История, хранимая в тайне
История, хранимая в тайне
Напомним, что мы знаем об Атлантиде прежде всего из рассказа Платона. В его «Диалогах» мы встречаем диалог между Критием и Тимеем, где и излагается эта история. Рассказ Платона на первый взгляд абсолютно ясен и недвусмыслен. В сущности, никакой «сказочности» в нем нет — описывается обыденная жизнь государства, чье устройство и хозяйство идеально отрегулированы. Единственно, что привносит элемент легенды в этот рассказ, — это то, что Атлантида так до сих пор и не найдена и, как кажется, никаких других подробных описаний, подобных тому, что мы встречаем у Платона, об этой стране не сохранилось. Но это лишь на первый взгляд — на самом деле платоновская история таит в себе никак не меньше загадок, чем сама Атлантида.
Интересно проследить корни истории об Атлантиде, которую мы встречаем в «Диалогах». Обратим внимание — Платон, по-видимому, ничего не знал об Атлантиде, он лишь пересказал некий диалог, показавшийся ему чем-то интересным.
К тому же нам прекрасно известна мечта Платона об идеальном государстве, о справедливом правлении и процветании народа. Не привнес ли Платон в этот полулегендарный рассказ свои мысли о государстве всеобщего благоденствия?
Тогда становится понятным, почему в «Диалогах» столь много уделяется внимания не географическому положению острова, а его государственному устройству и сельскохозяйственным угодьям. Вполне возможно, что Платон просто излагал свой идеал, опираясь на то, что он считал мифом, и реальная Атлантида его не интересовала. Кстати, этой версии придерживается ряд ученых, в частности, профессор древней литературы Кристофер Джайл, считающий, что рассказ Платона — не более чем политическая аллегория в одеяниях мифа. Досконально изучив историю об Атлантиде в «Диалогах», К. Джайл отметил, что речь вполне может идти об аллегорической трактовке борьбы богов за передел мира, в частности, между морским богом Посейдоном и богиней Афиной. Посейдон, скрывшийся в морских глубинах, здесь символично выведен в виде Атлантиды.
Исток истории о великой цивилизации, исчезнувшей в волнах, ясен уже из первых строк рассказа. Критий обращается к Сократу: «Итак, послушай, Сократ, удивительную историю, которая, тем не менее, является абсолютно правдивой, как засвидетельствовал о том Солон — самый мудрый из семи мудрецов. Он был родственником и близким другом моего деда, Дропида, как он сам говорил об этом в нескольких своих поэмах. И Дропид, мой дед, запомнил это и рассказал нам о древнейших и чудеснейших деяниях афинян, которые канули в забытье из-за времени и разрушения человечества».
Как видно, история пришла к Критию от его деда Дропида, который, в свою очередь, узнал ее от Солона. Но откуда почерпнул ее сам Солон?
Ключевой фигурой в знаниях об Атлантиде, как видно, выступает Солон (639–559 гг. до н. э.). Солон — один из самых известных эллинов, государственный деятель, сторонник демократических реформ, который столь долго и безуспешно боролся со своим родственником — печально знаменитым тираном Афин Писистратом. Солон считался одним из самых мудрейших людей своего времени, был посвящен во многие тайные знания. Большинство эзотерических знаний он узнал от египетских жрецов — долгое время Солон обучался в Фивах, Гелиополе и Саисе, причем получал наставления от мудрейших из посвященных. Кстати, великий Платон, вероятно, именно следуя примеру Солона, посетил Египет. Дропид — дед Крития, о котором он столь почтительно отзывается, был родственником Солона. Именно от линии Солона и Дропида вела свое происхождение мать Платона, который и донес буквально по «семейной линии» историю Атлантиды до нас.
Может быть, выдумщиком был Критий? Но и это маловероятно, он считался одним из наиболее талантливых учеников Сократа, и именно к нему были обращены последние слова великого философа, когда тот принял чашу с ядом. Критий стал политиком, возглавив группу афинских «тридцати тиранов», сам немало размышлял над идеальным государственным устройством. Весьма символично, что носитель знаний об Атлантиде Критий закрыл рот и глаза умершему Сократу.
