О презирающих тело. О радостях и страстях.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

О презирающих тело.

О радостях и страстях.

30 марта 1987 года

Возлюбленный Ошо,

О ПРЕЗИРАЮЩИХ ТЕЛО

«Я», — говоришь ты, гордясь этим словом. Но важнее — хотя ты и не хочешь этому верить, — гораздо важнее тело твое и великий разум его; оно не говорит «Я», а созидает его.

Все, что испытывается чувством и познается духом, никогда не имеет в себе конца своего. Однако чувство и дух хотят убедить тебя в том, что они - цель и предел всех вещей: так тщеславны они.

Чувство и дух всего лишь орудия и игрушки: за ними скрывается Самость. Она ищет глазами чувств и слушает ушами духа.

Самость всегда прислушивается и ищет: она сравнивает, подчиняет, разрушает и завоевывает. Она господствует и повелевает даже твоим эго.

За мыслями и чувствами твоими, брат мой, стоит могущественный господин, неведомый мудрец — Самость имя ему. В твоем теле живет он, он и есть тело твое.

В теле больше разума, нежели в высшей мудрости твоей. И кто знает, зачем вообще нужна телу высшая мудрость?..

О РАДОСТЯХ И СТРАСТЯХ

Брат мой, если есть у тебя добродетель, и ты один обладаешь ею как достоянием своим, ни к чему, чтобы была она у тебя общей со всеми.

Конечно, тебе хочется ласкать ее и называть по имени, шутя, дергать за ухо и быть с ней на короткой ноге.

Смотри же! Теперь имя, которым ты назвал ее, стало общим для всех, и сам ты стал частью толпы вместе с добродетелью своей!

Лучше, если ты скажешь: «Нельзя ни выразить, ни назвать по имени то, что составляет муку и сладость души моей, а также голод утробы моей».

Да будет добродетель твоя слишком высока, чтобы называть ее по имени: а если придется тебе говорить о ней, не стыдись говорить невнятно.

Запинаясь же, говори так: «это мое добро, и я люблю его; оно нравится мне таким, какое есть, и я один желаю быть хозяином его.

Ни божественного закона, ни человеческого установления не хочу я видеть в добродетели моей; не хочу и того, чтобы стала она для меня путеводителем на небо, в рай.

Предмет любви моей — земная добродетель: в ней мало мудрости и совсем мало смысла, понятного всем.

Но эта птица свила у меня гнездо свое: потому я люблю и ласкаю ее, и теперь золотые яйца высиживает она у меня».

Так должно тебе восхвалять добродетель свою, и пусть будут невнятны слова твои...

...Так говорил Заратустра.

Из великих учителей мира один Заратустра не против тела, он за тело. Все остальные учителя против тела, и они объясняют это тем, что тело - препятствие для роста души, тело — барьер между вами и божественным. Это явная чушь.

Заратустра, быть может, самый нормальный учитель, которого мы знаем. Он не занимается никакой ерундой; его метод практичен и научен. И он первый, кто учил телу, кто учил человечество: если вы не любите тело, пока вы не понимаете тело, вы не можете духовно расти. Тело — храм вашей души.

Оно всю жизнь служит вам, не требуя ничего взамен. И осуждать его отвратительно, потому что все эти осуждающие тело рождены из тела. Они осуждают тело через тело. Они проживают жизнь через тело, и, тем не менее, человечество восприняло очень опасную идеологию: разделение между телом и душой — и не просто разделение, но полярную противоположность; что вы должны выбрать либо тело, либо душу. Это часть более общей философии: материи и духа. Тело — это материя, душа — это дух. И все эти осуждающие тело, презирающие тело сосредоточились на одной идее: что мир состоит из двух частей, материи и духа.

Но теперь мы знаем не только логически, не только через опыт, но также и на основании научных доказательств, что есть только одно бытие; назовете ли вы его материей или духом, не имеет значения. Тело и дух, материя и энергия — одно и то же. Существование не дуально; это органичное целое.

