Глава 08.

Глава 08.

Громко хрустнула ветка, и Слип замер.

«Ну и ну… скоро я стану таким же, как кадумы. Совсем потерял осторожность… возомнил себя умником, что ли? Смотри, Слип, лес проучит тебя, как он проучил кадумов…»

Теперь надо подождать, постоять на месте, а еще лучше – посидеть. Да, лучше посидеть. В таком состоянии, когда наступаешь на ветки и хрустишь на всю округу, можно натворить что угодно.

Вокруг все шершавое, мохнатое, мокрое, пахучее, густая мокрая трава, высокие раскидистые деревья с красной корой и висячим мхом на ветках и стволах. Большие овальные разноцветные листья в мелком прозрачном ручье.

Неопытному глазу лес показался бы слишком темным и неуютным, луна куда-то сбежала с неба, и все тени сдвинулись, дружно слились в одно влажное, подрагивающее, непредсказуемое существо. Раньше в такие безлунные ночи Слип старался даже не высовываться, но теперь он знал, как ориентироваться в полной темноте. Для этого не надо судорожно озираться по сторонам, и уж тем более не нужно никуда всматриваться и пытаться что-то разглядеть – это совершенно бесполезно. Нужно поднять взгляд чуть вверх от земли и поворачивать голову из стороны в сторону, не торопясь, сделав глаза будто бы расслабленными, мягко и широко охватывающими темноту; не стараясь ухватить детали, а лишь спокойно сосредоточившись на том, что ты хочешь, и тогда в какой-то момент прямо в центре груди возникает тонкое предчувствие, почти неуловимое, которое и ведет к цели. Теперь он уже умел это делать, натренировавшись в густых порослях на безопасных Вороньих холмах, что в полудне отсюда. Ночью ветер особенно яростно выдувает запахи прочь с холмов, подхватывая их у самой земли и унося вертикально вверх к верхушкам деревьев, а потом бережно опуская их к нижней кромке леса между холмами, так что можно не опасаться, что чуткий нос невольно будет давать подсказки глазам. Это было непросто, да, непросто… Слип ощутил гордость за свои успехи, но тут же вспомнил длинную Кариссу и быстро укоротил возникшее довольство, и вовремя! – тонкое равновесие между безмятежным знанием, живущим в груди, и тем, что он слышал, видел, нюхал, ощущал, не было потеряно. Чуть качнувшись, связь восстановилась, и он снова стал неотъемлемой частью этого леса, а не просто охотником или жертвой. Да… у Кариссы многому можно научиться. Он еще обязательно вернется к ней, и не раз.

Слип поводил глазами из стороны в сторону, прислушался к своим ощущениям. Да… определенно… вон то черное пятно среди других черных пятен отзывается в его груди. Мягко ступая и изгибая тело, вторя нежным прикосновениям пушистых еловых лап к бокам, он сделал несколько шагов. Тьма расступилась. Точно, тут будет удобно. Две больших сосны срослись у основания, образовав прочный укромный шатер, и когда Слип разгреб листья вокруг корней, ниша стала достаточно глубокой, теперь можно прижаться спиной к шершавой коре. Теплая... сосны всегда теплые... теплые и уютные. Березы – те тоже уютные, но более отстраненные, они живут сами по себе и не любят общества. Теперь можно замереть и отдаться чувствам и мыслям.

…Карисса. С ней оказалось интересно… Длинная, смешная… Сначала Слип даже не воспринял ее всерьез, ну в самом деле – что можно ожидать от столь странного существа? Их встреча была случайной. Это случилось во время его самой первой попытки дойти до границ. Тогда он чертовски сильно проголодался, еды не было уже два дня, и ведь заранее же было известно, что никакой еды не будет на всем пути от тростниковых болот до заброшенного логова, но любопытство оказалось сильнее здравого смысла, тем более, что после заброшенного логова начиналась пойма реки, где еды должно быть вдоволь. Два дня без еды – в общем ничего страшного, бывали времена и похуже, да и Слип уже не был ребенком и знал, как выживать в лесу, но вот то, что не будет еще и воды, вот этого он не предусмотрел. Самому спросить не пришло в голову, а Нара ничего не сказала – то ли забыла, то ли специально решила проучить, чтобы отбить охоту соваться куда не следует. Конечно, ей всего этого не надо, у нее ведь все хорошо, вообще у всех все хорошо, так зачем искать проблемы на свою голову? В этом она вся… в этом все они – все его родственники и друзья, и родственники его друзей... довольство... сначала думаешь, что в нем и есть счастье, а потом оно превращается в зудящую рану, словно умираешь минута за минутой. Почему так? Почему другие могут просто жить день за днем, а он, Слип, не может?

