Самый великий клад

Самый великий клад

Библиотека, или либерея (от латинского liber — книга), попала в Россию задолго до Ивана Грозного, но именно он спрятал книжное сокровище так хорошо, что она получила его имя.

Собрание старинных книг оказалось на Руси в царствование Ивана III, деда Ивана Васильевича, как приданое невесты великого князя Софьи Палеолог.

Племянница последнего императора легендарной Византии Константина XI Палеолога, погибшего при взятии Константинополя турками 29 мая 1453 года, Софья вместе с отцом Фомой Палеологом и матерью Екатериной Заккарией бежала в христианский Рим, ища покровительства папы. Родители Софьи умерли, когда ей было двадцать два года, и папа, надеясь склонить восточного государя к вступлению в католическую унию, отправил Софью на Русь.

Несмотря на знатнейший род (а у нас, чье православие пришло именно из Византии, этот род ценился особо), денег у семьи Палеологов, в спешке бежавших из-под турецкого гнета, было не слишком много. И в качестве приданого Палеолог привезла с собой целый обоз из семидесяти подвод древних книг, вывезенных Палеологами из константинопольской императорской библиотеки.

Впрочем, книги тогда стоили весьма дорого, и приданое это было все-таки весьма солидное. Стоимость тогдашней книги представить легко: над ее перепиской работали как минимум год, а то и два. Прибавьте к годовой или двухгодовой зарплате (а профессия переписчика тогда была отнюдь не самой низкооплачиваемой) накладные расходы на весьма дорогую бумагу, переплет, который часто делали золотым, и прочие расходы, и вы получите приблизительное представление о приданом Софьи.

В Москве Софья увидела последствия пожара 1470 года, которые еще не были ликвидированы, и спрятала библиотеку в единственное, как ей тогда казалось, безопасное место — подвал под кремлевской каменной церковью Рождества Богородицы. Но уже в апреле случился сильнейший пожар, и Кремль сгорел почти полностью. Сгорела и церковная крыша, но дальше огонь, к счастью, не пошел.

Именно после этого пожара был вызван Аристотель Фиораванти, который превратил Московский Кремль в неприступную крепость, обнеся его стеной, точной копией стены Миланского замка, который Фиораванти строил перед этим. А при постройке Успенского и Благовещенского соборов итальянец заложил обширные подземелья. Книги были сложены в каменный склеп, и некоторое время о них ничего не было слышно.

Василий III, сын Софьи Палеолог и Ивана III, наткнулся на либерею случайно. Став после ранней смерти своего отца в двадцать шесть лет великим князем, он осматривал свои владения и обнаружил книги в одном из кремлевских подвалов. Брат Софьи, приехавший с ней в Москву, Андрей Палеолог скончался за четыре года до этого, а мать за два года. Спросить о «мертвых книгах» на незнакомых языках было не у кого, и Василий обратился к Максиму Греку.

Возведенный в XX веке русской церковью в ранг святых Максим Грек прибыл в Москву в 1518 году для перевода и исправления церковных книг. Потрясенный богатством библиотеки греческий книжник не только сделал опись найденных книг, но и даже начал что-то переводить. Правда, позже, оказавшийся религиозно-политическим противником митрополита Даниила и открыто выразивший свое возмущение тем, что Василий III развелся с первой женой и собрался жениться еще раз, Максим был обвинен в ереси, шпионаже и неповиновении властям и заточен в монастырь. А книгохранилище замуровали.

Тайну о замурованной либерее незадолго до смерти Максим успел открыть сыну Василия, Ивану, большому любителю чтения. Тот отыскал библиотеку, скрытую «в двух сводчатых подвалах», и даже предпринял попытку найти толмача. Насколько мы сейчас знаем, одной из кандидатур на эту должность оказался пастор из Дерпта (ныне эстонский Тарту) Иоганн Веттерман, оказавшийся в Москве как духовный наставник пленных ливонцев. Но пастор, помня судьбу Максима Грека и не желая связываться с непредсказуемыми русскими царями, под благовидным предлогом от этой «большой чести» отказался.

