Глава 2. Корни развращенности

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2. Корни развращенности

Вы сможете прийти к истине, только когда вы абсолютно обнажены, когда вы сбросили одежду всех философий, всех теологий, всех религий, когда вы отбросили все, что было дано вам, когда вы идете с пустыми руками, без каких бы то ни было знаний.

Когда вы идете со знаниями, вы идете уже развращенными.

Когда вы идете чистыми и невинными, зная, что вы не знаете, тогда двери открыты – тогда вы сможете узнать.

Только тот человек, который не имеет знаний, способен знать.

Существует ли Бог? И если Бог существует, как в мире может быть столько зла и развращенности?

Бог – это вымышленное слово, слово на языке тумбо-юмбо, которое придумали священники. На самом деле, спрашивать, существует ли Бог, абсурдно. Для тех, кто знает, Бог есть само существование, или существование есть Бог.

Существуют вещи, но не Бог. Стул существует, потому что стул может перестать существовать. Слова «стул существует» имеют смысл, поскольку несуществование для стула возможно. Но Бог – это и есть существование, сама естьность. Когда мы говорим «Бог существует», мы превращаем слово Бог в нечто конкретное, и тогда Бог становится вещью. Но Бог – это не вещь и не личность. Вот почему вы не можете возложить на него ответственность за что-либо. Ответственность возникает только тогда, когда есть личность, когда есть кто-то, кто может ответить.

Бог – это не личность, он – чистое бытие. Это слово вводит в заблуждение, поскольку оно персонифицировано. Лучше использовать слово существование. Вся полнота существования и есть Бог.

Поэтому нельзя спрашивать, существует ли Бог. Это все равно, что спрашивать, существует ли существование. Если спросить так: «Существует ли существование?», – вопрос становится бессмысленным. Всем очевидно, что существование существует, вопрос об этом даже не возникает. Если бы не было существования, то не было бы и вопроса, не было бы и спрашивающего.

Я бы хотел, чтобы было ясно: когда я говорю «Бог», я имею в виду существование как таковое. Бог – это не вещь среди других вещей, Бог – это совокупная вещность. Сказать, что стол существует, – это то же самое, что сказать, что стол есть Бог. Сказать, что вы существуете, – это то же самое, что сказать, что вы есть Бог. Бог – это существование. Бог – это естьность, качество естьности, качество существования.

Во-первых, Бог – это не вещь. Во-вторых, Бог – это не личность, потому что всеобщее целое не может быть личностью. Личность подразумевает отношения. В одиночестве, в полном одиночестве, вы не будете личностью, вы будете просто существованием. Поэтому те, кто ищет божественного, как правило, склонны стремиться к одиночеству. Таким образом, они могут прекратить быть личностями и могут стать едиными с существованием. Одиночество, полное одиночество – это шаг к прыжку в бездну существования.

Бог – не личность, потому что нет ничего, что можно было ему противопоставить, ничего, что бы отличалось от него. Бог не может сказать «я», потому что нет никого другого, кто существовал бы как «ты». Ему не с кем вступать в отношения. Он – целое, так что все отношения существуют в нем, и ничто не может существовать вне его.

А если Бог – не личность, то и не может быть вопроса ни о какой ответственности. Если зло существует, то оно существует. Никто за это не в ответе. Целое не может за это отвечать.

Ответственность подразумевает, что существует личность, которая может нести ответственность. Четырехлетний ребенок не может предстать перед судом, потому что он еще не личность, а потому не может нести ответственность за то, что он сделал. Он настолько невинен, что у него даже нет чувства личности, чувства эго. Он ни за что не отвечает, потому что ответственность приходит с эго. Существование не имеет никакого эго – Бог не имеет никакого эго – значит, вы не можете возложить на него ответственность за какое-либо из существующих зол.

Но человеческий разум очень хитер. Сначала мы придумываем персонифицированного Бога – мы наделяем Бога личностью – и затем мы возлагаем на него ответственность за происходящее. Мы продолжаем создавать проблемы, которые совершенно не являются проблемами, но только лингвистическими ошибками. Девяносто девять процентов философии состоит только из лингвистических ошибок. Если вы называете все целое «существованием», вы не можете сделать его ответственным, но если вы называете его «Бог», то можно возложить на него ответственность – изменилось только слово.

Существование неличностно, безлично. Но если Бог становится личностью, тогда вы можете спросить: «Почему существует зло?» Во всю эту игру вы играете только сами, Бог тут ни при чем. Когда вы даете существованию имя, личное имя, вы создаете проблемы. Эти проблемы не являются подлинными проблемами – это созданные проблемы, изобретенные проблемы.

Бог означает существование. Я не могу сказать, что Бог существует, потому что такое было бы тавтологией. Это все равно, что сказать: существование существует, или поэзия – это поэзия. Это ничего не значит, ничего не определяет, ничего не объясняет, не вносит никакой ясности – это просто повторение одного и того же.

Для меня Бог – это существование, а существование является безличным. Иначе и быть не может, потому что все целое не может быть личностью. Как оно может ею быть? В противоположность кому оно может быть индивидом, личностью? В противоположность чьему эго оно может создать свое собственное эго?

Вы обзаводитесь эго, потому что существуют другие эго. Психологи утверждают, что чувство эго развивается в ребенке позднее, чем различение других. Сначала ребенок осознает существование других, и потом он начинает осознавать себя. Эго – более позднее приобретение.

