Несколько мыслей по поводу нескольких мудрых слов, высказанных одним мудрым человеком

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Несколько мыслей по поводу нескольких мудрых слов, высказанных одним мудрым человеком

Перевод – О. Колесников

Статья, опубликованная в «Tatwa Bodhini Patrika», «Совершенная религия бабу Раджнарайна Бозе», хорошо известного члена Брахмо, предваряется предисловием с цитатой из написанного Рамохуном Роем «Доверительного акта» Ади Брахмо Самадж, который «находится под запретом во имя укрепления связей между людьми всех религиозных убеждений и верований», и там имеются нижеследующие замечания.

Нам следовало бы контролировать свои поступки, постоянно имея в виду суть религий. Ведь мы можем потерять ее из поля зрения в тумане сектантского предубеждения, пристрастия и страсти. Мы склонны забывать ее в пылу религиозных дискуссий, в суматохе философских спекуляций, в волнении религиозного восторга и в процессе соблюдения церемоний… Мы настолько склонны навязывать нашу частную точку зрения на несущественные религиозные убеждения остальных, что считаем, будто им чрезвычайно необходима наша помощь. Мы склонны забывать, что сами не безгрешны, а наши собственные мнения касательно всех вопросов человеческих стремлений уже не точно такие же, какими были двадцать лет назад, и уже не будут такими же, как в то время. Мы склонны забывать, что все члены нашей собственной секты или партии, если они честно откроют все свои помышления, не придерживаются точно такого же мнения по всем вопросам, касающимся религии. Мы склонны забывать, что религиозные воззрения человека – это вопрос текущего состояния прогресса, и они не будут такими же через век. Мы, теисты, имеем точно такое же право заявить, что люди других религий, менее передовые в религиозном знании, нежели мы, не будут спасены, – как теисты, которые будут жить через век, будут говорить, что мы, нынешние теисты, не будем спасены из-за наших ошибок и заблуждений. Грешный человек не сможет добровольно стать догматиком. Нам больше следует уделять внимания к исполнению наших религиозных и нравственных обязанностей и привлекать внимание людей к этим обязанностям, нежели догматически навязывать нашу частную точку зрения на частное мнение других относительно религиозного учения.

Ученые диссертации о теологии и полемика на религиозные темы по-своему полезны, но в них нет ни капли истинной веры в Бога. Они заключаются в человеческом «посещении оставшихся без отца и обездоленные в их несчастье и старании остаться незапачканными миром», то есть пороке… Некоторые люди считают процессии, празднества и церковную музыку важнейшей сущностью и содержанием религии. Они без сомнения полезны сами по себе, однако это отнюдь не сущность и содержание. Сущность и содержание религии – это жизнь…

Нам следует не только контролировать наши поступки под неусыпным оком религиозной сущности, но, пропагандируя отправляемую нами религию, нам следует больше привлекать внимание людей к любви к Богу и к человеку, чем мнению доктрины. Мы нравственно виновны перед Богом, если возложим большие надежды на шелуху, а не зерно религии.

Совершенная религия не допускает наличия религиозной организации. Не может существовать такой секты, как приверженцы совершенной религии. Совершенная религия – это не исключительное достояние какой-либо секты или церкви. Это общее достояние всех сект и церквей. Члены всех сект и церквей должны контролировать свои поступки согласно своим убеждениям… Кроме того, некоторое количество людей, объединенных вместе и называющих себя приверженцами совершенной религии, должны обладать особенной концепцией Божества и будущей структуры и следовать особенной форме поклонения. Такая особенная концепция и особая форма поклонения тотчас же охарактеризуют их как секту. Эти особенные концепции Бога и будущей структуры и формы поклонения дали начало появлению среди человечества религиозных сект. Ни один отдельный человек не может уклониться от присоединения к секте, соответствующей его частным убеждениям.

