Глава 6

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 6

Проснулся Молигрубер рывком, охваченный внезапно налетевшим страхом. «Боже правый, – воскликнул он, – я опоздал на работу, теперь меня уволят, и придется жить на пособие по безработице». Он опрометью сорвался с постели, да так и прирос к полу, изумленно воззрившись на роскошную меблировку комнаты и раскинувшийся за огромным окном восхитительный пейзаж. Но мало-помалу все вернулось на свои места. Он был свеж и бодр, как никогда в жизни – как никогда в жизни? Тогда где же он теперь? В жизнь после смерти он не верил, но уж умер-то он наверняка, так что, по-видимому, ошибался, и жизнь после смерти все-таки есть.

В комнату с приветливой улыбкой вошел человек и произнес: «Так это ты один из тех, кто не прочь позавтракать? Ты ведь любишь вкусно поесть, верно?» При одном напоминании о еде в животе у Молигрубера заворчало. «А то как же, – ответил он. – Не пойму, как вообще можно прожить без съестного. Поесть я люблю, и чтобы побольше, но вот этого мне как раз всегда недоставало. – Он чуть помедлил, потупившись, и добавил: – Я жил на одном кофе и гамбургерах – на том, что подешевле. А больше, собственно, и есть было нечего, разве что краюха хлеба перепадет. Эх, как бы я хотел наесться до отвала!» «Что ж, закажи, что нравится, и получишь», – ответил человек, окинув его взглядом. Молигрубер растерялся – сколько всевозможных заманчивых названий мелькало перед его глазами в меню, вывешенных у дверей отелей и ресторанов. Как там у них было? На мгновение он задумался и чуть не замурлыкал, припомнив один совершенно особый завтрак, зазывно манивший зайти в очень классное местечко. Почки под острым соусом, яичница, тост – словом, уйма всякой всячины. О некоторых блюдах он и понятия не имел, другие никогда не пробовал. Тут его собеседник неожиданно улыбнулся и сказал: «Все ясно, ты создал очень яркий образ, так что получай заказ». С этими словами он рассмеялся и вышел из комнаты.

Молигрубер проводил его взглядом, недоумевая, с чего это он так поспешно удалился. А как же завтрак? Сам же попросил его заказать завтрак, а потом вдруг взял и вышел.

Невесть откуда возникший нежнейший аромат заставил Молигрубера резко обернуться. Прямо за его спиной стоял накрытый нарядной белой скатертью стол. Салфетка, столовое серебро, поразительной красоты тарелки, – все было на своих местах, а при виде красовавшихся на столе блюд, накрытых сверкающими металлическими крышками, глаза у него просто полезли на лоб.

Неверной рукой он приподнял одну из крышек, и восхитительный запах едва не лишил его чувств. Ничего подобного он в жизни не едал. Виновато оглянувшись – неужто все это богатство ему одному, – он уселся за стол, наспех заткнул салфетку за воротничок и приступил к делу. Довольно долго в комнате раздавалось одно лишь усердное чавканье – зубы Молигрубера старательно перемалывали колбасу, печенку, почки, яичницу, и много чего другого. Затем он с хрустом разгрыз поджаренный гренок, за которым одна за другой последовали несколько чашек чаю. Совсем не похоже на кофе, и, пожалуй, даже вкуснее. Такого он раньше никогда не пробовал.

Прошло немало времени, прежде чем он тяжело встал из-за стола и снова прилег, чтобы перевести дух. От всего съеденного неудержимо клонило в сон, и он расслабленно развалился в постели, погрузившись в сладкую дремоту. Во сне перед ним проплывали мысли о Земле. Он думал о том, как тяжко ему там жилось, думал об отце, которого никогда не знал, о беспутной матери, о том, как он сбежал из дому и сначала работал на свалке, а потом на свой манер «выбился в люди», обзаведясь мусорной тележкой и став подметальщиком улиц. А мысли все кружили, возвращаясь то к одному, то к другому образу. Внезапно открыв глаза, он обнаружил, что стол со всеми его красотами бесследно исчез, а напротив него сидит тот самый доктор, которого он видел вчера.

