Диплом и распределение
Диплом и распределение
На пятом курсе мы учились, собственно, только один семестр. Перед Новым годом сдали госэкзамены, а после него была подготовка дипломного проекта и преддипломная практика.
Новый год праздновали в общежитии, в комнате моей будущей жены. За столом сидело человек семь-восемь. По радио уже начали бить куранты, а пробка всё никак не хотела вылезать из бутылки. Шампанское было никак не французским и даже не нашим, то ли венгерское, то ли болгарское. Но я, всё же, успел, где-то на седьмом ударе – открыл. Разлил по стаканам и до двенадцатого удара все успели даже выскочить в коридор, где уже яблоку негде было упасть. Мы все что-то кричали и плясали под студенческую песню Тухманова, которая тогда была в самой моде. Когда закончилась музыка, я подал народу дурной пример – допив вино, я разбил стакан об пол. Все, как с ума посходили, начали колотить не только стаканы, но и бутылки. Когда я под утро уже вышел в туалет, на этаже была полная тишина. Я шел по коридору в одних трусах и в ботинках под аккомпанемент звонко хрустящего под моими ногами стекла толщиной сантиметров в пять.
Всю зиму и часть весны я мотался на Украину и обратно. Кроме Ровно и Луцка я однажды заскочил во Львов, познакомиться со вновь обретенными родственниками. Там жили дед с бабушкой моего зятя, то есть мужа моей сестры. Свадьба они гуляли летом, когда я был в разъездах, поэтому на свадьбе не присутствовал и ни с кем не познакомился. Дед был отставным генерал-майором, героем Советского Союза. Это были хорошие люди, жили они во Львове в хорошем особняке, но мне почему-то было со старшими слишком церемонно и напряжно, а с молодыми (львовскими студентами), которые повели меня по каким-то барам, вместо того, чтобы показать город, я чувствовал себя вообще, как человек с другой планеты. Ничего общего, даже зацепиться не за что, говорить не о чем. Их совершенно не интересовали памятники древнего города, а меня в такой же степени не интересовали львовские кабаки. Я даже не остался у них ночевать. Взял билет в общий вагон, проходящего ночью поезда. От Львова до Луцка всего несколько часов.
На перроне, перед посадкой в поезд, я понял, что погорячился. Но отступать было уже некуда, с родственниками я уже распрощался. Я не учел одной мелочи. Вся Украина седьмого января колядует и справляет Рождество. Все едут к родственникам, а восьмого числа обратно. В свой вагон я смог забраться только на подножку. И так и висел, обдуваемый январским ветерком, до следующей станции. Там кто-то вышел, и я продвинулся сантиметров на пятьдесят в тамбур. Дверь уже смогли закрыть. Я смог присесть только минут за двадцать до выхода, а поезд оказался тяни-толкай, и пришел в Луцк уже по-светлому.
Весной, когда все практики уже закончились, и нужно было приступать к написанию дипломного проекта, я совсем перебрался в общежитие. Соседкой моей невесты по комнате была странная девушка с древней дворянской и даже княжеской фамилией. Я здесь буду называть её Княжной. Она была далеко не красавица, но, сколько я её знал, у неё отбоя от мужиков не было. Зимой к ней ходил Вовик. Хороший парень. Он мне всегда нравился, хотя он с первого курса был безнадежно влюблен в мою невесту. Странная улыбка судьбы – он был как две капли воды похож на еще одного Вовика, который примерно в то же время женился на Скво, моей первой любви.
У Вовика с Княжной были странные отношения. Вовик не очень любил Княжну, но ходил к ней постоянно, я подозреваю, что ему больше нравилась эта комната, чем сама Княжна. Она же совсем не любила Вовика, но ей хотелось за него замуж. При этом Вовик жутко ревновал и однажды, решив уличить Княжну, полез по водосточной трубе. Видимо хотел появиться неожиданно, через окно. Попытка оказалось неудачной, всё-таки пятый этаж! Но ему относительно повезло – труба обломилась где-то между вторым и третьим. Вовик упал вниз и сломал ногу. А могло быть и хуже!