Вы не можете осознать самих себя, если нет других. Без других невозможно самоопределение – ваше самоопределение исходит от других. Вас определяют другие – они делают вас отдельным. Познавая других, можно почувствовать собственные границы – тогда вы узнаете, что «здесь я, а там не я», тогда вы узнаете, что «это тело мое, а то тело не мое». Тогда то, что является вами, четко определено – определено другими эго. Если бы не было других, вы никогда не осознали бы себя как личность.

Бог не может стать эго. Он не может сказать «я», потому что ему некому сказать «ты», он не может определить сам себя. Бог неопределим, потому что определение означает очерчивание границ, а всеобщее границ не имеет. Всеобщее означает то, что не имеет границ, бесконечное.

Мы не можем представить себе бесконечное – все то, что можно осмыслить умом, конечно. Даже когда мы думаем о бесконечном, мы представляем его себе как очень большую конечность, но никогда не как бесконечность. Мы не можем вообразить безграничное существование, но, тем не менее, оно таково – не имеет значения, можете вы это представить или нет.

Разум не может постичь неопределимое, потому что разуму требуются определения, четкие границы. Вот почему Бога, существование, невозможно понять разумом.

Бог неопределим. Поскольку мы используем местоимение он для человека, мы используем это же местоимение и для Бога. Но говорить «он» неправильно, потому что, называя Бога «он», мы делаем его личностью. Однако другого способа нет. Если мы назовем Бога «оно», это может показаться лучше, но поскольку так мы называем вещи, то Бог становится вещью. Наш язык не предназначен для выражения неопределимого, так что лучшее, что мы можем сделать, это использовать «он». Но он не является личностью: он не-личность, не-эго. Вы не можете призвать его к ответу.

Когда вы говорите, что существует что-то плохое, что в мире есть зло или нищета, вы говорите это в пустоту. Вселенная не даст вам ответа, поскольку, что касается самого существования, то зла в нем нет. Зло зависит от нашего отношения, оно зависит от наших нравственных оценок. Например, вы можете назвать кого-то уродом, но в самом существовании нет ничего уродливого, потому что нет и красоты. Различия существуют у человека, но не в существовании. Вы создаете определения: что-то вы определяете как красоту, а что-то – как уродство. Вы сами создаете различия, а потом спрашиваете: «Почему Бог создал уродство?»

Не существует способа определить, что такое хорошо и что такое плохо. Если бы на Земле не было людей, разве было бы что-то хорошее или плохое? Не было бы ни хорошего, ни плохого, потому что разделение на добро и зло создано человеком, это умственное различие. Если бы на Земле не было людей, разве были бы одни цветы уродливыми, а другие красивыми? Были бы просто цветущие цветы, никакого различия между ними не было бы.

Вы говорите: «это зло» и «это добро». Но если бы, например, мать Адольфа Гитлера убила его в детстве, было бы это хорошо или плохо? Она бы стала преступницей, и ее бы за это наказали. Но сейчас, оглядываясь в прошлое, мы можем сказать, что это был бы самый добродетельный поступок: убив своего ребенка, она могла бы спасти миллионы и миллионы людей.

Никто не может знать будущего. Для нас каждое действие является неполным, каждое действие – только фрагмент. Мы не знаем всего, поэтому не можем судить.

Это как страница, вырванная из романа: как вы можете выносить суждение о романе, прочитав только одну страницу? Вы ничего не знаете о романе, это только фрагмент – у него нет ни начала, ни конца. Вы скажете: «Я хотел бы сначала прочесть всю историю, а иначе сказать об этом ничего нельзя – одной страницы мало».

Такие слова как хорошее и плохое просто практичны, удобны в употреблении, они не отражают сущности. Мы не можем не классифицировать вещи как «хорошие» или «плохие», потому что без этого общество не могло бы существовать.

Это надо четко понимать. Определения не являются абсолютными истинами, они относительны. Нет ни единого действия, которое не могло бы рассматриваться как хорошее в каком-либо контексте. Доброе дело может быть плохим в одном контексте, а плохой поступок может быть хорош в другом. Если вы хотите вынести окончательное суждение, вы должны знать все, от самого начала до самого конца – все во всем существовании. Но, конечно, это невозможно.

Все наши утверждения о хорошем и плохом, о красоте и уродстве, являются не более чем правилами дорожного движения. Нам приходится создавать их, но они не являются истинами в последней инстанции. «Держаться левой стороны» или «держаться правой стороны» – нет никакой разницы. Но ни одно общество не может придерживаться обоих вариантов: либо вы должны держаться правой стороны, либо вы должны держаться левой стороны. Правило утилитарно, оно не является ни естественным, ни окончательным.

Дороге абсолютно безразлично, придерживаетесь вы правой или левой стороны, но дорожное движение требует соблюдения определенных правил. Там, где дорожное движение незначительное, вам не придется соблюдать какие-либо правила, но чем интенсивнее дорожное движение, тем больше необходимость в соблюдении правил. В деревне нет необходимости соблюдать правила дорожного движения, но в большом городе эти правила необходимы.

Чем более сложным становится общество, тем в более четко определенных нормах нравственности оно нуждается, – а иначе жизнь была бы невыносимой. Но эта мораль, эти концепции добра и зла, существуют просто для удобства человека.

Когда вы спрашиваете, как может существовать зло, если есть Бог, помните: Бог тут совсем ни при чем. Есть определенные причины зла и развращенности, но Бог не несет за это ответственности, целое ответственности не несет. Если и возлагать на кого-то ответственность, то ее надо возложить на нас. Мы создали общество, в котором развращенность стала неизбежной, потому что сами его основы порочны.