Но была основательная причина для осуждения тела: это был их способ восхваления души, это был их способ превозношения нематериальной энергии. Без осуждения тела и материи это было бы несколько сложнее. Осудите тело — это дает вам хорошую основу для восхваления души. Осуждайте мир, и вы можете восхвалять Бога. Но они никогда не замечали очевидный факт: они сами постоянно проповедуют, что Бог сотворил этот мир. Если Бог создал мир, значит, мир — не что иное, как продолжение Бога, Его творчества; он не может быть Его врагом.

Прозрение Заратустры очень ясно, и в те далекие времена, двадцать пять веков назад, больше никто не смог понять, что у тела есть собственная мудрость. Вы сталкиваетесь с ней каждое мгновение, и все же груз старых условностей так велик, что не позволяет вам признать мудрость тела.

Например, ваши глаза постоянно моргают. Они могли бы все время быть открытыми, как уши. Но в теле есть мудрость, глубокая разумность — глаза очень нежны, и их нужно все время очищать. И когда веко опускается и поднимается, это помогает телу, посредством глаз, оставаться совершенно чистым. И есть железы, содержащие воду. Когда вы плачете, она выходит как слезы, но когда ваши веки моргают, та же самая жидкость смывает всю пыль, которая могла собраться на самой нежной части вашего тела.

Глаза — это почти окна вашей души. Тело чрезвычайно заботится о глазах. И это только один пример. Все основные потребности вашего тела не поручены вам; вы не так надежны.

Под «вами» я имею в виду ваш ум. Дыхание совсем не зависит от ума. Это было бы опасно, потому что ум не так бдителен; он может и забыть. А если он забудет, что надо дышать, вы умрете — когда вы спите, кто будет дышать? Ум глубоко спит, но тело продолжает дышать.

Даже если полностью устранить ум, это не повлияет на ваш процесс жизнедеятельности. Я видел женщину, которая девять месяцев находилась в коме, но она отлично дышала. Пульс, пищеварение, обеспечение разных частей тела различным питанием — все это работало почти как компьютер. А ведь все это очень запутанные и сложные процессы. Существует столько витаминов... какой витамин и в какую часть тела нужно направить? — тело знает это и удовлетворяет потребность. Это не ваша работа. Есть витамины, которые требуются мозгу. Кровь доставит в мозг только эти витамины.

У вас в крови два типа клеток: белые и красные. Когда вы ранены, ваш ум не может сделать ничего, но тело немедленно принимается за дело. Белые клетки немедленно несутся к месту раны. Это совершенно изумительно и таинственно: белые клетки соберутся к ране и не позволят красным уйти из тела. Они будут защитой.

Тело само себя лечит. Сейчас даже медицинская наука признает, что врачи, лекарства и вообще все, что мы можем сделать — это только помощь оздоровительному процессу тела, но основное лечение производит само тело. Мы можем поддержать его — но если тело не способно вылечить само себя, все наши усилия тщетны.

Если бы все процессы, происходящие внутри тела, должны были выполняться машинами, вместо одного тела вам потребовалась бы такая огромная фабрика, что вы не можете себе представить. Понадобится квадратные километры заводов, чтобы обеспечить все те функции, которые ваше тело выполняет так тихо и занимая так мало места. Тело постоянно обновляется. Каждые семь лет вы становитесь новым человеком, не зная об этом. В вашем теле нет ни одной старой клетки; все они сменились новыми. До того, как они станут слишком старыми и разрушительными, они заменяются. Кровь постоянно выносит мертвые клетки и приносит новые, выбрасывает углекислый газ, который может стать причиной смерти, если накопится внутри вас, и все время заменяет его на кислород, в котором ваша жизнь. И все это происходит так тихо, совершенно бесшумно. И тем не менее, все религии осуждают тело, утверждая, что тело — источник греха.

