Медитация двадцать первого века
Медитация двадцать первого века
Десять лет подряд я упорно обучал прямому расслаблению. Мне это дается просто, и я считал, что у других будет так же. Но со временем я понял, что это не так. Я ошибся. Я говорил: «Расслабьтесь». Слушатели понимали смысл этого слова, но расслабиться не могли. И тогда мне пришлось придумывать новые подходы к медитации. Сначала я вызывал напряжение, очень большое напряжение. Такое напряжение, что люди с ума сходили. И только потом я говорил: «Расслабьтесь».
Когда напряжение доходит до вершины, тело и разум жаждут расслабления. Человек напряжен, ему нужно отдохнуть, но я заставляю его продолжать, тянуть до самого конца. Делайте что угодно, лишь бы вызвать у себя сильное напряжение, а потом, когда уже нет сил сдерживаться, вы просто рухнете с этой вершины в бездну расслабленности. Это и есть цель. Цель — отсутствие всяких усилий, но в качестве пути к этой цели можно использовать напряжение.
Когда я преподавал в университете, один мой коллега пожелал научиться медитации. У меня там была маленькая школа медитации, и он пришел туда. В первый же день он, едва ощутив безмолвие, выскочил из храма, где мы собирались, и убежал со всех ног! Я не понимал, что случилось, и побежал за ним. Он оглянулся и, увидев, что я бегу следом, помчался еще быстрее. «Вот это да! — подумал я. — Что с беднягой стряслось?»
«Постой, Нитьянанда! — крикнул я. А его звали Нитьянанда Чаттерджи. — Погоди, ты куда?» Но он лишь махнул рукой и закричал: «Не хочу я медитировать. Ты опасный человек!»
Я поймал Нитьянанду за руку перед самой дверью его дома. Я спросил: «Объясни, что произошло».
«Не знаю, что ты там сделал, — сказал он, — но во мне наступила такая тишина... Ты ведь знаешь, я люблю поболтать. Я с самого утра как начинаю говорить, так до вечера и не останавливаюсь. Засыпаю на полуслове. Я все время болтаю. Я чувствую, что чем-то занят, и забываю о всяких заботах. Я знаю, что проблемы у меня есть, но, когда говорю с кем-то... А если никого рядом нет, я болтаю с самим собой. Но когда я сел рядом с тобой, я вдруг замолчал. Я стал пустым. Господи, думаю, так я с ума сойду! Стоит мне помолчать сутки — и я труп! И нет Нитьянанды Чаттерджи! Я понял, что, если мысли не вернутся, если эта тишина затянется, я не выдержу и просто убегу. И как все эти люди, что к тебе ходят, все это выдерживают? Ну, это, конечно, их дело. А я так не могу».
«Не бойся, — ответил я. — Безмолвие не убивает ум. Оно просто дает ему возможность отдохнуть. А у тебя все получилось с первой попытки именно потому, что ты болтун. Твои мозги давно устали. Тем, кто ходит ко мне, это дается намного труднее. Такое редко бывает, чтобы получилось с первого раза. Ты всю жизнь так утомлял свои мозги, что от тебя все шарахались. Жена, дети — даже они уже не могли тебя слушать. И преподаватели в университете. Стоит тебе зайти в комнату, как все потихоньку стараются улизнуть. И все только потому, что ты не даешь своим мозгам передышки. Но мышление — это прибор, его нужно время от времени выключать. Ученые говорят, что даже металлы устают. Разум намного сложнее, это самое сложное, что есть во Вселенной, а ты так его перегружаешь, что тебе выпала редкая удача — он мгновенно отключился. Радоваться нужно!»
«А потом он включится опять?» — спросил он.
«В любую секунду, когда захочешь», — заверил его я.
«Я боялся, что он отключился навсегда, — признался он. — А это означало бы для меня конец всему. Я подумал, что теперь меня упекут в дурдом. А еще я думал, с чего бы это мне вообще захотелось учиться медитации».
«Я тоже думал об этом», — сказал я.
"Я просто сболтнул, как обычно болтаю, — сказал он, — а ты вдруг потащил меня с собой. Усадил в машину и повез. Я и не предполагал... Я ведь часто всякую чушь несу, даже не задумываюсь. Мне не важно, о чем говорить. Я на любую тему могу болтать часами. А ты просто сидел там, больше никого не было, и я подумал, что эта тема тебе интересна. Увидел тебя и подумал, что тебе, наверное, только о медитации интересно говорить. Вот я и завел о ней речь. А ты схватил меня в охапку, запихнул в машину... Я-то думал, что это безобидная штука. К тому же живу я неподалеку — почему бы не прокатиться в машине? Там и поговорить можно. Ты меня заманил в ловушку, я ведь уже не мог отвертеться. Привел в свой храм, там человек сорок уже сидят, и мне тоже, конечно, пришлось сесть. Да я с самого начала хотел смыться! Медитировать мне совсем не хотелось, я вообще не люблю всякие штуки, которые неизвестно куда могут завести.
