Глава I Пришелец из прошлого

Глава I

Пришелец из прошлого

Массивная дверь тюремного КПП со скрежетом, словно недовольно ворча, захлопнулась за спиной условно досрочно освобождённого. Николай Деснин — было его имя.

Семь лет назад своей добровольной явкой, чистосердечным признанием и содействием следствию он настолько сумел растрогать суровое сердце прокурора, что тот скостил ему срок аж на три года. Тем более что убил Деснин не абы кого, а известного наркодилера, который попортил много крови правоохранительным органам и к которому они никак не могли подступиться. Тюремные власти также были довольны просто-таки образцовым заключённым, в свободное время читавшим Евангелие и заявлявшим, что не просто сидит, а исполняет епитимью. Так и получилось, что вместо положенных десяти за предумышленное убийство Деснин отсидел всего семь.

И вот теперь все кончилось. Бывший зэк набрал полной грудью вольный воздух, усмехнулся, сам не зная чему, закинул через плечо котомку с нехитрой поклажей и направился в близлежащий поселок с довольно выразительным названием Воротилово, откуда, если повезет с автобусом, можно было добраться до Москвы.

На душе Деснина было легко и привольно, лишь одно омрачало хорошее настроение — перед самым выходом перебежала ему дорогу здоровенная черная кошка.

Солнце палило нещадно, и Деснин распахнул рубашку. Справа на груди его красовалась вытатуированная церковь с двумя куполами. Это обозначало, что за ним была уже вторая ходка.

«Воля, воля, мать твою! — думал Деснин, глядя по сторонам. — Иди куда хочешь, делай что хочешь. Э-эх!»

Раскидистая кудрявая берёза величаво стояла посреди поля. Рядом не было других деревьев, и ничто не мешало ей свободно расти. «Воля!» — думал, глядя на неё, Деснин. Звонкий ручей, бегущий по руслу, проложенному им же самим чёрт знает сколько лет назад. «Воля!» — думал, глядя на ручей Деснин. Ветер, гонящий по синеве неба облака туда, куда ему вздумается. — «Тоже воля, — думал Деснин, — Воля, ё-моё!!!»

И тут он поймал себя на мысли, что ровно восемь лет назад всё это уже было. Восемь лет назад он также радовался вновь обретённой воле, но тогда… тогда, после первой своей ходки, он точно знал, что нормальная жизнь ему теперь заказана. Тогда он точно знал, что ничего ему теперь не остается, кроме как катиться все дальше и дальше, до следующей ходки, а потом до следующей, ну и так далее. Тогда у него даже и в мыслях не было попытаться начать всё заново. Это было тогда.

Но теперь… теперь всё было иначе. Теперь он точно знал, что со старым покончено. Впереди была новая жизнь, и уж её-то он проживёт так, как надо. Как научил его один человек. Единственный человек, которому он поверил, человек, который внушил ему надежду, перевернул всю его жизнь, человек, который…

Деснин достал из-за пазухи небольшой крестик. С минуту подержал его на ладони, затем сжал кулак.

«Ну и куда теперь?» — при этой мысли всё веселье, связанное с вновь обретённой волей, куда-то улетучилось. Что поделаешь — жизнь есть жизнь, и она хороша лишь тогда, когда думаешь о ней отвлечённо. Но стоит столкнуться с ней лицом к лицу, и она пообломает самого отъявленного оптимиста.

«Может, к Юльке рвануть? — думал Деснин, — Писала, что ждёт. Врёт, скорее всего, ну да ладно — больше ведь некуда. А может… Да нет. Надо отойти денька два, освоиться. А потом уж к нему».

Автобус, как это водится, в дороге поломался и на поезд Деснин уже не поспевал, но это его мало волновало, так как ему предоставлялась возможность побродить по Москве.

Перед самой отсидкой Деснину довелось жить некоторое время в столице. Уже тогда она начинала меняться — повсюду, словно грибы, появлялись палатки, новые магазинчики, стадионы по выходным превращались в огромные барахолки. Уже тогда наступали времена всеобщего торгашества, когда мерой всех вещей служит рубль. Однако с тех пор прошло семь лет, и за эти семь лет Москва изменилась до неузнаваемости. От блеска витрин рябило в глазах, количеству магазинов, разного рода лавочек, торговых точек, минирынков, казалось, не было предела. Плюс еще офисы, конторы, салоны, банки, зубные кабинеты, аптеки, юридические консультации, рекламные щиты, казино, обменные пункты и т. д. и т. п. Деснин словно попал в иной мир и, ошарашенный и угнетенный этой пестротой и блеском, этой суетой и толкотней, блуждал по переименованным улицам, покусывая мороженое, в надежде отыскать хотя бы одно знакомое место — переулок, здание, хотя бы какой знакомый кабак, но не за что было уцепиться взгляду — всюду была новь, всюду был блеск. А прямо по соседству с этим блеском — нищета. Еще на автовокзале Деснин обратил внимание на нескольких нищих, просящих милостыню. Нищие встречались и в переходах метро. Постепенно от количества безруких и безногих, беженцев и ограбленных разного рода мошенниками у Деснина, так же как и от обилия рекламы, начинало рябить в глазах. Он махнул на Ярославский вокзал, взял билет. Однако до отправления поезда времени оставалось еще предостаточно. Побродив по перрону, Деснин направился в привокзальный туалет.

