Глава II Выдающиеся медиумы 1870—1900-х годов: Чарльз Х. Фостер, мадам д’Эсперанс, Вильям Иглинтон, Стейнтон Мозес
Глава II
Выдающиеся медиумы 1870—1900-х годов: Чарльз Х. Фостер, мадам д’Эсперанс, Вильям Иглинтон, Стейнтон Мозес
1870–1900-е годы оказались богатыми на множество примечательных медиумов, среди которых были и выдающиеся. Кроме Д. Д. Хоума, Слэйда и Монкома, еще четыре имени увековечила история спиритического движения: это американцы Ч. Х. Фостер, мадам д’Эсперанс, Иглинтон и преподобный Стейнтон Мозес. Расскажем коротко о каждом из них.
Восторженный биограф Чарльза Х. Фостера назвал его «самым великим духовным медиумом со времен Сведенборга». Как правило, авторы превозносят именно того медиума, с которым им приходилось лично сталкиваться. Тем не менее мистер Джордж Бартлет в своем «Салемском ясновидце» также дает понять, что был хорошо знаком с Фостером и не отрицает, что тот действительно являлся замечательным медиумом. Благодаря склонности медиума к путешествиям слава о нем распространилась не только в Америке, но и в Австралии, и в Великобритании. Будучи в Великобритании, он подружился с Бульвер-Литтоном, посетил Нибуорт{177} и стал прототипом Мэргрейва в его романе «Странная история».
По-видимому, Фостер был сильнейшим ясновидящим и обладал особенным даром проявлять инициалы или имя духа, с которым он общался, на своем теле – обычно на предплечье. Это явление происходило настолько часто и изучалось так тщательно, что сомневаться в его истинности не приходится. Каковы его причины – это другой вопрос. В деятельности Фостера как медиума многое указывает, скорее, на масштаб личности медиума, нежели на вмешательство внешнего разума. К примеру, совершенно невозможно представить, что духи таких великих людей, как Вергилий, Камоэнс или Сервантес, могли контактировать с этим полуграмотным жителем Новой Англии{178}, однако у нас есть авторитетное свидетельство Бартлета, подкрепленное многочисленными цитатами, убеждающее в том, что Фостер беседовал с этими разумными созданиями, которые были готовы цитировать фрагменты собственных произведений с любого указанного места.
Подобные случаи осведомленности в области литературы, далеко превосходящей образованность медиума, напоминают опыты с книгами, которые проводились в более позднее время и в ходе которых медиум незамедлительно сообщал, что написано на той или иной строке той или иной книги, стоящей на полке в библиотеке. Не следует считать, что для подобного цитирования непременно необходимо незримое присутствие самого автора книги. Скорее можно предположить наличие неких, неизвестных доселе способностей к освобождению эфирного тела медиума или присутствие какого-то другого существа или высшей силы, способной быстро собирать и передавать информацию. Позиции спиритуализма столь сильны, что самим спиритуалистам нет нужды заявлять обо всех психических явлениях для того, чтобы придать большее значение собственному имени. Более того, автор этих строк должен признаться, что очень часто наблюдал, как описания многих таких случаев в один прекрасный момент появлялись в рукописном или печатном виде, хотя вряд ли авторы этих опусов советовались с медиумом или спрашивали его разрешения.
Необычный дар Фостера, благодаря которому на его коже появлялись инициалы, приводил порой к весьма комичным происшествиям. Бартлет вспоминает, как однажды Фостера посетил некий мистер Адамс: «Когда он уже собирался уходить, мистер Фостер сказал ему, что ни разу не встречал столь одухотворенного человека». Дескать, мистер Адамс привел с собою столько духов, что они буквально переполняли комнату. В два часа ночи Фостер позвал меня и попросил: «Джордж, не могли бы вы зажечь свет? Мне никак не уснуть: комната до сих пор полна родственниками Адамса. Они исписали своими именами все мое тело». – К моему удивлению, тело Фостера действительно оказалось испещрено надписями – это был список родных Адамса. Я насчитал одиннадцать ясно различимых имен; одно было написано поперек лба, несколько – на руках и даже на спине». Этот анекдотичный случай, конечно же, способен повеселить тех, кто любит подшучивать над близкими, однако мы неоднократно убеждались, что в загробном мире чувство юмора не только не угасает, но, даже напротив, приобретает гораздо большую остроту.
Собственные высказывания Фостера по поводу его занятий весьма противоречивы. Подобно Маргарет Фокс-Кейн и Давенпортам, он никогда не заявлял, что демонстрируемые им явления вызваны вмешательством духов. С другой стороны, весь ход сеансов как бы предполагал, что такое вмешательство все-таки имеет место.
«Фостер отличался необычайной двойственностью. Мало сказать, что в нем жили доктор Джекилл и мистер Хайд, таких Джекиллов и Хайдов в нем умещалось не меньше, чем по полдюжины. Он был, с одной стороны, необычайно одарен, а с другой – прискорбно неразвит. В чем-то он демонстрировал почти что гениальность, а в чем-то – безумие. Порой его сердце, казалось, способно было вместить весь мир: он плакал вместе с теми, кто утратил надежду; раздавал деньги бедным; струны его души отзывались на все страдания мира. Потом вдруг он становился жесток и с бессердечием малого ребенка мог оскорблять лучших своих друзей. Обуздать его попросту было невозможно. Он всегда шел собственным путем, и зачастую неправедным путем. Подобно ребенку, он не задумывался о последствиях своих действий. Казалось, он живет одним днем, не заботясь о будущем. Всегда, когда представлялся случай, Фостер делал то, что ему хотелось в данный момент, невзирая на возможные последствия. Он не следовал ничьим советам, так как был на это просто не способен. Мнения других не значили для него ровно ничего, он подчинялся лишь своим желаниям; при всем том нисколько не перетруждался, всю жизнь оставаясь в добром здравии. Когда его спрашивали: «Как вы себя чувствуете?», он всегда отвечал: «Превосходно. Меня буквально распирает от избытка физического здоровья». Столь же двойственно проявлялась его натура и во время работы. Порой он сидел за столом день и ночь, пребывая в величайшем умственном напряжении. В таком состоянии он мог находиться в течение многих суток. После этого несколько недель он абсолютно ничего не делал, теряя при этом сотни долларов и расстраивая людей без всякой видимой причины, единственно от того, что его одолевала лень».