Тело — источник всей вашей жизни. Да, от вас зависит, что вы из него сделаете. Вы можете стать грешником и можете стать святым. Тело не искушает вас быть грешником и не вдохновляет быть святым. Кем бы вы ни были, грешником или святым — тело делает свое дело. Его работа так необъятна, что у него нет времени ни на что другое. Заратустра с огромным уважением относится к телу, поскольку это начало вашего существа. От тела вы можете двигаться к бытию.

Но если осуждать тело, отвергать его, истязать, как это делалось многие века, то вы не сможете пойти к своему существу. Вы понапрасну вовлечены, впутаны в борьбу с телом. Вся ваша энергия уничтожается в этом антагонизме. Тело должно быть принято с любовью, благодарностью, признательностью, и оно может стать ступенью лестницы, ведущей к вашей сущности. В действительности, природой так и задумано.

Заратустра говорит: «Я», — говоришь ты, гордясь этим словом. Но важнее — хотя ты и не хочешь этому верить, - гораздо важнее тело твое и великий разум его; оно не говорит «Я», а созидает его.

«Я», — говоришь ты... Вы когда-нибудь замечали, что ваше я меняется двадцать четыре часа в сутки? Вечером ваше я решает: «Я встану рано утром, в пять часов, чтобы медитировать». Это ваше решение, решение вашего я. Но вот зазвонил будильник, и некто внутри вас, кто теперь притворяется вашим я, говорит: «Какое прекрасное утро, посплю-ка я еще немножко, в постели так уютно...» Вы поворачиваетесь на другой бок, натягиваете одеяло и просыпаетесь, как всегда, в девять. И вы никогда не думали об этом: то я, которое постановило проснуться в пять, не может это выполнить.

Ваше я не одно; это толпа из многих я — почти как колесо и его спицы. Каждая спица бывает наверху, и тогда она говорит так, как будто это и есть ваше подлинное я.

Вы обещаете — и никогда не исполняете обещанного. Вы не можете быть одним я — единым, собранным. Что касается ума, вы — это множество я.

Георгий Гурджиев обычно рассказывал: У одного очень богатого человека был дворец и множество слуг. Он отправился в паломничество к святым местам; оно могло продлиться два, три года — нельзя было точно сказать, когда он вернется. Он сказал своим слугам:

— Помните, я могу приехать в любую минуту. Может быть, я не закончу паломничество — так что не ленитесь. Дом должен быть готов к моему приезду в любой день - чистый, опрятный...

И все они сказали, что будут стараться.

Но прошло три года, и мало-помалу слуги обленились. Несколько дней они старательно убирались — возможно, он приедет. Но три года миновали — а это был самый долгий срок — он не вернулся. Возможно, он умер, возможно, отрекся от мира. Он не собирался возвращаться...

Уборка дома и все остальное постепенно прекратилось. Но слуги решили, что на всякий случай они по очереди будут сидеть на главных воротах, потому что с главных ворот дорога видна издалека: «Если ты увидишь карету, сообщи нам, и мы тут же сделаем все, что нужно. А если кареты нет, — какой смысл убираться?» Итак, на всякий случай они стояли в главных воротах.

Дворец был редкой красоты и располагался в уединенной местности среди гор и лесов, поэтому, когда мимо проезжал какой-нибудь путешественник, он обычно спрашивал у слуги на воротах: «Кто хозяин этого дома?» А все они верили, в глубине души всем им хотелось верить — это одна из человеческих слабостей: когда вам хочется верить во что-либо, вы начинаете в это верить — они, в конце концов, поверили, что их хозяин никогда не вернется. Поэтому слуга на воротах обычно отвечал: «Он принадлежит мне. Я владелец этого дома».

Но путешественники приходили в замешательство, потому что, когда они возвращались той же дорогой, в воротах был кто-нибудь другой; они спрашивали: «Кто хозяин этого дома?» — и получали ответ: «Кто хозяин? Я хозяин этого дома».