«Ну, сынок, – промолвил врач, – нагрузился ты основательно. Ты, конечно, знаешь, что ни в одном из здешних миров или уровней существования пища не нужна. Это не более чем атавизм, бесполезная привычка, перенесенная с Земли, где без еды не обойтись. Здесь же всю пищу, всю подпитку, всю энергию мы получаем из окружающей среды. Ты и сам скоро обнаружишь, что делаешь то же самое, ибо все съеденное тобой – всего лишь иллюзия, а приток энергии ты получил в совершенно иной форме. Однако теперь нам пришла пора обстоятельно побеседовать, а тебе – многое узнать. Присядь или приляг и послушай, что я тебе скажу».

Молигрубер устроился поудобнее и стал слушать.

«Род человеческий – это эксперимент, затеянный в пределах одной отдельно взятой Вселенной, в которой Земля была не более чем крохотным неприметным закоулком. Само же человечество было всего лишь временной телесной оболочкой для бессмертных душ, которым надлежало пройти испытания невзгодами и суровой дисциплиной через обитание в физическом теле, ибо в том, что именуется духовными мирами, таких невзгод не существует.

Те или иные духовные сущности всегда дожидаются своего рождения в земном теле, но этому должна предшествовать тщательная подготовка. Во-первых, следует определить, что именно должна будет усвоить та или иная сущность, затем – какие обстоятельства должны преобладать в ее земной жизни с тем, чтобы сущность извлекла из жизни на Земле максимальную пользу».

Покосившись на Молигрубера, доктор заметил: «Да ты, похоже, ничего об этом не знаешь».

Молигрубер поднял глаза на собеседника: «Что верно, то верно, док. Я только знаю, что люди в грязи и крови рождаются на свет, сколько-то там лет мордуются на земле, а потом умирают, их зарывают в яму, и на этом конец. – И, спохватившись, добавил: „По крайней мере так я думал до сих пор“.

„Да и трудно думать иначе, если не имеешь никакого представления о том, каково истинное положение дел. По твоему разумению, приходит на свет человек или рождается ребенок, потом он живет и умирает, и на этом все. Но дело обстоит совершенно иначе. Об этом я и собираюсь рассказать“.

И вот что рассказал врач:

Земля в этой Вселенной – это лишь неприметный уголок, да и сама наша Вселенная – такой же неприметный уголок в гигантском водовороте других вселенных, бурлящих жизнью в самых разнообразных ее проявлениях и предназначениях. Но для людей значение имеет только то, что происходит с ними в данный момент. Все это похоже на школу. Вот рождается на свет ребенок. Со временем он усваивает от своих родителей различные навыки, обучается основам речи, перенимает их поведение, культуру. Затем, достигнув определенного возраста, ребенок идет в начальную школу и отсиживает положенные ему уроки, на которых вконец издерганный учитель безуспешно пытается утихомирить шалунов до последнего звонка. Первый школьный семестр мало что значит – так же, как и первая жизнь человека на Земле.

Шаг за шагом ребенок переходит из класса в класс, каждый из которых важнее предыдущего, до тех пор, пока ступени школьного образования не приводят его одна за другой к вершине личных достижений, какова бы она ни была – медицинское училище, юридический колледж или заурядный ученик слесаря. При этом неважно, чему именно человек учится или какие экзамены сдает. К слову сказать, некоторые слесаря зарабатывают побольше врачей. Положение, занимаемое человеком на Земле, – сплошная фикция. Совершенно неважно, кем были его родители. В последующей жизни имеет значение лишь то, КАКИМ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК СТАЛ. Высокообразованный джентльмен, преисполненный добра и благородства, может быть на Земле сыном простого слесаря. Другой, будь он хоть куратором музея, пользующимся всеми преимуществами высокого рождения, может быть хуже свиньи по своим манерам или их отсутствию. Земные ценности ложны, совершенно ложны. Значение имеют лишь ценности, действующие после жизни.