На те три недели, которые Вовик провел в больнице у нас поселился Марк. Это произошло случайно, Марк пришел, собственно, ко мне, но мы засиделись допоздна, и он остался ночевать, в постели у Княжны. Вот его-то она любила! Но тем не менее вышла замуж за Вовика, уехала с ним в Сибирь и довольно скоро родила ему ребенка, черноволосенького, удивительно похожего на Марка.
Прожили мы это время до свадьбы вполне весело. Будущие теща с тестем присылали нам деньги на подготовку к свадьбе, мои тоже подкидывали. До сих пор ума не приложу, куда эти деньги девались? вместе с нашими стипендиями? Из всех необходимых покупок мы приобрели только обручальные кольца и что-то еще по мелочи.
Более того, когда изредка приезжал в Москву её брат, работавший тогда шеф-поваром в вагоне ресторане, мы съедали у него на кухне все, что могли съесть. Выглядело это так: утром на Казанский вокзал прибывал фирменный поезд Барнаул-Москва. Мы, в толпе встречающих, подходили к вагону-ресторану, трогательно целовались с Братом, махали ручкой бригаде, уходившей в город за покупками, и тут же садились есть. Поезд тащили в отстойник, в Миколаевку, как это место называли проводники. Это где рядом с Рижским вокзалом. Платить за еду никому было не нужно, это всё была усушка и утруска, а вином Брат нас угощал за свой счет. Часа в четыре поезд подавали обратно на Казанский. Мы выходили из ресторана сытые и довольные, и в толпе провожавших и отъезжающих отправлялись домой. И еще более того, я помню дни, когда по утрам приходилось выворачивать все карманы, чтобы насобирать мелочь на чай с бутербродом в буфете. Но золотые кольца мы всё же купили!
На свадьбу мы наняли редчайший автомобиль ЗиЛ-111, это была переходная модель правительственного лимузина между ЗиСом и ЗиЛ-114 Водитель обиделся на меня за то, что я запретил украшать машину лентами, а мне не хотелось портить вид редкого автомобиля мишурой. Вполне достаточно было золоченых колец на крыше. Я всегда не любил широких гулянок, и на свадьбе у нас были только ближайшие родственники и друзья по институту. Гуляли у нас дома, плясать выходили на крышу магазина, продолжавшую наш балкон.
После свадьбы мы с женой уже жили дома, в моей комнате. То, что называют медовым месяцем, у нас прошло до свадьбы, а сразу после наступила суровая реальность. До защиты диплома осталось меньше месяца, а в этом огороде еще конь не валялся. У жены еще было кое-что – она делала научную работу. Мы с ней ходили изредка на их кафедру и что-то там делали. Я, как опытный в прошлом лаборант, помогал ей проводить испытания. В общем, что-то у неё подшивалось, а у меня был полный ноль. Примерно за неделю мы с ней вдвоем начертили мне около десятка ватманских листов тушью, еще неделю я писал свою пояснительную записку, а она свою. Одним словом к защите мы успели. Законным образом получили свои корочки и нагрудные значки с молоточком и штангенциркулем.
Дальше нас ждало свадебное путешествие… поневоле. Конечно, интересно было прокатиться на родину жены, в Барнаул, но даже, если б не хотелось, ехать по любому было нужно. В те поры, после окончания института, каждый вновь испеченный специалист получал направление на работу. Это направление имело силу закона, и ослушаться его было нельзя. Если только с согласия принимающей стороны. А кто ж такое согласие даст? им скажут, что? специалисты не нужны? Больше не дадим! Тогда мы считали это распределение жутким насилием над личностью. Сейчас бы такое насилие! Конкурс в ВУЗы вырос бы в разы.
У нас на кафедре ритуал распределения проходил примерно за неделю до защиты. В аудитории сидели «покупатели», а мы по одному должны были заходить туда. На дверях висел список вакансий. Первым пунктом шел строящийся на Урале комбинат, туда требовался главный инженер.