Мадам д’Эсперанс, чье настоящее имя было миссис Хоуп, родилась в 1849 г. Ее карьера длилась более тридцати лет, она работала в Великобритании и на континенте. Публика узнала о ней благодаря Т. П. Баркесу, широко известному жителю Ньюкасла. В ту пору она была молодой девушкой и имела образование, подобающее представительнице средних классов общества. Однако стоило ей войти в состояние полутранса, как она начинала демонстрировать такую степень одаренности и мудрости, какую апостол Павел в своей духовной классификации считал наивысшей. Баркес вспоминает, как он составлял длиннейшие списки вопросов, касавшихся всех областей знания, и как из-под карандаша медиума с необычайной скоростью возникали письменные ответы на эти вопросы, написанные по-английски, по-немецки и даже на латыни.
Слава мадам д’Эсперанс как медиума основана, однако, на других ее талантах, более тесно связанных со спиритуализмом. Она сама подробно поведала о них в книге «Страна теней», достойной занять свое место в ряду таких трудов, как «Магический жезл» Э. Дж. Дэвиса и «Начала ясновидения» Винсента Терви – лучших автобиографий, написанных людьми, обладавшими выдающимися психическими способностями. Нельзя не отметить честность и благородство авторов этих книг.
Подобно многим другим одаренным чувствительностью людям, мадам д’Эсперанс вспоминает, что в детстве играла с детьми-духами, которые были столь же реальны, как и живые дети. Эта сила ясновидения не покидала ее в течение всей жизни, соединившись с еще более редким даром материализации. В ее книге есть фотографии прелестной арабской девушки Иоланды, которая стала для этого медиума тем же, кем была Кэти Кинг для Флоренс Кук. Она довольно часто материализовалась в те моменты, когда мадам д’Эсперанс сидела вне «шкафа» на виду у публики. Таким образом, медиум могла своими глазами видеть собственную эманацию{179} – некий очень родственный, но в то же время отличный от самой себя образ. Вот как она описывает свои впечатления:
«Она была задрапирована в тончайшую ткань, сквозь которую виднелись шея, плечи и руки, покрытые оливковым загаром. Длинные черные волосы волнами спускались ниже талии, голова ее была увенчана миниатюрным тюрбаном. Ее облик отличался изяществом и своеобразием: глаза – крупные, черные и чрезвычайно живые, движения полны грации. Она напоминала маленького ребенка или испуганную серну. Когда я впервые увидела ее стоящей у занавеси, она была одновременно смущена и полна отваги».
Рассказывая о собственных ощущениях во время сеансов, мадам д’Эсперанс говорит, что ей казалось, будто бы ее руки и лицо были опутаны паутиной. Если сквозь занавеси, отгораживающие «шкаф», пробивался слабый свет, то она видела белую туманную массу, подобную клубам пара, выходящим из трубы локомотива. Эта масса плавала вокруг нее, а потом начинала формироваться в человеческие фигуры. В тот самый момент, когда появлялось то, что леди-медиум называет «паутиной», возникало ощущение внутренней пустоты, которое сопровождалось утратой контроля над конечностями.
Господин Александр Аксаков из Санкт-Петербурга{180}, известный исследователь и редактор издания «Психологические исследования», в своей книге «Случай частичной дематериализации» рассказывает о необычном сеансе, в ходе которого тело медиума частично растворилось в воздухе. Комментируя этот случай, он отмечает: «Часто сообщают о том, что материализованная форма внешне напоминает самого медиума, этот факт получил теперь естественное объяснение: если подобная форма есть не что иное, как дубликат медиума, то вполне понятно, что она должна походить на него».
Это, по словам Аксакова, естественное явление тем не менее способно вызывать насмешки скептиков. Однако тщательное изучение вопроса доказывает, что русский ученый прав. Автор сам присутствовал на сеансах, где лицо медиума оказывалось столь точно продублировано путем материализации, что был готов объявить все происходившее надувательством. Однако, вооружившись терпением и сконцентрировавшись как следует, автор смог наблюдать материализацию целого ряда других лиц, ни в коей мере не напоминавших лицо медиума. В некоторых случаях казалось, что невидимые силы (часто действующие без учета того, к каким недоразумениям может привести их активность) используют физическое лицо медиума, находящегося в трансе, для того, чтобы, «облепив» его эктоплазматическими наростами, изменить его форму. В других случаях основой для создания новой формы служил эфирный дубликат медиума. Это порой случалось с Кэти Кинг: в такие моменты она существенно отличалась от Флоренс Кук осанкой, цветом глаз и волос, но удивительно напоминала ее внешними чертами. Бывают случаи, когда материализованная фигура совершенно не похожа на медиума. На сеансах американского медиума мисс Ады Безиннет, где автор наблюдал все три фазы материализации духов, ее фигура порой походила своими очертаниями на фигуру мускулистого рослого индейца. Рассказ мадам д’Эсперанс очень близок к демонстрации всех вариантов проявления психической силы.