Зато составленный им краткий обзор книг всплыл из воронки небытия через несколько столетий и вызвал — и вызывает до сих пор — в научных кругах много шума. Известен он как «список Дабелова». Есть и еще одно свидетельство: в Рижской летописи упоминается рассказ пастора автору о богатой библиотеке русского царя.

Профессор Христиан Дабелов (1768–1830) — один из крупных специалистов XIX века по римскому и германскому праву, став в 1818 году профессором Дерптского университета, через четыре года, в 1822-м, в статье «О юридическом факультете в Дерпте» опубликовал выдержку из «Указателя неизвестного лица», в котором перечислялись книги из библиотеки русского царя. Пастор писал: «Сколько у царя рукописей с Востока…

Таковых было всего до 800, которые частию он купил, частию получил в дар. Большая часть суть греческие, но также много и латинских. Из латинских видены мною:

Ливиевы истории, которые я должен был перевести. Цицеронова книга „De republica“ и 8 книг Historianim.

Светониевы истории о царях, также мною переведенные. Тацитовы истории.

Ульпиана, Палиниана, Павла и т. д. Книга Римских законов. Юстиновы истории.

Кодекс конституций императора Феодосия. Вергилия „Энеида“.

Calvi orationes et poem.

Юстинианов кодекс конституций и кодекс новелл. Сии манускрипты писаны на тонком пергамине и имеют золотые переплеты.

Мне сказывал также царь, что они достались ему от самого императора и что он желает иметь перевод оных, чего, однако, я не был в состоянии сделать.

Саллюстия Югуртинская война и сатиры Сира. Цезаря комментарий de bello Gallico и Кодра Epithalam.

Греческие рукописи, которые я видел, были:

Полибиевы истории.

Аристофановы комедии.

Basilica и Novelloe Constitutiones, каждая рукопись также в переплете.

Пиндаровы стихотворения.

Гелиотропов Gynothaet.

Гефестионова Geographica.

Феодора, Афанасия, Lamoreti и других толкования новелл.

Юстиниановы законы аграрные. Zamolei Matheimtica. Стефанов перевод пандектов…реч (и) и… Hydr.

…пиловы Истории. Кедр (?)…Char и эпиграммы Huphias Hexapod и Evr».

Дабелов записку скопировал, а подлинный документ отослал обратно в архив Пернова, где он и был «добросовестно потерян». Именно отсутствие в архивах подлинника этого списка стало вызывать в конце XIX века у некоторых ученых сомнения в его подлинности. Претензия, с одной стороны, вполне справедливая, но, с другой — никто же не требует подлинника «Слова о полку Игореве», который, как известно, тоже был утрачен. Дабелов к моменту опубликования списка был широко известным ученым, и вряд ли ему было необходимо зарабатывать себе дешевую популярность сомнительными методами.

Главная сенсационность дабеловского списка в том, что он включает в себя книги не только широко известные, но и те, которые считались утраченными, а также и те, о которых никто никогда не слышал: «Gynothaet» Гелиотропа, 8 книг «Истории» и «О республике» Цицерона, «Корпус» Ульпиана, «Оратории и поэмы» Кальвина, «Сатиры» драматурга Сира, Папиана и Павла и т. д.

Но вернемся в XVI век. Нашел ли Грозный переводчика для своей либереи — доподлинно неизвестно, но многие факты говорят в пользу этого. Например, профессор Зарубин, умерший в Ленинграде во время блокады, так и не закончил свою работу по выявлению литературных источников в переписке Грозного. Но им составлен список из 154 книг, которые Грозный, как минимум, читал, а скорее всего, перечитывал и цитировал, то есть они находились у него под рукой.

