1126

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1126

ни глянь внизу подо мной далями, и чувствовал себя так, точно мое бренное тело, каким я привык его ощущать, было лишь головой большего тела, состоявшего из того, что я вижу. Вселенная бесстрастно взирала на себя самое моими глазами.

Это ощущение вызвало всплеск в памяти. Мысленно я устремился в прошлое: позади осталось начало моей поездки в Перу, детские годы, мое рождение… Я познал, что, по сути дела, моя жизнь началась не с зачатия и рождения на этой планете. Она началась значительно раньше, с образованием моего действительного тела, самой Вселенной.

На меня всегда наводило тоску учение об эволюции, однако сейчас, когда я мысленно продолжал движение назад во времени, мне стало приходить на ум все, что было прочитано на этот счет, в том числе и разговоры с моим приятелем, похожим на Рено. Я вспомнил, что как раз эта тема его и интересовала – эволюция.

Все мои знания, казалось, слились воедино с нахлынувшими на меня совершенно реальными воспоминаниями. Все, что происходило во Вселенной, каким-то образом всплывало в памяти, и эти воспоминания позволяли взглянуть на эволюцию по-новому.

Я увидел, как в результате взрыва первичной материи образовалась Вселенная, и понял, как и отмечалось в Третьем откровении, что материю на самом деле никак нельзя считать твердой. Материя – это всего лишь энергия, которая испытывает определенный уровень колебаний, и вначале существовала только простейшая форма ее колебаний -элемент, называемый нами водородом. Из этого поначалуи состояла Вселенная – один водород.

Я наблюдал, как атомы водорода начали притягиваться друг к другу, словно главенствующий первоисточник, творческое начало этой энергии было готово начать переход к более сложному состоянию. И когда сгустки водорода в достаточной степени уплотнились, он стал нагреваться и гореть, чтобы превратиться в то, что мы называем звездой. При горении атомы водорода сливались между собой, пе-реходя на более высокий уровень колебаний, и образовывали элемент, который назван нами гелием.

Я продолжал смотреть, а первые звезды уже старели и в конце концов взрывались, извергая оставшийся водород и вновь образованный гелий во Вселенную. И весь процесс начинался снова. Водород и гелий притягивались друг к другу до тех пор, пока не нагревались до температуры, необходимой для образования новых звезд, после чего, в свою очередь, начали слияние атомы гелия, образуя элемент литий с еше более высоким уровнем колебаний.

Каждое новое поколение звезд создавало вещество, которого раньше не было, и этот процесс продолжался все дальше и дальше, пока не образовалась и не оказалась рассеянной повсюду материя – все основные химические элементы. От элемента водорода, простейшей формы колебания энергии, материя прошла путь развития до углерода, уровень колебания которого чрезвычайно высок. Теперь все было готово для последующего этапа эволюции.

После рождения нашего Солнца на орбиту вокруг него попали сгустки материи, и один из сгустков – Земля, содержал все только что образованные элементы, в том числе и углерод. По мере охлаждения Земли на ее поверхность вышли некогда зажатые в расплавленной массе газы, которые, смешавшись друг с другом, образовали водяной пар. Прошли проливные дожди, и безжизненная в то время кора покрылась океанами. После того как вода заняла большую часть поверхности Земли, небо прояснилось, и ярко полыхающее Солнце залило новый мир светом, теплом и радиацией.

А в неглубоких озерцах и водоемах, в среде мощных грозовых разрядов, которые то и дело прокатывались по планете, материя, миновав колебательный уровень углерода, достигла еше более сложного состояния и вышла на уровень колебания аминокислот. Однако новый уровень колебания и по внутреннему строению, и по сути своей впервые оказался неустойчивым. Материи стало необходимым постоянно поглощать другую материю, чтобы поддер жать свое колебательное движение. Она стала нуждаться в пише. Появилась жизнь, начался новый виток эволюции.

На моих глазах эта жизнь, которая была только в воде, разделилась на две различные формы. Одна, которую мы называем растительной, существовала за счет неорганических веществ, обращая эти частииы в пищу при помощи двуокиси углерода, содержавшегося поначалу в атмосфере. В качестве побочного продукта растения впервые стали выделять в окружающую среду чистый кислород. Растительная жизнь быстро распространилась в океанах, а в конечном счете и на суше.

Другая форма жизни – та, которую мы зовем животной – для поддержания своего уровня колебаний поглощала только существа органического происхождения. Животные на глазах заполнили океаны в великую эпоху рыб, а когда растения выделили достаточно кислорода в атмосферу, стали перебираться на сушу.