Гурджиев часто рассказывал эту историю: что каждый слуга по очереди становится хозяином дома. И точно то же самое происходит в ситуации с вашим я. В вас множество я. Если вы внимательно понаблюдаете, вы сможете увидеть, что внутри вас много я, но в определенное время господствует только одно я. Это я говорит: «Я люблю тебя, и я буду любить тебя вечно. И другие любили, но они любили только при жизни. Я буду любить тебя, милая, даже когда умру».

А в следующий момент эти великие любовники ссорятся и швыряют друг в друга что попало. Что случилось? Что произошло с их великой любовью? Хорошо известно, что любящие могут умереть друг за друга, но любящие могут также и убить друг друга. Это не может быть работой одного и того же я.

Если вы будете бдительны, вы станете осознавать, что за вами тянется целый хвост я. Одно я хочет сказать то, другое я хочет сказать это, третье я хочет сделать что-то еще — между ними никогда не бывает согласия. Идет непрерывная внутренняя борьба: «Кто хозяин этого дома?»

Поскольку мы живет в бессознательности, мы никогда не осознаем это. Заратустра прав, когда он говорит: вы очень гордо произносите «Я», но ваше я — ничто в сравнении с необычайной разумностью вашего тела, которое никогда не говорит я, но в действительности исполняет все те функции, которые считаются функциями вашего я.

Все, что испытывается чувством и познается духом, никогда не имеет в себе конца своего. Однако чувство и дух хотят убедить тебя в том, что они — цель и предел всех вещей: так тщеславны они. Вы знаете, что ваши чувства много раз обманывали вас. И не только в пустыне, под раскаленным солнцем, когда вас обманывал мираж.

Вас мучает жажда. Это — пятьдесят процентов в создании миража. А горячий песок и отражение солнечных лучей создают остальные пятьдесят процентов. Отражение лучей из-за дрожания воздуха создает иллюзию воды. Дрожащий воздух имеет зеркальных эффект, так что, если там есть деревья, он отразит даже их. И человек, который хочет пить, становится абсолютно уверенным, что вода близко. Там деревья, они отражаются в воде, но когда вы приближаетесь к миражу, там нет никакой воды. Это всего лишь солнечные лучи, отражаясь обратно, создают зеркало, в котором отражаются деревья.

Но это бывает не только в пустыне.

Чувства обманывают вас и в повседневной жизни, и каждое чувство говорит: «Реальность — то, что испытываю я».

Однажды было так... Я стоял в саду библиотеки в городе, где я занимался. Подошел какой-то человек, хлопнул меня по плечу и сказал:

— Я не видел тебя сто лет!

Я посмотрел на этого человека; я его никогда не видел. Я сказал:

— Должно быть, вы ошиблись. Возможно, у вас был друг, похожий на меня, но я вас совсем не знаю. Он сказал:

— Мне очень жаль, но вы точь-в-точь похожи на моего друга.

Я ответил:

— Жаль, что мы с ним похожи, но что я могу поделать? Ничего.

В тот же день я был на базаре; этот человек подошел и снова хлопнул меня по плечу и сказал:

— Ну ты и чудак! Утром я окликнул какого-то невинного человека, думая, что это ты стоял у библиотеки. Но я возразил:

— Я тот же самый человек, который стоял у библиотеки, и вы уже второй раз стукнули меня. Но это не беда, — продолжал я, — в третий раз будьте внимательны, я не думаю, что ваш друг находится в этом городе. Ведь вы не виделись много лет.

Он сказал:

— Да, я не видел его много лет. Тогда я сказал:

— Запомните: когда вы увидите его в третий раз, сначала спросите, а потом...

Он прервал меня: — Но вы так похожи.