А может Нара и не была здесь никогда, а просто похваляется? Кто знает… слишком много слухов, слишком мало правды. Что ж, теперь по крайней мере правды будет больше.

Первый день он продвигался с максимальной скоростью, но к вечеру определенно устал лавировать между бесчисленными стволами, растущими в разные стороны, затейливо сросшимися друг с другом под немыслимыми углами. В конце концов, с опухшим от жажды языком он завалился на ночь на кочку, поросшую густым сухим мхом, и впервые в своей жизни позавидовал деревьям, пожалев об отсутствии корней, которыми он мог бы добывать воду из-под земли. Вот бы сейчас такой корешок, как у елки – стремительно уходящий вглубь, к теплу, к воде. Деревья живут своей жизнью, загадочной, далекой... Уже засыпая, Слип видел сквозь полуприкрытые веки, как меж ветвей сосен и елей текут, стремительно струятся, не переставая, тонкие зеленые светящиеся пунктирные нити. Деревья общаются между собой, это ему было известно, но можно ли их понять? Не просто воспользоваться безмолвным знанием, приходящим при созерцании нитей, а именно понять, почувствовать – как и что чувствуют они? Это, конечно, снова «лишний» вопрос – из тех, за которые ему так часто доставалось от взрослых. А если вообразить, что и от него исходят зеленые нити, вливаются в мельтешащий танец?.. на несколько мгновений Слип уловил необычное чувство, оно пронзило его легким касанием, но набежавший сон унес его прочь.

Ночь прошла в кошмарах. Снилась всякая ерунда – то крики кадумов и страх, что тебя обнаружат и поймают, то вдруг кочка стала уходить под землю, и сначала он обрадовался, что теперь-то доберется до воды, но с каждой секундой становилось все жарче и жарче, воздух раскалился и стало больно дышать. Проснувшись с глухим вскриком, Слип попытался отдышаться и обнаружил, что горло и в самом деле раскалено и болит при каждом глотке – оказалось, он совершил серьезную ошибку. Во мхе росли вонючки, и когда во сне он навалился на них боком, в воздух поднялось целое облако горьких спор, и вот теперь он ими надышался, и стало совсем плохо. Остаток ночи прошел в полубреду, Слип то проваливался в горячие сны, то вырывался из них со стоном. Стоило закрыть глаза, как вновь начиналось мельтешение деревьев, кустов, травы, земля мчится под ногами и уходит влево, вверх, вниз… Сколько же будет продолжаться это мучение… Когда же рассвет? Минута течет за минутой, Слип приподнимался, ворочался, переворачивался с боку на бок, проваливался в забытье и вырывался из него, чуть не плача от досады, что даже сон не спасает от мучений.

Чуть только рассвело, он сразу же пошел вперед, хотя понимал, конечно, что это довольно опасно – идти по мокрой от росы траве, приминая ее и оставляя следы. В голове была одна мысль – скорее уйти подальше, чтобы возвращаться было бессмысленно, чтобы пойма реки стала магнитом, притягивающим и увеличивающим силы. Попробовал слизывать капельки росы, но это только раззадорило жажду – нет, лучше вообще забыть обо всем этом, вперед, только вперед. Это важное открытие - чем больше думаешь о том, как тебе плохо, тем хуже становится, поэтому надо просто перестать об этом думать.

Когда Карри учила его думать, то среди прочего она говорила, что кадумы вообще никогда не перестают думать – просто не могут остановиться. Удивительно! Какие странные, непостижимые существа! Тогда он им позавидовал, это ж надо – он тут из кожи вон наизнанку выворачивается, чтобы научиться думать хоть чуть-чуть, а они… но сейчас Слипу стало понятно, почему Карри говорила об этой удивительной особенности не с завистью, а с сожалением, кажется, она в тот момент даже сочувствовала им! Но нет, это невозможно… так кому же она сочувствовала? Вот сейчас самое время и проверить, насколько хорошо усвоены уроки. Одно дело, когда ты сыт, напоен и доволен, и совсем другое дело сейчас… уставший, на бегу… получится ли?

Густой лес неожиданно сменился редколесьем, земля стала жесткой, пыльной, редкая трава не удерживала ее. Веснянки стаями порхали вокруг, над ними кружили вороны, а еще выше – почти безоблачное небо, бесконечное, недостижимое, пронзительное.

