КРИК О ПОМОЩИ

КРИК О ПОМОЩИ

Где я очутился? То ли лес, то ли горы, покрытые лесом? Я не так много путешествовал, чтобы с ходу разбираться в подобных тонкостях. Но растительность, действительно странная. Деревья высоченные, с толстыми, благородными стволами и сочной зеленью, наглухо закрывающей небо. У хвойных иглы длинною с кисть взрослого человека. Земля покрыта жестким тёмно-зелёным мхом, а трава мясистая, влажная, опутывает стопы, словно карликовые лианы. Это или лес радиационного происхождения, или Эдем до генеральной уборки!

Я оглядываюсь, мои глаза буквально спотыкаются о старика, стоящего неподалёку. На нём простой наряд из грубой мешковины, длинные волосы, борода до самого пояса, в руках огромная палка с загадочным, массивным утолщением сверху. Лицо морщинистое, как высушенная репа, глаза почти стеклянные, еле заметные из-под густых нависающих бровей.

– Прорицатель? – почему-то спрашиваю я, без тени удивления в голосе.

– А ты друг Заратустры? – с той же уверенностью, словно лишь для соблюдения некой формальности, уточняет он.

Мне ничего не остаётся, как только качнуть головой в знак согласия.

– Зачем вы пришли смущать царство мёртвых? – его брови сошлись на переносице, и холодный упрёк блеснул под неморгающими веками.

– Царя или мёртвых?

– А ты хитрец! – улыбаясь, дивится старик и символически грозит мне своей дивной клюкой.

– Это царство мёртвых?

– Это мир одиноких.

– Мир одиноких... Понятно, – я выдерживаю паузу. – Зачем врёшь мне, старик? Разве спрашивает прорицатель о будущем у несведущего? Разве может существовать мир одиноких, а не множество одиноких миров? Разве можно навещать мёртвых?

Старик пристально смотрит в мои глаза, но я без труда выдерживаю его стеклянный взгляд.

– Тебя зовут, – наконец говорит прорицатель.

– Я ничего не слышу.

– А ты не слушай, – отвечает он.

Я перестаю прислушиваться, и меня словно пронзает звуком – это голос, это крик о помощи, крик едва различимый, но по значению своему абсолютно конкретный: крик о помощи.

– Кто это?

– Тебе лучше знать, – упирается старец и трясёт своей всклокоченной бородой.

– Это не Заратустра, он там, где молчание. Я не хочу идти на этот крик, он не вызывает во мне сострадания.

– Ты свободен. В царстве мёртвых нет ни у кого над тобой, живым, власти, кроме тебя самого. Хочешь – стой, хочешь – пляши, хочешь – пади навзничь, хочешь – иди к Заратустре, он дожидается тебя в пещере одиночества, а хочешь – ступай на зов. Твоё дело!

– Прежде чем отказать, следует знать, кому показываешь. Я пойду на зов. Ты же, старик, – обратился я к прорицателю, – иди в пещеру, я не хочу, чтобы Заратустра чувствовал себя одиноким.

– Со мной ему будет вдвойне одиноко, – сказал старик и прищурился, как заправский плут.

– Ты слишком высоко себя ценишь! – рассмеялся я в ответ забияке.

– Не люблю я довольных, – насупился прорицатель.

– Их не можешь ты напугать, кудесник будущего?

– Они тревожат сонм одиноких! – воскликнул старик в приступе благородного гнева.

– Ты же знаешь лучше меня, что нельзя потревожить одинокого – границы одиночества неприступны. Кого же хочешь ты обмануть?

– Да, верно, тебя мне не слопать. Что ж, пойду к твоему Заратустре!

– Не обломай зубы, прорицатель конца, они тебе ещё пригодятся для доброй трапезы! – так ответил я старику и поспешил на зов, к сожалению, прочь от того места, где, чувствовал я, ждёт меня Заратустра.