ГЛАВА 10

ГЛАВА 10

За ним пришли наутро. К этому времени он успел прийти в себя. Когда он очнулся, первым делом проверил, целы ли кости. Вроде все было в порядке. Ушибы болели, но это можно было терпеть. Он чувствовал, что один глаз заплыл, а нижняя губа распухла. Он представил себе, как, должно быть, выглядит со стороны, и горько усмехнулся. Рафи вспомнил о своей жизни в доме дяди. Там ему часто приходилось ощупывать себя в поисках переломов. Он словно вернулся на несколько лет назад.

Дверь сарая открылась. Рафи повернулся на звук. Судя по запаху, это был какой-то конюх. Вернее, двое. Возможно, те самые, которые отделали его. Рафи приготовился к тому, что его снова будут бить. Но вместо этого его схватили как щенка за воротник и рывком поставили на ноги.

— Давай, пошли к хозяину, он решит, что с тобой делать, — сказал один из конюхов, сопроводив слова толчком в спину.

Рафи запнулся обо что-то и растянулся на грязном полу. Тело пронзила боль. Все ушибы разом завопили. Постанывая, юноша кое-как поднялся.

— Давай, давай, хватит прикидываться!

Снова толчок. На этот раза юноша споткнулся о порог и ткнулся носом в траву с остатками росы.

— Ты что, не видишь, куда идешь?

— Не вижу, — ответил, поднимаясь Рафи.

— Не валяй дурака, парень, это тебе не поможет. Хозяин тебе задаст… Он терпеть не может придурков вроде тебя. Ты третий храбрец-самоучка за этот месяц. Три испорченных торо… Ох, достанется тебе! Давай, топай.

— Куда?

— Иди за мной. Карлос, запри дверь. — обратился к кому-то голос.

— Иди медленнее, — попросил Рафи. — Трава приглушает шаги… Я не хочу больше падать.

— Эй, ты что, слепой?

—Да.

— Слушай, Карлос, похоже, он действительно слепой как крот.

— Не может быть, — ответил второй конюх. — Я сам видел вчера, как он управлялся с Быстрым.

— Серьезно тебе говорю. Он не видит ничего.

— Ну и дела!..

— Вы долго будете удивляться? Отведите меня к вашему хозяину, — сказал Рафи. Говорить с разбитой губой было больно.

— Спешишь? Напрасно. Я бы на твоем месте не торопился. Ну ладно, пошли…

Конюх взял Рафи за плечо, и они направились к хозяину фермы. Ничего хорошего от этой встречи Рафи не ждал.

— Ну что, — начал хозяин фермы. — Загубил мне быка? Эй, куда ты смотришь? Смотри на меня…

— Хозяин, он слепой. Ничего не видит.

— Ты же сказал, что его поймали ночью, когда он забавлялся с мулетой.

— Да, это так. Но он действительно слеп…

— Это правда?

Рафи понял, что на этот раз обращаются к нему.

— Да, — ответил он. — Я слепой. И я загубил вашего быка. Бык, кстати, был неважный.

— Что ты говоришь? — хмыкнул хозяин. — Не понравился бык?.. Черт, да что я говорю… Ты ведь слепой. Как ты мог…

— Мог, — перебил его Рафи.

Ему все это смертельно надоело. Он чувствовал, что начинает злиться. По какой-то нелепой случайности он оказался втянут в эту историю, и теперь вынужден торчать здесь, избитый, отвечая на дурацкие вопросы. Куда уж лучше?..

— Мог, — повторил он. — Я матадор. Да, слепой матадор. Можешь верить, можешь — нет. Это твое дело.

— Хименес, — обратился хозяин к конюху, — это правда? Ты ничего не путаешь? Действительно этот парень был в загоне?

— Да, дон Мануэль, совершенно точно. Карлос может подтвердить. Я и сам не понимаю, как он мог так ловко управляться с быком…

— Ну-ка, расскажи, чего ради ты полез в мой загон? — спросил хозяин фермы у Рафи.

Тот коротко рассказал, как все было, про спор с крестьянами.

— Ну ладно, — протянул дон Мануэль и подошел вплотную к Рафи.

От него исходил такой же запах, как от его работников. Только чуть послабее.

— Матадор ты или нет, неважно. Из-за тебя я лишился быка. Если ты хоть какое-то отношение имеешь к корриде, должен знать, что хороший торо стоит дорого. Так что разговор, как понимаешь, пойдет у нас о деньгах.

— У меня нет денег… Все, что было, я отдал тем крестьянам, которые... Неважно, просто денег у меня нет. Ни песеты.