Если вы не измените саму основу общества, оно обязательно будет развращенным – развращенность была всегда. Формы изменились, но развращенность осталась, потому что мы еще не создали такое общество, в котором развращенность была бы невозможна.

Мы сами создали эту ситуацию, Бог тут ни при чем. Это такое же творение человека, как этот стол, диван, этот дом. Вы не можете возложить на Бога ответственность за этот дом или за то, что эта комната слишком мала, или за то, что окна выходят на запад, а не на восток. Вы никогда не спросите у Бога: «Почему ты сделал это окно на восточной стене, а не на западной?» Это было бы глупо – вы же знаете, что это какой-то человек сделал окно на восточной стене. Бога об этом никто не просил, и он в этом не участвовал.

Точно так же вы можете спросить, почему существует развращенность, но вы не можете соотнести это как-либо с Богом. Спрашивать, почему существует развращенность, – это уместный вопрос, но говорить о Боге в связи с развращенностью нелепо. Наше общество создано нами самими – мы его архитекторы. И поскольку фундамент заложен неправильно, поскольку основы, на которых мы строим все структуры общества, ненаучны, оно неизбежно будет развращенным. Это человеческая проблема. Мы можем изменить его или можем оставить все, как есть – это зависит от нас.

Например, вся наша система образования ориентирована на удовлетворение амбиций. Наше общество в целом является амбициозным, а амбициозное общество не может не быть развращенным. Если вы внушаете амбиции всем, не все будут в состоянии им соответствовать. Вы можете сказать, что любой может стать президентом, но только один человек может быть президентом в данный период времени. Когда вы учите, что каждый может стать президентом, возникает честолюбие: если каждый может быть президентом, то почему бы вам им не стать? Но поскольку только один человек может быть президентом, начинается бешеная лихорадка. Используются все средства – используются даже порочные средства.

Честолюбие развращает, честолюбивый ум неизбежно будет развращенным. Честолюбие – это семя безумия. Однако все наше образование ориентировано на удовлетворение амбиций. Ваш отец говорит: «Стань тем-то!», – и возникает лихорадка, вы заболеваете. Только один человек может быть президентом, а тысячи неудачников будут охвачены пламенем тех же амбиций: в таком случае вы не можете быть здоровыми, вы становитесь невменяемыми. Из-за того, что создано огромное напряжение, вы развращаетесь: для достижения своей цели вы начинаете использовать любые средства.

Испорченность заразна. Если вы видите, что кто-то использует порочные средства, вы понимаете, что если вы не будете использовать их, то останетесь позади. Значит, вы должны использовать такие же порочные средства. Потом кто-то еще видит, что вы неразборчивы в средствах, поэтому и он должен быть неразборчивым. Это становится вопросом выживания. В рамках этой системы, этой структуры другой возможности просто не существует. Если вы заглянете в самый корень общества, то увидите, что развращенность является естественным продуктом нашего обучения, нашего образования, нашего воспитания.

Наша социальная структура так сложно устроена, что тот, кто преуспевает, может скрывать свою испорченность. Испорченность становится очевидной только в том случае, когда вы терпите неудачу. Если вы достигнете успеха, никто не узнает о вашей порочности – успех все скроет. Нужно только быть успешным, и вы станете образцом добродетели – вы будете воплощением всего доброго, чистого, невинного. Это означает, что вы можете добиваться успеха какими угодно способами, но вы должны добиться успеха. И как только вам это удастся, как только вы добьетесь успеха, ничто из того, что вы делали, уже не будет считаться плохим.

Так было всегда, на протяжении всей истории. Человек считается вором только в том случае, если он мелкий вор. Если он великий вор, он становится Александром Македонским, героем. И никто никогда не видит, что между ними нет никакого качественного различия, что разница только количественная. Никто не называет Александра Великого великим вором, потому что мерилом добродетели является успех: чем более вы успешны, тем более добродетельны. Средства подвергаются сомнению только в случае вашей неудачи – тогда вас назовут и порочным, и дураком.

Но если положение таково, то как же можно создать неразвращенное общество? Просить человека быть нравственным в этой безнравственной ситуации все равно, что просить о чем-то абсурдном. Отдельный человек не может быть нравственным в безнравственном обществе. Если он попытается быть нравственным, его нравственность приведет лишь к тому, что он станет эгоистом, а быть эгоистом так же безнравственно и порочно, как что угодно другое.

Эта ситуация создана человеком. Мы создали общество с безумным стремлением к богатству, к власти, к политике, и мы продолжаем поддерживать его, а потом спрашиваем, откуда развращенность. Там, где есть амбиции, развращенность становится логическим следствием. Невозможно покончить с развращенностью до тех пор, пока не будут уничтожены все основные структуры, которые поощряют амбиции.

Амбиции проявляются даже у так называемого святого. Он будет подстрекать вас к амбициям через сравнение, говоря: «Стань лучше других. Будь добродетельным, так чтобы попасть на небеса, чтобы Бог возлюбил тебя, в то время как другие будут мучиться в адском пламени». Яд амбиций зачастую используют для того, чтобы сделать человека хорошим.

Но в действительности это невозможно. Человек может быть амбициозным и порочным – это естественно, логично, – но он не может быть амбициозным и добродетельным. Это невозможно. Если человек хочет быть добродетельным, он не должен мыслить в категориях сравнения, потому что подлинная добродетель расцветает только тогда, когда нет никакого сравнения.

