Игровой транс
Игровой транс
Вообще это понятие, которым мы пользуемся, когда хотим указать на какой-то опыт, переживание или состояние Ума, трансцендентное по масштабу. На своеобразное священное опьянение![17]
История знает немало мастеров, уникальных артистических феноменов, которые обладали необъяснимой способностью вводить зрителей в своеобразное трансовое состояние. Среди них, судя по легендам, такие мастера, как Никколо Паганини, Эдмунд Кин, Федор Шаляпин, Энрико Карузо, Михаил Чехов, Рышард Чешляк, Джимми Хендрикс, Дженис Джоплин и многие другие. Уже в ХХ веке этот феномен получил название эриксоновский гипноз (по имени американского психиатра Милтона Эриксона). Это гипноз без гипноза, демонстрирующий способность человека, сохраняя полную ориентацию, самозабвенно отдаваться чему-либо.
Известно, что «экстатическое переживание преодолевает, трансцендирует двойственность; оно в одно и то же время ужасающее, буйно-веселое, вызывающее благоговейный трепет и эксцентричное. <…> Сам по себе экстаз ни приятен, ни неприятен, как сон. Блаженство или паника, в которые он ввергает, для экстаза несущественны. Когда вы в состоянии экстаза, сама душа ваша как бы вырывается из тела и уходит. Кто направляет полет ее: вы, ваше подсознание или какая-то высшая сила? Может, это тьма кромешная, но вы видите и слышите яснее, чем когда-либо прежде. Вы, наконец, лицом к лицу с Конечной Истиной: таково неодолимое впечатление (или иллюзия), что охватывает вас»[18]. И все это означает, что, когда мы играем, время останавливается. Недаром друиды называли транс магическим сном!
Говоря об этом опыте, я всегда вспоминаю, как рассказывал на ночь сказки своей маленькой дочери. Мы оба очень любили эти пламенные мгновения единения, в которые я как рассказчик и она как слушатель сливались в гипнотическом, несомненно – трансовом переживании, призывая то, что Кларисса Пинкола Эстес называет El duende[19]. В эти уникальные мгновения сказочная фантазия естественным образом текла через меня как бы сама собой. Возникало ощущение, что не я рассказываю сказку, но кто-то, кто знает гораздо больше меня; кто-то, кто знает, чем она закончится и для чего все это делается… Но в процессе самого рассказа ни я, ни моя дочь еще не знали этого, мы просто наслаждались самим состоянием, в котором как бы делили один мозг на двоих. И, следуя безупречному Калидасе, можно сказать, что здесь:
Все тело словно говорило,
Был живописен смысл игры,
Размерность соблюдали ноги,
Был чувству найден верный путь.
Изящно было рук движенье,
Для пауз должный был черед,
Вслед чувству выявлялось чувство,
Вся страсть до крайнего звена.[20]
В октябре 1997 года взаимный интерес к самосовершенствованию столкнул меня с врачами Психоаналитической академии в Санкт-Петербурге. Им были интересны мои исследования в области артистических технологий, в частности исполь зование в работе измененных состояний сознания, а также их крайне интересовали явления, происходящие в мозге адепта Игры во время публичного выступления. Так, по их на стоятельной просьбе в оснащенном специальным оборудованием кабинете, перед командой из 20–25 врачей, их жен и друзей, я извергал из себя обожаемых мною Пушкина и Цветаеву с подсоединенными к голове электродами, что чудовищно мешало моему телу соответствовать динамике, заложенной в поэзии этих великих невротиков. Таким необычным образом с помощью обычной электроэнцефалограммы врачи-психотерапевты стремились получить сигналы, которые проходили через мой мозг, говоря их словами: «в состоянии погружения в ритм и образную структуру стиха в публичном творческом акте».
Признаюсь, это был очень волнительный опыт, крайне невнятный и довольно напряженный поначалу. Все понимали искусственность ситуации, и выход из нее был возможен только через одну дверь – через состояние глубокого расслабления и обнаружения непосредственного, открытого во всех направлениях места для Игры, или, как уже говорилось ранее, через театр сна[21], в котором как внешнее, так и внутреннее могло бы выйти за пределы себя.
Оказавшись, таким образом, на сцене Театра Реальности, артист «вещим нюхом» узнает, что зритель смотрит на него не извне и не двумя глазами, а изнутри и «многоглазой, всепроникающей интуицией»! Внимание! В этой позиции Энергия Глаз превращается из внешней, ограничивающей силы, во внутреннюю, питательную среду.
Еще раз, так как это крайне важный момент: входя в Мандалу Образа, человек оказывается во внутренней питательной среде! В своем собственном Центре Циклона! В той маленькой точке, из которой раскручивается и на которую опирается все здание его силы! Эта сила пронизывает его всего, и нет ни одной поры кожи на его теле, через которую не струилась бы всепроникающая Энергия Глаз внутреннего зрителя… И еще раз – внимание!
В этом положении в силу вступают законы, которые ничто извне не может ограничить! То есть не существует того, что могло бы противостоять им. Это законы, по которым проявляет свою силу Образ! Помните: его мощь неописуема! Его потенциал невообразим! Это он поднимает вес, который кажется всем таким неподъемным!
И что же зафиксировали приборы? Они зафиксировали обычное измененное состояние сознания, состояние экстаза, или гипнотического транса. То есть мой мозг, если верить показаниям приборов (а я им верю), пребывал в состоянии, в котором транслировал вовне внутренний Образ, или, лучше сказать, смотрел вовне через внутренний Образ, или, еще лучше, – присутствовал в состоянии отождествления с Внутренним Образом, который как бы заглотил в себя внешнее! Эту парадоксальную формулу есть смысл повторить еще раз: присутствие в состоянии отождествления с внутренним образом, который как бы заглатывает в себя внешнее! Скорее всего, так оно и было, потому что я испытывал мощное ощущение власти над смотрящим пространством, над зрителем, который также, несомненно, был введен посредством пробуждения Образа в измененное, или трансовое, состояние сознания. Но здесь крайне важно ясно осознавать, что хозяин транса не мы, а Образ, естественным следствием проявления которого транс оказывается. Мы же можем только превратить себя в то недостающее звено, которого не хватает в электрической цепи, чтобы грандиозная машина Образа засияла светом своих уникальных, самоосвобождающихся качеств!
Итак: в тотальном слове мозг, отождествленный с внутренним образом, как бы заглатывает в себя внешнее! То есть реальность, создаваемая на уровне актера (на сцене Театра Реальности, позиция ? – альфа), проецируется во внешний мир, подчиняя его себе, видоизменяя или даже трансформируя по образу и подобию своему. (И только здесь, и только из этой позиции можно говорить о феномене сценической правды и о ее принципиальном отличии от жизненной правды.) Одна из самых загадочных экстрасенсов современности, Беатрис Рич, так описывает этот психический феномен: «Такое впечатление, что сцена, развертывающаяся перед глазами, вытесняет все остальное и, развернувшись, поглощает меня. То есть я становлюсь ее частью. Я словно нахожусь одновременно в двух местах. Сознавая свое присутствие в комнате, я в то же время нахожусь внутри своего видения»[22]. В каббале подобный эффект называется пламя мелькающего меча, в котором тыльная грань сливается с передней. Это и есть трансовое воздействие Образа, обобщаемое и организуемое танцем Образа, центром которого является жестокое мастерство Сверхмарионетки, способное переводить мир из профанного[23] состояния бытия в священное. Мне в этом случае больше нравится употреблять словосочетание ми фологическое состояние бытия, или состояние тотального времени!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.