Должно быть, религиозные различия существовали в мире всегда.[459] По словам Паркера, «сколько людей, столько и теологий». Как невозможно стереть различия в лицах и сделать все лица одинаковыми, точно так же трудно стереть религиозные различия: они существовали в мире всегда и будут существовать до тех пор, пока существует мир. Невозможно привести всех людей к одной и той же религии. Один король как-то заметил: «Невозможно сделать так, чтобы все часы показывали одинаковое время. Как же тогда можно убедить всех людей в моей точке зрения?» В религиозном саду всегда будут произрастать разнообразные цветы, и каждый будет иметь свой, особенный аромат. Теизм сильнее всех благоухает среди них. Имея это в виду, нам следует терпимо относиться ко всем религиям, хотя в то же самое время проповедовать, посредством аргументов и мягкого убеждения, ту религию, которую считаем истинной. Нам придется терпимо относиться даже к таким агностическим религиям, как ведантизм и буддизм, поскольку они прививают учение о существовании Бога, хотя приверженцы этих религий считают Его безликим Богом; доктрина йоги или общение с Ним для этих людей должны быть вызваны любовью Бога и доктриной любви к человеку и нравственности. Некоторые люди говорят о буддизме как об атеистической религии. Даже если бы было правдой, что буддизм является системой чистого атеизма, что на самом деле не так, то слова «атеистическая религия» – это несовместимые понятия. Не может существовать религии, отделенной от Бога. Недавние исследования доказали, что буддизм не существует вне идеи Бога, как это предполагалось раньше.[460] Нам следует терпимо относиться ко всем религиям. Мы должны наблюдать за всеми религиями, ведь каждая из них содержит большую или меньшую истину, словно сам Бог наблюдает за ними, радуясь истине, которая содержится в каждой религии, и относя их ошибки к человеческому несовершенству…

Это благородные и умиротворяющие слова, как будто произнесенные среди индийских брахманов. Они предполагали бы создание мира добра, но обычная участь мудрых слов – стать «гласом вопиющего в пустыне». Все же, даже за этими доброжелательно высказанными фразами, настолько полными добросердечия и добра и устремленными ко всем людям на свете, мы можем помочь разглядеть (мы горячо надеемся, что бабу Раджарайн Бозе простит нам нашу искренность) узкий кружок некоторых сектантов, затем чувство эгоизма, и то, против чего с таким отчаянием вынуждено бороться наше Общество.