На заре нынешнего Витка цивилизации, когда всем безраздельно правил грубый примитив, человек постигал житейскую науку, круша дубиной чужие головы, чтобы уберечь собственную. Иногда противоборство разгоралось между простецами-крестьянами или батраками, иногда – между высокородными рыцарями в королевских дворцах. Но как и когда тебя убивали – неважно. В любом случае ты умирал и переходил в иную жизнь.

Однако по мере того, как мир на этом Витке бытия обретает все большую зрелость, выпадающие на долю человека стрессы и перегрузки становятся все более изощренными. Один занимается бизнесом, и на его голову обрушивается вся ненависть, зависть и мелочность конторской жизни, вся беспощадность конкуренции в драке за покупателя автомобилей или страховых полисов. И так происходит в любом другом ремесле или профессии, где присутствует конкурентная борьба. В современном обществе не принято проламывать ближнему голову. Вместо этого надлежит вежливенько всадить ему нож в спину. Скажем, если вы, писатель, невзлюбили по какой-то причине своего собрата по перу, то сговоритесь с парочкой других писателей и сообща подставьте свою жертву. Выдвиньте против нее кучу вздорных обвинений, подключите к делу какого-нибудь резвого газетчика, заплатите ему кругленькую сумму, а если он не дурак выпить, тогда поите и кормите его до отвала, и тогда он настрочит статейку о вашем недруге, а другие писаки и репортеришки – вот уж гнусное ремесло – заглотают наживку и не пожалеют сил, чтобы совсем угробить писателя, которого сами не читали и о котором слыхом не слыхивали. И все это называется цивилизацией».

Доктор немного помолчал: «Надеюсь, тебе все это понятно. Если же нет, то лучше останови меня. Я просто должен что-то тебе преподать, а то, похоже, ты в своей земной жизни так ничего и не усвоил».

Молигрубер только молча кивнул – в голове была полная сумятица, и доктор продолжил:

«После того, как в астральном мире будет определено, что требуется усвоить человеку, для него подбираются обстоятельства рождения и подходящие родители. И как только муж и жена на Земле выполнят то, что им положено, пребывающая в астральном мире сущность полностью готова к рождению, „умирает“ для астрального мира и перемещается в мир земной в облике новорожденного младенца. Шок, испытываемый приходящим на свет ребенком, почти всегда столь силен, что он начисто забывает о своей прежней жизни, и потому от людей часто приходится слышать: „А я не просился рождаться на свет, и нечего меня за это винить!“

Свой смертный час на Земле человек встречает, придя к определенному уровню постижения, возможно даже получив некоторое представление о метафизике, и таким образом обретает познания, которые пригодятся ему в следующем мире. Что до тебя, Молигрубер, то ты, судя по всему, редкостный невежда в том, что касается жизни после смерти, а посему слушай внимательно».

Если человек успел прожить на земном трехмерном уровне лишь несколько считанных жизней, то, когда он покидает Землю или, как ошибочно принято считать, «умирает», его астральное тело или душа – назовем ее как угодно – попадает в низший астральный мир, отвечающий познаниям вновь прибывшей особы. Ведь когда подросток или взрослый человек слабоват в науках, то ему прямая дорога в вечернюю школу, ибо если он не получит приличного образования, ему вовек не выбраться из низов общества. Точно так же обстоит дело и в астральных мирах, которым несть числа. Каждый из них отвечает тому или иному типу личности. Здесь, в низшем астральном мире четвертого измерения, тебе предстоит узнать основы метафизики, научиться мысленно сотворять для себя одежду, пищу и все необходимое. А еще тебе предстоит отправиться в Зал Памяти, где ты увидишь все, что сделал в минувшей жизни, и сам станешь собственным судьей. И не побоюсь сказать, что нет на свете более строгого судии, чем собственная Высшая сущность человека. Высшую сущность можно уподобить душе. Словом, в данной сфере бытия существует около девяти «измерений». Придя в конечном итоге к своему девятому воплощению или Высшей сущности, личность готова к восхождению в высшие сферы и постижению более высоких истин. Люди или сущности всегда устремлены вверх, подобно тянущимся к свету растениям.