До сих пор идут споры о том, где же хранил царь Иван Васильевич книги. Почти до самой своей смерти

Иван Грозный жил не в Москве, а в Александровской слободе, но не только там: покинув Москву, он долго искал пристанища — жил сначала в Коломенском, потом в Вологде… 3 декабря 1564 году царь Иван с царицей Марьей и детьми выехал из Москвы якобы на богомолье в Коломенское… Царский поезд представлял собой несколько сотен подвод! Иван Грозный забрал с собой не только все «пожитки», но «казну и деньги», как пишет летописец. Наверняка в этом караване, ушедшем из Москвы в тусклый декабрьский денек, под именем казны находилась легендарная библиотека. Возвратившись через несколько лет ненадолго в столицу, царь поселился не в Кремле, а на Опричном дворе, за рекой Неглинной, на Воздвиженской улице. Квадратный, огромных размеров (около 8 гектаров) двор был обнесен высокой каменной стеной и охранялся надежнее, чем сам Кремль. Но после московского пожара 1571 года Грозный перебрался в Вологду. А после начавшегося морового поветрия он уехал и из Вологды, оставив на память о себе недостроенный каменный собор и обширнейшие подземелья. Зачем были построены подземелья? Бог весть.

В Москве Грозный бывал наездами и окончательно вернулся лишь в 1581 году, за три года до смерти. После убийства сына, как писали очевидцы, он находился в «смутном разуме», и, что он сделал с библиотекой, сказать сложно. Но, по всей видимости, она вернулась в Москву, и этому есть косвенные доказательства.

Когда дьяк Макарьев по заданию дочери царя Алексея Михайловича Романова Софьи исследовал подземные ходы Кремля, он увидел в тоннеле, ведущем из Тайницкой башни через весь Кремль под Арсенальную, в одном из подвалов, через маленькое окошко над железной дверью, камеру размером 6 на 9 метров, забитую полностью сундуками. Но царевна велела Макарьеву об этом молчать, что он и делал, пока Софья была жива. И только перед собственной смертью рассказал о необычной находке звонарю с Пресни Конону Осипову.

Когда же по приказу Петра I в Кремле копали рвы для фундамента Арсенала, Осипов нашел в одном из мест перекрытие этого тайника и написал «доношение» Петру о подземных палатах, на которых «замки вислые превеликие, печати на проволоке свинцовые, и у тех палат по одному окошку, а в них решетки без затворок».

С разрешения главы Преображенского приказа князя Ромодановского начались раскопки. Под Тайницкой башней Осипов расчистил две лестницы, но для продолжения раскопок надо было укреплять своды подземной галереи. Почему-то подьячие, приставленные к искателю либереи, далее идти ему не велели.

В 1724 году пономарь повторил свое «доношение о драгоценной поклаже», и Петр I приказал провести тщательные розыски. Но из-за смерти императора работы быстро остановились.

При царице Анне Ивановне Осипов вновь получил разрешение и попытался найти подземный ход с земли. Ничего не нашли, а потом и вовсе за Кононом Осиповым обнаружилась недостача казенных денег. Было решено, что он развил столь бурную деятельность, дабы избежать претензий начальства, и поиски прекратили.

Тут стоит решить несколько вопросов. Доверяя словам Осипова, нужно признать, что скорее всего дьяк Макарьев обнаружил в кремлевских подвалах именно легендарную либерею. Что еще могло храниться в сундуках за свинцовыми пломбами? Казна? Она, естественно, находилась в деле и под присмотром. Посуда, ткани или одежда? Зачем было устраивать такие сложности? Понятно, что ответ может быть только один — книги. Но ошибка Осипова, пожалуй, оказалась в том, что он, узнав о местонахождении тайника, не обратил внимания на то, что Софья сначала велела Макарьеву провести розыски, а потом о найденном молчать. Искала она, скорее всего, легендарную библиотеку, услышав, возможно, от отца или деда о том, что и Борис Годунов, и специальные послы Ватикана в свое время искали ее именно в Кремле.