Мистер Вильям Оксли, составитель и издатель замечательного пятитомного сочинения «Откровения ангелов», сообщает, как на одном из сеансов материализованная фигура по имени Иоланда сотворила двадцать семь роз, а также цветок очень редкого растения. Он пишет:
«Это растение (Ixora crocata) я сфотографировал на следующий день, а затем отнес домой, где поручил садовнику посадить его в оранжерее. Растение прожило три месяца, а потом увяло. Я собрал листья и раздал большую их часть, оставив себе лишь цветок и три верхних листка, которые садовник срезал, когда подстригал растение».
На сеансе 28 июня 1880 г., в присутствии господина Аксакова и профессора Бутлерова из Санкт-Петербурга, была материализована золотая лилия высотой 2,13 м. Она сохранялась в течение недели и за это время была шесть раз сфотографирована, после чего растаяла и исчезла. Ее фотография напечатана в книге «Страна теней»{181}.
Материализованная женская фигура, несколько более высокого, чем медиум, роста, носившая имя И-Эй-Али, вызвала всеобщее восхищение. Мистер Оксли пишет: «Я видел множество материализованных духов, однако никто из них не мог сравниться с нею красотой лица и пропорциями тела». Фигура подала ему цветок и, откинув свою вуаль, запечатлела поцелуй на его руке. Затем она протянула ему свою руку, которую он также поцеловал.
Она была освещена лучами света, и я мог разглядеть ее лицо и руки. Лицо было очень красивым, а руки мягкими и теплыми, и выглядели они очень натурально. Если бы не последующие события, я бы поверил, что держу за руку живую леди, самую настоящую, необычайно красивую и целомудренную».
Далее он сообщает, что фигура отошла за «шкаф» медиума и, встав в двух шагах от него, на глазах у всех «постепенно дематериализовалась: сначала растаяли ее ноги, потом все тело, так что на полу некоторое время виднелась только голова, затем и она постепенно уменьшилась и вовсе исчезла, оставив лишь маленькое пятно, которое через пару секунд также испарилось».
На том же сеансе материализовалась детская фигура. Она просунула три пальчика своей маленькой ручки в руку мистера Оксли. Тот сжал ручку ребенка и поцеловал. Происходило это в августе 1880 г.
Мистер Оксли сообщает очень интересный и необычайно важный факт. В один из моментов, когда арабская девушка Иоланда беседовала с одной из дам, присутствовавших на сеансе, «верхняя часть ее белого покрывала откинулась, и стали видны очертания ее фигуры. Я заметил, что ее телосложение непропорционально: она имела неразвитую грудь и слишком широкую талию. Это доказывает, что перед нами находилась материализованная форма, а не фигура некоего подставного лица». Он мог бы добавить: и не фигура медиума.
В главе «Ощущения медиума в момент материализации» мадам д’Эсперанс проливает некоторый свет на поразительную симпатию, похоже, постоянно возникающую между медиумом и материализованным духом. Вот как она описывает сеанс, в ходе которого находилась вне «шкафа»:
«Потом появилась другая, маленькая и аккуратненькая материализованная форма. Ее руки были вытянуты в стороны. Кто-то из сидящих на противоположной стороне кружка поднялся и устремился к фигуре. Они обнялись. Я слышу неясные возгласы: «Анна, Анна, дитя мое, мое дорогое дитя!» Потом кто-то еще встает и обнимает этого духа. Снова раздаются восклицания и сдержанный плач, вперемешку со словами благодарности. Я ощущаю, как мое тело раскачивается из стороны в сторону, все темнеет перед глазами. Я чувствую, как кто-то обнимает меня за плечи; чье-то сердце бьется возле моей груди. Я чувствую, что происходит нечто поразительное. Возле меня никого нет, никто не обращает на меня внимания. Все взоры устремлены на маленькую фигурку, белую и стройную, находящуюся в объятиях двух других плачущих женщин.
Должно быть, я слышу стук собственного сердца, однако я совершенно явственно ощущаю, что меня кто-то обнимает. Удивительно. Кто же я? Я та, что закутана в белое, или та, что сидит на этом стуле? Не мои ли руки обвивают шею той женщины, что постарше? Или мои руки – те, что лежат у меня на коленях? Если я – призрак, то кем же следует считать существо, оставшееся сидеть на стуле?
Несомненно, кто-то целует мои губы, мои щеки мокры от слез, что обильно текут из глаз этих двух женщин. Но как все это возможно? Сомнения по поводу реальности собственной личности пугают меня. Я пытаюсь вытянуть руку, лежащую на колене. Не получается. Я хочу дотронуться до кого-нибудь, чтобы убедиться в том, что это я, а не продукт собственного воображения. А может быть, я стала Анной, перестав в какой-то мере быть собой?»
В тот самый момент, когда медиума обуревали такого рода размышления, материализовался другой маленький дух. Он подошел к мадам д’Эсперанс и взял ее за руки.
«Как отрадно было ощутить чье-то прикосновение, пусть даже маленького ребенка. Мои сомнения по поводу того, где я и кто я, рассеялись. В этот самый момент белая фигура Анны исчезает внутри «шкафа», а две женщины возвращаются на свои места заплаканные, потрясенные переполняющими их эмоциями, но бесконечно счастливые».
Нет ничего удивительного в том, что некто, прикоснувшийся к материализованному духу на сеансе мадам д’Эсперанс, заявил, что это был живой медиум.
Господин Аксаков в предисловии к книге мадам д’Эсперанс «Страна теней» дает ей высокую оценку как медиуму и как человеку. Он говорит, что она была заинтересована в поисках истины не меньше, чем он сам, с готовностью подвергаясь любым испытаниям, которые он ей предлагал.