Я видел, как амфибии – наполовину рыбы, наполовину нечто новое – в первый раз вышли из воды и начали дышать воздухом через легкие. Затем материя сделала еще один скачок вперед, и появились пресмыкающиеся. Они во множестве распространились на Земле в великую эпоху динозавров. Потом появились теплокровные млекопитающие, которые подобным же образом расплодились по Земле. И для меня стало ясно, что каждый из появлявшихся новых видов материи знаменует собой продвижение жизни – материи – на следующий, более высокий уровень колебания. И вот это движение завершилось. На вершине его встал род человеческий.

Человечество. Видение исчезло. В один миг передо мной прошла вся история эволюции, история того, как материя, которая появилась и развивалась словно по какому-то предначертанному плану, устремлялась к уровням колебания все более высокого порядка, создав в итоге необходимые условия для появления людей, для появления каждого из нас…Я сидел там, на горе, и был близок к пониманию того, как эта эволюция проявлялась дальше в жизни людей. Она была каким-то образом связана с совпадениями жизненных обстоятельств. Нечто, имеющее отношение к этим событиям, вело нас по жизни и формировало более высокий уровень колебания, которым был обусловлен и ход самой эволюции. Однако, как я ни старался, полностью понять это мне не удалось.

Преисполнившись покоя и полноты чувств, я долго просидел на скалистом утесе. Потом вдруг я осознал, что солнце начинает клониться к западу. Я разглядел какой-то поселок на северо-западе примерно в миле отсюда. Можно было даже различить очертания крыш. Дорога, которая петляла по западному склону, похоже, вела как раз туда.

Я встал и начал спускаться по камням. Я громко рассмеялся, потому что еще сохранял единство с окружавшей меня природой, и было такое ощущение, что я иду по краю собственного тела и, более того, исследую его отдельные участки. От этого просто голова шла кругом.

Спустившись с утеса, я стал пробираться между деревьями. Полуденное солнце отбрасывало длинные тени на лесную подстилку. Пройдя половину пути, я оказался среди могучих деревьев, стоявших очень близко друг к другу: здесь я ощутил необыкновенное чувство легкости и точности движений. Я остановился и стал пристально вглядываться в деревья и кусты, обратив все свое внимание на их красоту. Вокруг каждого растения были заметны проблески белого свечения и что-то вроде розоватого ореола.

Я двинулся дальше и вышел к ручью: исходившее от него бледно-голубое сияние наполнило меня еше большим покоем и даже какой-то дремотой. Так я продолжал свой путь через долину и вверх по другому склону, пока не выбрался к дороге. Поднявшись на покрытое гравием полотно, я как ни в чем ни бывало зашагал по обочине на север.

Неожиданно я заметил впереди человека в платье священника, который вот-вот должен был скрыться за поворотом. При виде этого человека меня охватил трепет. Не испытывая никакого страха, я рысцой побежал вперед, чтобы заговорить с ним. Казалось, я точно знаю, что сказать и как себя вести. У меня было ощущение, что все складывается как нельзя лучше. Однако, к моему удивлению, священник исчез. Справа в долину спускалась дорога, но на ней никого не было. Я пробежал немного вперед по главной дороге, но там тоже никого не увидел. Я собрался повернуть назад и вернуться обратно, но поселок лежал впереди, поэтому я продолжал идти в том же направлении. Но все же мысленно несколько раз возвращался к оставленной мной дороге в долину.

Пройдя еще сотню метров, за поворотом я услышал рев двигателей. За деревьями показалась колонна военных машин, которые быстро приближались. На какое-то мгновение я заколебался, полагая, что можно было бы и не отступать, но потом вспомнилась вся эта жуткая стрельба на склоне.

Времени осталось только на то, чтобы метнуться с дороги вправо и залечь. Мимо пронеслось десять джипов. Место, где я укрылся, было совершенно открытое, и оставалось лишь надеяться, что никто не посмотрит в мою сторону. Машины промчались метрах в шести: меня обдало выхлопными газами, и можно было разглядеть даже выражение лиц военных.

К счастью, никто не обратил на меня внимания. Когда машины были уже далеко, я ползком пробрался за большое дерево. Руки тряслись, а от ощущения покоя и сопричастности не осталось и следа. Внутри все опять сжалось от уже знакомого чувства страха. Наконец я крадучись снова вскарабкался на полотно дороги. Но опять донесся рев моторов, и я кубарем скатился по склону, а мимо на полном, ходу промчались еше два джипа. Подступила тошнота.

