ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Внеочередное совещание Совета безопасности началось в 10 часов утра. В это декабрьское утро в Москву вошла зима и расположилась в ней окончательно.

— Я бы не назвал задержанных возле ресторана «Первая скрипка» агентами неприятельской стороны, — сказал директор ФСБ и коротко взглянул на другого директора из Ясенева-2. — Это даже не люди, а зомби, у всех в затылочной части имеются одинаковые послеоперационные шрамы, все подверглись насилию, у каждого в голове чип. Кстати, очень интересный момент. Наша медицина, по-моему, этим не занимается. Хотя как сказать… — Директор ФСБ замолчал и, посмотрев на руководителя ГРУ, добавил: — Среди задержанных пятнадцать человек известных врачей, самых лучших в России.

— Кхм, — кашлянул директор ФСБ. — А что мы вообще знаем об УЖАСе?

— Действительно, — недоумевающе взглянул на него председатель СБ, — что вы о нем знаете?

— Все, — невозмутимо ответил директор ФСБ, — и даже более того. УЖАС представляет интересы Тибета, а точнее, странной организации с международными замашками. Китай, например, делает вид, что никакого МОАГУ на территории Тибета нет, точно такой же вид делает Индия…

— Точно такой же вид делаем и мы, — вмешался министр внутренних дел и, осторожно посмотрев в сторону председателя СБ, добавил: — И все остальные страны мира делают вид, что никакого МОАГУ нет.

— А вы откуда это знаете? — с подозрением посмотрел на министра директор СВР. — У вас же Министерство внутренних дел?

— Это мои люди разрабатывали УЖАС, — напомнил ему министр и, неохотно посмотрев в сторону директора ФСБ, добавил: — Ну и ФСБ на нашей территории помогла.

— Ну, знаете… — возмутился глава ГРУ. — Они все-таки на нашей территории квартировались, это мы их держали под контролем.

— Их держали под контролем, а мне «ухо» в кабинет забросили. Интересно знать, почему?

— Я уже говорил вам, — спокойно ответил глава ГРУ, — по ошибке.

— Ну что нам делать с задержанными? Там почти половина лучших профессионалов России разного рода деятельности, от суперсолдат до медиков и ученых. Такими людьми не разбрасываются. — Председатель СБ обвел взглядом силовиков, среди которых скучал один штатский, министр иностранных дел. — У кого какие предложения?

— Расчиповать и взять на государственную службу, — предложил директор ФСБ.

— По моим данным, — вдруг заговорил министр иностранных дел, — МОАГУ расформировалось, самоликвидировалось. Такое ощущение, что грядет нечто грандиозное, перед чем все государства земного шара будут бессильны…

— Антихрист явится, — развеселился глава ГРУ, — всадник на белом коне.

— Ха-ха-ха, — передразнил его министр иностранных дел. — Вы смеетесь над самым несмешным и самым неотвратимым.

— Это у меня нервное, — отмахнулся от него разведчик, не желающий ссориться с министром.

— Вообще-то, — заговорил директор СВР, — людей с чипами нужно обследовать, и вполне возможно, что чипы можно не удалять, а переориентировать.

— Во дает Михалыч, — восхитился директор ФСБ. — Он из них агентов для себя хочет сделать. Переориентировать — значит перевербовать.

— Не вижу в этом ничего плохого, — пожал плечами директор СВР.

— Надо доложить президенту, — внес предложение министр иностранных дел.

— Так и сделаем, — поднялся с места председатель СБ, давая понять, что совещание закончено, и внимательно посмотрел в сторону министра иностранных дел, почувствовав, как в его мыслях заискрилась неоспоримая истина: «Миром правят элохимы».

— Й вот еще что, — властно, громко произнес председатель СБ, заставив силовиков обратить на него внимание. — Вы не должны забывать, что миром правим МЫ.

Хромов был безапелляционен и настойчив.

— Я к подполковнику Веточкину, — поставил он в известность медицинскую сестру, вытащил из полиэтиленового пакета белый халат и, оборвав рассуждения медсестры о распорядке дня, спросил: — В какой он палате?

— В третьей, — ответила, сдаваясь, сестра. — И вообще, вы второй, у него уже есть один посетитель.