Канцлер из Речи Посполитой Лев Сапега и дипломат, ученый-филолог Петр Аркудий, прибыв ко двору Годунова из Рима, расспрашивали окружающих о греческих рукописях. А чуть позже газский митрополит Паисий Лигарид (современники впрямую называли его агентом папы римского) просил у царя Алексея Михайловича дозволить ему свободный вход в «книгохранилища для рассмотрения греческих и латинских сочинений», но разрешения так и не получил.

И, если Софья искала библиотеку, значит у нее была какая-то цель. Скорее всего, книги куда-то перенесли, о чем дьяк Макарьев уже не знал, так как для нового дела оказался нехорош. Софья права: если поиски клада следует поручать авантюристу, коим, скорее всего, и являлся Макарьев, о чем уже можно сделать выводы по кругу его общения (вор и кладоискатель Осипов), то прятать ценности лучше поручать людям прямо противоположного склада. В выборе вторых, как видим, Софья не ошиблась, и потерянной либерее стоит дать имя не Ивана Грозного, а Софьи…

Поиски библиотеки продолжились в XIX веке, и начал делать это Наполеон, большой любитель древностей. Но, очистив за пять недель своего московского сидения бывшую столицу от различных ценностей, он так и не смог обнаружить в кремлевских подвалах след легендарной либереи.

Спустя несколько десятилетий поиски продолжил Фридрих-Вальтер Клоссиус, коллега Дабелова, опубликовавший его список. Он считал, что библиотека не сокрыта в земле, а разошлась по другим российским книжным собраниям. По высочайшему дозволению, которого добивался несколько лет, Клоссиус исследовал все знаменитые российские собрания, но не смог найти никаких следов книг, оставшихся России от Палеологов. Это еще раз подтверждает то, что библиотека была спрятана Софьей очень хорошо и, как видим, надолго. И лучшее доказательство тому, что она где-то на территории России, — это отсутствие легендарных книг на мировых аукционах и в любых библиофильских коллекциях. Исследования Клоссиуса — уже в 60-х годах XX века — повторил известный советский академик Михаил Тихомиров, создавший комиссию по поискам библиотеки Грозного. Он считал, что она может находиться в рукописных собраниях Исторического музея и Библиотеки Академии наук. Но тоже, как и его предшественник, он ничего не смог найти.

Руководителем следующей экспедиции стал страсбургский ученый Эдуард Тремер. Искатели прошли по местам уже исследованным Кононом Осиповым, но тоже ничего не смогли найти. Тремер считал, что книги могут быть в подклеточном этаже Теремного дворца, возведенного как раз на белокаменных погребах. Единственной находкой стала небольшая дворцовая церковь, обнаруженная в Теремном дворце под мусором и бочками с дегтем.

Затем, уже в конце XIX века, поиски продолжились под руководством директора Исторического музея князя Н. С. Щербатова. Тогда были раскопаны двухъярусные подземелья под Троицкой башней, расчищен от глины и мусора ход, соединявший Угловую Арсенальную и Никольскую башни, подземный ход и палату, найденные у Никольской башни. Но библиотеку не нашли. Все архивы Щербатова позже конфисковала ЧК, и они сами сгинули в ее бездонных подвалах.

Возобновил поиски библиотеки известнейший ученый и первый московский диггер Игнатий Яковлевич Стеллецкий. В феврале 1912 года он создал историческое общество, «ставящее своей задачей изучение подземной Москвы. В первую очередь обществом будут продолжены уже начатые раскопки в Кремле, на Девичьем поле, а затем начнется исследование Китай-города. По имеющимся у учредителей общества сведениям, сохранились подземные ходы в Богословском переулке, на Большой Дмитровке и под домом князей Юсуповых у Красных ворот.