— Минет хочешь? Десятка, — послышался из соседней кабинки голос, совсем еще детский.

— Чего? — машинально переспросил Деснин.

— Баксов, не рублей же, — рассудительно отвечал голос.

Когда Деснин заглянул в кабинку, взору его предстала девчонка лет двенадцати, присевшая на край унитаза с тетрисом в руках. Её вульгарно нарисованное личико с огромными красными губами, подведенными бровями и ядовито-розовыми тенями на веках совсем не вязалось с недоразвитым женским тельцем. Взглянув на Деснина, малолетняя проститутка засунула палец в рот и лукаво подмигнула. Этого Деснин не выдержал. Он ухватил девчонку за руки и потащил из туалета.

— Ну ты, клешни убери! Не лапай — не купил! — верещала та и упиралась. — Я щас Ромика позову!

— Какой Ромик? Ты чего здесь делаешь? Где твоя мамка и вообще…

— Че сразу мамка? У нас не мамка, у нас папка. Вон он, — указывала девчонка на бритого парня с фиксой, который тусовался возле перрона.

— А он куда смотрит?

— А он за всем вокзалом смотрит. У него таких как я еще с десяток. А еще щипачи, кидалы и менты. Так что шел бы ты, дядя, лесом, а то щас позову, все сбегутся.

«Зови!» — уже было готово слететь с языка, но Деснин сдержал порыв. «Я смирился, смирился, смирился!» — прошипел он сквозь зубы и впечатал кулаком в стену, словно поставил точку. Малолетняя проститутка посмотрела на него как на сумасшедшего и выскочила из туалета.

В задумчивости Деснин не заметил, как вышел за пределы вокзала и вновь влился в толпу. Шум, гул. Бурная людская река подхватила его и понесла в своем потоке. И вроде бы люди были повсюду, но он их не чувствовал, не ощущал. Пустыня равнодушия. Хмурые, угрюмые лица без улыбок. Нет, новая Москва положительно не нравилась Деснину. Он чувствовал себя здесь чужим. Но до поезда по-прежнему оставалось более двух часов, и их надо было как-то убить.

В конце концов, Деснин решил съездить на Красную площадь, в надежде, что хоть там все осталось по-прежнему.

На автобусе по старой привычке он проехал зайцем. Лишь сойдя на нужной остановке, заметил, что пассажиры выкидывают кто в урну, а кто просто на землю какие-то необычные, яркие проездные талончики. Он специально остановился, чтобы рассмотреть один из них. На талончике, втоптанном чьей-то ногой в грязь, было изображение храма. Прямо на крестах и куполах компостер оставил рваные раны.

— Вон он, храм-то, — послышался рядом голос прохожего, — ишь, какой отгрохали.

— Да такой и был, — возражал другой, — По старым чертежам делали.

— Да, а сколько денег втюхали. Лучше бы вон, нищету поубирали.

Деснин оторвал взгляд от талончика и посмотрел в ту сторону, куда смотрели эти двое. Громада нового храма ракетой вонзалась в небо и там, в вышине, сверкали на солнце золотом купола и кресты. Казалось бы, все в этом архитектурном сооружении было устремлено ввысь, но одно поразило Деснина: храм построили не на возвышенности, как это полагается, а напротив — в какой-то низине, от чего создавалось впечатление, будто храм вздымается к небу прямо из-под земли. К тому же купола закрывали солнце, и вся восточная часть храма была погружена во мрак. Спустившись по лестнице, которую он обнаружил неподалеку от остановки, Деснин решил поближе рассмотреть храм. Было время вечерни, и к церкви подтягивался народ. К моменту открытия собралась порядочная толпа. Деснин смотрел на пришедших и дивился — сколько людей вновь обрело веру после десятков лет запрета на нее. Кроме дремучих бабок были здесь и весьма цивильные с виду люди, даже молодежь и дети. Правда вскоре благостность обстановки несколько разрушил следующий разговор.

— Во фигня, говорят, с бутербродами не пускают. А я шаурму купил, — пихал мужик в дурацкой шляпе и нелепых шлепанцах на босу ногу замасленный сверток спутнице. — Светлан, подержи маленько. Я щас — загляну и обратно.

Светлана не слышала. Она увлеченно жевала Орбит и тараторила по мобильнику:

— Че? Не, Оксан, по магазинам еще не прошвырнулись. Тут все в какой-то новый храм рванули. Че? Да не, не молиться, че я дура что ли? Ну так, заценить. А то всю жизнь токо на рынок и обратно. А баулы Пашка на вокзале сторожит. Че, какая галантерея? Третьяковская? Не, туда не пойдем, я этот хоккей не люблю.

Но вот храм открыли. Общий поток увлек Деснина внутрь. Едва войдя, он тут же почувствовал себя мелкой сошкой, муравьем под гнетущей громадой церковных сводов.