«Нам следует терпимо относиться ко всем религиям, хотя в то же самое время проповедовать… религию, которую считаем истинной», – говорят нам. Наш печальный долг – проанализировать эти слова, и мы начинаем с вопроса, почему мы это должны? Где необходимость в навязывании нашей персональной точки зрения, наших убеждений pro tem [сиюминутных (лат.)], если можно использовать здесь это выражение, другим людям, которым всем без исключения дозволено владеть – до тех пор, пока не будет доказано обратное – по сути, даром распознавания и суждения, которыми, как мы считаем, наделены сами? Мы говорим: убеждения pro tem, основываясь на выражении собственного признания автора. «Мы склонны забыть, – говорит он своим читателям, – что сами мы небезгрешны, а наши собственные убеждения… не такие же, какими были двадцать лет назад, и уже не будут такими же, как в то время», и «члены нашей собственной секты или партии… не придерживаются точно такого же мнения по всем вопросам, касающимся религии». Превосходно. Так почему бы не оставить в покое мнение наших собратьев относительно других религий и убеждений и не идти своим собственным естественным путем, вместо того чтобы насильно уклоняться от него – однако, мягким убеждением – к колее, которую мы сами же покинули двадцать лет назад? Наверное, мы можем напомнить уважаемому автору, что, сочиняя эти сентенции, которые мы отметили, он ссылался на «несущественные убеждения» – или сектантские догмы, а не на то, что он восторженно называет существенными религиозными убеждениями, т. е. веру в Бога, или теизм. Мы снова отвечаем на вопрос, был ли последний тезис – тезис, обозначающий нечто, что основано на своей подлинной ценности и неопровержимом доказательстве – был ли он, несмотря на свое до последнего времени квази-универсальное обычное принятие этого слова, хоть чуть-чуть получше доказан, или основан на еще более прочном фундаменте, чем любая из существующих догм, не признанных никем, кроме тех, кто признаёт те авторитеты, от которых эти догмы и произошли? Не в этом ли случае и тезис и догмы, «существенные», как и «не-существенные» – просто соответственные умозаключения и выводы «грешных умов»? И можно ли утверждать, что сам теизм с его нынешними сырыми идеями насчет постигаемого персонального божества немногим лучше, чем сверхчеловеческое сознание великого человека, что через 20 лет он достигнет не только более возвышенной и благородной точки зрения, а даже определенного поворотного пункта, который поведет человечество к гораздо более высоким идеалам в соответствии с научными истинами, добиваться которых он будет ежедневно, а то и почти ежечасно? То, о чем мы сейчас спорим, исходит из твердой агностической платформы, и наши слова всего лишь базируются на собственных словах автора. И мы утверждаем, что главный посыл его основного суждения можно сформулировать так: «персональный Бог – это когда догмы могут быть и могут не быть правдой» – и если он просто принят без доказательства, так как существование Бога вообще было и всегда останется недоказуемым суждением, то дальнейшие выводы автора, сделанные на основе малой или второй посылки, не перекрывают брешь в рассуждениях. Этот силлогизм имеет разумные основания только по мнению теистов. Атеист и агностик, имея на своей стороне логику и здравый смысл, будут возражать. Они обязательно скажут: почему не согласовать с другими то, на что вы сами претендуете? Тем не менее наши аргументы – веские, а убеждение – мягкое, и теист не почувствует вреда, если мы, убеждая его, собственной рукой вышвырнем теизм и примем религию или философию, «которую мы считаем истинной», а именно – «буддизм как атеистическая религия» или высоко философичный и логический агностицизм. Как говорит наш уважаемый современник – «невозможно стереть различия с лиц и сделать все лица одинаковыми». А приходила ли ему в голову мысль, насколько сложно полностью стереть врожденные различия ментальных восприятий и способностей, прекратить их согласовывать, сведя к одному стандарту бесконечное разнообразие человеческой природы и мысли? Последнее можно было бы отделить от их природы в нечто искусственное. Но, подобно маске, надежно прикрепленной на чье-нибудь лицо, которая в один прекрасный день будет сорвана первым же сильным порывом ветра, эти привитые искусственно убеждения однажды должны будут снова пойти своим естественным путем – новая одежда, надетая на разорванное платье, и «дыры в нем станут больше». Мы с теми, кто считает, что поскольку природе никогда не сделаться процессом, известным в садоводчестве как прививка, поскольку она не подразумевала, что идеи одного человека следует прививать ко всем людям, как получалось бы само собой, если бы она действительно этого хотела – если природа действительно управляема разумом, – и создала все способности человеческого ума, и хотя все растения гомогенны, это не тот же самый случай. Дело в том, что нет такого вида растения, которое можно было бы заставить расти и цвести искусственно на другом растении, не принадлежащем к той же природной разновидности, и нельзя пытаться привить наши убеждения личностям, чьи ментальные и интеллектуальные способности отличаются от наших, как одна разновидность растений отличается от другой. В этом мы никогда не добьемся успеха. Уже несколько сотен лет усилия миссионеров направлены на христианизацию местного населения Индии. Это хороший пример, который иллюстрирует неизбежный крах каждой такой ошибочной попытки. Среди аборигенов очень мало таких, на которых процесс прививки прошел успешно, тогда как тенденция великого множества людей – это возвращаться к своему первоначальному специфическому типу, рожденному истинным пантеизмом индуизма, и придерживаться веры своих предков, подобно тому как растение придерживается своего первоначального вида. «Любовь к Богу и к человеку – это сущность религии», – говорит бабу Раджанарайн Бозе, когда предлагает людям отвлечь свое внимание от религиозной «не-существенной» шелухи и сосредоточиться на зерне – ее сущности. Сомневаемся, сможем ли мы когда-либо доказать нашу любовь к человеку, лишая его фундаментальной и главной прерогативы, которая есть беспрепятственная и полная свобода его мыслей и сознания. Кроме того, автор далее говорит:

Ничто не вводит мир в большее заблуждение, чем религиозный фанатизм и догматизм, касающийся несущественных религиозных вопросов; ничто сильнее не приводит к кровавым войнам и жестоким преследованиям, как это…

Этим утверждением он обращает оружие логики и фактов против своего же собственного аргумента. К примеру, какая религия всегда больше, чем христианство, претендовала на «любовь к Богу и к человеку»… мало того, на «любовь ко всем людям, как нашим братьям»; и все-таки, именно это верование всегда превосходило любовь в жажде крови и жестокости, в нетерпимости, доходящей до проклятия всех остальных религий! «Какие преступления [религия в общем] не совершала? – восклицает профессор Гёкси, цитируя Лукреция, – и какие жестокости, – добавляет он, ссылаясь на христианство, – не совершались во имя Его, который призывал любить своих врагов; благословлял миротворцев», и множество других благородных вещей? Действительно, религия Любви и Милосердия ныне строится на самом масштабном уничтожении жертв, этих плодов незаконного, грешного желания привести все человечество к единому способу мышления, во всяком случае к единственной «основной» точке зрения на их религию – вере в Христа. Мы всецело допускаем и признаём, что долг каждого честного человека – попытаться убедить посредством «аргументов и мягкого убеждения» каждого человека, кто заблуждается в отношении «сущности» Вселенской нравственности и признанного стандарта морали. Но последнее – есть общее достояние всех религий, равно как и всех честных людей, не зависящих от их веры. Эти основы истинного морального кодекса, связанные стандартом права и справедливости, признаны полностью, и им следуют как атеист, так и искренний теист, обладающие религиозными воззрениями и благочестием (как доказано статистическими данными), имеющие очень мало общего с порочными репрессиями и преступлениями. Между внешним исполнением кем-то морали и общественных обязанностей и тем, кто совершает воистину благочестивые поступки ради себя, должна быть проведена широкая граница. Подлинная нравственность не возлагается на людей какой-либо особенной веры или убеждений, и меньше всего веры в богов или Бога; а скорее зависит от уровня нашего индивидуального восприятия своего непосредственного отношения к человеческому счастью вообще, и следовательно – к нашему личному благоденствию. Но даже это не совсем точно. «До тех пор пока человек учится и позволяет себе верить, что он, по-видимому, прав, то, может быть, суровая рука закона не накажет его или его ближнего, решившегося на месть»; но он должен быть стойким, ибо жаловаться бесполезно, а слабость вызывает лишь презрение; он должен быть воздержанным, его здоровье надо содержать в порядке, и следует умерять неудержность всех его аппетитов; и, как он говорит, если он послужит своим друзьям, то его друзья наверняка послужат ему; если он защищает свою страну, он защищает себя, и только посредством служения Богу он готовится к вечной счастливой жизни, которая наступит после, – однако же, говорим мы, когда он действует по этим принципам, добродетель – не добродетель, а воистину – верх ЭГОИЗМА. Тем не менее искренняя и ревностная вера теиста притупляется, когда он подчиняет свою жизнь тому, что ему нравится, а именно, божественным законам, тогда он мысленно отдает предпочтение первым делом благу, которое происходит из подобного нравственного образа действий его собрата, и только потом думает о себе… и он останется в лучшем случае – благочестивым эгоистом; и мы утверждаем, что эта вера в основном основана на страхе человека перед Богом, и она растет и развивается точно пропорционально его эгоизму, страху наказания и скверных последствий только для себя, и при этом его меньше всего волнует его собрат. Ежедневно мы видим, что теист действует вопреки определению нравственности как подчинения человеческих поступков божественным