И вот сижу я там, кругом тишина. Приоткрыл глаза, покосился — все сидят молча, с закрытыми глазами. Ну, думаю, самое время сматывать удочки. Я-то понимаю, что ты не позволил бы мне просто так уйти. И я представил, как это выглядеть будет: все прохожие смотрят, как я убегаю, а ты — за мной. Ладно, думаю, посижу еще. И тут... Я перепугался до смерти! Я боюсь тишины. Хоть бы какой-то звук!"
«Тебе очень повезло, — повторил я. — Ты так много болтал, что твои мозги с радостью отключились. Не упускай такой шанс. И ничего не бойся! Посмотри на меня: я по-прежнему могу говорить — и ты сможешь. Сейчас ты не в силах управлять своей речью. Она выше тебя, слова льются сами собой, а ты — просто граммофонная пластинка. Тишина сделает тебя хозяином своего языка».
«Ну, если ты так уверен... Я тебе верю. Я приду еще раз. Но помни, я не хочу сходить с ума. У меня семья, дети, родители уже совсем старые...»
«Не волнуйся, — успокоил его я. — С ума ты не сойдешь».
И он начал ходить ко мне каждый день. Самое удивительное, что он двигался вперед быстрее всех остальных. Этот случай навел меня на мысль об особой форме медитации. Я сам начал пользоваться новым приемом: тарабарщиной. Нельзя сказать, что прием совершенно новый, но прежде никто не пользовался им при обучении целых групп.
«Не волнуйся, — говорил я Нитьянанде Чаттерджи. — Ты нес столько чепухи, что теперь без труда сможешь погрузиться в глубочайшее безмолвие».
Так и случилось. В университете все поражались. Никто не мог в это поверить. Все гадали, что же такого я с ним сделал. К нему подходили, заговаривали, а он отвечал: «Хватит уже. Когда мне хотелось поговорить, все отворачивались, а теперь мне уже не хочется. Оставьте меня в покое».
Ему предложили повышение, но он отказался от места и ушел на пенсию, чтобы семье хватало на жизнь, а он мог оставаться в безмолвии. Я встретил его лет через десять. Он полностью преобразился и выглядел так молодо... Он был похож на свежий бутон розы, такой свежестью дышало его лицо! И он по-прежнему молчал. Приходил, сидел у меня часами, но молчал.
Разум — просто прибор. Он может работать, может отключаться. И вопрос лишь в том, что он должен быть слугой, а не хозяином. Как слуга, он великолепен; как хозяин — опасен. Станьте вы его хозяином.
Медитацией нельзя заниматься. В ней можно только пребывать. Это не занятие, а бытие; не дело, а состояние.
Это случалось много раз: ко мне приходили атеисты и спрашивали: «А я могу заниматься медитацией?» Господствует мнение, будто медитировать можно, только если веришь в Бога. Глупо так думать. С Богом медитация никак не связана. Наоборот, тем, кто верит в Бога, медитировать намного труднее. Мешает сама вера.
Тому, кто ни во что не верит, довольно легко остановить мышление. Верующему сложнее, потому что вера — это мысль. Это часть разума. Если искренне веришь в Бога, оставить мысли позади трудно, ведь это будет означать, что позади оставлена и вера. В этом смысле неверующие в выгодном положении.
Помните, кстати, что западное слово «медитация» само по себе внушает неверные представления. Мы вынуждены говорить: «медитировать на чем-то». Нужен какой-то объект, на котором медитируешь, — тут и кроется проблема. На Востоке используется другое слово — дхьяна. Дхьяна не подразумевает сосредоточения на чем-то; это, скорее, отбрасывание любого содержания, чистое бытие. Дхьяна не требует объекта, это его отсутствие, сознание без содержимого. Отбрасывается всё — нети-нети, «ни то, ни это». Отбрасываются все мысли, хорошие и дурные. Что остается, когда нет мыслей? Только вы сами. Это и есть благодать.
Впрочем, не так уж важно, как это называть. Если угодно, зовите это Богом, нирваной, Дао — любым словом. И пусть вас не пугает, что вы не можете верить в Бога. Это хорошо! Когда кто-то заявляет: «Я верю в Бога», я говорю: «Ну и замечательно, с этого мы и начнем». Если человек говорит: «Я не верю в Бога», я тоже отвечаю: «Отлично, с этого и начнем».
Начинать приходится с того места, где ты сейчас. Любое место подойдет, потому что все они расположены на одной окружности, и из любой точки можно попасть в центр. Направляйтесь к центру и не тревожьтесь о том, откуда начинается движение.
Мулла Насреддин зашел однажды в парикмахерскую, посмотрел на расценки и увидел такой пункт: «Опаливание — 5 долларов». Он спросил, почему так дорого.