Наш мир принадлежит к низшему астралу, и здесь тебе предстоит усвоить множество уроков. Ты отправишься в школу, где многое узнаешь о жизни на Земле и жизни в астрале. В дальнейшем ты сам будешь решать, какие уроки тебе нужны более всего. А когда все будет четко определено, ты сможешь вернуться на Землю к подходящим родителям, и есть надежда, что на сей раз у тебя будет больше возможностей занять более высокое положение в земном обществе, – я говорю о более высоком положении души, а не о принадлежности к высшему классу общества. Есть надежда, что в грядущей жизни ты сумеешь многому научиться, так что, снова покинув свое земное тело, ты вернешься не сюда, а взойдешь на одну, две, а то и три ступени выше этого «уровня».

Чем выше ты поднимаешься по ступеням астральных уровней, тем интереснее обретаемый тобою опыт и тем меньше страданий выпадает на твою долю, однако ко всему этому следует подходить осторожно, постепенно и без лишней спешки. К примеру, окажись ты вдруг в астральном мире, расположенном двумя-тремя ступенями выше нашего, тебя бы попросту ослепили яркие эманации, исходящие от Стражей того мира, поэтому чем скорее ты постигнешь то, что должен постигнуть, тем скорее сможешь вернуться на Землю и подготовить себя к более высокой ступени.

Представим, что трехмерную Землю, откуда совсем недавно прибыл и ты сам, покинул некий в высшей степени добродетельный человек. Если ему присуща подлинно высокая духовность, то он может подняться двумя-тремя ступенями выше, не встретив там такого сурового приема, как тот, с каким ты столкнулся на этом уровне. Скажем, чтобы подкрепиться, ему не пришлось бы рисовать в воображении различные блюда. Его телесная сущность впитывала бы всю необходимую ей энергию из окружающей среды. Тебе это тоже по силам, но ты пока несведущ в такого рода вещах и ничего не смыслишь в духовности, разве что способен признать тот факт, что до сей поры не верил в существование жизни после смерти. На том уровне, где ты сейчас находишься, обитает великое множество тех, кто подобно тебе не верил в жизнь после смерти, и здесь они именно для того, чтобы узнать, что такая жизнь есть!

В дальнейших инкарнациях ты будешь восходить все выше и выше. С каждым разом, умирая в земном мире и возрождаясь в мире астральном, ты будешь подниматься на более высокую ступень, а промежутки между очередными инкарнациями будут становиться все более продолжительными. Взять хотя бы твой случай. Допустим, уволили тебя на Земле с работы. Ну, в твоем ремесле никогда не было недостатка в вакансиях, и уже на другой день ты мог бы получить аналогичную работу. Зато будь ты профессором или чем-нибудь в этом роде, тебе пришлось немало потрудиться, чтобы найти подходящую работу, да и вряд ли она нашлась бы так скоро. Так и здесь. С того уровня, где ты находишься сейчас, тебя могут отправить на Землю через месяц-другой, но попадая на более высокие уровни, человек нуждается в более длительном отдыхе, чтобы восстановить силы после выпавших на его долю психических нагрузок.

Тут Молигрубер, резко выпрямившись, перебил собеседника: «Ну, док, все это мне пока не по зубам, так что придется основательно засесть за науку. А можно отсюда разговаривать с людьми на Земле?»

Доктор помолчал, не сводя с него пытливого взгляда: «Если речь идет о достаточно неотложном деле, то да, при определенных условиях и обстоятельствах с этого уровня можно вступить в контакт с обитателем Земли. А в чем дело?»

Не зная, куда девать руки, Молигрубер смущенно потупился, повертел пальцами и наконец выпалил: «Это все тот балбес, которому досталась моя старая тележка. Не нравится мне, как он с ней обращается. Я-то за ней смотрел, наждаком надраивал, она у меня чистенькая была, как игрушка. А этот мужик вывозил ее в дерьме. Вот я и хотел сказать начальнику конторы, чтобы он надавал тому типу хороших пинков сами знаете куда».