— Посмотрим, что за посетитель. — В белом халате полковник Хромов был похож на многоопытного, преуспевающего хирурга. — Как он вам представился? — строго спросил он у женщины.

— Так же, как и вы, — с иронией проговорила медсестра. — Никак.

— Наш человек, — уверил ее Хромов, открывая дверь, ведущую в стационарное отделение военного госпиталя, и объяснил: — В смысле проверить надо на вшивость этого посетителя.

В двухместной палате Веточкина действительно был посетитель, и звали его Стефан Искра.

— Бог ты мой! — воскликнул Хромов. — Стефан, где тебя черти носили?! — Он окинул взглядом бледного, но вполне бодрого Веточкина, полусидевшего-полулежавшего в кровати, и остался доволен осмотром.

— Дела навалились, — с усмешкой стал оправдываться Стефан Искра, — ликвидацией УЖАСа занимался. — Стефан кивнул головой на Тараса Веточкина. — Теперь вот агитирую его бросить все и уехать в Чувашию.

— Да у вас там одни чуваши. — Полковник Хромов стал выгружать на прикроватную тумбочку содержимое пакета: яблоки, коньяк, две банки черной икры, водку, кусок осетрового балыка, минеральную воду, сок и квадратную бутылку-штоф с неклиновской перцовой. Затем сел на стул и, указывая на тумбочку рукой, сообщил: — При потере крови это просто необходимо, мне врач твой так и сказал, можно и нужно под хорошую закуску.

— Открой тумбочку. — Веточкин рассмеялся. — Стефан хотя и держит нас за дураков, прикидываясь алкоголиком, но напитки подбирать умеет, правда, сейчас это может плохо кончиться. Анюта вот-вот придет, так что наливай скорее, Леонид.

Хромов разлил водку по стаканам, найденным в тумбочке, и раздал их.

— Я пью по-настоящему, — предупредил всех Стефан Искра, — за то, чтобы Бог простил Россию.

— За погибших ребят, — хриплым голосом подтвердил слова Стефана Тарас Веточкин. — Пусть земля им будет пухом.

— За них, — приподнял Хромов стакан, и они выпили.

Через некоторое время в палату вошел на костылях сосед Веточкина, майор, пилот-вертолетчик. Выпили снова. Хромов сообщил, что у Миронова отпустило в голове и он раззомбировался, чувствует себя в роли куратора хорошо, но пока лежит в Склифе, скоро придет в гости. Выпили за Миронова.

— Это я всех расщелкал. — По-настоящему выпивший Искра напоминал тяжелый бульдозер, мчавшийся со скоростью «феррари» по федеральному шоссе в Рязанской области. — В смысле поотключал.

Выпили за отключенные чипы. Вспомнили о выдающихся особенностях неклиновской перцовой. Выпили за Неклиновку и стали интенсивно закусывать черной икрой и балыком.

— Это мой самый талантливый оперативник Саша Стариков из Таганрога привез, — сообщил Хромов место жительства черной икры и балыка. — Он там всю преступность за три недели искоренил.

Выпили за искоренение преступности. В палату вошел посмотреть на своего больного перед уходом домой военврач, полковник и хирург. Выпили за медицину, налив полковнику неклиновской, и тот без всякого притворства выпил ее, не поморщившись. Затем Стефан Искра заспорил с Хромовым, кто больше сделает отжиманий от пола, и Хромов, отжавшись двести пятьдесят раз, с довольным видом оглядел присутствующих. Полковник медслужбы хотя и не спорил, но тоже закуражился и отжался от пола сто двадцать раз. Лицо Веточкина приняло решительное выражение, но вовремя взглянувший на него Хромов отговорил его от участия в состязании. Стефан Искра отжался триста раз, но отжимался на одной руке, вытянув ноги параллельно полу.

— Не может быть! — воскликнул военврач и, залпом опрокинув в себя полстакана неклиновской, засомневался: — Хотя все возможно в этом мире.

Выпили за возможности. Затем пришла Анюта, вытащила из тумбочки все спиртные напитки и, выйдя из палаты, вручила их двум угрюмо бродившим по коридору прапорщикам ВДВ из категории выздоравливающих.

