5

5

Максим протиснулся через щель между многотонной дверью и створкой, всем телом ощутив холод стали, многие годы не знавшей солнечного тепла. По ту сторону, насколько было понятно на ошупь, начинался длинный коридор, уводящий немного вправо от входа. Темнота и холод, пробирающий до костей человека в легкой летней ветровке, — вот и все, что наполняло неизвестное помещение. Максим крался мелкими шажками вдоль отвесной незакругленной стены галереи, придерживаясь за нее здоровой рукой. Стена казалась сделанной из железных листов, часто под руку попадались большие заклепки, крепящие их к чему-то, наверное — к бетонному основанию тоннеля. Кроссовки иногда начинали хлюпать в накопившихся на полу лужицах, воздух был ледяным и в то же время наполненным пещерной сыростью, исходящей из подземных рек и озер. Воды было немного, но иногда ее уровень поднимался выше щиколотки, ноги Максима промокли и стыли в пропитанных водой кроссовках.

Внезапно в плече вновь вспыхнула боль, ранее казавшаяся приглушенной. Он перекинул сумку на другое плечо и снова отчетливо услышал каждый шорох, свист натягивающегося ремня, собственный вдох, и остановился. Усталость большой черной глыбой нахлынула на него, Максим присел на корточки, опершись спиной на стену, почувствовал, как на ее плоскости выступают три большие заклепки, и закрыл глаза. События дня, несмотря на утреннее время, длившегося, как казалось, целую вечность, мелькали перед его глазами бессмысленной чередой расплывчатых картин, словно старые воспоминания, нахлынувшие внезапно и уже не тревожащие душу. Все, что произошло с Максимом за несколько коротких часов, проплывало в его сознании смутно, будто бы он припоминал что-то из своего далекого прошлого, спокойно, как будто перед его глазами всего лишь сновидение, бредовый сон в жаркую июльскую ночь. Боль не давала заснуть.

Медленно Максим выходил из оцепенения. Он поднялся. Дрожь, охватившая вдруг все его тело, заставила окончательно прийти в себя, и с новыми силами он побрел дальше, углубляясь в неизвестно куда ведущую нору, создателем которой был человек. «Нора… — почему-то подумал он, — нора, но не хоббиты строили ее. Здесь нет круглых окон в потолке, откуда по утрам льется золотистый свет, здесь не потрескивает теплый камин, перед ним не стоит уютное кресло и в нем не сидит добродушный хозяин, неспешно пускающий кольца сиреневого дыма из длинной старинной трубки, и однажды утром он не встретит волшебника и не пойдет далеко-далеко за тридевять земель искать давно забытые сокровища в подземное логово сказочного дракона, чье дыхание плавит заколдованные кольца, делающие любого невидимым для глаз остальных…»

Мысли бессвязно и обрывочно всплывали в уставшем мозгу, не задерживаясь и не цепляясь одна за другую, иногда он вспоминал отрывки из книг, иногда какие-то заметные моменты собственной молодой биографии, а в общем, просто продолжал брести по темному коридору, как слепой, держась за стену. Подушечки пальцев уже устали от шероховатого холодного железа и то и дело всплывающих на пути заклепок. Пальцы онемели. Нора вскоре снова стала поворачивать направо, лужицы перестали попадаться под ноги, но однообразие давило и с каждым шагом прибавляло затаившейся тревоги. Все под землей казалось таким длинным, вдруг и этот тоннель оканчивается какой-нибудь дверью, а за ней еще и еще мелькают узкие лестничные площадки и длинные пролеты, уводящие все глубже к центру Земли, к раскаленному сердцу уставшей от нас планеты…

Максим терял временами связь с реальностью, пространство раздвигало свои границы до вселенских масштабов. В такие минуты он ускорял шаг, переходящий в легкий бег; так он и передвигался по улицам города, часто предпочитая тесные автобусы простору движения. Рука ударилась обо что-то, как показалось на секунду, теплое и колкое. Максим замер и вцепился в выступающий из земли предмет. Это была доска, брус, поставленный вертикально и начинавшийся от самого пола. Дерево гораздо хуже проводит тепло, нежели железо, поэтому-то оно и показалось Максиму теплым. На самом деле и оно было по-своему прохладным. Ощупав этот столб, первым нарушивший однообразие ощущений, снизу вверх, руки Максима наткнулись на выступающий пластиковый выключатель и вцепились в него.

Надежда на свет в подземелье равна надежде на жизнь. Кто знает, куда уводят ходы лабиринтов, где под ногами разверзнется бездонная шахта, где начнется лестница, где из стены торчит труба, таящая в себе смерть от того, что где-то далеко на нее заземлился оголенный кабель, где тоннель вдруг выведет тебя в коллектор, где поток реки, закованной человеком в трубу, собьет тебя с ног, и ты не сможешь противостоять ему, будет не за что ухватиться в вылизанном холодной водой тоннеле.

Раздался звонкий щелчок выключателя, затем все вокруг затихло, как будто в ожидании чего-то. «Нет!? Да и с чего я взял, что здесь зажжется свет… здесь никто не ходил уже много лет», — подумал Максим. Мысль эта уместилась в бесконечно короткий отрезок времени, скорость мысли способна превысить все барьеры, поставленные человечеству современной физикой. В следующую секунду спереди и сзади раздались гул и жужжание, которые всегда сопровождают свечение продолговатых советских ламп дневного света. Несколько ярких вспышек последовали одна за другой, ослепляя расширенные зрачки привыкших к темноте глаз. Максим зажмурился и инстинктивно отвернулся от возникшего прямо перед ним источника света. Когда, моргая и щурясь, он открыл глаза, то увидел пройденный путь, обозначенный пунктиром трубчатых ламп, развешенных через равные промежутки по потолку тоннеля.

Тоннель был достаточно широким, потолок представлял собой полукруглые своды, как и стены, обитый железными листами, приобретшими от времени и сырости интенсивно-коричневый цвет. На месте стыков, образуя своеобразный рельеф, свисали вниз тоненькие, как ниточки, белые сталактиты. Лампы дневного света были подвешены на старых ржавых крюках, видимо, не предназначенных для крепления таких светильников, поэтому для каждой кем-то было сделано некое подобие примитивной люстры, примотанной проволокой к вросшим в потолок крюкам. Максим медленно разворачивался, отрывая взгляд от поворачивающего за угол тоннеля, осваиваясь в освещенном помещении, переводя глаза со стен на сыроватый пол, на высокий потолок с лампами. Наконец, он выпрямился и посмотрел вперед, туда, куда ему предстояло идти дальше. Он остановился прямо на перекрестке. Галерея резко под прямым углом поворачивала направо. Прямо перед собой Максим увидел серую, с ржавыми подтеками тяжелую герметичную дверь. От ее основания до массивного косяка, обрамлявшего вход, белой краской был нарисован большой православный крест.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.