Вконец ошарашенный доктор возразил: «Но друг мой, именно этому тебе и следует научиться – не прибегать к насилию и не осуждать ближнего. Слов нет, весьма похвально, что ты так старательно ухаживал за своей тележкой, но ведь может же другой человек проводить свое время, как ему заблагорассудится. Само собой, ни о каком контакте с начальником ради такой чепухи не может быть и речи. Лучше бы тебе совсем забыть о прежней земной жизни. Ты ведь уже не там, а здесь, и чем скорее ты постигнешь эту жизнь и этот мир, тем скорее продвинешься вперед, ибо здесь твоя единственная задача – учиться с тем, дабы тебя можно было отправить на Землю в новой, высшей ипостаси».

Молигрубер растерянно забарабанил пальцами по коленям. Доктор не без любопытства наблюдал за ним, недоумевая, как это обитатели Земли могут, прожив немало лет, оставаться все той же «душой в бренной оболочке», едва осознавая, что творится вокруг них, ничего не ведая ни о прошлом, ни о будущем. Наконец он прервал молчание: «Ну, а теперь что?» Молиграбер, вздрогнув, поднял глаза: «Да я все раздумываю о том о сем и вообще-то понимаю, что умер. Так вот, если я умер, тогда почему я вроде как из плоти и крови? Я-то думал, что стал привидением. А привидению полагается быть прозрачным, что струйка дыма».

Доктор рассмеялся: «Ох, сколько раз мне уже задавали этот вопрос! Ответ куда как прост. В своем земном облике ты, в основном, состоишь из того же вещества, что и все другие люди, и потому друг для друга вы непрозрачны. Но если бы кто-нибудь – да хоть я сам – явился из астрального мира на Землю, то в глазах земных обитателей я был бы или совсем невидимым, или прозрачным. Но здесь мы с тобой состоим из одного материала, поэтому друг для друга мы обычные люди из плоти и крови, и вполне реальны все окружающие нас предметы. И запомни хорошенько, что, когда ты попадаешь на высшие уровни, частота твоих вибраций становится все выше, так что явись к нам сейчас кто-нибудь, скажем, с пятого уровня, то мы бы его просто не увидели. Будучи созданным из более тонкого материала, он был бы недоступен нашему взору».

Не в силах постигнуть все сказанное, Молигрубер в полной растерянности крутил пальцами.

Доктор промолвил: «Ты, похоже, так ничего и не понял».

«Нет, – ответил Молигрубер, – ровным счетом ничего».

Доктор вздохнул: «Ну хоть о радио ты должен что-то знать – ведь радио тебе приходилось слушать. Ты же знаешь, что приемник, работающий только в диапазоне AM, не берет станций на FM, и наоборот. Вот тебе и ниточка в руки. FM – это высокие частоты, a AM – низкие. Точно так же можно сказать, что мы на нашем уровне находимся в высокочастотном диапазоне, а обитатели Земли – в низкочастотном. Теперь-то ты должен понять, что на небесах и Земле есть много такого, о чем ты понятия не имеешь, но теперь ты здесь, и тебе предстоит кое-что узнать».

Молигрубер вдруг живо припомнил, как ходил в воскресную школу – правда, всего раз или два, но что-то в памяти все же осталось. В конце концов он оставил в покое пальцы и поднял глаза на собеседника: «А это правда, док, что в раю самым что ни на есть праведникам отведены места в первом ряду?»

Доктор безудержно расхохотался: «Силы небесные, и приходит же людям в голову такая чушь. Да ничего подобного. О человеке судят не по тому, к какой он принадлежит религии, а по тому, что у него на душе. Творит ли он добро ради самого добра или ради того, чтобы ему это зачлось после смерти? Вот вопрос, на который надо уметь дать ответ. Покинув земной мир, люди поначалу видят и испытывают все то, что вписывается в их представления о загробной жизни. Скажем, если ревностный католик воспитан на образах ангельских чертогов, где звучит небесная музыка, и сонмы святых играют на арфах, то, расставшись с земной жизнью, он именно это и увидит. Но едва он осознает, что все это – не более чем декорации, словом, чистая видимость, ему тотчас открывается Подлинная Реальность, и чем скорее он ее увидит, тем лучше для него». Он помолчал, не сводя пристального взгляда с Молигрубера. «Вообще-то людям вроде тебя присуща одна замечательная черта – у них нет никаких ложных представлений о том, что они могут здесь увидеть. У многих людей твоего склада разум открыт, иными словами, их не назовешь ни верующими, ни неверующими, а это куда лучше, чем рабская приверженность какому-то одному религиозному учению».

