бб) «Силою Святого Духа»

бб) «Силою Святого Духа»

Исповедание творения и нового творения посредством Логоса как исповедание самооткровения Бога в Иисусе Христе имеет именно с точки зрения богословия творения определенное пневматологическое измерение. Божественная Пневма не только лежит в основании осмысления таинства Св. Троицы, но поскольку самооткровение Бога есть откровение Бога триединого, домостроительство спасения также требует того, чтобы явление Христа также осмыслялось в его пневматологическом измерении. Христианское учение о Боге в самой своей сердцевине – учение о Троице, как это показывает уже самые ранние исповедания веры, имевшие свое основание в жизни общины и подчиненные таинству крещения и празднованию Евхаристии[152]. При этом становится зримым взаимное скрещение домостроительной и имманентной троичности. В Иисусе единый Бог являет себя как вечная троично-диалогичная действительность жизни. Богословская рефлексия может схватить эти диалогические отношения единого Бога только в том случае, если она обратится к одному из центральных понятий эллинистической философии религии – понятию Божественной сущности (oysia) или естества (physis) (ср. 2 Петр 2, 4). Отец и Сын обладают одной и той же Божественной сущностью, но различным образом: Отец – изначально, Сын – как сообщенное и изреченное Слово. Тем самым, определение «homoousios» («единосущный»), выражающее сущностное сыновство Иисуса по отношению к Богу, смогло стать догматической составной частью общехристианского исповедания веры (Никея 325) еще до того как было окончательно принято решение по поводу божественности Духа (Pneuma) (Константинополь 381). Терминологическое определение Пневмы, основывающееся на отношении Отец-Сын, было «официально» предуготовано в Церкви Собором в Александрии (362)[153]. Не желая вдаваться здесь в различные измерения интерпретации этой темы, заметим, что с исповеданием божественности Св. Духа Первым Константинопольским Собором (381)[154] неразрывно связано также действие Логоса и Пневмы, направленное «вовне»[155]. Это явно обнаруживается именно там, где дело идет о «Творении и Пневме». Как исходя из Иисуса Христа, Слова Божия, посредством которого и для которого все было создано (Ин 1, 3; Кол 1, 16 сл.), становится постижимым Логос творения, {69} так исходя из Пневмы, которая открывает Иисуса как Слово Божие, становится постижимым дух Творца, который делает возможным Творение посредством слова. Сотворение мира через суверенно определяющее слово (ср. Быт 1) тематизирует первоначально различие между Богом и тварью. Бог обращается вовне и поставляет перед собой тварное как не-Божественное. Он вызывает тварь из небытия (ср. Рим 4, 17). Это означает одновременно высвобождение к собственно тварному бытию. Сотворенное в свободном акте творения остается при этом связанным с Богом как образ и подобие, отвечающее Божественному Логосу (Ср. Быт 1, 26). Логос есть формообразующий принцип творения. Если к тому же Пневма постигается как основание, делающее возможным поставление твари перед лицом Творца, то перспектива творения может быть осмыслена более широко – в тринитарном смысле[156]. Тем самым, проложен путь к Новозаветному контексту, который измеряет жизнь и деяния Иисуса Христа во всей их глубине – как Божественное самооткровение. В Духе, который привел творение и, в частности, историю Израиля навстречу Логосу, Логос стал человеком[157].

Итак, если в библейской перспективе рядом с творением выступает новое творение, то далее следует вести разговор о «спасении и Пневме». Уже мессианские обетования Ветхого Завета возвещают о пришествии Мессии «в силе Духа Господня» (Ис 11, 1ff.; 42, 1; 61, 1). Поэтому не удивительно, что Новый Завет связывает явление Иисуса Христа с действием Святого Духа[158]. Рождество Иисуса (Мф 1, 18–20), равно как и его крещение (Мк 1, 9ff.) совершаются «Святым Духом». И чудеса, сотворенные Иисусом, позволяют испытать силу Духа Божия (ср. в числе прочего Мф. 12, 28: изгнание бесов). Как власть имеющий Он предает свою жизнь в руки грешников и «Духом Святым приносит Себя непорочного Богу» (Евр 9, 14). Наконец, воскресение Распятого истолковывается как событие, в котором Он «открылся Сыном Божиим в силе» посредством Святого Духа, который вновь воздвиг Иисуса Христа {70} к жизни (ср. Рим 1, 3f.)[159]. Засвидетельствованный Духом Мессия есть «земной носитель Духа Божия»[160]. – Здесь проходит разделительная черта между христологией Духа-плоти (pneuma-sarx) и христологией Логоса-плоти (logos-sarx); последняя «уже больше не рассматривает предвечного Сына как восприемника Святого Духа, но как его носителя и подателя, подобного самому Богу»[161]. И тем самым, этот Дух Божий почиет одновременно и на общине, верующих в то, что Иисус есть Христос. Ибо «никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1 Кор 12, 3). Силою этого Духа Божия Церковь становится «телом Христовым» (1 Кор 12, 13), и она сама есть «храм Духа Святого» (ср. Еф 1, 17 ff.). Благодаря его действию созревают «плоды Духа» (ср. Гал 5, 22 f.) и рождается в общине верующих радушие Бога к человеку, Бога, который «заключил в Сыне и Святом Духе союз с миром и его историей»[162].

