Глава IV. Вездесущая Реальность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава IV. Вездесущая Реальность

Поистине не-сущим становится тот, кто знает Брахмана как не-сущего. Того, кто знает: «Брахман есть», – знают как сущего.

Тайттирия Упанишада[21]

Итак, если мы готовы в равной степени признать притязания как чистого Духа – на то, чтобы явить в нас свою абсолютную свободу, так и универсальной Материи – на то, чтобы служить основой и необходимым условием нашего земного воплощения, то нам необходимо найти такую истину, которая позволила бы полностью примирить двух давних противников, противостоящие полюса – Материю и Дух и определить для каждого из них соответствующее место в Жизни, объяснив их назначение с точки зрения Разума, не ущемляя и не умаляя их прав и суверенных истин, что придают силу даже ошибочным своим толкованиям, склонным преувеличивать исключительность их роли и места во всеобщем бытии. Как только мы сталкиваемся со столь притягательными для человеческого интеллекта проявлениями крайностей, можно быть уверенными, что мы имеем дело не просто с заблуждением, предрассудком или галлюцинацией, а с определенной скрытой реалией или фактом бытия, и если мы отрицаем его или не считаемся с ним, он заставит нас поплатиться за это. Здесь и заключается вся трудность, связанная с поиском удовлетворительного решения во взаимоотношениях Духа и Материи; здесь же кроется причина всех неудач на пути поиска компромиссов между двумя противостоящими полюсами. Но компромисс не есть истинное примирение – он представляет собой подобие сделки, временного перемирия между двумя противоборствующими сторонами. Истинное примирение всегда является результатом взаимопонимания, ведущего к внутреннему единству. Отсюда следует, что только путем максимально возможного объединения Духа и Материи мы сможем достичь их истинного примирения, а значит – получить прочную основу для установления согласия между внутренней и внешней жизнью человека.

Мы уже нашли в космическом сознании точку соприкосновения Духа и Материи, где Материя приобретает реальность для Духа, а Дух становится реальным для Материи. В космическом сознании Разум и Жизнь выступают лишь промежуточными ступенями и не противостоят друг другу, не являются – как это кажется обычному эгоистическому сознанию – обособленными друг от друга началами, участниками кажущегося конфликта между положительным и отрицательным принципами одной и той же непознаваемой Реальности. Достигая космического сознания, Разум, озаренный знанием, способным к восприятию одновременно как истины Единства, так и истины Множественности в их взаимодействии, сразу же избавляется от своих противоречий, которые находят свое разрешение и примирение в божественной Гармонии. Удовлетворенный этим обстоятельством, Разум способен стать посредником и содействовать высшему соединению Бога и Жизни, к чему мы и стремимся. Тогда Материя предстает перед озаренным интеллектом и просветленными тонкими чувствами одной из форм проявления Духа, его самовоссоздающейся ипостасью. Преображенному Разуму Дух раскрывает себя как душу, истину и как сущность Материи. И Дух и Материя признают и исповедуют друг друга как единую по своей сути божественную реальность. В свете этой реализации Разум и Жизнь одновременно выступают образами и орудиями высшего Сознательного Существа, посредством которых оно создает материальные формы, проявляя и раскрывая себя в них перед своими многочисленными центрами сознания. Разум достигает своей самореализации, обращаясь в зеркальное отражение Истины Сознательного Существа, которая выражает и проявляет себя во вселенских символах. Самореализация Жизни заключается в сознательном участии ее энергий в процессе совершенного божественного самовоплощения во все новых и новых формах и видах деятельности вселенского бытия.

Таким образом, можно утверждать: для человека в этом мире божественная жизнь возможна и это одновременно послужит оправданием деятельности и выводов Науки – так как раскроется живой смысл и разумная цель космической и земной эволюции – и позволит реализовать высший идеал и мечту всех основных мировых религий путем преобразования души человеческой в божественную.