«Каждый волосок — это крошечная полая трубка, — пояснил парикмахер. — Когда кончики открыты, энергия тела просачивается наружу. После стрижки полезно опаливать волосы, чтобы дырочки на кончиках волос закрылись и энергия не протекала. Иначе с каждой стрижкой волосы и все тело будут слабеть».
«Постойте-ка! — воскликнул Мулла. — А как насчет подбородка? Я каждый день бреюсь, а щетина все гуще и жестче. Как вы это объясните?»
«Очень просто, — ответил парикмахер. — Вы просто не из тех, для кого предназначены мои сказки!»
Все это просто сказки. Если они тебе нравятся — хорошо, если не нравятся — тоже хорошо. Не обязательно во что-то верить, не нужно обо всем этом тревожиться. Не тратьте время на Бога. Люди столько времени тратят впустую из-за какого-то одного слова! Одни доказывают его существование, другие пытаются его опровергнуть, все строчат гигантские трактаты... О Боге написано больше, чем обо всем остальном. Миллионы книг, целые библиотеки книг на одну тему! Не стоит тратить время. Если вы не верите в Бога, эти сказки не для вас. Для вас найдутся другие сказки, на этот счет не волнуйтесь. К неверующим у меня тоже есть подход.
У меня ко всем есть подход. Кто бы ни пришел, я всех приму. Индуист, мусульманин, христианин, джайн, сикх, буддист, парс — я принимаю всех. Я обожаю любые сказки! Не важно, с чего начинаешь, важно начать. Не стойте на месте, идите к центру! Медитируйте, и медитация приведет вас домой. А называть родину можете, как хотите. Это не мое дело, как вы ее называете. Сами придумывайте.
Есть сто двенадцать способов медитации[3]. Они были известны уже десять тысяч лет назад. Я разработал несколько новых методов для современного человека, потому что прежние методы предназначены для прошлого, для совсем других, очень простодушных людей. Современный человек не простодушен, он очень сложен. Те методы предназначались для людей, ничем не скованных, естественных. За десять тысяч лет религии подавили практически всех. И сексуально, и в других отношениях. Религии оторвали человека от его естества.
И я создал новые методы — катарсические, помогающие освободить подавленное, очистить себя от всякого мусора, стать чистой доской, tabula rasa. После этого можно переходить к любому из ста двенадцати методов. Выбрать тот, какой тебе по душе.
Каждый день хотя бы на час забывайте о мире. Пусть исчезнет он, пусть из него исчезнете вы. Сделайте оборот на сто восемьдесят градусов и загляните в себя. Сначала видны будут только плотные облака. Это не страшно. Эти облака — подавление. Они скрывают злость, ненависть, жадность и прочие «черные дыры». Вы подавляли все это, но оно по-прежнему на месте. Так называемые религии учили подавлять эти чувства, и они стали похожи на полузажившие раны. Их приходится прятать.
Вот почему я уделяю особое внимание катарсису. Пока не переживешь мощный катарсис, облака не рассеются. Блуждание среди облаков быстро утомляет, а люди так нетерпеливы, что могут плюнуть на все и снова обернуться к миру со словами: «Нет у меня внутри ничего хорошего. Ни лотосов, ни благоухания, только вонь и грязь».
Так и есть. Что вы увидите, если закроете глаза и погрузитесь в себя? Никаких чудесных земель, о которых рассказывают будды. Вы увидите круги ада, мучения, подавленные чувства, накопившаяся за многие жизни злость. Там царит полный кошмар, потому люди и предпочитают не соваться внутрь себя. Намного проще ходить в кино и клубы, принимать гостей и сплетничать. Вы изо всех сил придумываете себе занятия, пока не начинаете валиться с ног и не засыпаете. Вот как вы живете. Это всеобщий образ жизни.
Естественно, заглядывая в себя, люди пугаются. Будды говорят, что там царит полное благолепие и благоухание, повсюду цветут лотосы, атмосфера пронизана вечным счастьем. Они говорят о рае, о царстве Божием, которое внутри нас. А вы, когда туда приходите, видите сущий ад! Там не чудесные земли Будды, а концентрационные лагеря Гитлера. Конечно, вы тут же решаете, что все эти рассказы — чушь, лучше уж оставаться снаружи. В самом деле, зачем ковырять собственные раны? Они опять заболят, начнут сочиться гноем. Не дай Бог, можно и заразу какую-то занести.
Но катарсис помогает. Катарсис — это хаотическая медитация. Покров облаков расходится, тьма рассеивается, мысли проясняются. Вот почему я добиваюсь вначале хаотической медитации, а уж потом — безмолвной. Сначала деятельность, потом уже пассивность. Бездеятельным можно стать лишь после того, как выбросил из себя всю дрянь, когда в тебе уже нет ни злости, ни ненависти... Ты вычищаешь себя слой за слоем, выбрасываешь все. И, когда все лишнее выброшено, тебе намного легче проникать внутрь, ничто не мешает идти вглубь себя.
И перед тобой вдруг открывается яркое сияние земли Будды. Ты оказываешься в совершенно ином мире.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.