Сравнение является препятствием, поскольку сравнение создает эго, оно порождает насилие. В тот момент, когда вы говорите «я скромнее вас», вы проявляете насилие. Вы используете тонкий, хитрый способ воткнуть нож в другого, вы его убиваете. Это оружие смертоносно, и оно гораздо более изощренное, чем оружие политиков или капиталистов. Если вы говорите: «Я лучше других, я более праведный, чем другие», – ваша цель может отличаться, но вы следуете тем же курсом амбиций. Порочны не только преступники и грешники, так называемые праведные люди, «святые», также порочны, только более утонченным образом.

Все наше общество порочно. Оно создает грешников с амбициями и святых с амбициями. И они взаимозависимы, поскольку и те, и другие вращаются вокруг одной и той же оси: оси амбиций. Человек, который понимает это, оказывается полностью вне общества. Он не является ни грешником, ни святым, он не подходит ни под какую категорию, и вам будет трудно его оценивать, каков он, что он за личность.

Нам нужно неамбициозное общество.

Бог никак к этому не причастен, но если вы амбициозны, даже Бог станет частью ваших амбиций. Вы будете преследовать его, вы будете пытаться достичь Бога.

Человек амбициозный никогда не сможет достичь Бога. Он никогда не расслабляется, он никого не любит, потому что честолюбие – это насилие. И человек, который не расслаблен, который не умеет любить, не бывает безмолвным или спокойным, никогда не познает, что такое Бог. Бог не является чем-то таким, что можно познать разумом, его можно только почувствовать.

Когда вы непринужденны, совершенно расслаблены, никуда не спешите – когда ум тих и находится в гармонии с самим собой – тогда вы знаете, что такое существование. Тогда вы познаете красоту и блаженство существования. Это не та красота, что существует в отличие от уродства – нет никакого контраста и нет никакого сравнения. Скорее, все становится красивым – само существование прекрасно. Тогда кактус так же прекрасен, как роза. Индивидуальность прекрасна – она ни с чем не сравнима.

Тогда впервые вы начинаете любить. Это не та любовь, которая существует в отличие от ненависти, потому что такая любовь никогда не может быть настоящей любовью – она неизбежно будет разбавлена ненавистью, будет слабой формой ненависти. Это противоположные полюсы: любовь существует на одном полюсе, а ненависть существует на другом полюсе, и вы постоянно колеблетесь между ними. Ваша ненависть означает уменьшение любви. Ваша любовь означает ослабление ненависти.

Вы можете спросить, как можно пребывать вне ненависти и любви? Вы оказываетесь вне двойственности любви и ненависти только в том случае, если вы больше не амбициозны, если вы больше не напрягаетесь, если вы расслаблены – никуда не торопитесь, совсем ни к чему не стремитесь, просто существуете. Тогда вы познаете Бога и одновременно познаете любовь. Любовь возникает как «побочный эффект», когда вы находитесь в гармонии с бесконечным, – она просто следует как тень, это следствие.

Будда никогда не искал любви, любовь просто пришла к нему. Иисус никогда не думал о любви – он жил любовью. Любовь нельзя искать напрямую – это такой тонкий аромат, что его не найти непосредственным образом. Он приходит как побочный продукт осознания того, что все едино, как побочный продукт понимания того, что Бог существует в вашем враге и в вашем друге.

В момент, когда вы осознаете, что вы не отделены от существования, от всего, что есть, что вы являетесь его частью – и не механической частью, но органичной частью, как кит органично слит с океаном и един с ним все время, как моя рука органично едина со мной, – вы можете познать любовь.

Вы можете познать это только тогда, когда вы неамбициозны. Только неамбициозный ум религиозен. Не имеет значения, каковы ваши амбиции – будь то богатство, власть или слава, или даже освобождение или Бог – если вы амбициозны, это означает, что ваш ум куда-то устремлен, за чем-то гонится. Он всегда стремится чего-то достичь, он никогда не существует в том, что уже есть.

Амбиции – это напряжение, а напряжение является препятствием для встречи с божественным. Как только вы встречаетесь с ним, вас больше нет – эта встреча полностью вас очищает, эта встреча поглощает вас целиком. Только тогда есть любовь. Смерть вашего эго – это рождение любви.

Обычно мы думаем о любви как о противоположности ненависти. Но те, кто знает, всегда думают о любви как о противоположности эго. Настоящим врагом любви является не ненависть – настоящим врагом любви является эго. На самом деле, ненависть и любовь, которые мы знаем, представляют собой две стороны одной медали.

Любовь приходит, когда вас нет, когда эго отсутствует. А эго отсутствует, вас нет, когда вы неамбициозны. Момент неамбициозности – это время медитации. В момент неамбициозности, когда вы ничего не ищете, ничего не просите, ни о чем не молитесь, когда вы полностью удовлетворены тем, что есть, и ни с кем себя не сравниваете, в такой момент вы прикасаетесь к глубокому источнику божественного. И вы не просто находитесь с ним в соприкосновении, но глубоко погружены в него: вы с ним одно целое.

Тогда любовь начинает течь. Тогда вы не можете делать ничего другого, кроме как любить. Тогда любовь – не противоположность ненависти. Нет ни любви, как мы ее знаем, ни ненависти, как мы ее знаем, – обе они исчезают. Тогда внутри вас вырастает совсем другое качество любви, в совершенно новом измерении.

Эта любовь – состояние души, а не отношения. Она не относится к кому-либо, как когда вы кого-то любите, – скорее, вы становитесь любящим. Нет кого-то другого, нет любимого человека, вы просто любите все, что бы ни входило с вами в соприкосновение. Вы – сама любовь, вы живете любовью – она стала вашим ароматом.