Я сказал:

— Я еще раз говорю вам: я ничего не могу с этим поделать, я не знаю вашего друга. Но он ответил:

— Мои глаза не могут так обмануть меня — да еще дважды за один день. Тогда я сказал ему:

— Запомните, в третий раз я стукну вас, если вы... потому что мне надоело это похлопывание по плечу. Он сказал:

— Что вы, я больше никогда... даже если это на самом деле будет он, сначала я спрошу.

Через четыре-пять дней я выходил из университета; этот человек увидел меня и сказал:

— Ну спасибо тебе, из-за тебя я беспокоил другого человека.

Я сказал:

— Вы что, хотите, чтобы я уехал из города? Я тот же самый человек! Он сказал:

— Но вы так похожи... Я сказал:

— Снова вы за свое.

Понаблюдайте, и вы обнаружите, что ваши чувства не так уж определенны, и их требования безосновательны. Вы слышите то, что не произносилось. Вы видите то, чего нет. Вы верите в концепции, которые абсолютно иррациональны. А тело абсолютно невинно, оно никогда не обманывает вас. Оно всегда подлинно. Чувство и дух всего лишь орудия и игрушки: за ними скрывается Самость — ваше бытие.

Заратустра признает в вас только две реалии: тело и бытие. Все, что между ними — чувства, ум, эго — ложные сущности. Если вы хотите добраться до своего бытия, начните с тела, ибо есть только две эти реалии; или, возможно, даже одна реальность. Тело — внешняя сторона вашего бытия, а бытие — внутренняя сторона вашего тела.

Самость ищет глазами чувств и слушает ушами духа.

Самость всегда прислушивается и ищет: она сравнивает, подчиняет, разрушает и завоевывает. Она господствует и повелевает даже твоим эго.

Самость, или бытие — ваш истинный хозяин. И если ваше бытие пользуется чувствами, умом как инструментами, это совершенно правильно. Но в человеке все поставлено с ног на голову. Мы совершенно забыли хозяина, и хозяевами притворяются слуги; и каждый слуга говорит, что именно его опыт истинен.

Как инструменты они превосходны — но ими должен пользоваться хозяин. Если хозяин не использует их, и положение таково, что инструменты распоряжаются хозяином... Ваш ум притворяется хозяином. Он — только слуга; его функция — служить вашей сущности. Но эта сущность совершенно забыта. В этом несчастье человечества.

За мыслями и чувствами твоими, брат мой, стоит могущественный господин, неведомый мудрец — Самость имя ему. В твоем теле живет он, он и есть тело твое. Какие прекрасные слова, и какие истинные. Он живет в вашем теле, он и есть ваше тело. Ваше бытие и ваше тело не отдельны, это две стороны одной монеты. Но поскольку тело осуждалось, осуждалось также и бытие. Хозяином стал ум.

Через осуждение тела автоматически произошло осуждение бытия, и человечеством руководили ложные сущности — всего лишь инструменты. Ваше бытие управлялось умом. Ум должен служить вам. Он не должен управлять вами.

В теле больше разума, нежели в высшей мудрости твоей. И кто знает, зачем вообще нужна телу высшая мудрость?..

Брат мой, если есть у тебя добродетель, и ты один обладаешь ею как достоянием своим, ни к чему, чтобы была она у тебя общей со всеми. Я все время повторял и повторяю вам: чем больше вы становитесь индивидуальностью, тем уникальнее вы становитесь, и в вашей уникальности скрывается ваше празднование.

Заратустра говорит: «Если у тебя есть добродетель, и это твоя собственная добродетель, не та, которой ты научился от других, но ты сам открыл ее, то ни к чему, чтобы она была общей со всеми — она будет уникальной. Это будет просто твоя подпись. Она будет настолько же уникальной, как и отпечатки твоих пальцев. Никто в мире не может обладать ею». Природа никогда не повторяется. Даже когда вы встречаетесь с похожими вещами, они только похожи, но не одинаковы.

Взгляните на дерево и рассмотрите внимательно каждый листок, и вы удивитесь: каждый лист обладает своей индивидуальностью; в точности похожих листьев нет.