В ее карьере был интересный эпизод, когда она способствовала примирению между профессором Фризом из Бреслау{182} и профессором Цельнером из Лейпцига. Дружба этих профессоров была прервана после того, как Цельнер углубился в спиритические исследования. Однако эта англичанка-медиум смогла предъявить Фризу столь убедительные аргументы, что он перестал отрицать точку зрения своего друга.
Следует упомянуть, что в ходе экспериментов, проведенных мистером Оксли с мадам д’Эсперанс, были сделаны слепки с ног и рук материализованных фигур, причем отверстия в формах оказались настолько узкими, что вынуть ладони или ступни из форм было возможно лишь путем дематериализации. Принимая во внимание тот ажиотаж, который поднялся в 1922 г. в Париже, когда с помощью медиума Клуски удалось изготовить аналогичные парафиновые отливки, удивительно, что подобный эксперимент, успешно проведенный еще в 1876 г. исследователями из Манчестера, не получил никакой огласки и был освещен лишь в изданиях, связанных с психическими исследованиями.
Остаток жизни мадам д’Эсперанс провела в Скандинавии. Ее здоровье изрядно пошатнулось после шока, перенесенного в результате так называемого «разоблачения», когда один незадачливый исследователь напал на Иоланду на сеансе в Гельсингфорсе{183} в 1893 г. Никто яснее ее не дал понять, какие страдания причиняют невежественные люди тем, кто обладает повышенным чувственным восприятием. Последняя глава ее интереснейшей книги посвящена именно этому вопросу. Она приходит к следующему выводу: «Те, кому предстоит заменить меня, также, возможно, будут страдать от незнания законов Божьих. Но мир все же становится мудрее, и, наверное, будущим поколениям не придется, подобно мне, сражаться с узколобым догматизмом и безапелляционными суждениями необразованной толпы».
* * *
Обо всех медиумах, которым посвящена эта глава, были написаны книги. О Вильяме Иглинтоне и значительной части его карьеры повествует замечательная работа Дж. С. Фармера «Между двух миров».
Иглинтон родился в Айлингтоне 10 июля 1857 г. После непродолжительного обучения он начал работать в издательско-типографской компании, принадлежавшей одному из его родственников. В детстве он отличался необычайно живым воображением, был мечтательным и чувствительным, однако, в отличие от других великих медиумов, не проявлял никаких психических способностей. В 1874 г., когда ему исполнилось семнадцать, Иглинтон принял участие в очередном собрании родственников, устроенном его отцом с целью изучения спиритических явлений. До сих пор заседания этого кружка ни разу не принесли никаких видимых результатов. Однако стоило появиться юноше, как стол поднялся в воздух и сидевшим вокруг него пришлось встать, чтобы удержать на нем руки.
Все присутствовавшие на семейном сеансе получили удовлетворительные ответы на свои вопросы. На следующем заседании, происходившем в тот же вечер, юноша впал в состояние транса, пребывая в котором, установил контакт с умершей матерью. В течение последующих месяцев его способности медиума бурно развивались, что привело к более серьезным проявлениям потусторонних сил. Его слава росла, он получал множество предложений о проведении сеансов, однако всячески старался уклониться от карьеры профессионального медиума. В 1875 г., однако, ему все-таки пришлось вступить на этот путь.
Вот как описывает Иглинтон свои ощущения перед первым сеансом и те изменения, что произошли с ним:
«Сначала я вел себя как мальчишка в предвкушении развлечения, однако, оказавшись лицом к лицу с группой «исследователей», ощутил сильное и загадочное чувство, от которого так и не смог избавиться. Я сел у стола и решил, что готов к любым неожиданностям. И когда это произошло, я не смог оказать противодействие. Стол вдруг начал проявлять признаки жизни, оторвался от земли и взлетел в воздух. Нам пришлось встать, чтобы не потерять контакт с ним. Это происходило при ярком газовом освещении. Потом стол принялся разумно отвечать на вопросы, связав, ко всеобщему удовлетворению, присутствовавших на сеансе с загробным миром.
На следующий вечер мы снова собрались вокруг стола, причем народу стало больше, так как по округе распространился слух о том, что накануне мы «видели призраков и говорили с ними».
После того как мы прочли подобающую молитву, я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Ощутив сильнейшее экстатическое чувство, я впал в транс. Никто из моих друзей не видел ничего подобного прежде, и они стали пытаться вывести меня из этого состояния, но безрезультатно. По прошествии получаса я пришел в сознание, ощутив сильнейшее стремление вернуться в состояние транса. Мы получили сообщения, которые не оставляли никаких сомнений в том, что дух моей покойной матери действительно посетил нас. Только тут я начал понимать, сколь неправедную жизнь вел до сих пор – пустую, бездуховную, полную заблуждений. Я ощутил невыразимое блаженство от мысли о том, что умершие, вне всякого сомнения, могут возвращаться в наш мир, доказывая тем самым бессмертие души. В тишине нашего семейного круга мы остро почувствовали свою связь с умершей, и в подобном состоянии я провел впоследствии множество счастливых часов».
Можно отметить два аспекта, делающие похожей работу Иглинтона и Д. Д. Хоума: во-первых, их сеансы зачастую происходили при полном освещении, и оба они всегда соглашались на все предлагаемые тесты; во-вторых – внимание множества компетентных и знаменитых наблюдателей, посетивших сеансы обоих медиумов и составивших отчеты об увиденном.