Нужно было несколько МэНээСов в отраслевой НИИ в Серпухов, два аспиранта на кафедру (но эти уже были известны). Остальной список был однообразен: «сменный мастер, сменный мастер, сменный… и т. д.» Я почему-то совершенно не желал работать на производстве. Я считал, что получать верхнее образование нужно только для того, чтобы работать в веселом творческом коллективе какого-нибудь института, а салить руки в масле и орать на рабочих можно и без него. У меня тут, естественно, была фора – в аудитории меня ждали аж два внеплановых покупателя.
Первым был начальник отдела института стекловолокна из Крюкова, это рядом с Зеленоградом. Очень интересный институт. Очень интересные ребята. И работа меня очень интересовала, но туда было далеко и неудобно добираться.
Вторым, верней второй была начальница отдела кадров из Проектного института (в аббревиатуре ГПИ). Тут было гораздо ближе и удобней, но работа скучнее. Два варианта. Это была с одной стороны комфортная, с другой стороны очень неприятная ситуация. В такие ситуации я много раз и потом, и до того попадал в жизни. Казалось бы, что тут плохого? Каждый человек хочет подстраховаться, иметь пару вариантов в сложной жизненной ситуации. Но весь вопрос в том, как из неё выходить, из этой ситуации? Идеально, мне нужно было решить заранее и сообщить одному из двух, что я передумал, что не надо на меня рассчитывать. Но не мог я тогда этого сделать, потому что не мог ничего решить до последнего момента, потому что чувствовал, что эта ситуация разрешима только Роком, или, если хотите Судьбой, но умом этого понять был не в состоянии. Я, только там, на официальном распределении, неожиданно для самого себя согласился работать в ГПИ. Мне было очень неудобно перед милым и хорошим парнем из Крюковского института, но что произошло, то произошло.
Парень из Крюкова уехал, по-моему, ни с чем, а эта наглая подруга из ГПИ, оказывается, взяла не только меня, но еще и двух наших девчонок: Бусю и Кузю. Но об этом я расскажу уже в другой главе.
А сейчас положение было таково, что мы с молодой женой должны были работать в разных городах: я в Москве, она в Барнауле, потому что она была направлена в институт Барнаульским Меланжевым комбинатом и пять лет получала оттуда повышенную стипендию, как отличница. Именно поэтому нам совершенно необходимо было ехать в Барнаул, предъявлять свои права на нерушимость семьи и получать согласие Комбината на отъём у него квалифицированного специалиста.
В Барнауле мне очень понравилась река Обь. Мы раздевались на раскаленном, ослепительно белом, песке, бежали в холодную, совсем недавно сошедшую с гор, воду, и выбегали греться на теплый песок, постепенно становившийся невыносимо горячим, гнавшем в опять в воду. На рассвете мы ходили к реке на рыбалку, ловили маленьких щук и стерлядок. Но сам город мне не понравился. И когда главный инженер Комбината, сказал мне, что отпустит мою жену в Москву и не очень переживает по этому поводу, но предложил остаться мне, пообещав сразу должность своего зама, я отказался.
Можно задним числом кусать локти и говорить, что я поступил глупо. Тогда все мечтали жить в Москве, но начинать работать в провинции, было гораздо лучше. На Урал, на тот самый строящийся комбинат распределился Начальник. Приехал он туда, правда, не главным инженером, а замом, но через три года или чуть более, когда его Комбинат начал реально работать, он стал его директором, а потом стал начальником управления развития, фактически замминистра Легкой промышленности СССР. Если б я согласился остаться в Барнауле, перспектива у меня была бы примерно такая же. В провинциальных, пусть даже областных или краевых городах не так уж много Начальников. Это совсем не то, что в Москве, где их тьмы и тьмы. К тому же, шикарная зона отдыха и охотбаза в горном Алтае, квартиру бы, конечно, дали не сразу, но…
Но нужно понимать, что судьбоносные решения от нас не зависят. Я отказался, и мы с женой вернулись в Москву.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.