Сосредоточенно сведя брови на переносице, Молигрубер немного помолчал, затем промолвил: «Да уж, когда я был еще пацаном, меня застращали до смерти. Мне все твердили, что если я не буду делать того, что велено, то прямиком отправлюсь в ад, где толпа чертей проткнет меня ВЫ сами знаете куда раскаленными докрасна вилами, и мне будет очень больно. Но ведь если Господь так велик, если Господь – наш добрый и милосердный Отец, то как же Он может хотеть, чтобы нас веки вечные терзали и мучили? Вот этого я никак не возьму в толк!»

Доктор глубоко вздохнул и, чуть помедлив, ответил: «Да, пожалуй, это, самая большая трудность, с которой мы сталкиваемся. Людям внушаются ложные ценности, ложные истины о том, что человек попадает в ад, где подвергается вечному проклятию. В этом нет ни единого слова правды. Настоящий ад находится на Земле. Сущности отправляются на Землю для того, чтобы набираться опыта, большей частью через лишения и невзгоды, и постигать – опять же через лишения и невзгоды все то, что им надлежит постигнуть и усвоить. Земля – это обычно место страданий. Если человек находится на низшей ступени эволюции, то, как правило, он не обладает достаточной кармой, чтобы постигать те или иные уроки через страдания. Такие люди, находясь на Земле, обретают опыт из наблюдений за другими людьми, а уж затем возвращаются за своей долей невзгод. Но вне жизни на Земле никакого ада нет. Это пустая иллюзия, ложное учение».

«Тогда почему так много говорится о преисподней в Святом писании?» – поинтересовался Молигрубер.

«Да потому, – ответил доктор, – что во времена Христа была на свете такая деревушка с названием Ад. Находилась она далеко в горах, а поблизости от нее дымилась кипящая грязевая трясина, распространяя по всей округе жуткое зловоние сернистых газов. Заподозренного в каком-либо преступлении человека отправляли в эту деревушку, обрекая на испытание Адом со всеми его озерами бурлящей серной грязи. При этом считалось, что подлинный преступник непременно рухнет от нестерпимого жара на землю и сгорит дотла. Если же человек был невиновен или имел довольно денег, чтобы подкупить местных священнослужителей, тогда ему давали на ноги незатейливую обувку, чтобы он без вреда для себя мог пройти через трясину и с полным правом считаться невиновным. Да и в наше время правосудие сплошь и рядом подкупается, ни в чем не повинных людей сажают в тюрьму, а преступники разгуливают на свободе».

«Не могу взять в толк еще одного, – не унимался Молигрубер, – мне говорили, что когда человек умирает, на Той Стороне его поджидают помощники, или как их там, которые помогают ему перебраться в Рай или Другое Место. Вот я вроде как умер, но никаких помощников не встречал. Сюда я добирался сам, как преждевременно родившийся младенец. Так как же насчет этих самых помощников?»