Как и Хоум, Иглинтон много путешествовал, демонстрируя свои способности медиума в различных странах. В 1885 г. в Париже он познакомился с господином Тиссо, знаменитым художником, который посетил его сеансы, а потом последовал за ним в Англию{184}. Одна из гравюр Тиссо, названная «Apparition medianimique», навеки запечатлела сеанс материализации: на ней изображены две фигуры и рядом с ними третья, женская, имеющая явное сходство с одной из участниц сеанса. Все они освещены потоком света, который струится из их ладоней. Оттиск этой замечательной гравюры украшает помещение Лондонского спиритического сообщества. Другую гравюру Тиссо – портрет Иглинтона – можно видеть на фронтисписе книги мистера Фармера «Между двух миров».
Мисс Кислингбери и доктор Картер-Блэйк (читавший лекции по анатомии в Вестминстерской больнице) приводят описание сеанса, характерного для раннего периода деятельности Иглинтона, по демонстрации физических способностей медиума:
«Рукава сюртука мистера Иглинтона были пришиты один к другому возле запястий толстой белой ниткой за спиной; специально выбранные люди привязали его к креслу, опутав лентой шею, а затем поместили его за занавесью «шкафа» лицом к зрителям так, что колени и ступни медиума находились на виду. Маленький круглый стол, уставленный разнообразными предметами, был помещен перед медиумом с наружной стороны «шкафа», в поле зрения всех участников сеанса; на коленях он держал перевернутый маленький струнный инструмент, известный под названием «оксфордские колокольчики», а сверху на перевернутом инструменте лежали книга и маленький колокольчик.
Через несколько минут струны зазвучали, хотя до них никто не дотрагивался. Книга, повернутая обложкой к зрителям, стала открываться и закрываться (что происходило неоднократно, и это видели абсолютно все), маленький колокольчик зазвонил сам собой. Музыкальный ящик, стоявший возле занавеси, но отчетливо видимый, начинал и прекращал игру в то время, как крышка его не открывалась. Из-за занавески появлялись пальцы, а порой и руки целиком. Как только начались эти «чудеса», капитан Рольстон – как и было договорено заранее – просунул руку за занавес и убедился в том, что Иглинтон продолжает оставаться связанным. Он, а впоследствии и некоторые другие джентльмены подтвердили это».
Экспериментальные сеансы с мистером Иглинтоном имеют очень большое значение, поскольку за ними вели наблюдение просвещенные, искушенные в этом вопросе зрители, чьи свидетельства должны иметь вес в глазах общественного мнения.
Первоначально сеансы материализации Иглинтона проходили при лунном свете, все участники сидели вокруг стола, а «шкаф» не использовался. Медиум чаще всего находился в сознании. Проводить сеансы в темноте с использованием «шкафа» ему посоветовал его друг, побывавший на сеансе профессионального медиума. Сделав так однажды, Иглинтон, по-видимому, почувствовал необходимость и дальше продолжать в том же духе, однако заявлял, что результаты, полученные таким образом, имеют меньшую духовную ценность. Отличительной чертой сеансов материализации Иглинтона было то, что он сидел на виду у всех, и при этом его держали за руки. Но и при таких условиях достигался эффект полной материализации, причем освещение позволяло зрителям узнавать появлявшиеся образы.
Одно из заседаний, описанное мистером Роджерсом, имеет весьма характерные особенности. Оно произошло 17 февраля 1885 г. в присутствии четырнадцати участников, в благоприятных для опыта условиях. Небольшая комната, смежная с той, в которой находились участники, использовалась в качестве «шкафа», однако мистер Иглинтон не ушел туда, а расхаживал между приглашенными, которые сидели на стульях, расставленных подковой. Материализованная фигура прошла вдоль ряда зрителей и обменялась рукопожатием с каждым из присутствующих. Затем она устремилась к мистеру Иглинтону, который еле стоял, опираясь на плечо мистера Роджерса, и, обняв медиума за плечи, удалилась вместе с ним в «шкаф». Мистер Роджерс пишет: «Видение имело образ мужчины, по виду старше медиума и выше его на несколько сантиметров. Этот мужчина, закутанный в белую развевающуюся накидку, был полон жизни и энергии. В какой-то момент он находился примерно в трех метрах от медиума».
Особый интерес вызывает та разновидность деятельности Иглинтона как медиума, подтвержденная множеством свидетельств, которая носит название психографии, то есть «самопроизвольное появление надписей на грифельных досках». Принимая во внимание выдающиеся результаты, полученные им в этой области, нельзя не упомянуть, что в течение трех лет он безрезультатно пытался получить хотя бы одну надпись. Считая этот вид связи с потусторонним миром наиболее подходящим для тех, кто впервые сталкивается со спиритуализмом, Иглинтон с 1884 г. сконцентрировал на нем все свои усилия. Отказываясь проводить сеанс материализации перед кружком неискушенных спиритуалистов, не принимавших участия в сеансах психографии, он мотивировал свое решение следующим образом: «Я считаю, что на медиуме лежит большая ответственность и что он обязан удовлетворять те просьбы, с которыми к нему обращаются. Тем не менее, мой весьма разносторонний опыт доказывает, что ни одного скептика (какими бы благими ни были его намерения) невозможно разубедить на сеансе материализации. Напротив, его скептицизм может только возрасти, что приведет к оскорблениям в адрес медиума. В обществе, объединяющем спиритуалистов, настроенных на восприятие подобных явлений, возникает совершенно особая атмосфера, для них я с удовольствием готов провести сеанс. Неофитов же следует подготовить, используя специальные методы. Если ваш друг согласен прийти и пронаблюдать появление надписей на грифельных досках, я с готовностью уделю ему один час. В противном случае я отказываюсь проводить сеанс по причинам, указанным выше, и надеюсь, что они понятны вам, как и всякому другому здравомыслящему спиритуалисту».