— Знакомая песня. Но тебе придется как-то их найти. Если ты думаешь, что мы в расчете только потому, что мои ребята отделали тебя, ты здорово ошибаешься… Я отправлю с тобой своего человека, и ты принесешь мне деньги. К полудню. Потом можешь отправляться на все четыре стороны.

— Я уже сказал, что у меня нет денег, — хмуро ответил Рафи.

— Ай-ай-ай… Что ж, придется тебе отработать их у меня. Это единственный выход.

— Я не могу задерживаться здесь надолго. Давай поступим так; я закончу одно дело, а потом вернусь и отдам тебе столько денег, сколько ты скажешь.

— А ты забавный малый, — весело сказал хозяин и вдруг резко и коротко ударил Рафи в живот.

Юноша рухнул на колени. «Сейчас начнется», — пронеслось у него в голове. Но новых ударов не последовало. Хозяин прошелся по комнате. Потом снова остановился напротив Рафи.

— Ну? Будешь дальше шутки шутить? — спросил он.

— Я не шутил, — прохрипел юноша.

— Значит, ты не шутник, а дурак. Тем хуже для тебя. Я не очень-то люблю первых — они все бездельники. Но вторых я не переношу на дух. От них одни неприятности… Вставай, парень. Вставай. И давай решим, какую работу ты будешь выполнять у меня.

— Я не буду ничего делать, — сказал Рафи, поднимаясь с колен. — Я предложил тебе выход. Ты отказался от денег… Как хочешь. Но работать на тебя я не буду.

Рафи ждал, что его опять начнут бить, и приготовился к этому. Но хозяин, видимо, не любил прибегать к физической силе лишний раз.

— Послушай, парень, я не хочу быть грубым с тобой. Во-первых, сам я не очень люблю грубость, а во-вторых, ты калека. А издеваться над калекой нехорошо. Так меня воспитали… Поэтому давай попробуем договориться.

— Я предложил…

— Я слышал, что ты предложил, — резко сказал хозяин. Потом добавил уже мягче: — Но это меня не устраивает. Я плохо тебя знаю, и у меня нет никаких оснований верить тебе. Кто знает, может быть, если я отпущу тебя сейчас, ты просто улизнешь и будешь потом посмеиваться над незадачливым фермером.

— Я дам слово...

— Ах, ах, ах… Как это благородно! — рассмеялся хозяин. — Я не знаю, стоит ли чего-нибудь твое слово. У меня нет привычки верить первому встречному. Так что тебе придется согласиться на мои условия. Все-таки как-никак, а это ты забрался в чужие владения и причинил ущерб. И ведь наверняка прекрасно знал, чем это может закончиться… Но полез. Теперь нужно отвечать за свои поступки… Как тебя зовут?

— Рафи.

— Нужно отвечать за свои поступки, Рафи, — продолжил хозяин. — Мы поступим по справедливости. Ты будешь выполнять работу, которую я тебе поручу. За это я буду честно платить тебе, как всем своим работникам. Не больше, но и не меньше… Ну и из этого жалованья я буду брать с тебя деньги за быка— По-моему, это очень справедливо. Как только вся сумма будет выплачена, ты свободен. Можешь отправляться по своим делам.

— И сколько времени для этого потребуется? — спросил Рафи. Естественно, такой вариант его не устраивал, но все же он понимал, что хозяин фермы абсолютно прав.

— Ну, все зависит от того, что ты можешь делать… И как будешь работать, разумеется. Впрочем, ты ведь слепой… Не думаю, что ты сможешь выполнять работу, за которую я плачу хорошие деньги… Думаю, тебе придется пробыть здесь около года. Может, поменьше, месяцев девять-десять.

—Это очень долго. Очень… Меня, и правда, ждет одно очень важное дело, — в голосе Рафи послышались умоляющие нотки.

— Все в твоих руках. Работай хорошо, и уедешь отсюда через полгода.

— Это тоже слишком большой срок…

— А что, ты хотел бы управиться за пару дней? Послушай, приятель, ты мне уже порядком надоел. Я с тобой потерял кучу времени. Пойми, что условия здесь диктую я, а ты только соглашаешься. У тебя нет выбора. Чем быстрее ты это поймешь, тем быстрее сможешь начать зарабатывать деньги на свое освобождение.

Рафи стоял, опустив голову, и лихорадочно соображал, как можно выкрутиться из этой истории. Хотя «выкрутиться» — не совсем то слово. Он не хотел выкручиваться. В конце концов, он не был каким-то проходимцем, не способным ответить за свой поступок. Он был матадором. И значит, он должен был найти способ решить дело миром, не задерживаясь на ферме слишком долго. Но ничего толкового в голову не приходило.