На этот раз, возвращаясь туда, откуда пришел, я держался подальше от дороги и передвигался с большой опаской. Показалась дорога, ведущая вниз. Сперва напряженно прислушавшись, я решил пройти лесом рядом с ней и, срезав угол, спуститься назад в долину. Тело снова налилось тяжестью. Ну чем я занимаюсь, спрашивал я себя. Зачем меня понесло на дорогу? Должно быть, я не в себе, еще в шоке от той стрельбы, еше нахожусь в какой-то эйфории. Надо взять себя в руки, решил я. Необходимо соблюдать осторожность. При малейшей оплошности тебя могут здесь убить!

Я замер. Впереди, метрах в тридцати, сидел священник. Он расположился под огромным деревом, окруженном валунами. Пока я стоял, уставившись на него, он открыл глаза, и его взгляд упал прямо на меня. Я отпрянул, но он лишь улыбнулся и сделал мне знак подойти.

Я с опаской приблизился. Он сидел не шевелясь – высокий худощавый мужчина лет пятидесяти. Коротко подстриженные волосы подходили по ивету к его карим глазам.

– Похоже, вы нуждаетесь в помощи, – заговорил он на прекрасном английском языке.

– Кто вы? – спросил я.

– Я – падре Санчес. А вы кто?

Я объяснил, кто я и откуда, и, пошатываясь, опустился на одно колено, а потом тяжело осел на землю.

– Вы были в Кула, когда все это случилось? – спросил он.

– Что вам об этом известно? – осторожно осведомился я, не зная, можно ли доверять священнику.

– Я знаю, что кое-кто в правительстве пышет злобой, – проговорил он. – Они не хотят, чтобы Манускрипт был предан гласности.

– А почему?

Падре поднялся и взглянул на меня сверху вниз:

– А почему бы вам не пойти со мной? Ло нашей миссии всего полмили. V нас вы будете в безопасности.

Я с трудом встал на ноги и, понимая, что выбирать не приходится, кивнул в знак согласия. Падре Санчес неторопливо пошел по дороге, обращаясь со мной почтительно и непринужденно. Он взвешивал каждое слово.

– Военные все еще разыскивают вас? – спросил он между прочим.

– Не знаю.

Несколько минут он молчал, а потом спросил:

– Вы ищете Манускрипт?

– Больше уже не ищу, – проговорил я. – Сейчас я хочу лишь пережить все это и уехать домой.

Священник ободряюще кивнул, и я почувствовал, что начинаю доверять ему. Что-то в его участии и теплом отношении произвело на меня впечатление. Он напомнил мне Уила. Вскоре мы подошли к миссии. Она представляла собой несколько маленьких домиков, обращенных во двор, где стояла небольшая церквушка. Место, где была расположена миссия, отличалось удивительной красотой. Когда мы пришли туда, он сказал что-то по-испански находившимся во дворе людям в сутанах, и они торопливо разошлись. Я пытался проследить, куда они направились, но навалилась такая усталость, что я перестал что-либо соображать. Священник отвел меня в один из домиков.

Внутри была небольшая гостиная и две спальные комнаты. В камине горел огонь. Вскоре после нас вошел еще один священник, в руках у которого был поднос с хлебом и супом. Я поел, превозмогая усталость, а Санчес в это время вежливо сидел рядом на стуле. Затем по его настоянию я растянулся на одной из кроватей и погрузился в глубокий сон.

Утром, проснувшись и выйдя во двор, я тут же обратил внимание на царившую там безупречную чистоту. Гравийные дорожки были размечены ровно посаженными кустами и живыми изгородями. Казалось, все устроено так, чтобы в полной мере подчеркнуть их естественные очертания. Ни одно растение не было подстрижено.

Я потянулся, и тогда напомнила о себе накрахмаленная рубашка. Она была сшита из грубой хлопчатобумажной ткани и немного натирала шею, хотя была свежая и только что отглаженная. Когда я некоторое время назад проснулся, два священника налили в таз горячей воды и принесли чистую одежду. Помывшись и одевшись, я прошел в другую комнату и обнаружил на столе горячие булочки и сушеные фрукты. Я жадно набросился на еду, а священники стояли поодаль. После завтрака они ушли, а я вышел на улицу.

Подойдя к одной из каменных скамей, обращенных во двор, я сел. Солнце только поднималось над кронами деревьев, и я ошушал на лице приятное тепло.

– Как спалось? – послышался сзади чей-то голос. Обернувшись, я увидел падре Санчеса, который стоял вытянувшись как струна и смотрел на меня сверху вниз.

– Очень хорошо, – ответил я.

– Позвольте присоединиться к вам?