— Если что, — уверили ее десантники, — только свистните, мы придем, и на кого покажете, тому и голову оторвем.

— Хромов, — укоризненно покачала головой Анюта, возвращаясь в палату, и, не выдержав, рассмеялась: — Когда вы уже угомонитесь?

— Гляди, — кивнул Хромов на уснувшего Тараса. — А ты говорила, что даже снотворное не помогает ему заснуть.

— Глубокий здоровый сон, — констатировал Стефан Искра. Тарас Веточкин крепко спал, и лицо его было не бледным, а розовым.

Ученые поверхностного мира делятся на две категории. Первая — это бракованные особи, выселенные из промежуточного, околохорузлитного мира за слишком явное проявление в них атлантизма, вторая — внедренная в среду

статик-рабов агентура качественного человечества, которая вкупе с «дефективными» учеными первой категории и создала науку в ее современном виде. Среда статик-рабов, склонных к ведизму, ученых не воспроизводит…

Волею демиургов и элохимов население срединного государства, состоящее из одного миллиарда качественных людей и живущее вот уже тысячи лет в режиме клонирования, не теряет душевной силы в своих повторениях. Душа умершего жителя середины, а живут они 300-400 лет, не уходит в хранилища и круговоротные потоки семияичного мира, а мягко и нежно подвергается светоносному обмыванию в хорузлитно-лунитной оболочке, в специальных, недоступных даже лазурным ламам, ответвлениях и бережно возвращается в копию тела, делая его неповторимым.

…Ученые поверхности не ведают о своей агентурной роли, они от всей души считают себя людьми среди людей, хотя где-то в глубине души и осознают свою провокаторскую суть, которая, впрочем, их умаляет и даже возвышает в собственных глазах.

— Земная кора состоит из семи больших плит и двенадцати малых толщиной сто километров. Эти плиты, как льдины, дрейфуют вдоль великих разломов, сталкиваясь, сокрушая друг друга, и тогда на поверхности возникает озноб землетрясений, а при слишком сильном столкновении плит меняются магнитные полюса Земли, в результате чего и гибли прошлые цивилизации и, если я не ошибаюсь, мамонты. — Юрий Аркадьевич Кривицкий, профессор МГУ по статистичной литосферной сейсмической амплитуде возмущений приблизительного понимания, посмотрел на аудиторию, состоящую из пятидесяти добросовестных студентов физико-математического факультета, сглотнул слюну, он утром не завтракал, и продолжил: — Последняя смена полюсов, если брать во внимание тибетские рунофицированные источники, произошла 13 тысяч лет назад…

— И тогда погибли мамонты?! — выкрикнул вопрос с места любознательный, чем-то взволнованный и явно с похмелья студент физико-математической ориентации.

— Болван, — удовлетворил его любопытство Юрий Аркадьевич. — Тогда погибла Атлантида, ну а следующая смена полюса, опять-таки по утверждениям из Поталы… — Он снисходительно окинул взглядом студентов. — Потала, для тех, кто не знает, а вы все не знаете, — это резиденция далай-ламы. Так вот, это смещение произойдет в феврале 2031 года.

Юрий Аркадьевич посмотрел на часы, а студенты застыли в ожидании, когда он назовет точное время этого неприятного события.

— Я не болван! — вдруг возмутился сообразивший, в чем дело, студент.

— Но согласитесь, молодой человек, — Кривицкий уже взял портфель и направился к выходу, — вы и не мамонт.

Профессор покинул аудиторию, а студент, порывшись в сумке, достал банку пива и с явным выражением счастья на лице выпил ее не отрываясь. Затем он посмотрел на свои часы и пробормотал еле слышно:

— Во-первых, не в феврале 2031 года, а десятого августа 2088 года, в девять часов утра по московскому времени.

Хорузлитно-лунитное государство спасателей из облачности Рааай не стало задерживать такого профессионала, как Поль Нгутанба, без работы и отправило его в мир статиков, в хмельную и любознательную среду российского студенчества. Но это уже другая история.

Играй, музыка, играй. Счастье — оно ведь зарождается вопреки всему, оно кратковременно, как теплый летний дождь, как красивая и грустная мелодия.