Но где же тогда место Духа, безмолвного, чистого, инертного, самосущего и самодостаточного в своем блаженстве, который является оправданием жизненной позиции аскета? Здесь мы также должны попытаться найти гармонию исполненной света истины без каких бы то ни было антагонистических противопоставлений. Безмолвный Брахман и динамический Брахман не есть совершенно различные, полностью противоположные непримиримые крайности, одна из которых отрицает, а другая оправдывает космическую иллюзию. Они суть единый Брахман в двух ипостасях – позитивной и негативной, обе составляют друг для друга своего рода необходимость. Ибо Слово, созидающее бесчисленные миры, извечно рождается именно из Безмолвия; и Слово раскрывает и несет в себе то, что скрыто в Безмолвии. Совершенная свобода и всемогущество извечного божественного действия в бесчисленных космических мирах становятся возможными благодаря извечному бездействию. Проявление Божественной активности черпает свою энергию, безграничное разнообразие и гармонию в бесстрастном безмолвии Сознательного Существа, санкционирующего бесконечную плодоносность его собственной динамической Природы.

Так же и человек лишь тогда достигает совершенства, когда обретает внутри себя абсолютный покой и бездействие Брахмана, служащие источником свободной и неисчерпаемой энергии его действий, в которых он участвует с той же терпимостью и блаженством, что присущи и самому Божественному. Кто достиг в себе Покоя, тот чувствует этот бьющий из его безмолвия неиссякаемый родник энергий, осуществляющих работу во вселенной. Поэтому мы погрешили бы против правды, если бы сказали, что Безмолвие по природе своей является отрицанием космической активности. Кажущаяся несовместимость активного и пассивного аспектов Брахмана есть следствие заблуждения ограниченного Разума, обычно подверженного противопоставлению отрицаний и утверждений, резким переходам от одной крайности к другой и не способного проникнуть во всеобъемлющее сознание, благодаря своей глубине и силе одновременно охватывающее и вмещающее в себя полярные категории. Безмолвие не отрицает мира, но поддерживает его. Или, точнее говоря, с одинаковой беспристрастностью Безмолвие санкционирует как активность действия, так и полное бездействие, равно как и примирение активного и пассивного аспектов, что дает возможность воплощенной душе оставаться свободной и находиться в состоянии покоя, пребывая при этом в постоянной и разнообразной активности.

Но все же есть еще и абсолютный покой и бездействие, или Небытие. Из Небытия – говорится в древнем Писании – было явлено Бытие[22] . Но тогда, по логике, Бытие должно снова погрузиться в Небытие. Если бесконечное единое Бытие допускает проявление сложного многообразия и самовыражения отдельных форм, то не является ли Небытие – по крайней мере, как изначальное состояние и единственная неизменная реальность – отрицанием всякой возможности существования реальной вселенной? В этом случае конечной истиной аскетизма было бы абсолютное Ничто, к которому стремятся некоторые буддийские школы, а Дух – высшее «Я» – наравне с эго оставался бы лишь мысленной формацией, порождением сознания, проникнутого иллюзиями и поглощенного только внешней стороной мира феноменов.

Но здесь мы снова оказываемся в плену слов и поддаемся на обман со стороны вечных противопоставлений, воздвигаемых нашим ограниченным разумом с его неистребимой верой во всесилие всевозможных классификаций и чисто вербальных разграничений, будто, используя подобные методы, можно выразить высшие истины и передать наш супраментальный опыт в рамках категорий непримиримых противоположностей. Небытие – не более чем слово. При ближайшем рассмотрении понятия, обозначаемого этим словом, мы убеждаемся в том, что небытие, абсолютное небытие, можно не в меньшей мере полагать неким отвлеченным образом, созданным нашим разумом, чем бесконечный Дух, то есть высшее «Я». В действительности под этим Ничто мы подразумеваем то, что невозможно выразить даже в тех словах, к которым мы обычно прибегаем для передачи самых рафинированных понятий и совершенно абстрактных или тонких переживаний фактического бытия, известного нам по этой жизни во вселенной. Это Ничто просто находится за пределами позитивных представлений нашего разума. И мы создаем фикцию – «Ничто» для передачи методом абсолютного исключения того, что превосходит наше понимание и не укладывается в наше сознание. В результате внимательного изучения трактовки понятия «Ничто» другими философскими системами становится очевидным, что или в это понятие вкладывается смысл абсолютного нуля, который включает в себя Все, или же этому понятию придается значение не поддающейся определению Бесконечности, представляющейся человеческому разуму пустотой – поскольку он способен воспринимать лишь конечное, – на деле же являющейся единственным истинным Бытием[23] .