Слип сосредоточился на вопросе и стал искать в себе то особое чувство, которое приводит к рождению ответа. Сколько же времени, сколько трудов было потрачено, пока он не научился нащупывать это почти неуловимое состояние. Карри… она была так самоотверженна… Спасибо тебе, Карри… ты успела научить меня. Ты словно чувствовала, что дни твои сочтены, и так спешила, так мучила меня, что порой даже хотелось на тебя накричать. Но теперь я уж не забуду, не потеряю…

Чувство предвкушения рождения мысли появилось примерно через полминуты. Слабовато, конечно, но это в общем простительно, ведь так велика усталость. Это чувство –как натянутая в груди струна, тонкая, звенящая, если бы можно было ее увидеть, наверное она бы выглядела как невесомая, влажная паутинка, сияющая в солнечных лучах. Теперь надо «свить гнездо». Карри нравился этот образ, ей вообще нравились образы – они и в самом деле здорово помогают, особенно вначале. Испытывать чувство предвкушения рождения мысли, и в то же время сосредоточиться на своем вопросе – переходить от одного к другому, от одного к другому, раз, другой, третий, пока оба не сплетутся между собой, пока не возникнет чувство твердой уверенности – это Карри и называла «свить гнездо», и говорила, что если уж гнездо есть, если оно добротное и теплое, то там непременно поселится птица. Надо только подождать, и она прилетит.

«Себе!» Мысль возникла – птица прилетела. Ну вот, самое трудное сделано, это всегда давалось Слипу тяжелее всего. С его импульсивностью, необузданной ребячьей энергией, брызжущей во все стороны, оставаться неподвижным где-то глубоко внутри, «свить гнездо» и ждать – ох как это непросто… Теперь осталось самое простое - разобраться в ответе. Значит, Карри сочувствовала себе. Странный ответ… не понимаю… с чего ей было сочувствовать себе, если она не кадум, если для нее остановить мышление было так же просто, как мне сейчас остановить свой бег? Что-то не связывается, что-то не так… ладно, потом.

Так, то вспоминая и думая о том и о сем, то прекращая думать вовсе и отдаваясь чувствам, на исходе второго дня Слип наконец добрался до старого логова. Ориентиры были верны. Ну хорошо хоть в этом Нара не подвела. Логово оказалось небольшим пятачком земли, укромно спрятанным под нависающей скалой. Кругом росли густые кусты шиповника, сбоку нависала береза. В другое время он бы непременно насладился этим идеальным природным убежищем, но сейчас не до красоты – сейчас ему нужна вода, а ее то как раз и не было. Ноздрями он улавливал слабый запах свежести, но откуда он доносится? Конечно, если завтра с утра пораньше встать и обежать окрестности, рано или поздно он сообразит, в какой стороне есть вода, но провести еще ночь… нет, это немыслимо.

Понемногу стало подступать отчаяние, так как до наступления темноты совсем немного шансов угадать с направлением. Тут-то Слип и обнаружил, что жажда все-таки сыграла свою предательскую роль, и в результате он слишком поздно заметил, что за ним пристально наблюдают. К счастью, ошибка оказалась не фатальной, а вот если бы это был кадум… Но это был не кадум. Острый взгляд, хитрые повадки – при желании Слип мог бы, наверное, несколькими прыжками настичь ее и схватить, но не в том состоянии, в котором он сейчас.

- Меня зовут Слип, а ты кто? (Может она знает где вода? Тогда дружба может оказаться полезной.)

Пронзительные глазки мгновенно исчезли среди камней и сухих веток. Вот черт… Что же делать… Шорох сбоку – да вот же она, прямо тут, на большом камне! И как ей удается так двигаться, что даже он, в общем далеко не последний в искусстве выслеживания, не слышит ни звука ее шагов, ни запахов?

- Послушай, не исчезай, я тебе не причиню вреда…

Носик сморщился в улыбке.

- Еще бы:) Полудохлый пушистый червяк не сможет причинить вреда быстрой Кариссе!

Однако… Глаза Слипа вспыхнули уязвленной гордостью. Никто не может так его называть, даже когда он слаб. Но что же делать? Гордостью не напьешься, надо пересилить себя, надо справиться и не подать виду, чтобы не спугнуть хитрую бестию.

- Послушай, мне нужна только вода, скажи – как ее найти? До наступления ночи слишком мало времени, я уже двое суток ничего не ел и не пил, мне не хотелось бы…

- «Не хотелось бы»? – Карисса перебила его, насмешливо передразнив интонацию. Не в твоем положении говорить «не хотелось бы» - самое время сказать «помоги, пожалуйста». Что – гордость не позволяет?