«Само собой, для тех, кто хочет получить такую помощь, помощники найдутся, – ответил доктор, – но если человек, к примеру ты сам, ни во что не верит, то не поверит он и в помощников. А если ты в них не веришь, то они не смогут приблизиться к тебе, чтобы оказать помощь. Вместо этого тебя окутывает густая черная мгла твоего собственного невежества, безверия и непонимания. Да, помощники разумеется существуют, и они приходят, когда им это разрешено. Точно так же на астральных уровнях существования вновь прибывшего встречают давно ушедшие родители и родственники. Но наш с тобой уровень – низший, ближе всех расположенный к Земле, и здесь ты оказался именно потому, что ни во что не верил. И так как в силу этого невежества тебе будет очень трудно уверовать в существование высших уровней, ты находишься здесь, в месте, которое иногда называют Чистилищем. Это слово означает очищение, место, где оно совершается, и покуда ты полностью не избавишься от своего безверия, путь наверх для тебя закрыт. А находясь на этом уровне, ты не можешь встретиться с теми, кто был добр к тебе в прежних жизнях, ибо они пребывают гораздо выше».

Молигрубер нервно поерзал на месте: «Да, похоже, в жизни я немало накуролесил. Что же теперь будет?» При этих словах доктор встал и дал знак Молигруберу последовать его примеру. «Сейчас ты отправишься в Зал Памяти, где тебе предстоит увидеть всю твою земную жизнь. Просматривая свои земные дела, ты сам будешь судить, в чем преуспел, в чем потерпел поражение, и тогда у тебя в душе зародится представление о том, в чем тебе надлежит совершенствоваться в следующей земной жизни. Идем же».

С этими словами он вышел в открывшийся в стене проем. Затем они с Молигрубером снова пересекли давешний огромный зал. Подойдя к сидящему за столом человеку, доктор обменялся с ним несколькими словами, затем вернулся к Молигруберу и сказал: «Теперь спускаемся вниз». Вместе они миновали длинный коридор и вышли на просторную поросшую травой лужайку, в дальнем конце которой возвышалось необычного вида здание, казалось, возведенное из цельного кристалла, сверкающего всеми цветами радуги и множеством иных оттенков, которым Молигрубер даже не сумел бы дать названия. Перед дверью они остановились, и доктор пояснил: «Это и есть Зал Памяти. Куда бы ни попал человек, покинув пределы земного уровня, он найдет такой зал на каждом из высших уровней. Войдя в зал, ты увидишь витающую в пространстве модель земного шара. По мере приближения к ней ты ощутишь как бы бесконечное падение, пока, наконец, не очутишься на Земле, имея возможность видеть все происходящее, но сам оставаясь невидимым. Ты увидишь все свои дела и поступки, а также то, как они сказались на других людях. Таков Зал Памяти. Кое-кто называет его Залом Суда, хотя само собой, там нет никакого грозного судии, который придирчиво судит каждое земное деяние человека, взвешивает его душу на чашах весов – не слишком ли она отягощена грехами, и если да, то повергает ее в вечный огонь. Ничего такого там нет. В Зале Памяти каждый видит себя сам и судит, была ли успешной его жизнь. Если же нет – то почему и как это можно поправить. Теперь же – и взяв Молигрубера за руку, доктор мягко подтолкнул его вперед, – я оставлю тебя здесь. Ступай в Зал Памяти и оставайся там сколько понадобится. А когда ты выйдешь, тебя встретит другой человек. Прощай».

С этими словами он зашагал прочь. А охваченный смутным страхом Молигрубер остался стоять, не ведая, ни что откроется его взору, ни как реагировать на увиденное. Он все не решался двинуться с места, застыв как изваяние подметальщика улиц, только без привычной тележки. Наконец, какая-то Сила мягко развернула его и подтолкнула к Вратам Зала Памяти. И Молигрубер вошел.

Вот так Леониде Мануэль Молигрубер ступил под сень Зала Памяти, где увидел всю историю жизни – и собственной, и всех прочих ипостасей своей единой сущности от самого начала времен.

Он многое постиг, многому научился, разобрался в совершенных ошибках и узнал, к чему следует готовить себя в будущем. И неведомыми на Земле путями его познания неизмеримо расширились, характер прошел своеобразное очищение, а спустя некоторое время – дни, недели, а может, месяцы – Леониде Мануэль Молигрубер покинул Зал Памяти, после чего с помощью нескольких советников приступил к планированию своего возвращения на Землю с тем, чтобы исполнив свое задание в следующей жизни, он смог вернуться на гораздо более высокий уровень астрального бытия.