Таким образом, мы обращаем наш взгляд к миру, его началу и его истории сквозь века. Творение и новое творение как завершение творения в излиянии Духа воссияло в Иисусе Христе. Из полноты Пневмы жизненный путь Иисуса раскрывается как деяние в любви Божией.

Пневма как принцип динамики космоса и истории становится окончательно определенной присутствием Иисуса-человека, рожденного от Марии в соответствии с чаяниями ветхозаветной веры. Из полноты Духа Божия жизнь Иисуса как бы дорастает до Божественного Логоса творения. «Зачатый от Духа Святого» и высвободивший, крестившись в Иордане, свою жизнь в творческие глубины Пневмы Он говорит и действует из полноты Духа (ср. Лк 10, 21). Из полноты Пневмы жизненный путь Иисуса становится столь недвусмысленным и столь окончательным творческим ответом, созвучным логосу творения, что благодаря этому ответу сам логос творения становится познаваемым и ощутимо присутствует в мире (1 Ин 1, 1.14). В Святом Духе Христос есть изреченное в творении предвечное Слово Божие и одновременно – спасительный и придающий творению полноту ответ твари, путь и врата, ведущие к Отцу. В Духе Он есть одновременно Сын человеческий и Сын Божий. В пневматологическом горизонте выступает на передний план эта проходящая повсюду неразрывная связь между творением и вочеловечением, актом творения и его исполнением, как это особенно ясно выражено в библейском тексте в Посланиях к Колоссянам и Ефесянам (Кол 1, 15–20; Еф 1, 1.4.10). Конечно, следует также признать определенную связь между логосом творения и вочеловечившимся Логосом (Ин 1, 1–14), но эта связь, в той мере в какой логос творения взывал к отклику со стороны твари, была разорвана отрицательным ответом человека, грехопадением Адама, нарушением Израилем заключенного с Богом союза и всеми «тяжкими прегрешениями». Таким образом, как это изъясняет Павел (Рим.), требовалось некое новое («сверхъестественное»), выходящее за пределы логоса творения возвещение Божественного логоса, дабы освободить тварь от греха и восстановить должное отношение Творца и сотворенного Им (в надлежащем «ответе» твари). Таким образом, через Иисуса Христа было положено начало «новой твари» (Гал 6, 15), было осуществлено воссоздание райской твари (Ансельм Кентерберийский), благодатное восстановление тварного (Фома Аквинский), и, тем самым, действием Святого Духа было завершено дело творения.

Таким образом, взгляд восходит от Святого Духа к Иисусу Христу. Исповедание единого и троичного Бога, который в своей обращенности к твари открывает себя как личную действительность, обретает в Иисусе Христе, «в котором Дух как бы окончательно достигает своей цели»[163], подтверждение и полноту. Это пища Иисуса – творить волю Отца (Ин 4, 34); Его жизнь – жизнь в молитве, в постоянной беседе с Отцом (Мф 14, 23). То исповедание [веры], которое Иисус передает своим ученикам в молитве «Отче наш», излучает особую трансцендентность, которая в словах Евангелия от Иоанна выливается в откровение Христа о Самом себе: «Я и Отец – одно» (Ин 10, 30). – Точно так же и то откровение, которое сохранил для нас Ветхий Завет, мы можем читать, имея в виду его исполнение в Иисусе Христе: Бог, который заключил союз со своим народом, основав «Святой Израиль», в Иисусе Христе дополняет «Ветхий Завет», в знак своей преданной любви, «Новым Заветом», имеющим универсальное значение (Лк 22, 20; 1 Кор 11,25). К тому же, та истина, что Бог есть Господь истории с особой силой подчеркивается: Сын человеческий «паки грядет судити живым и мертвым»[164]. И наконец, в Иисусе становится ощутимым, что истина, гласящая: «Бог есть Бог будущего», – не просто некое далекое, ни к чему не обязывающее эсхатологическое высказывание. В Нем царство Божие уже прорывается в мир[165], и с его наступлением связан призыв к покаянию и обращению к Богу. А также, Иисус Христос никоим образом не отменяет и не ослабляет ту истину, что Бог – Бог взыскующий. Он Сам есть камень преткновения: «И блажен тот, кто не соблазняется о Мне» (Мф 11, 6).

Подведем итог:

В Иисусе Христе становится ощутимой непрерывность откровения как самооткровения Бога, но, вместе с тем, и та истина, что со Христом в этот мир входит нечто целиком новое и тем самым откровение Бога достигает своей высший точки и окончательного завершения. Вочеловечение Бога означает, что Ветхий Завет как Божественное откровение выявляется как один из моментов само-окровения триединого Бога. Таким образом, богословие Нового Завета силой Святого Духа исполняется в Иисусе Христе. Взгляд на Иисуса и осуществляемое Им дело спасения – начинающееся воплощением, разворачивающееся в проповедях, чудесных знамениях и призвании апостолов и завершающееся в восхождении на Голгофу, воскресении и вознесении к Отцу вплоть до ниспослания Духа[166] – открывает каждому человеку, приведенному Духом Божиим к вере, что слово Божие в том всеобъемлющем смысле, который хранит для нас Священное Писание, есть одновременно фундамент понимания откровения – фундамент, с которым должно соотноситься всякое богословское развертывание этого понимания.