— Не грусти, — сказал хозяин. — Пожаловаться на несправедливость ты не можешь, а это очень неплохое утешение. Конечно, не для каждого, а для того, у кого в голове хоть что-то есть. Давай-ка решим, чем ты будешь заниматься. Что ты умеешь делать?

— Убивать быков, — ответил Рафи.

— Гм… А что-нибудь полезное можешь?

— Когда-то я мог много чего… Но теперь я матадор.

— Нет, приятель, — ласково сказал хозяин. — Ты теперь такой же простой работяга, как тот же Хименес, с которым ты уже имел несчастье познакомиться. Не испытывай мое терпение, скажи, что ты можешь делать?

— Не знаю, — опустил голову Рафи.

— Ну, что ж… Придется мне самому подумать. Вот забавно, а что может делать полезного на ферме слепой? М-да, задачка… Ты ведь даже навоз убирать не сможешь.

Рафи промолчал, хотя это стоило ему огромного труда. Навоз! Это говорят ему, матадору, которому рукоплескала столица! Чертов фермер. Чертовы крестьяне. Чертовы быки! Рафи скрипнул зубами.

— Злишься? — спросил хозяин, — Зря. Если бы ты мог делать что-нибудь полезное, и речи о навозе не было бы. Ладно, для начала отправлю тебя на кухню— Будешь помогать моей кухарке. Эта старая ведьма уже давно клянчит себе помощника на черную работу. Думаю, мыть посуду и чистить овоши ты сможешь. Так что пока поработаешь там. И давай сразу договоримся: ты ведешь себя как следует, а я честно плачу тебе жалованье. И в свой срок ты отправляешься дальше своей дорогой. Все по-честному. Как я уже говорил, тут правда на моей стороне. Вижу, что парень ты хороший, поэтому, если будешь молодцом, мы сможем пересмотреть условия.

— Как?

— Если докажешь, что ты человек надежный, я отпущу тебя за оставшимися деньгами под честное слово. Но, — добавил хозяин, увидев, как Рафи вскинул голову, — особенно не обольщайся. Тебе придется очень постараться, чтобы это случилось… Ну, по рукам?

Рафи кивнул. Больше ему ничего не оставалось.

С этого дня Рафи пришлось сменить мулету на половую тряпку, а шпагу — на кухонный нож.

Кухарка, которая носила красивое имя Кармен, действительно оказалась, как тут же убедился Рафи, старой ведьмой.

Когда кто-то из работников фермы привел его на кухню и, ухмыляясь от уха до уха, сказал старухе, что привел ей долгожданного помощника, она чуть не обварила обоих кипятком. Таких визгов и ругательств Рафи не слышал даже от проституток из самых бедных кварталов.

— Нашли, кого прислать! — завывала она, в то же время деловито громыхая кастрюлями. — Он же собственного носа не видит! Прикажете мне еще и за этим калекой присматривать, чтобы не напакостил мне тут?

Провожатый Рафи пытался что-то возразить, но все попытки закончились тем, что старуха пообещала подсыпать лично ему в тарелку крысиного яда, если он сейчас же не уберется с глаз долой. Что провожатый с превеликим удовольствием и сделал, оставив Рафи наедине с этой фурией.

Кухарка сразу окрестила его кротовьим выродком и сообщила, что при первой же его оплошности она собственноручно выльет ему за шиворот какое-нибудь кипящее варево.

В общем, начало новой жизни Рафи было многообещающим.

Первое время он жил словно во сне. Ему не верилось, что он из-за собственной глупости и гордости оказался в таком плачевном положении. Подумать только, он, Рафи, — помощник кухарки! Это попросту не укладывалось в голове. Поэтому он лишь тупо выполнял распоряжения старухи Кармен, не всегда даже отдавая себе отчет в своих действиях. И лишь по чистой случайности он ни разу за эти дни не допустил ни одной ошибки, так что даже въедливой старухе было не к чему прицепиться.

Он мыл посуду, носил воду и дрова, разжигал печь, чистил овощи, кормил объедками свиней. Словом, выполнял всю самую черную работу. Но Рафи казалось, что все это делает не он, а кто-то другой. Лишь на исходе первого месяца он начал свыкаться с мыслью, что его новая жизнь — реальность, от которой никуда не денешься.

К этому времени он уже успел завоевать некое подобие симпатии у Кармен, познакомиться поближе с остальными работниками фермы и научиться хорошо чистить репу и морковь. А главное, перестал чувствовать себя жестоко обманутым судьбой в очередной раз. Нельзя сказать, что он смирился со своим положением. Но все же осознание того, что жаловаться на несправедливость он не может, было.

