Письмо к Т. К

Письмо к Т. К

13 сентября 1993 г.

…Ваше письмо вызвало чувство огромного сострадания и симпатии к вам.

Только когда «я», эго действительно отходит на второй план, появляется возможность жить в относительном покое, не имея постоянной работы. Поэтому меня не удивило, что вы «пребываете в черной дыре отчаяния и беспокойства по поводу своего будущего». Я рад узнать, что вы собираетесь вернуться к работе или по крайней мере начать какие-то движения по возобновлению вашего профессионального интереса к компьютерам.

Да, в следующем году планируется проведение семинара в Ковалам-Бич, и я понимаю вашу настойчивость. И здесь я снова вынужден подчеркнуть, что никакого контроля над тем, что должно произойти, мы не имеем: давайте посмотрим, что произойдет.

Я бы хотел кое-что заметить. По-моему, вы не совсем осознаете этот момент. Вы очень красноречиво говорите о том, что когда вы слушали меня, то оказывались настолько поглощенным происходящим, что все слова и сам мир просто исчезали. Также вы рассказываете о «магических» моментах, имевших место в Коваламе в 1990 г., а затем добавляете: «По непонятной причине в конце ритрита на меня напала жуткая депрессия».

Т. К., во всех этих размышлениях доминирует размышляющий, переживающий индивидуальный делатель. На самом деле такого индивидуума просто не существует. Пока это глубоко не осознано, переживающий будет продолжать страдать. Вы говорите: «Конечно, я не знаю, что произойдет. Я даже не знаю точно, почему я хочу еще раз увидеть вас…» Здесь снова присутствует размышляющий, который думает своим расщепленным умом с позиции субъектно-объектных отношений.

Вот здесь-то и проявляется роль гуру – но не как учителя, советчика или наставника в том смысле, в каком люди Запада думают об определенной «личности». Говоря откровенно, всякий раз, когда происходила истинная трансформация – а не просто интеллектуальное понимание, – я совершенно ясно наблюдал трансформацию в понимании отношений между гуру и учеником. ЛЮБОВЬ к гуру рождается в потоке эмоций и позже становится основой всего будущего понимания, которое в итоге обращается (прекращается) истинным пониманием без «понимающего» – исчезает страх перед всеми проблемами феноменального характера, что приносит ощущение полной свободы, легкости, парения в воздухе «подобно сухому листу на ветру». Эта трансформация НЕ является феноменальной, это совсем другое измерение, достигнутое посредством глубочайшего почтения к гуру, любовь к которому превосходит все те чувства, которые ученик когда-либо испытывал в своих отношениях с другими людьми. Излишне говорить, что все это происходит без какого-либо участия или контроля со стороны индивидуума. Можно даже сказать, что это вопрос судьбы.

Говорю из собственного опыта: я глубоко убежден в том, что при отсутствии этого глубокого чувства любви и почтения к гуру истинное пробуждение невозможно. Опять же, на основе собственного опыта хочу заметить, что когда это происходит, ученик переносится в измерение, доселе ему неизвестное: он еле сдерживает себя, он готов сделать для гуру абсолютно все (независимо от того, нужно это гуру или нет). Почти всегда эти чувства изливаются в виде обильных слез, поскольку они основаны на осознании, что гуру не отделен от ученика, что они оба являются тем Я, на которое и направлен весь духовный поиск! Другими словами, это НЕ личностный опыт, вроде того, что часто возникает. В последнее утро в Мауи вы как раз упомянули такой опыт: «…когда мое сердце взорвалось от любви, и слезы хлынули из моих глаз». На самом деле это переживание могло иметь форму ответной эмоции сопричастности, когда вы свидетельствовали преображение, случившееся с И. Д. Глубокое пробуждение И. Д. вызвало у вас ряд реакций сопричастности – так, когда какой-то человек безутешно рыдает, окружающие тоже начинают плакать, а когда кто-то заразительно хохочет, другие тоже начинают смеяться! Такие ответные реакции (или даже рассудочные постижения, какими бы глубокими они ни казались в такую минуту) недолго длятся, за ними следуют глубокие разочарования и депрессии. Я действительно от всего сердца сострадаю вам.

И все, что человек может сделать, – это глубоко погрузиться в работу и отказаться от интеллектуального устремления к духовному пониманию – даже не надеясь на лучшее. Не знаю, насколько вам понятно все то, что я говорю.

Вы упоминаете нашу последнюю встречу в Бомбее. Я тоже очень хорошо помню ее, так как испытываю глубокое сострадание и сочувствие по отношению к вам. Я бы предпочел не говорить об этом, но принимая во внимание ваше очень уж эмоциональное письмо, я вынужден сказать следующее: у меня было совершенно определенное чувство, что мне не удалось зародить в вас действительно глубокое чувство к УЧЕНИЮ, которое выходило бы за рамки интеллектуального понимания, – любовь к учению, которая в феноменальности принимает форму ЛЮБВИ к гуру и которая стремится выразить себя через внешнее проявление.

Этого не было во время нашей последней встречи. Она была довольно формальной, как если бы просто два знакомых прощались друг с другом. Возможно, ваша природная робость не позволяет глубокому чувству проникнуть глубоко внутрь вас. Однако, несмотря на мою природную робость, когда я встретил Махараджа, во мне возникло такое громадное чувство ЛЮБВИ к нему, что оно просто смело всю мою робость со своего пути. Все, что было, – это непреодолимое желание давать, вне зависимости от того, нужно это было Махараджу или нет.

Пожалуйста, поверьте, Т. К., все, что я здесь написал – это спонтанно излилось из меня, – результат глубочайшего сострадания, которое породило во мне ваше письмо.

Что бы ни произошло в будущем, просто свидетельствуйте. Посмотрим, что будет дальше.