Иглинтон пользовался обыкновенными школьными грифельными досками (участник сеанса мог, если хотел, принести доску с собой), доска протиралась, затем на нее помещался кусок грифеля, а доска прижималась к столешнице снизу. Медиум держал ее одной рукой, причем его большой палец находился у всех на виду – на внешней поверхности столешницы. Затем раздавался скрип грифеля о доску, и после сигнала (трех хлопков) доска извлекалась из-под стола с какой-либо надписью. Использовались также две доски одинакового размера, крепко связанные шпагатом, или же складные доски-ящички, снабженные замком и ключом. Зачастую надписи появлялись на доске, положенной прямо на стол, когда грифель помещался между ней и столешницей.
На сеансе 29 октября 1884 г. присутствовал мистер Гладстон{185}, выразивший глубокую заинтересованность тем, что увидел. Отчет о сеансе, появившийся в «Лайт», был перепечатан большинством ведущих британских газет, что значительно способствовало пропаганде спиритического движения. В нем сообщалось, что в конце сеанса мистер Гладстон сказал: «Мне всегда казалось, что ученые люди мыслят слишком односторонне. Выполняя благороднейшую миссию в своей области исследований, они зачастую не в состоянии уделить внимание явлениям, не укладывающимся в привычные для них рамки. В самом деле, они слишком часто склонны отрицать то, что не изучено ими должным образом, не предполагая, что в природе могут действовать силы, о которых им пока ничего не известно». Вскоре после этого мистер Гладстон, не объявляя себя спиритуалистом, подтвердил свою заинтересованность этим предметом, вступив в Общество психических исследований.
Иглинтон не избежал обычных нападок. В июне 1886 г. миссис Сиджвик, супруга профессора Сиджвика из Кембриджа, одного из основателей Общества психических исследований, опубликовала в журнале Общества статью, озаглавленную «Мистер Иглинтон». Миссис Сиджвик никогда не присутствовала на сеансах Иглинтона, объясняя это тем, что во время его сеансов невозможно обеспечить постоянное наблюдение. В этой статье она привела более сорока отчетов о сеансах психографии, присланных разными людьми, и написала: «Что касается меня, то в настоящее время я не сомневаюсь в том, что это не более чем изощренные фокусы». Со страниц журнала «Лайт» Иглинтон обратился за поддержкой к тем, кто убедился в истинности его способностей медиума. В специальном приложении к этому изданию появилось множество свидетельств в его пользу, в том числе и от членов Общества психических исследований. В частности, доктор Джордж Гершель, опытный фокусник-любитель с четырнадцатилетним стажем, опубликовал одно из самых убедительных возражений в адрес миссис Сиджвик.
Общество психических исследований напечатало подробнейшие отчеты о результатах, полученных мистером С. Дж. Дэвеем, который претендовал на то, что с помощью разных трюков сможет повторить и даже превзойти результаты, показанные мистером Иглинтоном. Мистер Ч. К. Массей, адвокат, опытный и компетентный наблюдатель, член Общества, выразил мнение многих, прокомментировав статью миссис Сиджвик в своем письме к Иглинтону следующим образом:
«Я вполне согласен с Вами, когда Вы говорите, что она «не приводит ни малейших доказательств» в пользу своего крайне резкого суждения, противоречащего многочисленным свидетельствам и основанного единственно на рассуждении, идущем вразрез со здравым смыслом и результатами многочисленных наблюдений».
В целом резкие нападки миссис Сиджвик послужили на пользу медиуму, вызвав появление массы более или менее компетентных свидетельств, подтверждавших реальность существования потусторонних явлений.
Иглинтона, как и всех прочих медиумов, вызывавших физические феномены, «разоблачали» неоднократно. Однажды это случилось в Мюнхене, где он должен был дать серию из двенадцати сеансов. Десять из них прошли успешно, однако на одиннадцатом в комнате нашли механическую лягушку. Медиума обвинили в шарлатанстве еще и потому, что на его руках обнаружили черную краску, которой были тайно покрашены музыкальные инструменты, и все это несмотря на то, что его постоянно держали за руки. Спустя три месяца один из участников признался, что принес на заседание механическую игрушку. Никаких объяснений по поводу черной краски не последовало, однако тот факт, что медиума держали за руки, говорит сам за себя.
Более полные знания, полученные с того времени, свидетельствуют, что основой физических феноменов является эктоплазма, которая потом втягивается в тело медиума, что вполне объясняет наличие краски на руках медиума. Так, например, проведя опыт с кармином при участии мисс Голайер, доктор Кроуфорд обнаружил его следы на некоторых участках ее кожи. По-видимому, как и в случае с механической лягушкой, налицо доказательства неправоты незадачливых «разоблачителей».
Более серьезный вызов бросил Иглинтону архидьякон Колли, заявивший, что в доме миссис Оуэн-Харрис, где Иглинтон давал сеанс, в чемодане медиума был обнаружен кусок муслина и борода. Их сразу же связали с клочком волос и обрезком накидки, срезанных с материализовавшейся фигуры, появившейся во время сеанса. В своей статье в журнале Общества психических исследований миссис Сиджвик приводит обвинения архидьякона Колли. Иглинтон категорически отказался признать правоту этих обвинений и заметил, что не смог сразу ответить на них, поскольку в момент опубликования статьи он находился в Южной Африке, а события, о которых в ней говорится, произошли несколько лет назад.
Передовая статья «Лайт», обсуждая этот вопрос, сообщала, что случившееся было тщательно расследовано Советом Британской национальной ассоциации спиритуалистов, отклонившей обвинения ввиду того, что Совет не смог получить ни одного свидетельства со стороны обвинителей.