– Конечно.

Несколько минут мы оба молчали. Молчание так затя-нулось, что я почувствовал себя неловко. Я не раз бросал на него взгляд, готовясь что-нибудь сказать, но он продолжал смотреть на солнце, чуть склонив голову набок и прищурившись.

В конце концов он заговорил:

– Чудесное место вы здесь нашли. – Надо полагать, он имел в виду эту скамью в этот утренний час.

– Послушайте, – обратился я к нему, – мне нужен ваш совет. Как для меня безопаснее всего вернуться в Штаты?

Священник серьезно взглянул на меня:

– Не знаю. Это зависит от того, насколько опасным человеком вас считают власти. Расскажите, как вы оказались в Кула.

Я рассказал ему все, начиная с того момента, когда я впервые услышал о Манускрипте. Моя недавняя эйфория на вершине казалась теперь надуманной фантазией, поэтому я лишь вкратце упомянул о ней. Однако Санчес тут же стал расспрашивать об этом.

– Что вы делали после того, как ваш преследователь ушел, не заметив вас?

– Я просто просидел там несколько часов. Наверное, приходил в себя.

– А какие еще у вас были ощущения? – не отступал священник.

Я смущенно пожал плечами, а потом решил попробовать рассказать, что это были за чувства.

– Это с трудом поддается описанию, – начал я. – Я ошушал необыкновенную эйфорическую сопричастность всему сущему, всеобъемлющее чувство безопасности и уверенности в себе. Я уже не чувствовал усталости.

Он улыбнулся:

– Вы приобщились к сокровенному. Многие рассказывают, что испытали нечто подобное в том лесу на вершине.

Я нерешительно кивнул.

Падре посмотрел мне прямо в глаза:

– Это переживание, о котором непременно упоминают мистики любой религии. Вы читали о чем-нибудь подобном?

– Читал много лет назад.

– Но до вчерашнего дня это было лишь умственное представление?

– Думаю, что да.

К нам подошел молодой свяше?-1ник, который поприветствовал меня, а потом что-то прошептал Санчесу. Падре утвердительно кивнул, и юноша, повернувшись, удалился. Мой собеседник принялся наблюдать за каждым действием своего юного собрата. Тот пересек двор и прошел на небольшой, похожий на парк, участок метрах в тридцати от нас. Только сейчас я обратил внимание, что там тоже необычайно чисто и растет множество самых разных растений. Юноша несколько раз переходил от одного места к другому, ненадолго задерживаясь на каждом, словно ища что-то, и наконец опустился на землю. Похоже, он собирался выполнять какое-то упражнение.

Санчес улыбался – по-видимому, он остался доволен юношей, – а затем переключил внимание на меня.

– Я считаю, что для вас, наверное, небезопасно предпринимать попытки вернуться домой прямо сейчас, – ска •ч. зал он. – Но я постараюсь выяснить, какова ситуация и что слышно о ваших друзьях. – Он встал и повернулся ко мне. – Меня ждут дела. Пожалуйста, поймите: мы поможем вам, насколько это в наших силах. А пока надеюсь, что вам будет удобно здесь. Отдыхайте и набирайтесь сил.

Я согласно кивнул.

Священник сунул руку в карман, вытащил какие-то бумаги и передал мне:

– Это Пятое откровение. В нем говорится примерно о том же, что испытали вы. Думаю, это может показаться вам интересным.

Я неохотно взял бумаги, а он продолжал:

– Как вы поняли последнее откровение, которое вам довелось прочитать?

Я ответил не сразу. Не хотелось думать о манускриптах и откровениях. Наконец я проговорил:

– Мы все вовлечены в некую борьбу за обладание энергией друг друга. Когда кому-то из нас удается склонить кого-то к своей точке зрения, эти люди начинают отождествлять себя с нами, в результате чего их энергия переходит к нам, и мы чувствуем себя сильнее.

Падре Санчес улыбнулся:

– Значит, проблема в том, что каждый человек старается подчинить себе другого и манипулировать им из-за энергии, нехватку которой мы ощущаем?

– Совершенно верно.

– Но ведь есть выход, есть другой источник энергии?

– Да, так утверждалось в последнем откровении.

Он кивнул и как ни в чем не бывало направился к церкви.

Какое-то время я сидел, упершись локтями в колени и не обращая внимание на перевод. Я по-прежнему колебался. События последних двух дней поубавили во мне энтузиазма, и я предпочитал думать о том, как вернуться в Штаты. И тут я заметил, что в том самом леске напротив молодой священник встал и неторопливо перешел на другое место,