Самвел Тер-Огонесян был в классическом светло-сером костюме, дополненном крапчатым галстуком в тон и белой рубашке. Он, конечно, понимал, что Таганрог не Морской Чулек, что в русском городе армянин не может рассчитывать на массовую радость окружающих по поводу своей свадьбы, но Самвел Тер-Огонесян был коренным таганрожцем и с высоты своего маленького, но самоуверенного и солидного роста видел, что свадьба его удавалась и вполне претендовала на самую богатую и самую размашистую свадьбу города. Эхма! Самвел даже сплясал русскую вприсядку, дожидаясь, пока привезут невесту и они проследуют в загс. Глорию Ренатовну Выщух привезли в длинном красном вагоне-лимузине. Неизвестно где, но родственники Самвела из Морского Чулека и Ростова-на-Дону достали этот новенький и совершенно неуместный для старинных улиц города лимузин и подарили его молодоженам. Ох уж эта армянская душа! Она требует размаха в подарках и величественной необъятности в формах женщины. Глория Ренатовна полностью соответствовала канонам женщины, которую армянин должен ввести в свой дом хозяйкой. Платье Глории Ренатовны было из французской тафты нежиейшего цвета чайной розы, на тонких бретельках, струящееся до земли и изредка открывающее узкие туфли вишневого цвета. На плечах — накидка драгоценного мехового качества, а на шее мелким переливающимся дождем струилось колье японского серого жемчуга.

— Совсем еще девочка, — запричитали местные старушки из тех, что жить не могут без регулярного созерцания массовых и радостных свадебных зрелищ. — За басурмана выходит на свою погибель, пропадет на чужбине.

— Да вы сдурели, старые перечницы, — осадила причитающих такая же перечница, — какая чужбина. Это же сын Оганесяна, вы что, девки. Они тут спокон века живут, да и ты, Танька, сама же сохла по Оганесу, а теперь сына его басурманом называешь…

Играй, музыка. Счастье и радость — это всего лишь щелчок мгновения. Звучите, Медные трубы. Литавры бейте, скрипки смейтесь и плачьте. Духовой оркестр, басы, баритоны, валторны, трубы, тромбоны — вальс! Играй, музыка, играй. Ты, как и счастье, недолговечна.

— Что за черт? — застопорил Степа Басенок оперативный «жигуленок». — Свадьба, что ли?

Он и Игорь Баркалов ехали к дому Игоря. Степа только что встретил его на вокзале. Новоявленный капитан был рад возвращению в город.

— Фу ты черт, — хлопнул себя ладонью по лбу Степа. — Сегодня же Самвел и Глория Ренатовна в загсе расписываются.

— Смотри, смотри, — Игорь показал пальцем, — кого это там Савоев тащит?

Степа и Игорь выскочили из «жигуленка» и поспешили к Славе Савоеву, тащившему за низ кителя рвущегося к свадебной процессии майора из военкомата.

— Да не рвись ты, Семенович, — шипел Слава Савоев, крепко держа майора. — Не пори горячку, давай все обсудим вначале.

— Я обязан сообщить об этом сразу же, — вырывался майор. — У меня приказ.

— В чем дело, Слава? — Игорь и Степа на всякий случай жестко взяли майора за локти. — Что произошло?

О, Игорь вернулся! — коротко обрадовался Слава и, тотчас же помрачнев, махнул рукой: — Да не держите вы его. Покажи им, Семеныч, — попросил он майора, и тот протянул Славе и Игорю похоронку на сына Глории Ренатовны.

— Вот послали меня сообщить и выразить соболезнование, неизвестно на кого злясь, сообщил майор.

— Давай завтра, а, Семеныч? — просительно проговорил Слава. — Я с тобой вместе пойду.

— Вот ведь гадство. — Майор устало махнул рукой, развернулся и направился в сторону автобусной остановки, отказавшись от предложения Степы довезти его к военкомату.

Играй, музыка, играй. Счастье и радость мотыльково-мгновенны. Сильнее, литавры, ну же, басы и баритоны! Играй вальс, раз-два-три, раз-два-три, духовой оркестр. Сегодня, сейчас играй! Завтра, только завтра наступит очередь маршей Шопена.