Тем не менее всегда существует возможность, что великий медиум, обнаруживший угасание своих способностей, как зачастую и бывает, не может удержаться от подлога, пытаясь как-то переждать тяжелый момент в надежде на возвращение прежней силы. Если медиум зарабатывает на жизнь своим талантом, то подобное происшествие может стать для него серьезным искушением. Что бы ни произошло в том конкретном случае, многочисленные свидетельства, приведенные нами выше, доказывают, что истинность дара Иглинтона не может быть подвергнута сомнению. Среди многих свидетелей проявления его способностей можно назвать и Келлара – известного иллюзиониста, признавшего в числе других своих собратьев по профессии, что психические явления намного превосходят все то, на что способен любой фокусник.
Ни один из литераторов не внес более весомого вклада в изучение религиозной стороны спиритуализма, чем преподобный У. Стейнтон Мозес. Его вдохновенные труды содержат подтверждение уже известных истин, а также определяют границы неизведанного. Спиритуалисты разных стран признают его самым достойным современным выразителем их взглядов.
Стейнтон Мозес являлся не только вдохновенным религиозным Учителем, он был еще и сильнейшим медиумом, то есть одним из немногих, кто мог, следуя заветам апостолов, учить не только словом, но и делом. Именно на физической стороне его деятельности мы и остановимся.
Стейнтон Мозес родился 5 ноября 1839 г. в Линкольншире. Учился в Бедфордской средней классической школе, затем в оксфордском колледже Эксетер. Однако со временем обратился к религии. Пробыв несколько лет священником на острове Мэн{186} и в других местах, он стал магистром университетского колледжа. Примечательно, что в период своих странствий Мозес посетил Афонский монастырь и пробыл там полгода – редкий случай для английского священника, служителя протестантской церкви. Позже он получил подтверждение тому, что этот эпизод и послужил толчком для развития его психического дара.
Занимая должность священника, Стейнтон Мозес имел немало возможностей доказать свою смелость и верность долгу. В его приходе, не имевшем своего доктора, разразилась страшная эпидемия оспы. Вот что пишет его биограф: «Дни и ночи проводил он у постели какого-нибудь несчастного больного. Порой ему приходилось совмещать обязанности священника и могильщика, собственноручно совершая похоронный обряд». Не удивительно, что, покидая этот приход, он получил необычайно теплое напутствие от своих прихожан, суть которого сводится к следующему: «Чем дольше вы были с нами, чем лучше мы узнавали вас, тем сильнее крепло наше чувство уважения».
В 1872 г. его внимание привлек спиритуализм, особенно сеансы Вильямса и мисс Лотти Фаулер. Весьма скоро он обнаружил, что и сам обладает незаурядными способностями медиума. В это же время на него снизошло откровение, призывавшее его более тщательно изучить этот предмет, применив свой незаурядный ум к доскональному его познанию. Труды Мозеса, подписанные «М. А. Оксон», входят в число классических трудов по спиритуализму. Это «Подлинность духов», «Высшие аспекты спиритуализма», «Психография», «Учение духов» и др. Он стал редактором журнала «Лайт». Благодаря усилиям Мозеса это издание долгие годы сохраняло высочайший научный уровень. Его способности медиума неуклонно развивались, постепенно охватывая практически все виды явлений, известные в настоящее время.
Подобных результатов Мозес достиг лишь после определенного подготовительного периода. Он пишет:
«В течение долгого времени я не мог получить подтверждений, в которых так нуждался. Пойди я по обычному пути, так бы ничего и не добился. Мой образ мыслей был слишком позитивистским{187}, поэтому мне пришлось претерпеть немало мучений, прежде чем у меня получилось то, чего бы мне хотелось. Постепенно, мало-помалу, то тут, то там, я стал получать первые подтверждения. И мой разум открылся для того, чтобы воспринять их. Спустя полгода, которые прошли в ежедневных и тяжких трудах, я смог получить доказательство вечного существования человеческих духов и их способности к общению с нашим миром».
В присутствии Стейнтона Мозеса тяжелые столы поднимались в воздух, книги и письма переносились из одной комнаты в другую при полном освещении. Существует множество независимых подтверждений данных событий, полученных из достоверных источников.
Серджент Кокс в своей книге «Так кто же я?» приводит следующий случай из жизни Стейнтона Мозеса:
«В четверг 2 июня 1873 г. ко мне домой на Рассел-сквер пришел джентльмен, выпускник Оксфорда, занимавший высокое общественное положение. Мы оба были приглашены на обед в один дом, куда и собирались отправиться. Прежде он уже демонстрировал незаурядные психические способности. У нас оставалось еще полчаса, и мы направились в столовую. Было шесть часов вечера, еще не стемнело. Я стал просматривать корреспонденцию, он читал «Таймс». Тяжелый, старомодный обеденный стол красного дерева, около 2 м шириной и около 3 м длиной, стоял на турецком ковре, что существенно затрудняло его передвижение с места на место. Последующее изучение показало, что сдвинуть его хоть на дюйм могут лишь двое сильных мужчин. Стол не был покрыт скатертью, и пространство под ним ярко освещалось. Кроме меня и моего друга в комнате никого не было. Неожиданно внутри стола раздался интенсивный стук. В этот момент мой друг сидел за столом, читая газету; одна его рука лежала на столе, другая – на спинке стула. Он сидел вполоборота к столу, и его ноги находились не под столом, а рядом. Между тем, стол уже начал дрожать, словно его лихорадило. Затем он стал раскачиваться так, что его огромные, как колонны, ноги (всего их восемь) были готовы вот-вот сдвинуться с места. Потом стол передвинулся примерно на 8 см. Я заглянул под него, хотел убедиться, что там никого нет; тем временем движение стола продолжалось, сопровождаемое звуками сильных ударов.