Когда мы говорим о появлении Бытия из Небытия, мы пытаемся в рамках временных категорий определить то, что лежит за пределами времени. Можно ли указать ту великую дату в истории вечного Ничто, когда из него появилось Бытие, или другую не менее важную дату, когда все нереальное растворится в вечной пустоте? Если мы утверждаем данность в равной степени как Сат, так и Асат, то должны мыслить их соприсутствующими одновременно. Как Бытие, так и Небытие, не сливаясь в единое целое, допускают наличие своей противоположности. И то, и другое – коль скоро мы принуждены рассматривать их в понятиях Времени – вечно. Но, в таком случае, какое же доказательство его собственной нереальности можно представить вечному Бытию, утверждая, что есть лишь вечное Небытие? При подобном отрицании всякого опыта как можно объяснить весь опыт вообще?

Утверждая Себя как чистое Бытие, Непознаваемое тем самым полагает Себя как свободную основу всего сущего в космосе. Небытием мы называем самоутверждение противоположного свойства – Его свободу от всякого космического бытия, другими словами, свободу от всякого положительного определения актуализированного бытия, пусть даже от определения самого абстрактного и трансцендентного, которое только может представить себе сознание во вселенной. Непознаваемое не отрицает Бытия как Своего реального самовыражения, но Оно отрицает Свое ограничение посредством всех и всяких выражений и проявлений. Небытие допускает Бытие так же, как Безмолвие допускает Активность. Благодаря такому одновременному отрицанию-утверждению, полюсы которого не уничтожают, но, как и в случае любой другой пары противоположностей, дополняют друг друга, пробужденная человеческая душа получает возможность в одно и то же время воспринимать и сознательное Самосущее бытие, и запредельное ему Непознаваемое как единую Реальность. Именно это обстоятельство позволило Будде достичь состояния Нирваны, оставаясь активным участником жизни в этом мире; сохраняя полную беспристрастность внутреннего сознания, в своей деятельности он был самой выдающейся и сильной личностью из известных нам живших на земле, оставившей неизгладимый след в земной истории.

Размышляя над подобными вещами, мы начинаем понимать, насколько используемые нами слова и речевые обороты являются слабым и неадекватным средством выражения рассматриваемого нами содержания вследствие насильственности наших утверждений и обманчивости определений. Мы также начинаем чувствовать, что ограничения, приписываемые нами Брахману, являются результатом узости человеческого разума, способного концентрироваться только на одном отдельном аспекте Непознаваемого, недооценивая или отрицая при этом все остальные. Мы всегда пытаемся жестко привязать и истолковать все наше знание и опыт переживания Абсолюта, используя явления, объекты и образы конкретной относительной действительности этого мира. Свои положительные суждения о том, что Едино и Цельно, мы строим на страстном эгоистическом самоутверждении собственного мнения и ограниченного опыта, настаивая на их преимуществе перед любым другим мнением и опытом, также, впрочем, ограниченными. Нам следует научиться ждать, открывать для себя новое, расширять свое сознание и – поскольку в целях самосовершенствования нам необходимо все же говорить о том, что человеческая речь не способна выразить полностью и до конца – стремиться к поиску наиболее общего, гибкого универсального описания, чтобы, основываясь на нем, достичь глубокой и всеобъемлющей гармонии.