Последние годы вряд ли будут доступны для исследования ввиду отрицательного отношения домовладельцев к раскопкам… Комиссия по исследованиям подземных сооружений при Московском обществе по исследованию древностей разрабатывает план так называемой „подземной Москвы“. Древние подземные ходы в Москве образуют сеть, мало еще исследованную. Пока обнаружены подземные ходы между Новодевичьим монастырем и мануфактурой Гюбнера, под Донским монастырем, Голицынской больницей и Нескучным садом… Обнаружены еще и другие подземные ходы, по-видимому стоящие отдельно от общей сети».

Комиссия Стеллецкого обследовала подвалы зданий XVI–XVIII веков, где обнаружились замурованные арки. Две из них, в церкви Гребневской Божией Матери и в доме Консистории, были вскрыты, но ходы оказались забитыми окаменевшей глиной и землей. Для их расчистки требовались немалые средства, которых комиссия не имела. А в 1916 году Стеллецкого мобилизовали на Кавказский фронт, и комиссия вовсе прекратила свое существование.

Искать библиотеку Стеллецкий начал в 1914 году и даже добился разрешения на изучение подземелий кремлевских башен, но едва начатые работы из-за Первой мировой войны и революции пришлось прекратить. Вернувшись в 1923 году в Москву, он хотел продолжить поиски, но разрешения на работы в Кремле никто не давал. Кремль в те годы, стоит напомнить, был целиком закрыт, и пускать туристов в него начали только при Хрущеве. В 1933 году Стеллецкий подал докладную записку лично Сталину, и тот разрешил начать раскопки.

Комендант Кремля Р. А. Петерсон попросил археолога изложить письменно, что же, по его мнению, представляет собой подземный Кремль. «Из царских теремов, где-то из подвала, — объяснял Стеллецкий, — был спуск в подземелье — большую подземную палату, в какую расширялся ход (тоннель) между Благовещенским, Архангельским и Успенским соборами. Палата была наполнена ящиками с книгами, под нею имелось нижнее помещение. (Веттерман говорил о подвалах с „двойными сводами“, таковые в Кремле были встречены под Троицкой башней, из нижнего яруса подвалов шел подземный ход в Кремль.)…От библиотечной палаты ход направлялся в два противоположных конца: к Тайницкой и Собакиной (Угловой Арсенальной) башням.

Воротам наземным из Кремля соответствуют подземные: под Москву-реку из Тайницкой башни, в Китай-город из Спасской башни (через храм Василия Блаженного), из Никольской башни под Исторический музей, в сторону Охотного Ряда и Дмитровки и к Неглинке из Троицкой башни…На первом месте должны быть поставлены и в ударном темпе исследованы башни Угловая Арсенальная, Троицкая и Успенский собор, и вот почему.

Из Угловой Арсенальной башни… идут выходы за Кремль через соседние башни — Никольскую и Троицкую. Из этих двух в качестве первоочередной необходимо избрать Троицкую, так как из нее… должен быть выход в Занеглинье. В наличии такого хода не сомневался и Щербатов в 1894 году. За наличие здесь последнего говорит, наконец, и решение Ивана Грозного „осесть“ Опричным двором как раз напротив Троицкой башни. Очевидно, ее готовым тайником к реке, а не под нее собирался воспользоваться Грозный. Под самую Неглинку, на соединение с каменным ходом, ведшим к реке, деревянный подземный ход наспех соорудил уже сам Грозный. Признаки этого хода мною обнаружены были в трех местах по линии его прохождения на месте бывшего Опричного двора к Троицким воротам.

…По этому ходу Грозный мог тайно проходить с Опричного двора не только до библиотечной палаты и своего кремлевского дворца, но и до самого Замоскворечья…»

Раскопки в Угловой Арсенальной башне Стеллецкий начал 1 декабря 1933 года. Вход в подземелье был замурован в начале XVIII века, и спускаться пришлось через пролом в стене, сделанный еще экспедицией Осипова. Посредине подземелья виднелся полуразрушенный колодезный сруб, а все остальное было заполнено горами земли и мусора. На дне стояла вода.