Любовь с вами, аромат с вами, даже когда вы одни – как цветок на уединенной тропинке. Никто не проходит мимо, но цветок там с его запахом. Нет никого, кто знал бы о нем, наслаждался, но аромат продолжает тихо распространяться, потому что он никому не адресован. Аромат существует потому, что это проявление внутренней природы цветка. Цветок пребывает в блаженстве, и аромат – часть его природы. Он распространяется без всякого усилия – это не требует усилий.

Когда эго нет, приходит любовь, как аромат цветения вашего сердца. И этот аромат продолжает распространяться. Он никому не адресован, он совершенно безадресный. Когда любовь никому не адресована, она становится молитвой. Когда она адресована кому-то, она вырождается в секс, когда она безадресна, она возвышается до молитвы.

Бог, любовь, смерть – это не проблемы, которые следует решить. Это опыт, через который надо пройти. Это не вопросы, на которые можно найти ответ, а поиск, который будет либо осуществлен, либо нет. Из Бога никак нельзя делать вопрос. Какие бы вопросы вы ни задавали о Боге, они неизбежно будут поверхностными. А ответы будут даже еще более поверхностными, потому что на поверхностный вопрос можно дать только еще более поверхностный ответ.

Бог – это экзистенциальный поиск, исследование, а не вопрос. Поэтому нет готовых ответов на вопрос: существует ли Бог? Те, кто дает готовые ответы на этот вопрос, совсем ничего не знают. Нельзя сказать, что Бог существует, и нельзя сказать, что Бог не существует. Оба ответа не годятся, потому что ни один ответ не отражает реальной ситуации.

Теологии всех религий стали поверхностными, потому что наловчились давать готовые ответы: вы спрашиваете, и вас снабжают готовым ответом. Но в результате этого религиозному духу был нанесен очень тонкий вред. Ответы в отношении таких вещей нельзя получить подобным образом. Вы не можете спросить у кого-то: «Что такое любовь?» Об этом нельзя спрашивать! А если он вам ответит, значит, он находится в той же лодке, что и вы – вы оба не знаете.

Мы хотим получать ответы, потому что пытаемся избежать страданий, которые влечет за собой любовь, которые влечет за собой путешествие под названием жизнь, существование, Бог. Мы хотим удостовериться, что путешествуем на безопасных судах, так что не пострадаем. Но страдание – это рождение, через страдание познается экстаз. Вы должны пройти через темную ночь души, чтобы прийти к рассвету. Вы не можете спросить, что такое рассвет, – чтобы узнать это, вы должны пройти через темную ночь.

Бог – это поиск, а не вопрос, и поиск невозможно удовлетворить ответом. Он должен быть прожит, вам нужно глубоко войти в него. Вы должны полностью отдаться ему, погрузиться в него с головой. Вот чего все боятся: надо броситься в неизвестное, в неизведанное.

Вы боитесь, поэтому сидите на берегу и задаете вопросы. И, конечно, всегда находятся люди, которые с удовольствием вам отвечают. Отвечая кому-то, эго получает удовлетворение: вы знаете, а другие не знают, другие невежественны, а вы знаток. И так вся эта бессмыслица продолжается: кто-то спрашивает, и кто-то отвечает. Оба находятся в неведении, потому что проблема не может быть решена на берегу. Необходимо войти в неизвестные воды, но вы не сможете войти в неизвестность с готовыми ответами.

Готовые ответы преграждают путь в неизвестное. Чтобы войти в неизвестное, нужно быть совершенно незащищенным, ничего не знающим. Это необходимое условие, и с этим ничего не поделаешь. Прыгнув в неизвестное, вы внезапно познаете истину, экстаз. Когда перед вами предстает само божественное, это не просто ответ – это преображение: вы становитесь с ним единым целым.

Вы никогда не сможете стать единым целым с каким-либо ответом – ответ всегда остается обособленным, он хранится в памяти. Вы можете продолжать собирать ответы и складывать их в уме, так что, в конце концов, узнаете очень много ответов, и все же вопрос по-прежнему останется – он останется без ответа.

Таким способом на вопрос ответить невозможно. На него можно ответить только через преобразование. Когда вы встречаетесь с божественным непосредственно, напрямую – когда божественное оказывается перед вами, а вы оказываетесь перед божественным, и между вами нет никакой преграды, – тогда вас охватывает пламя, и вы преображаетесь. Тогда вы становитесь едины с божественным пламенем: вы и пламя не отделены друг от друга. Тогда вы не станете спрашивать: «Кто такой Бог?» – потому что вы не отделены. Тогда вы не станете отвечать на вопрос: «Кто такой Бог?» – потому что вы не отделены.

Те, кто познал, всегда хранили молчание. Они говорили, но не давали никаких ответов на вопрос, они ничего не утверждали. Они указывали в определенном направлении – но указывать не значит утверждать, это просто жест. В силу ограниченности слов, языка – из-за ограниченности человеческого разума, того, как мы спрашиваем и отвечаем, – можно лишь направить, можно только указать в определенном направлении.

Бог – это живая встреча, а не вопрос. И через Бога приходит любовь. Но прийти к познанию Бога можно только не будучи амбициозным. Будьте неамбициозными, и вы познаете.

Не ориентируйтесь на тех, кто позади, потому что позади никого нет, или на тех, кто впереди, потому что впереди никого нет. Не сравнивайте себя ни с кем. Вы один. Только вы такой, как вы есть, нет никого другого, похожего на вас. Просто будьте самим собой.