Мы допускаем далее, что индивидуальное человеческое сознание может испытать такое состояние, в котором все относительное бытие как будто исчезает и по отношению к которому даже само понятие Духа, высшего «Я», становится неадекватным. Можно достичь состояния Безмолвия, запредельного какому бы то ни было Безмолвию. Но это состояние не есть еще предел возможного, этот опыт не может претендовать на исчерпывающую истину, единственную и окончательную, упраздняя иные практики за их ущербностью, а потому и ненадобностью: дело в том, что состояние Нирваны, этой своеобразной самоаннигиляции, дающее абсолютный покой и свободу нашему внутреннему существу, в то же время вполне совместимо с деятельностью во внешней жизни, деятельностью беспристрастной и в то же время плодотворной. Доказать возможность такой совместимости – с одной стороны, полной и непоколебимой внутренней имперсональности, пустоты внутреннего Покоя, а с другой – внешней активности, основанной на вечных истинах, исполненной Любви, Правды и Праведности, – это, как представляется, и составляло подлинную сущность учения Будды, предполагающего преодоление собственного эго, погруженности в рутину личных дел, самоотождествления с изменчивыми идеями и формами; сущность учения вовсе не сводилась к достаточно посредственному идеалу бегства от несчастий и страданий, связанных с физическим рождением и жизнью. Как совершенный человек сочетает в себе внутренний покой и внешнюю активность, так и душа, достигшая полного сознания, приобщается к абсолютной свободе Небытия, не утрачивая при этом прочной опоры во вселенском Бытии. Таким образом, душа, достигшая высот сознания, постоянно воссоздает внутри себя извечное чудо божественного Бытия, вселенского и запредельного, причем запредельного даже по отношению к самой себе. Опыт противоположного характера мог бы заключаться лишь в концентрации индивидуального ментального сознания на Небытии, что повлекло бы за собой полное отчуждение человека от никогда не прекращающейся в сознании Вечного Бытия космической деятельности и ее забвение.

Итак, достигнув в космическом сознании примирения Духа и Материи, мы приходим к тому, что и на уровне трансцендентного сознания возможно воспринимать одновременное утверждение и отрицание всего сущего уже не как непримиримое противоречие. Мы обнаруживаем, что всякое положительное утверждение есть признание определенного статического состояния или деятельности Непознаваемого; а всякое соответствующее отрицание есть признание Его свободы: как в пределах статического состояния или деятельности, так и абсолютной свободы от них. Непознаваемое есть Нечто высшее по отношению к человеку; чудесное и невыразимое словами, оно постоянно стремится выразить Себя в доступных для нашего сознания формах и с тем же постоянством ускользает от предлагаемых Им же определений Самого Себя, не даваясь вполне нашему постижению. Но Оно – отнюдь не злой дух и не своевольный маг, увлекающий нас от одного обмана к другому, еще большему, так чтобы в конце концов мы перестали бы верить чему бы то ни было и пришли к полному отрицанию всего и вся; напротив, это Мудрец, мудрость которого выше всякой нашей премудрости и который ведет нас от одной реальности к другой, более глубокой и обширной, так чтобы мы смогли постичь самую глубокую и обширную, какую только позволяют познать наши способности. Брахман есть вездесущая реальность, а вовсе не вездесущий источник бесконечных иллюзий.

Если мы, таким образом, примем позитивную основу гармонии – правда, у гармонии и не может быть никакой другой основы, кроме позитивной, – то различные концептуальные определения Непознаваемого, каждое из которых отражает определенную истину, не охватываемую, тем не менее, никаким умопостроением, должны пониматься, насколько это возможно, в их связи друг с другом и со всей нашей жизнью – как фактор, влияющий на нее; не следует рассматривать отдельно взятое определение изолированно, абсолютизируя, противопоставляя и преувеличивая исключительность его значения по отношению к прочим. Подлинный монизм, истинная Адвайта признают все сущее как единого Брахмана, не разделяя его бытие на два взаимоисключающих аспекта, вечную Истину и вечную Ложь, Брахмана и не-Брахмана, на «Я» и не-«Я», на реальный Дух и нереальную и все же извечную Майю. Если верно, что существует одно лишь высшее «Я», то точно так же верно должно быть и то, что все есть высшее «Я». И если это высшее «Я», Бог или Брахман, не есть нечто беспомощное, обделенное властью, подобное ограниченному индивиду, а представляет собой Всеобщее, обладающее самосознанием, то должен быть некий внутренний положительный мотив, побуждающий Его стремиться к самовыражению и самопроявлению; чтобы понять этот мотив, мы должны допустить, что все в проявленном бытии обладает определенной силой, мудростью и истиной. Мы должны признать неизбежность вражды противоположностей и очевидного зла в отведенных им пределах, но не следует рассматривать их как всевластно управляющую нами силу. Человечество всегда инстинктивно и совершенно справедливо стремится к мудрости как к последней и единственной истине во вселенной, как к торжеству добра и окончательной победе над ложью и злом, и тот же глубокий и верный инстинкт подсказывает, что содержание этой истины не может представлять собой какую-то вековечную насмешку и иллюзию, вездесущее и непобедимое зло или отказ отчаявшейся души от предназначенного ей великого пути.