Слип был раздражен и уязвлен, и особенно раздражало то, что он в самом деле бессилен что-либо сделать, гордость мешала принять обстоятельства такими, какими они сложились. Гордость – семейное достояние, все его родственники гордятся своей родовой гордостью… фу ты… что за чушь получается – гордятся гордостью… а теперь получается так, что то, что преподносилось ему как безусловная ценность, становится обузой, и не просто обузой, а непреодолимым препятствием к выживанию, ведь эта Карисса, кажется, совершенно не намерена принять как должное его превосходство, и надо бы уступить, чтобы выжить, а он не привык, он не знает – как уступать.

- Карисса, мне очень нужна вода, правда…

- Смешной червяк! Наглость не помогла, так теперь, значит, решил надавить на жалость? У меня нет времени на ерунду. Либо ты меня просишь, как следует, либо я ухожу.

Слип больше не хотел и не мог сопротивляться, и уже было открыл рот, чтобы сказать «пожалуйста»… и не смог! Никогда не знал, что это так сложно! Вот проклятая гордость… как же так, я ведь хочу… челюсти словно сводит судорога, когда Слип все же выговаривает нужную фразу.

- О Боги! Наш герой снизошел до просьбы:) – Карисса беззлобно рассмеялась. – Хорошо, я тебе помогу, у тебя красивые глаза, а у меня слабость к красавчикам…

Ощущение глубокой воронки возникло чуть впереди центра груди Слипа, как будто густая, тяжелая жидкость начала медленно закручиваться под действием неодолимой силы, сильнее, глубже, это чувство было и в нем и снаружи одновременно, и оно вернуло его от воспоминаний к настоящему. Что это означает? Ведь уже не в первый раз… Слип плотнее вжался в нишу под двумя соснами, внюхался, замер. Сейчас нельзя расслабляться, сейчас надо попробовать понять – в чем же значение этого ощущения «воронки», надо позволить лесу научить его, а для этого нужно прежде всего перестать думать, ведь мысли, конечно, хороши тем, что делают ясность твердой и не уплывающей, подобно ветке в ручье, но сейчас требуется большее – стать частью стихии, частью леса, и тогда он покажет, научит.

Ощущение «воронки» усилилось еще немного, сейчас оно стало восприниматься даже четче, чем ощущение его тела. В какой-то момент неподвижность стала восприниматься неестественной, тормозящей, и тогда сначала головой, а затем и всем туловищем Слип стал совершать едва заметные плавные движения. Теперь он совершенно слился с темнотой леса, с хаосом нагромождения двигающихся теней, слился и внутри и снаружи. Его глаза стали глазами леса, его ушами слушал весь лес, его жизнь стала жизнью леса, и его нельзя было отделить от великого Целого, как нельзя зачерпнуть море, как нельзя унести в кармане лес. Это инстинкт – древний, могучий инстинкт слияния со стихией, дающий жизнь и приносящий смерть согласно непостижимой воле, внутренне присущей даже самому ничтожному цветку, даже самому мелкому насекомому.

Спустя несколько минут Слипа снова вынесло на поверхность, и сейчас он чувствовал себя как одинокая волна на глади океана – и сама по себе, и часть всеобщего одновременно. Он снова порождал в себе мысли и испытывал при этом радость первооткрывателя, чувствовал себя бегущей волной, твердой, уверенной, собранной странной силой в одном месте и способной по своему желанию то вздыматься над безбрежным простором, то уходить в глубь.