Тем временем призывом «Миром Господу помолимся» началась служба. Деснин попытался сосредоточиться и также начать молиться, но этому мешала сырость и пронизывающий холод храма. Тогда Деснин стал приглядываться к присутствующим и с сожалением для себя отметил, что лишь немногие из них пришли для молитвы. Остальные представляли собой толпу праздных гуляк, желавших увидеть неоднократно описанное в газетах богатое внутреннее убранство храма. Они бродили, заглядывая во все закоулки, пялились на иконы и фрески и почти не обращали внимания на службу, лишь изредка бессмысленно крестясь. Наконец, Деснин перевел взгляд на священника. Это был довольно упитанный, массивный даже человек в дорогой, шитой золотом ризе, из-под которой, Деснин обратил на это внимание, выглядывали носки самых что ни есть супермодных туфель, как бы наглядно демонстрируя, что и святому отцу ничто человеческое не чуждо. Вдруг где-то рядом раздался телефонный звонок. Деснин повернул голову. Прислонившись к колонне, стоял коротко остриженный крепкий мужчина, по виду — типичный «браток» и о чем-то многозначительно говорил по мобильнику. «Должно быть с Богом, — усмехнулся про себя Деснин, — по прямой линии общается, за особую плату, разумеется».

— Долго тут будут? — толкала в бок баба в шортах подругу. — Сцать хочу.

— Терпи, мы еще в гранатной палате не были, — отвечала ей спутница, коверкая название зала. — Там, говорят, поприкольней, побрякушки золотые всякие. А тут скукота.

Все это уже начинало раздражать Деснина. Совсем не то он ожидал увидеть в храме. Тем не менее он выстоял службу, которая показалась ему очень урезанной. Под конец в очереди желающих попасть под благословение священника началась типичная базарная склока. Две немолодые уже тетки воинственно обменивались репликами типа: я первая, а вас тут не стояло.

— Вам батюшка только что Евангелие читал, мол, возлюби ближнего, а вы… — попытался кто-то увещевать бабок.

— Так то Евангелие, а то жисть, — безапелляционно ответили ему.

Понаблюдав за этим неприятным зрелищем, Деснин резко развернулся и вышел вон из храма.

— Подайте, Христа ради, — послышался на паперти плачевный голос нищей с ребенком. Однако никто из шедших со службы не обращал внимания на этот призыв. Деснин пошарил по карманам и высыпал всю мелочь в жестянку нищей.

— Сохрани тебя Бог! — услышал он в ответ.

Вечерело. Час пик. Время отправления поезда близилось. Деснин стоял на ближайшей остановке и, покуривая, ждал автобуса. Рядом стояли еще человек шесть-семь и среди них пацан лет одиннадцати, бледный, с трясущимися руками. Казалось, он с трудом сдерживает себя от чего-то. Но вот не вытерпел, достал из куртки шприц с какой-то мутью, снял с иголки колпачок, задрал рукав и на глазах у всех стал искать вену, которая еще не повяла. Все отвернулись, все, кроме Деснина.

— Эй, ты, малой. Ты че делаешь-то? А ну дай баян! — Деснин отобрал у пацана шприц и бросил его под колеса проезжавшей машины. Пацан посмотрел волком и куда-то юркнул. Спустя пару минут он возвращался в сопровождении бритоголового жлоба, которому указывал пальцем на обидчика. «Вот, черт, прости Господи, вечно я во что-то влипну», — думал Деснин, пока к нему подходил жлоб.

— Ты кто такой, в натуре, а? — начал тот сходу. — Че детей обижаешь? Щас его колбасить начнет, кто за дозу платить будет, ты?

— Он же мелкий совсем, — начал было Деснин.

— А мне чего? — оборвал его бритый. — У меня товар, у его папы бабки, а все остальное меня не колышет.

— Не по-божески это как-то, — вырвалось у Деснина, хотя сказать он собирался нечто иное.

— Чего?! — жлоб был явно изумлен. — Ты че, в натуре, с дуба рухнул? Не лезь не в свое дело, понял. Бабки гони, друг детей, блин. А то…

— А то что?

Вместо ответа Деснин получил приличный удар в челюсть. На мгновение он задержался, посасывая разбитую губу, словно пробуя кровь на вкус, а затем что-то рыкнуло в мозгу, и Деснин одним ударом свалил нападавшего. Тот, правда, все же успел отмахнуться и подсветил противнику небольшой фингал на левый глаз. Деснин уже хотел добить поверженного ногой, но с силой поставил ее на место. Лицо его слегка покраснело, и на правой щеке проступила белая рваная полоска старого шрама. Как раз подошел автобус, и Деснин заскочил в него, с удивлением отметив, что и на эту потасовку никто из прохожих не обратил никакого внимания, вернее, остановились, поглазели немного, отметили хороший удар и спокойненько пошли дальше. «Может, все правильно, все так и должно быть? — думал Деснин, прокручивая события дня. — Наркоманы, проститутки, нищие… И раньше все это было, но не так нагло, словно напоказ. Или я просто не въезжаю? Но ничего, батюшка все объяснит, утвердит, наставит, и все будет в ажуре».