Это не значит, что не нужно ничего делать. Делайте, но только сами по себе, а не сравнивая себя с другими. Цветите сами по себе, а не в сравнении с другими. С таким настроем, когда разум полностью неподвижен, вы начнете замечать нечто божественное – у вас будут проблески.

Как только вы познаете блаженство таких проблесков, вы поймете всю бессмысленность, абсурдность и абсолютно ненужную мучительность амбиций. Тогда разум остановится сам собой. Он станет совершенно спокойным, безмолвным, ни к чему не стремящимся. И в этот момент остановки случится скачок: вам откроется Бог, откроется любовь – любовь просто следует как тень.

Всю свою жизнь я старался жить религиозной жизнью, почему же, в таком случае, я все еще несчастен?

Религиозной жизнью нельзя «стараться» жить. Что бы ты ни делал под видом религии, должно быть, является чем-то другим. Религия – это не усилие, это сознание. Это не практика, а осознанность. Это не самосовершенствование, это нельзя развить в себе – религиозная жизнь не имеет ничего общего с моральными качествами. Моральные качества можно развить. Моральные качества относятся к нормам нравственного поведения, даже нерелигиозный человек может развить их. На самом деле, у нерелигиозных людей более развитая личность, чем у так называемых религиозных людей, потому что религиозный человек полагает, что он может подкупить Бога, или, по крайней мере, он может подкупить служителей Бога, и он найдет какой-нибудь способ попасть в рай. Нерелигиозному человеку приходится самому отвечать за свою жизнь, отвечать перед самим собой. Для него не существует ни Бога, ни священника, никого, кому он был бы подотчетен – он подотчетен только себе. Он обладает более сильным характером.

Религия не имеет ничего общего с моральными качествами характера. На самом деле, по-настоящему религиозный человек совершенно бесхарактерен. Но постарайтесь понять слово бесхарактерный – это не значит «без характера», это означает гибкий характер. Такой человек живет от момента к моменту, отзываясь на новые ситуации, на новые задачи, не пользуясь готовыми ответами.

У так называемого морального человека есть готовые ответы. Какие бы задачи перед ним ни вставали, он решает их старыми, испытанными способами. В результате он всегда терпит неудачу, и в этом его несчастье. Он никогда не находится в гармонии с существованием, он на это не способен, потому что он больше заинтересован в сохранении своей репутации, нежели в том, чтобы быть в гармонии с существованием. То, что было правильно вчера, может оказаться неправильным сегодня, и то, что правильно в этот момент, может стать неправильным в следующий момент. Человек с моральными качествами придерживается твердо установленных представлений о том, что правильно и что неправильно. Его проблема в его фиксации.

Вот из-за чего, должно быть, ты остаешься несчастным. Ты не гибкий, не можешь быть гибким. Так называемый моральный человек абсолютно негибок. Он, как сухое дерево. Он не похож на зеленое деревце, которое гнется на ветру, танцует вместе с ветром, склоняется вниз, позволяя ветру пролететь, и потом выпрямляется снова.

Настоящий религиозный человек похож на зеленое дерево – или даже на зеленую траву. Именно такое определение религиозному человеку дает Лао-Цзы: он, как трава. Налетает ветер, и трава склоняется, пригибается к земле, совершенно не сопротивляясь ветру. Зачем сопротивляться? Мы являемся частью одного органичного целого, ветер нам не враг. Трава склоняется. Но вот ветер пролетел, и трава снова танцует. Ветер только помог, он унес всю пыль. Трава стала зеленее, свежее, ей было в радость поиграть с ветром.

Но большое дерево, эгоистичное, жесткое, твердое, не гнущееся, упадет под напором сильного ветра и уже не сможет подняться. Конечно, оно будет несчастным. Человек моральных принципов всегда несчастен. Его единственное счастье заключается в том, что он – человек моральных принципов, вот и все. Но какое отношение моральные принципы имеют к религии? Вы можете что-то есть, чего-то не есть, можете что-то пить, а чего-то не пить, вы можете курить или не курить. Таким мелочам придается огромное значение!

И ты стараешься практиковать это – что ты подразумеваешь под этим? Должно быть, ты подавляешь, – а человек, который подавляет, неизбежно будет несчастным, потому что все, что он подавил, борется в нем, чтобы вырваться, чтобы снова обрести силу. Несмотря на то, что оно подавлено, оно продолжает оказывать на него свое влияние, действуя из подсознания. И из-за этого он постоянно находится в состоянии конфликта, внутреннего разлада, внутри него продолжается гражданская война. Он все время напряжен, встревожен, обеспокоен, и всегда боится – потому что он знает, что враг там, он его подавил, и враг в любой момент может попытаться отомстить. И наступает предел, когда он уже больше не может подавлять, потому что не может больше сдерживать все это – всему есть предел. Тогда все, что он подавлял, взрывается и начинает вытекать из него, как гной. И нам говорят, что это состояние религиозного человека – подавление собственной природы.

Мой подход совершенно иной. Я не говорю, что религию можно практиковать, и я не говорю, что религия имеет что-либо общее с обычной, нравоучительной, пуританской идеологией.

Небритый, оборванный попрошайка с налитыми кровью глазами и наполовину беззубый просит у Хогана монетку.

– Ты пьешь, куришь или, может быть, играешь в азартные игры? – спрашивает ирландец.

– Мистер, – отвечает бродяга, – я не беру в рот и капли и никогда не курил эту мерзкую траву и не грешил азартными играми.

– Ладно, – говорит Хоган. – Если пойдешь ко мне домой, я дам тебе доллар.