Пойдите на берег. Поищите морские раковины, и вы не найдете двух одинаковых. Или поищите цветные камешки — нет двух одинаковых цветных камешков.

Творчество существования неизмеримо. Оно никогда не повторяется. Вам знакомо выражение: «История никогда не повторяется», но я говорю, что это не так. История повторяется, потому что она в руках бессознательных людей. Бессознательные люди не могут быть уникальными.

Однажды некий человек купил картину Пикассо. Это стоило ему миллион долларов, и он хотел убедиться, что это — настоящий Пикассо, не подделка; ведь на рынке бывают подделки, которые похожи как две капли воды на оригинал. Если вы не искушенный эксперт, вы не заметите никакой разницы. Поэтому он проконсультировался у эксперта, который специализировался как раз по Пикассо.

Тот сказал ему:

— Не беспокойтесь. Относительно этой картины я абсолютно уверен, потому что я был в доме Пикассо, когда он писал ее; так что я видел это своими глазами. Можете не волноваться. Ваш миллион потрачен не зря. Но этот человек сказал:

— Я бы хотел пойти вместе с вами к самому Пикассо. Мне хочется услышать также его мнение.

— Это несложно, — ответил эксперт. Они отправились к Пикассо. Пикассо сидел со своей подружкой. Он посмотрел на картину и сказал:

— Это подделка. Критик опешил:

— Что вы говорите? Я сам видел, как вы писали ее. И женщина тоже сказала:

— Ничего себе! Я тоже была в доме, когда ты писал ее. Пикассо сказал:

— Я не говорю, что не писал ее, но это — подделка. Все они уставились на Пикассо — он что, сошел с ума? Он сказал:

— Вы не понимаете. Вот что было на самом деле: одному человеку хотелось иметь картину, а мне в голову не приходило никаких идей, и поэтому я просто еще раз написал свою же старую картину. Пойдите в парижский музеи — и вы найдете ее там. Я просто снова нарисовал ту же самую картину. Так что, хотя написал ее я, это не подлинник, это копия. А сделал копию я или еще кто-то — не имеет значения. Копия есть копия. Это подделка.

Существование никогда не копирует себя. Оно всегда ново и всегда свежо.

Конечно, тебе хочется ласкать ее и называть по имени, шутя, дергать за ухо и быть с ней на короткой ноге.

Смотри же! Теперь имя, которым ты назвал ее, стало общим для всех, и сам ты стал частью толпы вместе с добродетелью своей!

Лучше, если ты скажешь: «Нельзя ни выразить, ни назвать по имени то, что составляет муку и сладость души моей, а также голод утробы моей».

Очень странное утверждение. Он говорит, что в тот момент, когда вы пытаетесь приспособить свою добродетель к обществу и смягчаете ее тут и там, она теряет свою истинность. Вы становитесь частью толпы; вы больше не уникальная индивидуальность. И вы можете проследить это в течение многих веков.

Ни одного нового Заратустры.

Ни одного нового Гаутамы Будды.

Ни одного нового Иисуса Христа.

И тем не менее, миллионы людей стараются стать точной копией этих людей. Они разрушают самих себя. Если вы не уникальны, вы упустили свою жизнь. Вы упустили свой рост.

Гаутама Будда прекрасен.

Заратустра прекрасен.

Но если вы притворитесь Заратустрой или сядете в позу Будды, это будет просто игра. Возможно, вы сделаете даже лучше, ведь Гаутама Будда не играл; он не репетировал. Его жизнь была спонтанной. Вы можете репетировать, сколько хотите; вы можете даже войти в образ Гаутамы Будды, и все же вы будете фальшивкой. Вы останетесь лицемером.

Заратустра говорит: Лучше, если ты скажешь: «Нельзя ни выразить, ни назвать по имени то, что составляет муку и сладость души моей»... Это восторг моей души, потому что это мой собственный рост; и мука, потому что я не могу это выразить.