Столь внезапное проявление действия неведомой силы в такое время и в таком месте, в присутствии только нас двоих, без малейшего намерения с нашей стороны, привело нас в замешательство. Мой друг сказал, что никогда прежде с ним ничего подобного не случалось. Тут я предложил ему, раз уж обстоятельства складываются так удачно для нас обоих, провести эксперимент по бесконтактному перемещению предметов, который может иметь огромную ценность. Мы встали по разные стороны стола на расстоянии 70 см, держа руки в 20 см от его поверхности. Через минуту стол начал неистово сотрясаться. Затем передвинулся по ковру примерно на 20 см. Затем с той стороны, где стоял мой друг, край стола приподнялся на 8 см. Потом, в свою очередь, приподнялся и мой край стола. Наконец, когда рука моего друга находилась в 10 см над поверхностью висящего в воздухе стола, он попросил, чтобы стол трижды прикоснулся к его ладони. Все так и произошло; затем, подчинившись новому требованию, стол прикоснулся и к моей руке».
В один из воскресных дней августа 1872 г. в городке Дуглас на острове Мэн произошла убедительнейшая демонстрация могущества духов. Факты, описанные Стейнтоном Мозесом, подтверждаются рассказами доктора Спиэра и его жены. Указанные события имели место в их доме и, начавшись во время завтрака, закончились только к десяти часами вечера. В тот день стуки сопровождали медиума всюду, куда бы он ни направлялся. Доктор Спиэр и миссис Спиэр слышали их даже в церкви, сидя на скамьях. Вернувшись из церкви, Стейнтон Мозес обнаружил, что на кровати в его спальне разложены в виде креста предметы, которые обычно стояли на туалетном столике. Он вышел, чтобы позвать доктора Спиэра и показать ему, что произошло. Когда они вернулись, то обнаружили, что воротничок, минуту назад снятый мистером Мозесом, уже лежит на верхушке импровизированного креста. Вместе с доктором Спиэром они заперли дверь спальни на ключ и отправились перекусить, однако во время еды раздавались непрерывные стуки, а тяжелый обеденный стол три или четыре раза передвигался сам собой. В очередной раз исследовав спальню, они обнаружили, что крест дополнился еще несколькими предметами, находившимися до этого в дорожном чемодане. Комната снова была заперта, однако три последующих посещения показали, что на кресте появлялись все новые и новые предметы. Нам известно, что до прихода хозяев в доме не было никого, кто мог бы устроить розыгрыш с крестом, а после их возращения это стало тем более невозможно.
Во время проведенных совместно с доктором и миссис Спиэр сеансов Стейнтон Мозес неоднократно общался с духами, дававшими неизменно правильные ответы на вопросы об именах, датах и местах, не известных присутствовавшим.
Считается, что медиум осуществлял контакт с целой группой духов, передавших через него методом автоматического письма основные положения Учения. Этот процесс начался 30 марта 1873 г. и продолжался до 1880 г. Выдержки из этих сообщений собраны в книге «Учение Духов».
Полный перечень всех, зачастую весьма известных личностей, контактировавших с мистером Мозесом, можно найти в книге мистера А. У. Тресью «Духи-наставники Стейнтона Мозеса» (1923 г.).
В 1882 г. Стейнтон Мозес участвовал в создании Общества психических исследований, однако покинул эту организацию в 1886 г. в знак протеста против нападок на медиума Вильяма Иглинтона. Он же стал первым президентом Лондонского объединения спиритуалистов, основанного в 1884 г., и занимал этот пост вплоть до своей смерти.
Результаты его работы были мастерски обобщены мистером Фредериком Мейерсом на страницах трудов Общества психических исследований. Вот строки из некролога, посвященного памяти С. Мозеса и составленного мистером Мейерсом: «Лично мне он представляется одним из самых выдающихся людей нашего поколения. Он был в числе тех немногих, от кого мне удалось почерпнуть сведения поистине первостепенной важности».
Способности преподобного Стейнтона Мозеса как медиума
Вот что пишет Стейнтон Мозес о собственном опыте левитации:
«Однажды я сидел в дальнем конце комнаты, как вдруг мой стул «отпрянул» в угол и приподнялся над полом на расстояние 40 см, насколько я могу судить. Затем он со стуком опустился на пол, а я «завис» в углу комнаты. Я достал из кармана свинцовый карандаш и, находясь в состоянии «невесомости», сделал отметку на стене на уровне моей груди. Эта отметка оказалась на расстоянии примерно 1,8 м от пола. Я не думаю, что изменил свою позу во время «зависания», и затем очень осторожно стал опускаться, пока снова не очутился на стуле. Настоящей сенсацией для меня было то, что я оказался легче воздуха. Мое тело не ощущало никакого давления; при этом я не пребывал ни в бессознательном состоянии, ни в состоянии транса. Судя по отметке было ясно, что моя голова находилась почти под самым потолком. Мой голос, как рассказывал мне позже доктор С., звучал очень странным образом прямо из самого угла, в то время как моя голова, судя по отметке на стене, была обращена к столу. Подъем, который я ощутил, был медленным и плавным и мало походил на подъем в лифте. Наиболее удивительным фактом было то, что мое тело оказалось легче атмосферного воздуха. Моя поза, как я уже говорил, не менялась. Я пребывал в состоянии левитации, а затем опустился на свое прежнее место».
И еще один отрывок:
Данный текст является ознакомительным фрагментом.