9 октября

9 октября

Завтра 5 месяцев, как ты погиб.

Сегодня ездила в Архангельск, в твою бывшую фирму за причитающимися тебе деньгами, но уверенности в успехе этого предприятия не было, а посему не было и привязок. Снявши голову, по волосам не плачут!

Дела в фирме после твоей гибели пошли неважно, все оценочное направление рухнуло. Незаменимых людей нет, есть незамененные, а заменить тебя очень и очень непросто. Все договора, что ты вел, свернуты, а оплаченные авансы возвращены. В данный момент фирма вообще сидит на картотеке.

Ну что ж, ребята, выкарабкивайтесь сами, покажите, на что вы годитесь. Кое-какие выплаты твои бывшие коллеги все же произвели, но спустя пять месяцев после твоей гибели и некоторого воздействия твоих влиятельных друзей.

Когда, возвращаясь домой из Архангельска, подъезжала на автобусе к месту твоей гибели, из динамика водителя, молчавшего почти всю дорогу, раздалось:

В конце тоннеля яркий свет слепой звезды.

Подошвы на сухой листве оставят следы.

Еще под кожей бьется пульс, и надо жить.

Я больше, может, не вернусь,

А может, я с тобой останусь.

Останусь пеплом на губах,

Останусь пламенем в глазах,

В твоих руках дыханьем ветра.

Останусь снегом на щеке,

Останусь светом вдалеке.

Я для тебя останусь светом.[6]

Может, я схожу с ума, но вокруг столько символов и знаков!

В изрядно пожелтевшей траве, в окружении желтых кустов, стоял наш куст – высокий и зеленый, полный жизни на фоне увядающей природы и умирающей листвы, а под ним, как пятна крови, яркие красные мазки искусственных цветов.

Я не смогла сдержать нахлынувших чувств, но запомнила одну мысль, которая пришла мне в голову, и уже дома я записала: «Три цвета: желтый, красный и зеленый. Что-то мне это навевало, а вот что? Подумать и связать».

Вечером, когда мы сидели с сыном перед твоим портретом, мне очень захотелось достать и подержать в своих руках твои вещи. Вещи, которых касалась твоя рука в последний день, которые знали и помнили твою энергию УХОДА.

Я достала твое обручальное кольцо, нательный крестик и портмоне, внутри которого лежали деньги в сумме 1060 рублей, с запекшимися на тысячной купюре рыжими пятнами. Я тупо смотрела на эти пятна, поглаживая портмоне, когда мой взгляд вдруг сосредоточился на его обложке. По всему развороту кожаной обложки вырисовывались концентрические круги-дороги, но одна дорога, по которой двигался одинокий автомобиль, была очень прямая и шла через всю обложку, с левого нижнего угла вправо, в небо. И высоко в небе, куда уходила эта дорога, висел светофор, на котором очень ярко горел красный свет, под ним чуть бледнее – желтый. Зеленый же свет почти не просматривался, стертый от многолетней эксплуатации портмоне.

В жизни может быть много дорог, на которых горит зеленый свет, но все они когда-нибудь сольются в одну – последнюю, ту, что поведет тебя на небо. Небесный светофор высветит желтым светом: «Приготовься!», а красным: «Стоп! Проезда нет!»

«Мы идем по одному кругу, по другому, а потом вдруг замечаем Колею Своих Прежних Дорог. Она утоптана, в ней есть ширина сознания и его длина. Есть и глубина. И следы наших судеб в этой глубине».

По «Книге перемен» линии символизируют взаимодействие двух пространств: света и тьмы.

Сплошные линии гексаграмм называются «девятками», прерывистые по символике чисел называются «шестерками».

У шестерых человек шесть линий жизни прервались в одной точке.

Для живых эта точка стала точкой отсчета.

А для мертвых?

А если бы жизни кривая

Легла на ладонь, словно путь,

Я смог бы, глаза закрывая,

В грядущее заглянуть.

Нет, лучше, пожалуй, не надо,

И так не в ладу я с судьбой.

Известны исходы парадов,

А чем же закончится бой?

А. Дольский

У меня на правой руке произошли изменения линий. До моей беды ничего такого и близко не было, а вот сейчас под мизинцем, в конце двойной линии сердца, появился «глаз под бровью», а под безымянным пальцем – трезубец с длинной ручкой, которая упирается в линию сердца. Интересно, честное слово. Что бы это значило?

Мистика, да и только!

По мнению Н. А. Бердяева, мистическое погружение в себя есть всегда выход из себя, прорыв за грани. В мистике есть духовное дерзновение и почин внутреннего человека, глубочайших глубин духа.

Мистика – это не свод наивных иллюзий, слепых верований. Это прежде всего древняя духовная традиция.

Иногда такая тоска охватывает, что невольно думаю: «Пусть остылой жизни чашу тянет медленно другой», но, как барон Мюнхгаузен, за волосы вытягиваю себя из трясины уныния. Уныние – это грех! Надо быть благодарным Небесам за дарованную жизнь.

Но все же слаб человек, и «в минуту жизни трудную» хочется воскликнуть:

Ах, я тоже желаю

На просторы вселенной!

Ах, я тоже на небо хочу!