законам, и тут морали ни чуточки больше, чем у среднего атеиста или неверующего, который считает нравственную жизнь просто-напросто долгом каждого порядочного и благоразумного человека, даже в мыслях не ожидающего за это награды в загробной жизни. Несуразным выглядит тот факт, что тому, кто не верит в свое воскрешение после смерти, тем не менее, следовало бы в большинстве случаях поступать согласно высочайшим нравственным нормам, и этот факт не такой уж нелепый, как это кажется. Атеиста, знающего только о единственном существовании, беспокоит, какую память о своей жизни он оставит, а стремится он оставить ее по возможности незапятнанной в последующих воспоминаниях его семьи и потомства, и это он считает своим моральным долгом даже по отношению к тем, кто еще не появился на свет. Как изрек один греческий стоик – «несмотря на то, что все наши ближние были сметены с лица земли, все же осталось несмертное или небессмертное око, чтобы одобрять или осуждать, и должны ли мы находиться здесь, есть ли внутри нашей груди судья, наводящий благоговейный страх, или друг для нашего умиротворения?» Атеизм более присущ человеку, нежели теизм. И тот и другой растут и развиваются в нем вместе с его силой разума, и либо укрепляются, либо ослабляются, из размышлений и выводов очевидного из фактов. Короче говоря, и то и другое имеет причиной уровень природы его эмоций, и человек ответствен за то, что он атеист, не больше, чем за то, что он – теист. Оба понятия совершенно неправильно поняты. Многих называют нечестивыми не потому, что они становятся хуже, исповедуя не такую же религию, как их ближние, говорит Эпикур. Магометане более строгие теисты, нежели христиане, и все-таки первые называют последних «неверными», а большинство теософов считаются атеистами не из-за отрицания Божества, а из-за убеждения, что нечто имеет отношение к этой Основе, всегда неведомой. Как живое противоречие атеисту, есть теист, верующий в другие жизни или в жизнь грядущую. Неукоснительное выполнение его кредо, молитва, раскаяние и жертвоприношение – способны уничтожить грех в глазах «всепрощающего, любящего и милосердного Небесного Отца», ибо он – дающий силу всякой надежде, которая растет пропорционально искренности веры – что эти грехи будут ему отпущены. Таким образом, эта нравственная преграда между верующим и грехом – очень слаба, если мы рассмотрим ее с точки зрения человеческой природы. Чем больше дитя верит в любовь родителей, тем легче ему нарушить приказы своего отца. Кто отважится отрицать, что основная, если не единственная причина большинства страданий, которым подвержен христианский мир – особенно в Европе, – не огромная безнравственностью и порочностью человека, а его вера в божественное и бесконечное прощение «нашего Небесного Отца», и особенно – расплата за искупление? Почему людям не следует вообразить, что они могут испить чашу порока безнаказанно – во всяком случае, можно не задумываться о том, что станется с ними в будущем, – при условии, что в то время как одной половине населения земного шара предложено приобретение отпущения всех грехов за некоторую ничтожную сумму денег, от второй требуется только вера и надежда, что Христос сохранит им место в раю, будь этот человек хоть убийцей, заявляющим о своих правах с виселицы! Публичную продажу индульгенций для совершения преступления, с одной стороны, и гарантии, данные уполномоченными Бога, что последствия самых тяжких грехов могут быть уничтожены Богом по его воле и благорасположению, с другой, мы считаем достаточными, чтобы поддерживать преступления и грехи в самом большом количестве. Тот, кто не любит добродетель и делает добро только ради себя и считает порок не пороком, безусловно, получает последний как непосредственный результат своей пагубной веры. Он должен ни во что не ставить добродетель и благоразумие и опасаться лишь единственного направления.