Ход из Угловой Арсенальной башни был перерезан одним из столбов, на которых покоится фундамент Арсенала. Начав пробивать этот столб, Стеллецкий выяснил, что свод подземного хода не поврежден, а сам ход просто заложен белокаменными глыбами на растворе. «Если подходить строго научным путем к делу, — писал Стеллецкий, — непременно нужно все и все размуровывать. Когда это строилось, то имело прямой смысл; потом оказалось лишним или ненужным, и его замуровали. Если замуровано самое простое окно, будем, по крайней мере, знать, что окно. А если там таинственные ступени или какая-нибудь другая чертовщина? Ведь дело имею со Средневековьем, в котором тайн было хоть отбавляй! Кто гарантирует, что не закрыл все эти отверстия 70 лет спустя сам Грозный, чтобы скрыть какой бы то ни было доступ в подземелья Кремля, в которых замуровано было им наибольшее в свете сокровище культуры — библиотека?»

Но вскрытие замуровок ничего не дало, лишь в южной стене башенного подземелья был обнаружен коридор, вернее бойница нижнего боя, следовавшая в Александровский сад, в царствование Анны Ивановны ее превратили в выход к реке Неглинке, через который заносили стройматериалы для ремонта.

Было найдено и еще несколько ходов, и Стеллецкий ждал, что тайник должен повернуть к Кремлевской стене и пойти вдоль нее в Кремль: «Если нет, то сенсационные рассказы дьяка Макарьева будут не чем иным, как пустой болтовней, на которую попались три правительства: Петра, Анны Ивановны и советское».

Но интуиция и дьяк Макарьев не обманули Стеллецкого: 29 января 1934 года на шестом метре прохода через замурованный ход, справа обнажилась белокаменная стена с кирпичным полом.

Поскольку ширина хода была около 3 метров, то для экономии сил и времени стали пробивать тоннель шириной в метр. Но в феврале главный инженер гражданского отдела Управления коменданта Московского Кремля Палибин отправил рабочих на другой объект, и раскопки пришлось прекратить.

Стеллецкий перенес работы в Среднюю Арсенальную башню и отыскал полуразрушенную лестницу и «трубу» диаметром около 70 см, которые уходили под Арсенал. Лестница, по мнению археолога, должна была вести как раз в макарьевский подвал, а «труба», как выяснилось, вела в построенный в XVIII веке под Арсеналом «подвал о 12 столбах» (высотой 5 метров и площадью около 500), который предполагалось использовать для хранения боеприпасов, а подавать на Кремлевскую стену их должны были как раз через «трубу». Но после пожара 1741 года подвал был забит землей.

Вскоре белокаменная облицовка правой стены макарьевского тайника сменилась на кирпичную, и стало ясно, что ход пошел вдоль Кремлевской стены. Осипов упоминал в донесении к Петру о засыпке тайника «землею накрепко» строителями Арсенала, которые случайно нашли подземные пустоты. Стеллецкий вскоре нашел в проходе и утрамбованную землю, а, когда ее извлекли, в правой стене тайника обнаружилась громадная арка входа в какое-то помещение, тоже забитое землей. Работа по его расчистке шла медленно, и, недовольный темпами работ, Стеллецкий работал в одиночку, когда его рабочие уходили на обед. Через некоторое время стало понятно, что это так называемая «разгрузочная арка», устроенная под Кремлевской стеной. Наконец земля была полностью выбрана, но дальше ход оказался забит песком. Башню обнесли забором, поставили часовых, был открыт выход из подземелья, и наружу рабочие начали выносить скопившиеся за века землю и мусор. Продолжавший раскопки в одиночку Стеллецкий уперся в каменную глыбу, свисавшую с потолка. Археолог понял, что она закрывает пролом, случившийся при возведении Арсенала, через который и шла засыпка хода. Но тут комендант Петерсон приказал Стеллецкому расчистить башенное подземелье до самого дна. Все лето ушло на расчистку Угловой Арсенальной башни, а 3 октября 1934 года в Кремле состоялось заседание специальной комиссии, в которую входили представители комендатуры Кремля, архитекторы и директор Оружейной палаты В. К. Клейн.