«…А также голод утробы моей». Это не только голод моей души, но также и голод утробы.

Он хочет напомнить вам, что ваше тело и бытие настолько едины, что страстное желание вашей сущности станет страстным желанием вашего тела, а голод тела превратится в голод вашего бытия. Это просто два названия, но не две отдельные сущности.

Да будет добродетель твоя слишком высока, чтобы называть ее по имени: а если придется тебе говорить о ней, не стыдись говорить невнятно. Когда кто-то находит неповторимую добродетель в своем существе, он не может не заикаться, поскольку все великое в человеке невыразимо. Самое большее, вы можете заикаться, но вы никогда не сможете с удовлетворением отметить: да, то, что я сказал - в точности то, что я испытал.

Запинаясь же, говори так: «это мое добро, и я люблю его; оно нравится мне таким, какое есть, и я один желаю быть хозяином его». Истина это, красота или добро, оно должно принадлежать вам, оно должно корениться в самом вашем существе. Иначе вы останетесь частью толпы. И это самое безобразное в глазах Заратустры: быть частью толпы, быть просто спицей в колесе, быть просто номером. Если вы — безымянный номер в толпе, это отнимает у вас все достоинство, честь, гордость.

Вы когда-нибудь думали о том, что в армии людям дают номера? Когда солдат умирает, в конторе на доске появляется запись: «Номер тринадцать умер». Это создает такое различие — ведь у номера тринадцать нет детей, у номера тринадцать нет жены, которая ждет его, у номера тринадцать нет старушки-матери, которая хочет еще хоть разок взглянуть на его лицо. У номера тринадцать нет отца, нет друзей. Когда вы читаете запись: «Номер тринадцать умер», это не поражает вас, это не огорчает вас. Но если бы там было написано имя этого человека, это произвело бы на вас совершенно другое впечатление, потому что вы знали этого человека. Вы знаете, что его ждет жена, что его дети станут сиротами, а его старые отец и мать превратятся в нищих.

Давать солдатам номера — очень хитрая стратегия. Номер легко заменить; номером тринадцать станет другой новобранец. Но никто не сможет заменить человека, который был номером тринадцать. Можно заменить номера, но не живых людей. В толпе вы становитесь номером, вы теряете свою самобытность, вы начинаете подражать другим, вы начинаете делать то же, что и все остальные.

Заратустра говорит: «Помните: пока это не мое добро, этого недостаточно. Если это не мое переживание истины, это всего лишь гипотеза, в которую вы можете верить, но она не может рассеять вашу тьму. Если вы просто верите в свет, ваша темнота не исчезнет. Вам необходим реальный свет, ваш свет. Лишь тогда может исчезнуть тьма».

Ни божественного закона, ни человеческого установления не хочу я видеть в добродетели моей; не хочу и того, чтобы стала она для меня путеводителем на небо, в рай. Заратустра бунтовщик, но только бунтовщик и может быть истинно религиозным человеком. Он говорит: «Я не хочу, чтобы она была божественным законом — ибо следовать закону значит потерять свободу. Она должна быть моим законом, она должна родиться в моем сознании. Это должно быть цветком моего собственного бытия. Лишь тогда в ней есть красота и свобода».

Он не хочет, чтобы его добродетель привела его в рай - добродетель сама есть рай. Тот, кто добродетелен оттого, что желает райских наслаждений — просто жаден. Он не добродетелен — он не знает, что такое добродетель.

Добродетель — награда сама по себе.

Когда вы любите, хотите ли вы еще какой-нибудь награды? Любовь сама по себе награда. Когда вы правдивы, хотите ли вы какой-нибудь награды? Быть правдивым — может ли быть большая награда? Но все религии подарили людям ложные идеалы: будь правдивым, будь хорошим, будь моральным, и ты получишь необычайную награду в мире ином. Эти жадные люди стараются быть добродетельными, пытаются быть добрыми, правдивыми — не то, чтобы они любили правду, не то, чтобы они получали удовольствие от добродетели. Они пользуются ими как ступенями лестницы, ведущей к прелестям рая.