В самом деле, он прекрасно знал, что за взрослого торо хозяин фермы мог получить неплохие деньги. И он, Рафи, по сути лишил его честно заработанных денег только из-за желания доказать первым встречным, что он хороший тореро. Послушайся он тогда голоса рассудка и откажись от этой затеи, ничего этого не случилось бы. Но он пошел на поводу у собственного тщеславия и гордыни. И теперь получает по заслугам.

Нет, у него не было обиды на хозяина фермы, которого все рабочие за глаза называли просто Мануэль. Рафи быстро понял, что этого человека любят и уважают и что избиение нарушителя спокойствия было продиктовано исключительно желанием конюхов защитить интересы хозяина. Хименес и Карлос вскоре извинились перед Рафи, чем окончательно убедили его в том, что он попал не в компанию мучителей и рабовладельцев, а к совершенно нормальным людям, живущим по суровым, но справедливым законам.

Конечно, все это не делало его пребывание на ферме счастливым. Но все же несколько облегчало его участь пленника, каковым он себя считал.

Когда пришла пора получать первое жалованье, хозяин позвал его к себе. Рафи нашел дом дона Мануэля самостоятельно. Вообще, все очень быстро поняли, что этот слепой юноша практически ни в чем не уступает людям с нормальным зрением. И никого уже не удивляло, что он в свое время выходил на арену.

— Ну что, Рафи, — сказал дон Мануэль, когда юноша появился на пороге его кабинета. — Как мы и договаривались, деньги я тебе плачу точно в срок. То есть забираю их себе точно в срок. Кармен отзывается о тебе хорошо. Честно говоря, на моей памяти это в первый раз… Так что если будешь и дальше так же хорошо работать, я найду тебе другое занятие. Более подходящее…

— Какое, например?

—Скоро приезжает мой младший сын. Он учился в столице, но, видать, наука не идет ему впрок. Этот негодник, видите ли, хочет быть тореро, поэтому и палец о палец не ударил, чтобы хоть чему-нибудь полезному научиться…

Дон Мануэль вздохнул. Рафи понял, что он очень любит сына. Только странно, что он вдруг заговорил о нем. Никто на ферме и словом не обмолвился, что у хозяина есть дети.

— Ну вот, — продолжил дон Мануэль после паузы. — Ты мог бы дать ему несколько уроков… Разумеется, после того как покажешь мне, что ты за тореро.

— Почему ты не отдашь его в школу матадоров? В столипе его быстро научили бы бою быков, — спросил Рафи.

— Я не очень-то доверяю всяким там школам. Их интересуют только деньги. А на кону будет стоять жизнь моего сына. К тому же… Я еще надеюсь отговорить его. Ты покажешь ему пару приемов, а там ему, может, и надоест это занятие. Или я придумаю, как его отговорить… В общем, нужно просто сделать вид, что ты его учишь. За это я буду платить тебе больше, чем сейчас,

— Но, мне кажется...

— Тебе ничего не должно казаться. Впрочем, об этом еще рано говорить. Отправляйся пока обратно на кухню, Рафи, а через месяц посмотрим. Считай, что первый взнос за быка сделан.

Следующий месяц пролетел еще быстрее. Старая кухарка не давала Рафи ни минуты покоя, награждая его за это, впрочем, лакомыми кусками с хозяйского стола и тем, что вместо «кротовьего выродка» называла его теперь просто «сынок».

Постепенно Рафи разузнал очень много о хозяине. Кармен работала на кухне, еще когда ферма принадлежала деду Мануэля. Правда, тогда она была совсем маленькой девочкой, помогающей по хозяйству кухарке. Она-то и рассказала Рафи, что старший сын хозяина тоже был тореро. Вернее, хотел им стать. Но отец воспротивился этому. Он мечтал, чтобы старший сын помогал ему управлять фермой, а потом, со временем, взял бы это дело целиком в свои руки. Но парень был упрямый и однажды, после особенно сильной ссоры, сбежал из дома. Тогда ему было пятнадцать.

Для Мануэля это был настоящий удар. Уже потом, спустя несколько лет, до него дошли слухи о том, что его сын стал-таки матадором. Причем, как утверждали люди, видевшие его на арене, очень неплохим. Но это не произвело на отца никакого впечатления. Он был по-прежнему обижен на сына, который пошел против родительской воли. Отец возлагал теперь все надежды на младшего. Но и тот, похоже, не горел желанием разводить быков. Хотя, как рассудительно сказала Кармен, мальчишеские мечты могут так и остаться мечтами, если отец вовремя возьмет в руки ремень. Рафи в этом сомневался, но благоразумно промолчал. Несмотря на «сынка» и усиленное питание, спорить со старухой он побаивался.