Мы твердо уверены в актуальности и философской необходимости «кармы», т. е. закона неизбежного воздаяния, что невозможно уклониться от всех вызванных нами причин, от воздаяния, как наказания в строгом соответствии с нашими поступками; и мы утверждаем, что с тех пор как каждый перестал отвечать за религиозные воззрения другого человека, который и которые нисколько его не заботили – это бесконечное стремление к перемене взглядов всего человечества мы находим в нашем собственном образе мышления, и соответствующие убеждения становятся весьма порицаемыми действиями. За исключением тех, кто непосредственно переживает все человеческие радости и беды, мы не имеем права влиять на взгляды наших ближних чисто трансцендентальными и недоказуемыми требованиями, равно как домыслами эмоционального характера. И не потому, что любое из соответствующих верований губительно или скверно per se [само по себе (лат.)], напротив, все они – идеал, служащий нам отправной точкой и путеводной звездой на пути к божественности и чистоте, к которому страстно стремятся и, вступив на него, не сворачивают с этого пути; но именно за счет этих различий и бессчетного многообразия человеческих характеров, как компетентно указывает нам уважаемый джентльмен Брахмо в вышеуказанных строках, которые мы уже процитировали. Ибо, если все так, как он утверждает, то никто из нас не безгрешен и «религиозные воззрения людей – это вопрос текущего состояния прогресса» (и его изменения, как он добавляет), прогресс этот бесконечен, и вполне вероятно, в один прекрасный день он может вступить в противоречие с нашими самыми глубокими убеждениями предыдущего дня; и, как доказано исторически и ежедневной практикой, «ничто не вводит мир в большее заблуждение», как огромное разнообразие борющихся друг с другом убеждений и сект, что в большинстве случаев приводило только к кровавым войнам и геноциду, и в буквальном смысле этого слова к уничтожению одной части человечества другою его частью; и становится очевидным и неоспоримым фактом, что посредством прибавления к этим сектам новосозданных мы добавляем еще большее количество противников для борьбы и разрывания друг друга на кусочки, если не сейчас, то в не очень отдаленном будущем. И в этом случае мы становимся ответственными за их действия. Пропаганда и обращение (в другую веру) – это плодоносные семена, посеянные для совершения будущих преступлений, это odium theologicum, возбуждающий религиозную ненависть, что связано как с «совершенством», так и с «не-совершенством» любой религии – и это самое плодотворное, равно и как самое опасное для мира во всем человечестве. В христианском мире, где голод взывает о помощи на каждом перекрестке, где его непосредственные результаты – пауперизм, порок и преступление – наполняют землю безысходным отчаянием, – огромные денежные средства ежегодно расходуются на совершенно неприбыльное и грешное занятие прозелитизмом. И с этой очаровательной несовместимостью, которая всегда была характерна для христианских церквей, те же самые епископы, несколько десятков лет назад возражавшие против постройки железных дорог по причине того, что это – мятеж против Бога, которому совершенно не хотелось, чтобы человек передвигался так же быстро, как ветер; и они же самые возражали против такого нововведения, как телеграф, утверждая, что это есть искушение Промысла Божиего; и даже применение анестезии в акушерстве, «под той отговоркой, – как сообщил нам профессор Дрейпер, – что это была нечестивая попытка избежать проклятия, объявленного против всех женщин в Бытие 3:16», – те же самые епископы не колебались вмешиваться в работу Промысла Божьего, когда это касалось «язычников». Разумеется, если Промысел Божий решил так, что женщинам следует претерпевать страдания из-за греха Евы, то, наверное, также ему хотелось бы, чтобы мужчина, рожденный язычником, оставался им, как это было предопределено. Неужели они считают, что миссионеры мудрее Бога и что они способны исправить свои ошибки; и при этом не восстают против Промысла Божьего и его неисповедимых путей? Однако оставим в стороне эти вопросы, такие же тайные для них, как и для нас: рассматривая так называемое «обращение», но с его практической точки зрения, мы утверждаем, что тот, кто, имея сомнительные основания, что поскольку для него это истина, то это должно быть истиной и для всех остальных, трудится над обращением в другую веру своих ближних, – то он просто занимается нечестивой работой, выращивая и воспитывая будущих Каинов.