Обратим внимание на то, что и Солон, и Дропид, и Критий, и Платон состояли в родстве друг с другом, и все это весьма похоже на передачу «семейной тайны», которую узнал посвященный в египетскую мудрость Солон. Не вызывает удивления и то, что тайна во всех подробностях была открыта Сократу — в Древней Греции учитель был подобен отцу, и секретов от него не было. Удивительно другое — сам Сократ, который, по легендам, также обучался в Египте, не знал истории об Атлантиде, а столь примечательной страны вряд ли не заметил бы его острый ум!
Действительно, «велика была тайна сия», поскольку даже великие мудрецы (речь идет далеко не только об одном Сократе) не были посвящены в тайну Атлантиды.
Ни у кого из греческих философов или историков мы не встречаем рассказа об исчезнувшей земле, подобного рассказу, изложенному Платоном. А это значит, что история об Атлантиде, скорее всего, не греческого, а египетского происхождения.
Частично это подтверждается и косвенными данными. Например, через девять столетий после смерти Солона историю с Атлантидой решил прокомментировать известный философ Прокл (412–485).
Он утверждал, что через триста лет после путешествия Солона в Египет (по ряду версий, оно состоялось в 560 г. до н. э.) некий грек по имени Крантор также посетил Саис, где обучался когда-то у жрецов Солон. Кран-тору довелось в Саисе видеть огромную колонну при храме Неса, которая была сплошь покрыта иероглифами, описывающими историю Атлантиды. По утверждениям Кран-тора, эта запись полностью подтверждала платоновское повествование. Правда, сегодня эта колонна не обнаружена, хотя гибель ее вполне можно отнести на счет «бурь времени» — мы знаем, сколь много египетских древностей было уничтожено временем, варварами, завоевателями и неумелыми исследователями.
Вот еще одна, пожалуй, странная загадка, связанная с платоновской Атлантидой: как известно, рассказ Платона оказался оборванным. Он остался незаконченным на весьма примечательном пассаже, о котором мы скажем ниже.
Конечно, можно предположить и вполне обычное объяснение такой ситуации, например, Платон мог заболеть, а после болезни уже утратил интерес к этой теме.
Мог он и по каким-то политическим соображениям прервать свое повествование.
А может быть, Платон намеренно оборвал рассказ в тот момент, когда очень близко подошел к самой сокровенной части истории о пропавшей цивилизации, дабы сохранить в тайне некие ключевые моменты, относящиеся к знанию атлантов?
Посмотрим, на чем же оказался оборванным тот пассаж, который рассказывает, быть может, самую главную тайну Атлантиды: «По этим размышлениям и в продолжение их божественной природы, все, что мы описали, оттачивалось и увеличивалось в них.
Но когда божественная часть стала постепенно исчезать в них и слишком часто стала разбавляться и содержать слишком много смертельных примесей, а человеческая природа стала преобладать в них, тогда они не смогли больше сохранять свою удачу, стали вести себя непристойно, и тем, кто имел глаза, чтобы видеть это, они стали казаться низкими и утратившими самые прекрасные из своих драгоценных даров; но тому же, кто не имел глаз, чтобы созерцать истинное благоденствие, они по-прежнему казались славными и блаженными, в то время как они преисполнялись несправедливой скупостью и могуществом. Зевс — бог богов, который правит законом и может прозревать такие вещи, понял, что эта благородная раса оказалась в самом плачевном состоянии, и решил наложить на них наказание, в результате которого они бы смогли очиститься и улучшиться, собрал всех богов в своем самом сокровенном чертоге, который располагался в центре мира. И когда он созвал их вместе, он сказал следующее…». Именно на этом обрывается знаменитый диалог.
