В стране безграничных возможностей

В стране безграничных возможностей

1980

• Первая ирано-иракская война в Персидском заливе начинается с расторжения «Договора о границах» 1975 года и иракских налетов на иранские нефтяные центры.

• После сильных беспорядков и волны забастовок в Польше основан независимый профсоюз «Солидарность».

• В Китае власть захватывают реформаторы-прагматики во главе с Дэн Сяопином.

• Власти СССР отправляют диссидента-физика Андрея Сахарова в ссылку, в город Горький. В Москве происходят Олимпийские игры, бойкотируемые 45 государствами.

• В Болонье праворадикальные итальянские экстремисты взрывают бомбу в зале ожидания центрального вокзала. 80 человек погибают при взрыве, еще 220 ранены.

В июле 1979 года мы организовали первый летний курс с Тенгой Ринпоче в Родбю – огромное событие для всех нас. Ханна переводила, я учил по вечерам. Затем пришло время снова покинуть Европу. Вытащив джип доктора Шена из леса к северу от Нью-Йорка, я пообещал ему вернуться. Теперь он прислал мне билет на самолет. Ханна осталась с Тенгой Ринпоче, который успешно вылечился от костного туберкулеза и уже учил в Копенгагене по нескольку часов в день. К нему приходило все больше людей из наших европейских центров. Все шло по плану, и я с радостью воспользовался возможностью пробудить обширные кармические связи в восхитительной Северной Америке.

^{Тенга Ринпоче в Родбю}

Земля, которую доктор Шен приготовил для тибетцев под городом Кармель, была для них слишком маленькой. Тогда он подарил им большой старый отель в часе езды на север от Нью-Йорка. Он стоял на склоне горы с потрясающим видом, неподалеку от знаменитого Вудстока 60-х годов. Первый участок, который не пришелся по вкусу тибетцам, вполне устроил китайцев, и доктор Шен хотел возвести там храмы для Будды Безграничного Света и Гуань Инь, китайской Освободительницы. Я, как «свирепый воин» с севера, должен был очистить эту землю от деревьев. В моем распоряжении были две совершенно новые бензопилы, дом, джип и бульдозер, все остальное я закупал за его счет. Дополнительным преимуществом был телефон, с помощью которого я мог планировать дальнейшую поездку по Америке. Вручив мне все эти богатства, доктор Шен уехал в Нью-Джерси, где налоги были гораздо ниже, чем в Нью-Йорке. Чудесное место на Лонг-Айленде он продал.

Какая свобода! Я наслаждался работой, целый день спиливая деревья низкого качества. К счастью, на моем пути не было буков и дубов. Никто не давал никаких советов, и некому было пугаться, когда я хотел испробовать интересную новую технологию. Если одна бензопила застревала, я всегда мог ее высвободить второй пилой – в Швеции такая роскошь была нам недоступна. Когда становилось слишком темно, чтобы работать, я ехал на джипе в Нью-Йорк и давал поучения в центрах Кхенпо Катара или Ламы Норлы. За поучениями следовала дискотека, и где бы я ни просыпался утром – ровно в восемь я скатывался по всем этажам к джипу. Этому быстро учишься. Если в Нью-Йорке машину отгоняли на штрафстоянку, ее освобождение стоило 130 долларов и отнимало массу времени.

Лекс опять предоставил мне пару часов в своей радиопрограмме, и после эфира в центр Кхенпо Катара пришло много новеньких. Я день и ночь дарил этому городу все самое лучшее, что мог, – но несмотря на все мои усилия веселые люди уходили, а те, кто оставался в центре, год от года становились все чопорнее. Это было похоже на неизлечимую болезнь. Предполагаю, что за этим стояло протокольное влияние «Дхармадхату», организации Трунгпы Тулку.

Когда земля была очищена – а выкорчевывать пни бульдозером было особым удовольствием, – приехал доктор Шен и сказал: «Спасибо за твой вклад, но ты слишком хорош для этой работы. Вот немного денег, поезжай послезавтра в Бронкс, прочти лекцию в нашем храме».

Здание китайского храма заметно выделялось на фоне разоренного гетто. Кармапа, Ханна и я уже бывали там в качестве почетных гостей, и я тогда заметил, как высоко Кармапа ценил доктора Шена. Мои поучения понравились даже традиционным, любящим правила китайцам. Но несмотря на их пожертвования мне все равно не хватало денег на все, что хотелось сделать этой чудесной осенью. Поэтому я устроился на работу к одному бывшему монаху по имени Шераб. Теперь его звали Барри, он ремонтировал старые дома на Манхэттене и сдавал их за большие деньги. Его колено, которое Кармапа вылечил в Женеве, было по-прежнему в полном порядке. Помимо прочих дел он еще с удовольствием устраивал небольшие, но яркие выставки, которые привлекали внимание общества к положению тибетцев. Когда-то в присутствии Барри я рассказывал Кармапе о том, как копал ямы для бассейнов, чтобы заработать на распространение Дхармы. Кармапа выслушал и обратился к Барри со словами: «Если ты когда-нибудь наймешь Ламу Оле на работу, плати ему хорошо». – «Естественно», – пообещал Барри, и Кармапа подмигнул ему: «Ты все равно не сможешь заплатить столько, сколько на самом деле стоит его труд». Но я не обижался. Десять не облагаемых налогом долларов в час за удовольствие ломать стены – для того времени совсем неплохо.