У меня точно такое же понимание: все подлинное, что рождается в вас — само по себе награда. Не желайте больше ничего. Этого больше чем достаточно. Это такая радость, такое счастье — быть полезным, быть участливым, сострадательным, добрым. Это такая радость — делиться, но не давать милостыню.

Заратустра прав, когда он говорит: «Я не дам вам милостыню; я не такой бедняк. Я буду делиться, потому что достаточно богат». Только нищие раздают милостыню другим нищим. Более нищие дают милостыню менее нищим; эти более нищие положили глаз на райские наслаждения. Это просто бизнес, они дают не просто так; а давать просто так и радоваться этому — это и есть рай.

Предмет любви моей — земная добродетель: в ней мало мудрости и совсем мало смысла, понятного всем. Учителя и проповедники постоянно учат вас, что любовь — это нечто неземное, но Заратустра слишком любит землю. Он нисколько не желает и не вожделеет никакого иного мира, и в нем нет никакого страха перед адом. Он хочет, чтобы эта земля была как можно более прекрасной, любящей, божественной, потому что для него материя и дух неотделимы. Материя — это просто сконденсированная энергия. Это форма энергии, а не что-то другое.

Предмет любви моей — земная добродетель... Не думайте, что любовь, красота или истина — цветы, которые не могут расцвести на земле. Они могут цвести на земле. Они всегда цвели на земле. Сама их жизнь коренится в земле. Именно земля снабжает их всеми соками, всеми оттенками и благоуханием.

Заратустра язычник.

«Но эта птица свила у меня гнездо свое: потому я люблю и ласкаю ее, и теперь золотые яйца высиживает она у меня».

Так должно тебе восхвалять добродетель твою, и пусть будут невнятны слова твои. Очень трудно точно высказать словами необъятное и безграничное переживание любви, добра или красоты. Но не беспокойтесь о том, что вы запинаетесь. Запинайтесь!

Но эта птица свила у меня гнездо свое... Это может быть любовь, это может быть добро, это может быть опыт божественного... но божественное не противоречит земле; божественное также растет на земле. Ибо эта птица свила у меня гнездо свое: потому я люблю и ласкаю ее. Меня не интересуют далекие миры — это всего лишь пустые мечты хитрых людей, чтобы эксплуатировать человечество. Теперь золотые яйца высиживает она у меня. Когда в вас рождается любовь, это совсем как птица, сидящая на золотых яйцах. Все находится внутри вас, и все принадлежит земле.

Земля — это храм.

На ней растут не только прекрасные цветы, на ней растут не только высокие деревья, но и люди, подобные Заратустре, Гаутаме Будде или Иисусу, тоже рождаются на той же самой земле. Они — гордость земли.

Так должно тебе восхвалять добродетель свою, и пусть будут невнятны слова твои.

Он совершенно неповторим в своем неосуждении земли — напротив, он восхваляет ее.

Она мать всего.

Если бы мы понимали, что земля — мать всего, даже самых великих ценностей, мы обращались бы с землей иначе. Мы разрушили ее. Мы почти совсем отравили ее. Мы нарушили ее экологическое единство. Мы разрушили ее окружение. И сейчас мы готовы полностью уничтожить ее с помощью ядерного оружия. А ведь это источник всего прекрасного, всего великого.

Земля священна.

Больше никто не осмелился сказать правду. Мужество Заратустры велико, и он говорит так, как если бы он был нашим современником. За двадцать пять веков ничего не изменилось — поскольку эти осуждающие землю все еще здесь. Религии, которые против тела, все еще живы. Если Заратустра будет понят, всякое осуждение земли должно смениться глубоким уважением к земле и всему, что растет на земле.

... Так говорил Заратустра.