Парадоксально, но именно на эту часть атлантологи обращали наименьшее внимание, а она представляется нам едва ли не самой важной. Во-первых, судя по рассказу Платона (точнее — Крития), атланты погибли не из-за наводнения, а из-за того, что «утратили большую часть своей божественной природы», впали в грех человеческих страстей и желаний, купаясь в роскоши. Гибель Атлантиды выступает как наказание с целью очищения за утрату божественной природы. А, во-вторых, абсолютную параллель этому мы встречаем в Библии в книге «Бытия», где описываются причины Великого потопа. Именно из-за людских прегрешений, а также из-за того, что сыны Божии вступали в связь с дочерьми человеческими, Бог решает очистить человечество через наказание. Примечательно, что в обоих случаях явным образом прослеживается обмирществление святого — говоря проще, наказание наступает именно за то, что существа с божественной природой (жители Атлантиды у Платона, сыны Божии в Библии) начинают приобретать все больше и больше человеческих черт.
Кажется, именно здесь коренится ответ на исчезновение Атлантиды: упадок нравов, утрата священных знаний, отход от некого божественного канона.
Скорее всего, мы видим здесь описание одного и того же события, которому дается одна и та же мистическая трактовка. Вряд ли такие детали можно объяснить лишь простым совпадением. В известной мере это говорит и о том, что Платон не вкладывал в историю Атлантиды лишь свой политический идеал.
И все же, несмотря на многие подробности, платоновский рассказ весьма мало говорит о культуре и обычаях народа Атлантиды.
Складывается такое впечатление, что кто-то намеренно и с большим тщанием вымарывал из истории все точные сведения об Атлантиде. Напомним, что Платон также обучался в Египте, повторив судьбу Солона, и возможно, Платон приписал Солону те сведения, в которые был посвящен сам, но не решился по ряду причин (мистическая инициация всегда связана со смертью!) вести речь от собственного лица.
Интересно посмотреть, какой была (или могла быть) письменность у той великой цивилизации, — не обнаружим ли мы ее общность с какой-то из известных нам систем письма? Наше особое внимание привлекает критская письменность, эта величайшая загадка, которая волнует ученые умы до сих пор, поскольку именно Крит чаще всего указывается как непосредственный осколок Атлантиды, а не какая-то отдаленная ее колония. Заметим сразу, и сегодня критское письмо остается непрочитанным и одним из самых темных по своей структуре.
Естественно, что первую попытку дать толкование загадочным знакам предпринял сам первооткрыватель Кносского дворца Артур Эванс. Этой проблеме он посвящает даже отдельный труд «Scripta Minoa». В результате кропотливой работы Эванс насчитал 135 иероглифических знаков (не считая повторов), и это тотчас поставило новую загадку. Если каждый знак означает какое-то конкретное понятие, как, например, в китайском языке, то иероглифов оказывается слишком мало. Если же это слоговое письмо — тогда слишком много. Может быть, существовали какие-то другие иероглифы, не дошедшие до нас, а поэтому и не попавшие в каталог Эванса? На первый взгляд, такое предположение представляется вполне правдоподобным.
Обратим внимание: минойская письменность значительно больше похожа на египетские иероглифы и абсолютно не схожа с греческим письмом. И вновь перед нами всплывает очевидный факт — критская цивилизация по своему характеру стояла значительно ближе к Египту, нежели к Греции. Может быть, не столь далек от истины был Платон, утверждавший, что Египет был колонией Атлантиды? Впрочем, оговоримся, если Крит действительно являлся хотя бы частью той легендарной страны.
При внимательном рассмотрении мы обнаружим сходство минойского письма и с ранними китайскими иероглифами. Правда, если сходство с египетской письменностью здесь очевидно, то с Китаем критское письмо связывает лишь идеографический характер письменности, но сам по себе этот факт говорит об определенной общности развития цивилизаций.
Примечательно, что «египетские мотивы» заметно прослеживаются на всем протяжении истории древнего знания. Укажем хотя бы на такой факт. Именно с египетскими культами связано имя антипода Бога в Библии — сатаны, который предстал перед Адамом и Евой в Эдеме в виде Змея и стал причиной их изгнания из рая. В древнееврейском подлиннике он именуется Азаазэл (мы привыкли к имени «Азазел») или «бог Азааз». Семантически это имя связано с именем египетской богини Исиды (Изиз). И к загадке Змея нам еще придется вернуться позже.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.