…В тот вечер Карисса показала ему путь к воде, и Слип был искренне разочарован. Всего лишь маленький ручеек, ныряющий под камнями и нависающими лопухами, весело бегущий из ниоткуда в никуда. И все же это была вода! Он плюхнулся в ручей всем телом, то кувыркаясь, брызгаясь и возясь, то застывая в блаженной позе, впитывая воду каждой клеточкой измученного тела, пил, пил, пил... и наконец застыл без движения, уткнувшись носом в сухую прибрежную листву. Ручей перекатывался через новое препятствие, огибал его и бежал дальше, и неожиданно Слипа наполнило необычное чувство мощи, оно странным образом передалось ему от ручейка. Валяясь и таращась в облака, освещенные закатным солнцем, Слип совершенно ясно осознал, что никакие силы в мире не могут остановить этот, казалось бы, слабенький поток. Если даже завалить его бревнами, землей, попытаться перегородить его, он превратится в могучее озеро, которое все равно либо прорвет плотину, либо найдет обходной путь. Это та же самая великая сила, которая позволяет слабому цветку пробивать толщу сухой и твердой как камень глины... Слип уставился на малюсенькую ветку дуба, растущую прямо под его носом, и та же мощь, которая вливалась в него из ручья, отозвалась и в этом нежно-зеленом побеге. Это та же сила, которая несмотря ни на что распускает весной почки. Великая сила кроется в самых, казалось бы, воздушных, слабых, незаметных явлениях, и, преломляясь в каждом из них, она делает их такими, каковы они есть, и ничто не остановит ее. Эта сила есть и в Слипе, он совершенно ясно чувствовал ее, и именно она делает его мускулистым, быстрым, настойчивым, в то время как вот этот лопух она сделала зеленым и широким. Это нельзя было объяснить, это нельзя было не чувствовать. Слип вспомнил, что Карри называла это чувство «переживанием вечной весны» и говорила, что кадумы никогда его не испытывают, поэтому постоянно чем-то болеют. Невероятно – неужели можно жить и НИКОГДА не испытывать этого?! Снова отдавшись переживанию вечной весны, Слип с наслаждением ощущал, как оно наполняет его жизнью: затягивает царапины, снимает усталость, и в едином ритме с этой великой силой в нем пробуждался, словно родник, и пульсировал пронзительный трепет беспричинного счастья.

Карисса с улыбкой наблюдала его возню в ручье, привалившись к невысокому бугру, и когда он напился и выполз на берег, то их взгляды встретились. Смешная… Но она показала ему воду, и Слип не хотел ее пугать – он ждал, что она теперь сама уйдет по своим делам, но Карисса никуда не собиралась.

- Ты чего-то ждешь от меня?

- Не от тебя, - Карисса снова сморщила носик.

- А от кого?

- От себя.

- То есть?

- Хочу почувствовать – научить тебя или не научить.

- Научить меня? Чему?

- Гордый, глупый…

- Гордый – да. Глупый – нет, с чего это ты взяла, что я глупый?

- Гордость всегда делает глупым.

- Ага, значит и мой отец глуп, и моя мать глупа, и мой дед, который учил меня охоте, и все мои родственники, которые помогали мне и учили меня – все они глупы, да?:), - Слип беззлобно рассмеялся.

- Да, если они гордые, то они глупы. Все.

- Да с чего это ты взяла?

Разговор стал немного утомлять Слипа. Конечно спасибо ей за то, что помогла, но сейчас, пожалуй, пора возвращаться в старую берлогу и, наконец, выспаться перед завтрашней дорогой.

- Если ты гордый, значит ты уязвим. И чем более ты горд, тем более ты беспомощен. Вот например сейчас – я могла бы научить тебя очень важному искусству, наверное могла бы… ты не кажешься тупым, но ты отвергаешь мою помощь только потому, что я говорю вещи, которые тебя задевают. Отвергаешь из гордости, так как привык к тому, что ты важная персона, что тебя надо уважать. И что в результате? В результате ты становишься в позу и теряешь свой шанс, гордость лишает тебя чувствительности, а когда у тебя нет чувствительности, то ты проходишь мимо, когда надо остановиться, и останавливаешься, когда надо стремительно бежать. Разве это не глупость? Представь себе, что когда ты охотишься, ты поступаешь так же – да тебе не поймать даже облезлой полевой мыши!

Почему-то образ облезлой полевой мыши не слишком понравился Слипу. Хоть она и не обзывается, но все равно… как-то подозрительно это все звучит. Стало немного неуютно. Странным образом Слип отнюдь не чувствовал себя хозяином положения, эта смешная длинная Карисса умела вести себя так, что вроде она над тобой надсмехается, а вроде и нет – не поймешь.

- Можешь не верить, но охочусь я совсем неплохо.

- Верю. Но я говорю сейчас о другой охоте. Я говорю об охоте за мудростью. Охота на зайцев требует безупречного терпения, выносливости и финального стремительного броска, ведь если ты не сможешь быть неподвижным и будешь шебуршиться в своей засаде, то насмешишь зайцев во всей округе. Охота за мудростью требует безупречной внутренней тишины – никакой гордости, никаких обид – ничего, полная тишина, и тогда охота будет удачной. Так что, мой высокочтимый друг, прямо сейчас ты сам сделаешь свой выбор – либо останешься гордым и глупым и я уйду, либо прямо сейчас ты станешь чутким, ищущим и предвкушающим, и тогда я тебя научу.