Когда они вошли в дом, миссис Хоган отвела мужа в сторону и прошипела:

– Как ты посмел привести это страшилище в наш дом?!

– Дорогая, – сказал Хоган, – я просто хотел, чтобы ты увидела, как выглядит человек, который не пьет, не курит и не играет в азартные игры.

Эти люди не религиозны.

Ты говоришь: «Всю свою жизнь я старался жить религиозной жизнью». Ты впустую растратил свою жизнь! Не трать ее больше. Религия – это не то, чему нужно стараться следовать. Что ты знаешь о религии?

К религии нельзя прийти иначе, кроме как через глубокую медитацию. Этого не написано в Гите и не написано в Коране. Об этом нигде не написано, потому что не может быть записано. То, что написано – это мораль. Написано только: «Следует поступать так, а так поступать не следует», всевозможные «следует» и «не следует». Религия не имеет со всем этим ничего общего.

Религия – это, по сути, наука о развитии осознанности. Становитесь более медитативными, становитесь более осознанными. Благодаря осознанности рождается очень гибкая, спонтанная личность, которая изменяется каждый день в соответствии с ситуацией, которая не привязана к прошлому и не следует готовым шаблонам. Наоборот, ей присуща ответственность – способность ежесекундно реагировать на действительность. Она подобна зеркалу – отражает все, что бы ни было в данный момент, и из этого отражения рождается действие. Такое действие является религиозным действием.

Ты ничего не знаешь о религии. Как ты можешь ей следовать? И ты говоришь: «Почему я до сих пор несчастен?»

Чему бы ты ни следовал, должно быть, ты следовал этому из жадности, чтобы чего-то достичь. Должно быть, ты ожидаешь, что на тебя прольется великое счастье, что Бог тебя вознаградит, что ты станешь самым богатым человеком в мире или президентом страны, или станешь очень знаменитым – великим святым, например. Ты не любишь религию, ты используешь религию как средство для достижения какой-то другой цели – в противном случае этот вопрос не возник бы. Религиозный человек не может сказать: «Почему я до сих пор несчастен?» – потому что он знает: «Если я несчастен, значит, я не религиозен».

Страдания – это побочный продукт неосознанности. Если вы сознательны, страдание исчезает. Не то, чтобы это была награда, – это просто результат осознанности. Принесите светильник, лампу в дом, и тьма исчезнет. Это не награда от Бога: будто бы он видит, что вы принесли свет, и теперь вы должны быть вознаграждены – тьма должна исчезнуть. Нет, это естественный закон: aes dhammo sanantano – это вечный закон. Приходит свет, и тьма исчезает, потому что тьма не имеет собственного существования, это лишь отсутствие света.

Страдание – это отсутствие осознанности. Поэтому невозможно быть сознательным и несчастным – до сих пор это еще никому не удавалось. Если тебе это удастся, то это будет нечто историческое, неслыханное, невероятное. Ты сотворишь чудо, которого ни один будда никогда не совершал. Ты тоже не сможешь этого сделать – это невозможно, это против природы вещей. Как можно оставаться в темноте, когда в комнате горит свет? Можно сохранить темноту, но тогда придется потушить свет – они не могут оставаться вместе, их сосуществование невозможно.

Если ты несчастен, это просто показывает, что ты не понял, что такое религия, и следовал чему-то другому под названием религии. Ты пытался быть моралистом, пуританином. Ты пытался стать нравственным. Зачем? Для чего? Потому что нравственность похвальна, потому что общество уважает нравственных людей. Это эгоизм – очень утонченный, но все же эгоизм. А эго порождает страдание.

Все ваши так называемые святые несчастны. Я встречал тысячи ваших святых – индуистских, джайнских, буддистских, мусульманских, христианских – и все они несчастны. Все они надеются, что будут вознаграждены после смерти. Настоящая религия быстродействующая: вы становитесь сознательными, и сразу же исчезает страдание. Не надо ждать другой жизни, не нужно ждать даже до завтра.

Именно это имеет в виду Будда, когда говорит: «Спешите делать добро». Величайшее добро – это быть осознанным, потому что все другое добро рождается из этого. Быть осознанным – это источник всего доброго, всех добродетелей.

Можно ли Будду или Христа создать или развить из любого обычного человека? Или Буддой и Христом нужно родиться?

«Каждый человек – Будда, каждый человек – Христос», – я чувствую, что это неправда.

Будда или Христос не могут быть созданы, потому что Будда – часть вашей внутренней природы. Его не нужно создавать. И его не нужно развивать – он уже есть, это уже свершившийся факт. Его нужно только раскрыть, его нужно обнаружить.

Сокровище находится там – вы должны найти ключ, чтобы отпереть дверцу. Сокровище не надо создавать, сокровище не надо развивать, вам нужно только найти нужный ключ. Вы забыли про ключ – а ключ тоже у вас. Бог снабжает вас всем, что нужно в пути, вы приходите полностью подготовленными. Но общество портит каждого ребенка, калечит каждого ребенка, потому что Будда или Христос бесполезны для общества, они не служат никакой практической цели.

Что можно сделать с Буддой? Какой цели он может послужить? Он будет красивым цветком, но цветы никакой цели не служат. Цветами можно восхищаться, ценить их, любить. Можно танцевать вокруг них, упиваться их красотой, но они не имеют никакой рыночной ценности. Что вы будете делать с полной луной? Вы не сможете ее продать, не сможете купить, вы не сможете получить от нее никакого дохода. Полная луна не увеличит ваш счет в банке.