Выслушав отчет Стеллецкого и осмотрев произведенные раскопки, комиссия приняла решение о продолжении раскопок. «13 ноября — это дата! — писал Стеллецкий в своем дневнике. — Кругленький годик! Что бы я сделал за тот короткий период, если бы не исполнители — глухие супостаты? Я бы эту работу выполнил в четыре месяца. А что еще сделал бы за восемь месяцев по моему вкусу? Как жук-точильщик, избороздил бы Кремль и уж, конечно, нашел бы „затерянный клад России“.

Но пусть я и не нашел! Не дали найти! Зато я указал верную дорогу к нему. Я ли, другой ли — не все ли равно, лишь бы нашли. Мое — мой приоритет — неотъемлем от меня. А башня Арсенальная, превращенная мною в ключ к библиотеке, отныне „башня Стеллецкого“…» Документы, найденные сегодняшними исследователями в кремлевских архивах, подтверждают слова ученого о «глухих супостатах». Рабочие, зная, что больше обязательного минимума за раскопки не получишь, работали из рук вон плохо, одного даже десятник застал спящим, а перевести работы на сдельную Стеллецкому никак не удавалось, что неудивительно: все было забюрократизировано донельзя, и даже на получение лопаты и пары брезентовых рукавиц приходилось писать заявление.

Стеллецкого попросили уехать на отдых, так как он схватил в сырости подземелий воспаление легких, а, вернувшись в феврале 1935 года, продолжить раскопки ученый уже не смог. Петерсон, поняв, что попасть через подземелья снаружи в Кремль невозможно, интерес к раскопкам утратил, и 3 декабря 1934 года было принято решение о прекращении исследований.

С конца 1930-х годов Стеллецкий работал консультантом по спелеологии в Наркомате обороны. А в годы Великой Отечественной войны, не будучи призванным из-за возраста, оставался в Москве, где работал над книгой о библиотеке Ивана Грозного. Он оставил потомкам три рукописных тома «Мертвые книги в московском тайнике». Но последний третий том самым таинственным образом исчез.

Что было в нем? И кому он понадобился?

Стеллецкий обращался еще раз к Сталину, и тот пообещал начать работы после войны, свидетельством этому стало письмо Стеллецкого в Академию наук: «Но после войны, после победы, заветный клад будет найден! Порукою в том слово Великого Сталина!» Увы, после войны, в 1949 году, несчастный случай свел ученого в могилу. Разрешения на возобновление поисков он так и не дождался.

Был наложен запрет на публикацию множества работ Стеллецкого, в том числе и о раскопках в подземелье Угловой Арсенальной башни. «Почему мне долгими годами зажимают рот, и я ничего не могу напечатать о своих открытиях, которые, безусловно, наделали бы шум?!» — писал профессор в дневнике. В его архиве, переданном вдовой в РГАЛИ, очень многих документов по исследованию Кремля и подземной Москвы не оказалось, скорее всего, к их исчезновению приложили руку спецслужбы.

Сегодня известны только две книги, которые точно находились в библиотеке Ивана Грозного. Одна, Библия, хранится в Британском музее и была подарена самим государем англичанину Горсею. Вторую, с пометками Грозного на полях, один из основателей Исторического музея Забелин купил на Смоленском рынке. Это один из томов Лицевого свода — летописи XVI века, которая создавалась при Иване Грозном…

Где остальные книги — неизвестно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.