь и много машин под ним. Под самым фонарем нас остановил гаишник. Даже не проверив документы, глядя на нас, как на привидения, он спросил.

- Вы откуда здесь взялись?

- С перевала.

- Перевал уже сутки как закрыт!

Как мы проскочили въездной кордон? Совершенно не понятно.

В Ташкенте снег лежал такой же толщины, как в горах. Он уже начинал таять, но было очень чудно видеть город, который считаешь эталоном теплого места под слоем снега.

Вторая накладка, это уже была не накладка, а облом. Рано утром мы выехали из Темиртау, от очередных родственников Бучи, в сторону Целинограда. Я вел машину, а этот козел спал на пассажирском сидении рядом. Перед «круговым движением» я его разбудил и спросил, как ехать дальше. Он сказал, что прямо и опять заснул. Проехав прямо, я начал сомневаться, дорога была узкой, машин мало, но увидев указатель, что до Целинограда столько-то километров, успокоился. А зря - это была боковая дорога, основная, надёжная осталась справа.

Примерно через час у меня начала моргать лампочка давления масла. Я остановился, разбудил этого деятеля и заставил смотреть, что с машиной. Он долго копался под капотом, потом объявил, что провод к датчику плохой, закрыл капот и снова залег спать.

В Казахстане дороги не очень забиты машинами, но на этой дороге их почти совсем не было. Не видно было и заправок, изредка попадались только поселки с белыми домиками. Я ехал еще часа полтора, до тех пор, пока лампочка не стала гореть постоянно. Я съехал на обочину и остановился.

- Иди, - говорю, - смотри там свой провод, похоже, что не провод это.

- Всё нормально, - сказал он, вернувшись.

Я попытался завести мотор, но он уже был заклинен.

- Ну и что? Убить тебя прямо сейчас или подождать немного? - я был зол настолько, что готов был привести эту угрозу в исполнение.

Он засуетился, стал оправдываться, но толку от всего этого не было никакого. Вокруг нас была целиноградская степь, мороз чуть ниже сорока градусов и ни одной машины на дороге. Бросить машину и идти назад, было рискованно. Одинаковые казахские поселки примелькались у меня в глазах, и я не помнил, далеко ли последний, он мог быть и в пяти, и в десяти, и в пятнадцати километрах. Идти вперед было уж совсем бессмысленно.

Я вышел по малой нужде и тут же замерз. Начиналась пурга, ветер продрал меня через

одежду насквозь. Я вернулся в машину, посадил Бучу сзади, а сам остался на водительском месте. Машина остыла очень быстро и мы, каждый со своей стороны прогревали маленькие отверстия для обзора. Я не знаю, сколько прошло времени и вдруг, сзади показалась машина.

Двое мужиков на Жигулях со снятым задним сиденьем ехали в какой-то поселок резать свинью. Поняв наше положение, они отказались от своей идеи. Ни у них, ни у нас не оказалось троса, поэтому решили ехать в ближайший поселок за буксиром. Я отпустил с ними Бучу, а сам остался в машине, надо и мне было ехать с ними, но мозги уже видно были подморожены.

Я завернулся в несколько верблюжьих одеял и стал курить гаванские сигары. У меня их была целая коробка, купленная на Ошском базаре. Между тем, стемнело, и пурга усилилась. Выйти поплясать за бортом, было немыслимо. Неудержимо клонило в сон. Я знал, что спать нельзя, но ждал я уже слишком долго и стал сдаваться. Сквозь сон я услышал стук по крыше, проснулся и опустил стекло. Рядом со мной тарахтел большой желтый трактор К-700, а маленький казах уже цеплял трос.

Руки у меня были деревянные, стекло поднимать было нельзя. Как я умудрился этими руками крутить руль и, одновременно, чистить иней на лобовом стекле? Но ведь как-то я это делал.

В поселке я выбрался из машины, зашел в дом и сразу плюхнулся на раскаленную печку. Мне дали выпить стакан портвейна. Руки-ноги начали шевелиться, и я перебрался за стол. За столом, вместе со мной, сидели огромный усатый мужик и маленький казах и тоже потихоньку отхлебывали портвейн, рядом со столом стоял целый ящик с бутылками. Они объяснили мне ситуацию, что к ним заехали, рассказали про меня, и они сразу пошли помогать, но трактор не заводился, а куда делись те, кто заезжал, они не знают. А меня, честно говоря, это уже не волновало. Мне было тепло и хорошо, а что делать дальше, можно было решить завтра.

В дом зашла женщина крестьянского вида и, как только она посмотрела на казаха, того, как ветром сдуло. Он буквально растворился у меня на глазах, видно он был не в чести у этой женщины. Они громко заговорили с усатым на странном немецком языке, в котором половина слов были русские матерные. Гиганта немца звали Ганс, его жена отнеслась ко мне очень ласково, принесла на стол еду и выпила с нами немного. Это был очень аккуратный, душевный немецкий дом, хозяева мне очень нравились и ехать куда бы то ни было мне не хотелось, но когда мы уже собирались ложиться спать, приехал Буча на автобусе в качестве тягача. Пришлось ехать обратно в Темиртау.

Мотор перебирал тоже немец, в Казахстане их тогда еще было много. Оказалось, что сточилась шестеренка масляного насоса. С мотором теперь был полный порядок, но пока я доехал до Москвы, я снял передний кардан за отсутствием крестовины, что-то еще ремонтировал, и когда я уже въехал к себе во двор, она окончательно сломалась метрах в двадцати от моего подъезда. До этой поездки я считал себя неплохим водителем, но только после неё я им стал на самом деле.

Деньги меня тогда совсем не лимитировали, я эту машину отогнал в сервис и велел поменять всё, что можно - не помогло. Она так и осталась инвалидом второй группы. Я её продал весной и, надо сказать с большой выгодой, я её купил за 5500, а продал за 12000 рублей. Потом уже, приезжая, в Киргизию, я сразу покупал себе машину, делал дела и ехал домой, только уже более короткими дорогами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.