Дойдя до этого момента в своих воспоминаниях, Слип невольно вздрогнул, волна мурашек прошла по всему телу. Как же ему повезло, что тогда он не полез в бутылку! Ведь иначе ничего этого вообще могло бы не быть – ни его путешествия к границам, ни радости открытий, и с Карри бы он не встретился, и вообще…

Наступало утро. Его приближение Слип чувствовал даже с закрытыми глазами по тому, как усиливалась свежесть в воздухе, как наливались бодростью его мышцы. Неужели уже сегодня он дойдет до границ? Два дня пути до заброшенного логова, еще день по разрушенным скалам – снова без воды, но по крайней мере с едой проблем не было, еще полдня по влажным густым зарослям, настолько густым, что порой даже трудно было найти щель между бесконечными стволами подлеска, и еще полдня вдоль обрыва. Неужели на этот раз все получится? Ведь это уже четвертая попытка!

И в этот момент Слип почувствовал что-то неладное. Что-то не так… но что? Неужели и в этот раз ничего не получится? Приподнялся, замер. Нет, в воздухе ничего нет, все спокойно. Едва пробивающийся свет утренней зари пока не позволял ничего разглядеть, но и так было ясно, что дело в чем-то другом – не в том, что можно увидеть или услышать. Неужели это правда – то, что Нара рассказывала о таинственной силе, которая сторожит границы, и которую еще никто не смог преодолеть! Слип не верил в эти сказки. Чем бы ни была эта сила, она либо часть леса, и тогда он сможет ее почувствовать и обойти, обхитрить, став ее частью, либо она вне леса, и тогда… тогда он не знал что. В его опыте не было ничего, что не было бы частью леса. Нет, неладное надо искать в чем-то другом, что-то не так в нем самом… было… сейчас уже нет. Значит – все в порядке? Нет, уже есть горький опыт пренебрежения предчувствием опасности... Надо попробовать повторить все снова, надо разобраться, иначе враг ударит, а он будет не готов.

Слип снова лег, расслабился, прекратил все мысли, граница между ощущением индивидуальности и чувством единой стихии немного размылась, он снова «поднырнул» под поверхность… наползла легкая дрема, тело словно отодвинулось в сторону… пора. Слип снова начал пробуждаться, стараясь повторять все в точности, как было. Приближение утра… воздух наливается свежестью и прохладой, загудели мышцы особой внутренней непроявленной силой. Неужели он уже сегодня дойдет до границ? Два дня пути до… стоп! Здесь, именно здесь что-то не так. Снова возникло тревожное чувство, снова что-то неладное, но что?? Да вот же оно – «неужели уже сегодня он дойдет». Слип повторял эту мысль раз за разом, и теперь уже совершенно точно видел, что именно она вызывала к жизни что-то темное, поглощающее силы и остроту внимания. Как же так… Карри ничего не говорила о том, что мысли могут ТАК влиять, впрочем у нее не было времени. Ладно, хватит ныть. Говорила, не говорила, у самого голова теперь есть на плечах. Так или иначе теперь стало ясно, что мысли, подобные этой, враждебны, болезненны, они расслабляют и лишают чувствительности. Ну что ж, запомним…

Какая она, граница? Воображение рисовало мрачные высоченные стены, ощетинившиеся заостренными кольями, над ними непрерывно сверкают молнии, гремит гром, и отовсюду льется кипящая вода – как из маленьких фонтанчиков в скалах у Верхнего Озера. Да, надо быть готовым ко всему, может быть что угодно, до самого последнего момента… А вот эта мысль ощущается совсем иначе! Ее действие противоположно той, первой – Слип почувствовал прилив сил и решительности, даже показалось, что он стал четче слышать и видеть. Теперь он никогда не будет позволять рождаться мысли «неужели все получится», а вот мысль «надо быть готовым ко всему до самого конца» он приглашает к себе в гости, пусть приходит почаще, она – его друг, он рад ей. Захотелось громко крикнуть – «я понял!», но конечно Слип ничего такого не сделал, а просто одним неуловимым движением собрал свое тело в один упругий комок и мягко бросил его вперед, к границе. Тело словно стелилось над травой, лапы оставляли едва заметные следы на влажной земле, толстый и пушистый хвост качался в такт движениям. Слип искоса бросил взгляд на свое тело и с удовольствием подумал: «все-таки я чертовски красивый тигр».