Поэтому общество не заинтересовано в Будде или Христе. Будда – это полная луна, Будда – это цветок лотоса, Будда – это парящая птица. Будда – это поэма, Будда – это песня, Будда – это празднование. Поскольку он совершенно бесполезен в практическом плане, он не интересен обществу – на самом деле, общество боится таких людей. Оно хочет, чтобы вы были рабами, винтиками в колесах общества. Оно хочет, чтобы вы обслуживали его корыстные интересы. Оно не хочет, чтобы вы стали бунтовщиками – а будда непременно будет бунтовщиком.

Будда не может следовать глупым заповедям политиков или моралистов, или пуритан, или священнослужителей. А все эти люди эксплуатируют человечество, угнетают человечество. Они с самого начала разрушают в каждом ребенке все возможности когда-нибудь стать буддой. Они начинают калечить, они начинают отравлять. И на протяжении столетий они придумали много способов, как можно отравить. Это чудо, что время от времени какому-то ребенку удавалось избежать этого – должно быть, со стороны священников и политиков была допущена какая-то ошибка, и ребенок вырвался из их ловушки и стал буддой.

Каждый человек рождается, чтобы стать буддой, внутри каждого человека есть зародыш будды. Но я могу понять твой вопрос. Ты говоришь: «Мне кажется, что это неправда».

Да, если посмотреть на народные массы, то не похоже, чтобы это было правдой. Если бы это было правдой, то было бы много будд, – но мы слышим о будде крайне редко. Мы знаем только, что когда-то, двадцать пять столетий назад, некий Сиддхартха Гаутама стал Буддой. Кто знает, правда это или нет? Может быть, это только миф, красивая история, утешение, опиум для народа, чтобы люди продолжали надеяться, что в один прекрасный день они также станут буддами. Кто знает, является ли Будда исторической реальностью?

И про Будду сочинено столько сказок, что он больше похож на мифический персонаж, чем на реальность. Когда он становится просветленным, боги сходят с небес, они играют красивую музыку и танцуют вокруг него. Как это может быть историческим фактом? Или цветочный ливень, хлынувший на него с небес, – цветы из золота и серебра, цветы из бриллиантов и изумрудов. Кто поверит, что это историческая правда?

Это не имеет отношения к истории, верно, я согласен. Это поэзия. Но это символизирует нечто историческое, потому что с Буддой произошло нечто настолько уникальное, что нет другого способа описать это, как только привнести поэзию. Конечно, никакой ливень из цветов на Будду не лился, но всякий раз, когда кто-то становится просветленным, все существование ликует – потому что мы не отделены от него.

Когда у вас болит голова, страдает все ваше тело, а когда головная боль проходит, все ваше тело чувствует себя хорошо, благополучно. Мы не отделены от существования, и до тех пор, пока вы не будда, вы являетесь головной болью – головной болью для себя, головной болью для других, головной болью для всего существования. Вы – заноза в теле существования. Когда головная боль исчезает, когда шип становится цветком, когда какой-то человек становится Буддой, мучительная боль, которую он причинял себе и другим, исчезает.

Разумеется – я поручусь за это, я тому свидетель – разумеется, все существование радуется, танцует, поет. Но как рассказать об этом? Все это невидимо, это не сфотографируешь. Поэтому используется поэзия, поэтому используются все эти метафоры, символы, сравнения.

Говорят, что когда Будда родился, его мать сразу умерла. Это может быть историческим фактом, а может не быть. Но у меня такое ощущение, что это не исторический факт – потому что говорят, что всякий раз, когда рождается Будда, его мать сразу же умирает, но это не правда. Существовало много будд: мать Иисуса не умерла, мать Махавиры не умерла, мать Кришны не умерла. Может быть, мать Сиддхартхи Гаутамы и умерла, но нельзя считать историческим фактом то, что всякий раз, когда рождается Будда, его мать умирает.

Однако я знаю, что это имеет некое скрытое значение, не имеющее отношения к исторической реальности. Под «матерью» на самом деле подразумевается не настоящая мать, под «матерью» подразумевается все ваше прошлое. Когда вы становитесь Буддой, вы рождаетесь заново, и все ваше прошлое действует, как материнская утроба. И в тот момент, когда рождается Будда, в момент, когда вы становитесь просветленным, все ваше прошлое умирает. Его смерть необходима.

Вот это уже совершенно верно. Так было с Махавирой, с Кришной, с Иисусом – так было всегда. И чтобы сказать об этом, говорят, что всякий раз, когда рождается Будда, мать умирает. Нужно быть очень тонко чувствующим, чтобы разобраться в этих вещах.

Я понимаю, что, глядя на большую часть человечества, сложно поверить в то, что у любого человека есть возможность стать Христом или Буддой. Глядя на семечко, сможете вы поверить, что однажды оно станет лотосом? Просто глядя на семечко, вскрыв его, сможете вы сделать вывод, заключить, что каждое семя должно стать лотосом? Кажется, между ними нет никакой связи. Семя ничего из себя не представляет, и когда вы его вскроете, вы в нем ничего не найдете, только пустоту. Тем не менее, каждое семечко заключает в себе лотос – и каждый человек заключает в себе Будду.

Ты спрашиваешь: «Можно ли создать или развить Будду или Христа?..»

Нет, они не могут быть созданы, и они не могут быть развиты: их нужно обнаружить, их нужно раскрыть. Они уже там. Вы просто должны добраться до самой вашей сердцевины, и вы найдете там Будду, вы найдете Христа. Христос и Будда означают одно и то же: предельное состояние осознанности.

И ты говоришь: «…из любого обычного человека?»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.