Но в краю незнакомом

Будет грусть неизменной

По родному в окошке лучу.

Н. Рубцов

Побывали с Олей Петуховой на двадцать шестом километре. Выпавший снег сделал место гибели трудноопределимым, но мы нашли его почти сразу по нашему кусту. Сильно поредевший, он так и не пожелтел, листья опадают большими и зелеными. Все же это не случайно.

Побывали и на кладбище, положили вам живые цветы – красные розы. На снегу они хорошо видны и выглядят красиво. Небольшой морозец приморозил венки, снег запорошил фотографии. Своей теплой рукой отогрела твое лицо на портрете и встретила твой грустный взгляд. Какие у тебя здесь печальные глаза!

По жизни ты был большой оптимист, а эта фотография… ты на ней совсем другой, будто что-то знаешь о себе и о нас.

А у нас неприятности. Твои родители написали заявление о вступлении в наследство, и, поскольку никаких счетов у нас нет, они рассчитывают получить с нашей приватизированной квартиры свою долю. В глубине души я надеялась, что они откажутся от нее в пользу внука. Но они непреклонны. Им нужны деньги от нас с сыном. От удара в спину я что-то занемогла. Так горько стало!

Я знаю их 28 лет, и мне всегда казалось, что они искренне любят нашего Кирилла, своего единственного внука. Но случилась страшная беда, и появился вполне законный способ поправить материальные дела своих сорокалетних, оставшихся в живых и не очень удачливых детей за счет нас с сыном. Трудно устоять от искушения. Ну что же, они имеют право.

Когда я пришла к юристу по вопросу наследования, она «успокоила» меня следующим образом. Твои родители уже были у нее, и она четко объяснила им их права. Они имеют право на одну шестую часть от стоимости квартиры, но их претензии на часть имущества и тем более на мою шубу неправомерны.

Значит, мне надлежит пережить еще и этот удар. Хорошо, что не в сердце, оно могло бы не выдержать, а в спину.

Что же с нами делает жизнь? «Не желайте слишком многого – вы не сможете расплатиться».

Зови, зови

Ночную мглу

И мгла придет.

Завидуй брату своему,

И брат умрет.

В. Шаламов

От расстройств по вопросам наследования появились проблемы со здоровьем. Себя и сына жалко – просто страсть как! Обида и даже злость на твоих родителей постепенно трансформируются в горечь очередной утраты. Господи, год стольких потерь!

Близких людей и так мало в жизни, а тут сразу такие потери за один год!

Бедный мой мальчик! Но я с тобой буду всегда, и моя материнская любовь к тебе никогда не оскудеет. Эта энергия не зависит от пространства-времени, она неугасима и вечна.

Коля, где же ты? Знаешь ли ты о наших делах земных?

Ты ведь любил нас по-настоящему, а значит, и твоя любовь продолжает жить, теплиться, бесшумно пылая за гранью мира земной жизни.

Я читаю у Роберта Монро в книге «Окончательное путешествие»: «Физическая гибель не оказывает никакого влияния на реальность существования любви, поскольку это излучение вечно.

Его можно сублимировать, сфокусировать и послать в любые миры, поскольку эта энергия самая могучая сила во вселенной. А сила любви, вместе с намерением Человека, живущего в свете, может полностью трансформировать горе».

Мне надо собраться с силами и, объединив «силу трех сердец» в ПОСЫЛ – «пакет упорядоченной, организованной энергии мысли», – трансформировать горе, обиду и болячки в спокойствие, сбалансированность и здоровье.

Но легко сказать, а попробуй сделать…

Если бы не моя писанина, то было бы стократ тяжелее, а так хоть есть отдушина. Можно поговорить, поспорить, поплакать, и уже легче.

Иногда до того доанализирую ситуацию, что начинаю думать, что твои родители не так уж и неправы. Ведь все по закону!

Но сердцу как-то больно, оно буквально кричит, что тут что-то не так. А что?

– Крайон, как научить людей отличать правду от обмана?

– Ищите любовь! Следуйте за ней, ибо там, где есть любовь, ты найдешь и правду», – нахожу я ответ на свой вопрос у Ли Керролла.

«Я есть свет, я есть любовь. Тьма – это отсутствие света и отсутствие любви», – читаю я слова Иисуса в книге «Страсти Христовы» Ильи Стогова.

Так что же, получается, что со смертью своего сына кончилась и любовь твоих родителей к его сыну? И вообще, «был ли мальчик?». Может быть, не хватило любви к погибшему сыну, чтобы быть великодушными к осиротевшему внуку?

Сердце или любит, или нет. Насильно мил не будешь. Значит, надо принять ситуацию, смириться и отпустить. Человек я законопослушный, и все, что положено, они получат, а там уж Господь решит, кому что. «Бог изощрен, но не злонамерен», – говорил А. Эйнштейн.

Есть такое высказывание: «В мире нет проблем. Есть иллюзии».

С твоей гибелью рушатся иллюзии, которые я сама же и создала. И одна из иллюзий – это взаимоотношения с твоими родителями. Надо будет подумать над этой мыслью, но, как говорила Скарлет в книге «Унесенные ветром», «об этом я подумаю завтра».