Действительно, наша «любовь к человеку» должна быть довольно сильной и достаточно интуитивной, чтобы потушить в нас ту искру эгоизма, которая – главный движитель нашего желания навязывать своему собрату и ближнему наши религиозные убеждения и точки зрения, которые мы «считаем (до поры до времени) истинными». Это очень важно – иметь достойный Идеал, но все-таки намного величественнее – быть достойным его; и где же тот мудрый и безгрешный человек, который может показать другому человеку, причем без страха ошибиться, что или кто должен стать его идеалом? Если, как утверждает нам теист, «Бог – все во всем», – тогда он должен находиться в каждом идеале – какая бы ни была его природа, если это не расходится с признанной моралью и не производит плохие результаты. Таким образом, станет ли этот Идеал Богом, поиском Истины всем человечеством, или, как это красноречиво показал Джон Стюарт Милль, просто нашей собственной страной, во имя этого идеала человек не только работает, но и сам становится лучше, создавая таким образом образец нравственности и набожности для остальных, чтобы они следовали его примеру; какое дело до него его ближним, если этот идеал будет химерической утопией, абстракцией или даже неодушевленным предметом в виде идола или куска глины?

Давайте не будем вмешиваться в естественное влечение человека к религиозному или нерелигиозному убеждению больше, чем нам следовало бы вмешиваться в его частные мысли, чтобы, поступив так, мы не создали больше заблуждения, чем блага, и тем самым заслужили бы проклятия. Если бы религии были настолько же безвредны и невинны, как цветы, с которыми сравнивает их автор, то нам не пришлось бы высказывать ни одного слова против них. Пусть же каждый «садовник», заботящийся о своих собственных растениях, не будет вынужден нехотя отвечать на вопросы незваных гостей о достоинствах своего цветника, и тогда все останутся довольны. Поскольку теизм в популярном понимании, несомненно, обладает своею особенной красотой, то ревностному теисту он может показаться «самым благоуханным цветком в религиозном саду». Тем не менее атеисту он может показаться не красивее колючего чертополоха; и у теиста права брать на себя оценивать его мнение не больше, чем у атеиста винить его в ужасных воззрениях. Несмотря на красота, неблагодарная задача прививать розу на чертополох, поскольку в девяти случаях из десяти роза потеряет свой аромат, и оба растения примут форму чудовищного гибрида. Природа экономна, и поэтому все в ней находится на нужном месте. У нее своя особая цель и одинаковые возможности для как Бога, так и для дьявола, только на разных уровнях – если мы позволим всему этому двигаться своим естественным путем. Самая благоуханная роза часто имеет самые острые колючки; а цветы чертополоха, если их как следует выжать, дают мазь, при помощи которой можно исцелить раны, нанесенные жестокими шипами этой самой красивой розы.

По моему скромному разумению, единственная «Совершенная» религии Человечества – это добродетель, нравственность, братская любовь и нежное сострадание к каждому живому существу, будь то человек или животное. Это – общая платформа, предлагаемая нашим Обществом во всем; и самые фундаментальные различия между религиями и сектами тонут вреди мелких деталей проблемы примирения человечества, собирания всех совершенно разных рас и народов в единую семью и приведения их к убеждению, что самая важная необходимость этом мире скорби – воспитание и усиление чувства братского сострадания и терпимости, если не настоящей любви. Для этого воспользуемся нашим девизом: «Основной принцип здесь – единство; в отсутствии совершенства – полная свобода; во всех делах – милосердие», и мы говорим эти слова всем и каждому в отдельности: «Придерживайся религии своих праотцов, какая бы она ни была… если ты чувствуешь, что привязался к ней, Брат; думай же своими мозгами, если таковые у тебя имеются; будь всегда самим собой – кем бы ты ни был, если только ты действительно не плохой человек. И всегда помни, что волк в собственной шкуре – неизмеримо честнее, чем то же самое животное, но в шкуре овцы».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.