Мы не можем предположить, что единая и единственная Сущность подвергается какому-то отличному от Нее самой стороннему влиянию, так как это абсолютно нереально. Нельзя также допустить, что эта Сущность против своей воли подчиняется отвергаемому Ею и в то же время превосходящему Ее силы враждебному воздействию, которое вызывалось бы одной из Ее частей и было бы направлено против всего Существа в целом, ибо в таком случае мы вновь возвращаемся к одному и тому же противоречию, но просто в иной формулировке: с одной стороны есть То, что, по определению, содержит в себе Все, а с другой – еще нечто иное, от Него отличное. Даже если мы скажем, что вселенная существует лишь потому, что Дух в своей абсолютной беспристрастности одинаково терпимо относится ко всему сущему, с безразличием взирая на все реальное, возможное и вероятное, тем не менее, есть еще и нечто, стремящееся к проявлению и воплощению и поддерживающее все проявленное; и это нечто не может быть ничем иным, как Целым, Единым, Всем. Брахман – един и неделим во всем и вся, любое воление в этом мире есть, в конечном итоге, воление Брахмана. И только наше ограниченное человеческое сознание, потрясенное и испуганное проявлениями зла, невежества, боли и страдания в космосе, стремится снять с Брахмана ответственность за самого Себя и свое творение, выдумывая какую-то противостоящую Ему силу или принцип, Майю или Мару, наделенного сознанием Дьявола, воплощающего самосущий принцип зла. Есть только один Господь и Дух, а все многообразие – лишь Его проявление и выражение.

И если наш мир – это сон, иллюзия или ошибка, то сон этот Он сам возжелал иметь во всей своей тотальности, этот сон – Его порождение, постоянно лелеемое и заботливо оберегаемое. Более того, этот сон существует в Реальности, и все, из чего он состоит и что в нем происходит, принадлежит той же Реальности, поскольку основа этого мира и материал, из которого он создан, есть Брахман. Ибо как можно предположить, что золотой сосуд есть плод воображения, если золото, из которого он сделан, настоящее? Мы видим, что слова «сон» и «иллюзия» не более чем привычные для нашего ограниченного сознания выражения, одновременно и отражающие определенную истину – пусть даже великую, и искажающие ее. Подобно тому как Небытие не есть просто ничто, так же и космический Сон оказывается вовсе не призраком и не является плодом фантазии рассудка. Явление как таковое не может быть призраком; явление есть субстанциональная форма, в которой выступает Истина.

Таким образом, мы исходим из понятия вездесущей Реальности, в которой Небытие, с одной стороны, и проявленная вселенная – с другой, не являются отрицающими друг друга противоположностями. Они скорее представляют собой различные состояния одной Реальности, две стороны одной медали. Высший опыт восприятия этой Реальности во вселенной свидетельствует о том, что она представляет собой не только сознательное Бытие, но и высший Разум и Силу, и самосущее Блаженство; за пределами же вселенной эта Реальность предстает в ином виде непознаваемого бытия, другого абсолютного неизреченного Блаженства. Таким образом, у нас есть все основания полагать, что само существование противоположностей в этом мире находит свое подтверждение благодаря этой высшей истине, если, конечно, при их рассмотрении мы опираемся не на наши ограниченные представления, источником которых служит обычное чувственное восприятие и опыт, но интерпретируем их с помощью освобожденного и просветленного разума и опыта. Пока мы еще находимся во власти одного лишь дуалистического мировосприятия, рассмотренное восприятие Реальности должно поддерживаться в нас верой, которую высшие достижения человеческого Разума, самая глубокая и пытливая мысль не только не отрицают, но именно утверждают. Эта вера поистине дана человечеству как поддержка и опора на его трудном пути, пока оно не достигнет такого уровня развития, когда вера обратится в знание и совершенный опыт и когда обретут явное подтверждение труды и деяния Мудрости.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.