Время шло. День сменяла ночь, затем опять приходил день, который был точным повторением предыдущего. Рафи работал от зари до зари, ел, спал. И старался ни о чем не думать. Без конца мусолить вопрос, что будет, когда он найдет цыганку (а в том, что он рано или поздно ее найдет, Рафи не сомневался), было бесполезно. Он не был уверен, что она вообще сможет ему хоть чем-нибудь помочь.

Бежать с фермы он передумал давно. Поначалу такие мысли приходили в голову, но он понимал, что это был бы бесчестный поступок. Все-таки между работой в доме дяди, вернее, тем, что за ней стояло, и его нынешним положением была пропасть. Там правда была на его стороне, что бы он ни сделал. Но здесь… Здесь Рафи был вовсе не уверен в своей правоте. А если не уверен в том, что ты абсолютно прав, лучше ничего не делать. Потому что жить дальше с памятью о том, что поступил однажды не так, как должно, — не слишком приятное занятие. Рафи вовсе не хотел, чтобы ему было стыдно хотя бы за один день своей жизни.

Часто он вспоминал Веронику и Мигеля. Но старался гнать от себя эти воспоминания. Ничего, кроме горечи, они не приносили. А Рафи был не из тех людей, которые обожают горевать. Тот, кому приходилось много страдать, относится к своему горю без всякого уважения, старается подальше задвинуть его в тайник души и не выпускать. Любят свое страдание и себя в страдании лишь те, кто не знает, что такое настоящее горе.

Иногда Рафи думал и о хозяине цирка, который, по сути, много сделал для него. Гораздо больше, чем кто-либо. Рафи было жаль, что он исчез, не попрощавшись с ним— Наверное, стоило бы… Но тогда он просто не смог найти в себе сил, дождаться утра и уйти, как полагается. Рафи решил, что обязательно попытается потом найти его. Хотя бы для того, чтобы извиниться.

Так прошел месяц. Потом еще один. Для Рафи ничего не менялось. Он работал на кухне, выполняя приказы старой Кармен и терпя ее придирки, понемногу отрабатывал деньги, которые был должен… И ждал. Ждал, когда, наконец, сможет отправиться в путь. Каждый день, проведенный во тьме, ложился тяжелым грузом на его сердце. Теперь, когда забрезжила хоть призрачная, но все же надежда, было так трудно сидеть сложа руки, не предпринимая ничего, чтобы осуществить свою мечту.

Несколько раз Рафи пытался поговорить с хозяином, чтобы получить другую работу, за которую тот платил бы больше. Но дон Мануэль твердил одно — подожди…

Лишь спустя три месяца после их последнего разговора хозяин вызвал Рафи к себе.

— Ну что, — сказал он, — хочешь уйти с кухни?

— Конечно, — ответил юноша.

— Кармен будет жалеть.

Они рассмеялись. Оба хорошо представляли себе, в каких выражениях старая кухарка может выразить свое сожаление.

— Хорошо, — оборвал смех дон Мануэль. — Приехал мой сын. Я бы хотел, чтобы ты с ним познакомился. И, если получится, подружился…

— Зачем?

— Ты хочешь отработать свой долг и получить свободу?

— Хочу.

— Тогда к чему лишние вопросы? Если тебе удастся сойтись с ним поближе, ты сможешь правильно объяснить ему, что такое коррида. Авось он выбросит из головы идею быть матадором. Если же этого не случится… Тогда ты дашь ему несколько уроков. Только учти, речь идет о жизни моего сына. Так что учи как следует.

— Но… — Рафи не хотел говорить этого, но должен был, потому что не имел ни малейшего желания хоть в чем-то обманывать этого человека. — Но как ты можешь доверять мне учить твоего сына бою быков? Ведь я слепой…

— Я кое-что разузнал о тебе, Рафи. В столице помнят твои выступления. Надежные люди сказали мне, что таких тореро, как ты, — поискать. Если ты мог убивать быков, то найдешь способ и обучить этому. Конечно, я мог бы нанять и другого тореро… Но учиться всегда лучше у того, кто может делать чудеса. Ну, возьмешься?

— Возьмусь, — кивнул Рафи. — Но что, если он откажется от своей идеи?

— Тогда я буду считать, что ты выплатил мне весь долг за быка. И ты сможешь отправиться по своим делам. По рукам?

—Да.

— Тогда пошли, познакомлю тебя со своим сыном.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.