Мои поучения понравились даже традиционным, любящим правила китайцам.

Я работал в огромном старом доме на 168-й улице в Гарлеме. Здание находилось напротив пресвитерианской больницы. Кувалда приятно тяжелила руку, и я не тратил времени понапрасну. Пока мы опрокидывали стены и освобождали заваленные мусором помещения подвала, я досконально ознакомился с семидесятилетней историей американского материализма. Какое разбазаривание сырья! В Европе, которая всегда перерабатывала вещи в военных целях, выбрасывать приходилось намного меньше. Мы работали как лошади, и Барри каждый день заезжал к нам на своем красном «Кадиллаке». На другой стороне улицы тоже не было скучно: очевидно, где-то воевали между собой местные банды. Каждые четверть часа выли сирены «скорой помощи», и я видел пациентов, у которых было отстрелено полголовы. Стычки между пуэрториканцами и другими латиносами были более жестокими, чем войны негритянских группировок. За последние годы рост числа убийств и потребления кокаина стал нормой, и в гетто даже дети разгуливали с огнестрельным оружием.

Постепенно приходили приглашения из других штатов, и настало время ехать дальше. Я выбрал испытанное американское транспортное средство «бедного человека» – автобус «Грейхаунд». За сто долларов на нем можно было две недели ездить по всей стране. По пути много видишь и в любом месте можешь прерывать поездку. На автовокзалах и вокруг них, часто в немыслимых условиях, обитал самый низший из всех слоев американского общества.

Я выбрал испытанное американское транспортное средство «бедного человека» – автобус «Грейхаунд».

В Чикаго были одни новые лица, и тем не менее здесь прошло несколько по-настоящему удачных мероприятий. Слушая вопросы людей, я заметил, что у поразительно большого количества женщин были проблемы с гневом. В Нью-Йорке преобладала ревность. Поездка по городу оживляла впечатления предыдущего визита с Ханной. Толстый слой пены окатывал берега озера с каждой волной, и длинноволосые хиппи в плащах не по размеру – отдающие дань скорее королю Алкоголю, чем наркотикам, – пытались защититься от немилосердного ветра, вышибающего слезу. Счастливые люди попадались редко.

Зима уже стояла на пороге, и я первым делом направился в северную часть западного побережья. Путь лежал через Денвер, где пьяные индейцы на автовокзале выпрашивали деньги, рассказывая невероятные истории, и затем через Солт-Лэйк-Сити – чистую, но лишенную чувства юмора столицу мормонов. Этот город мне не особенно понравился. Складывалось ощущение, будто официальные здания здесь специально построили чрезмерно большими, чтобы граждане чувствовали себя ничтожными перед лицом божественного порядка. По пути в Портленд в штате Орегон, на этот раз на автобусе компании «Трэйлвэйс», мы миновали перевернутую машину в кювете. Я попросил водителя остановиться и выскочил из автобуса. К счастью, помощь никому не требовалась, но когда я, успокоенный, возвращался к автобусу, тот тронулся и укатил прочь. Почти сразу меня подобрал проезжий автомобиль, но при американских улиточных скоростях обогнать и остановить автобус нам удалось не сразу. Водитель выглядел как привидение. После того как пассажиры подробно высказали ему свое мнение, мне стало его жаль. Я спрашивал себя, сколько времени нужно терпеть ограничения и копить злость, чтобы человека в одной футболке оставить в холодной пустыне.

В богатой красками степи под Антелопэ в штате Орегон уже тогда была особая атмосфера. Впоследствии Бхагаван Раджниш собрал там свою коллекцию из 99 «Роллс-Ройсов». Тысячи его последователей давали врагам восточной духовности массу поводов для нападок. На внешнем уровне все было хорошо, пока Бхагаван не допустил ошибку, в публичной речи поставив Гитлера на один уровень с Ганди. Теперь Раджнишу дышали в затылок американские евреи, и его конец был только вопросом времени.

Проехав удивительные замшелые леса, я добрался до Портленда, где ждала Нэнси Вангмо. Эта волевая женщина открыла для меня северную половину западного побережья Америки. Ее работе для тибетцев долго мешали культурные барьеры, и теперь она с облегчением узнала, что я не притворяюсь монахом. Нэнси была рада встретить такого учителя, с которым можно было прямо и честно общаться. В то время уже было очевидно, что на Западе это большая редкость.

Учителя, представляющие Калу Ринпоче, были в особенно трудном положении. Он настаивал на том, что носить титул ламы может только тот, кто спит в одиночестве. Монахам было сложно придерживаться этого правила вдали от монастырей, и они чувствовали себя, как правило, очень одиноко. Многочисленные злобные слухи касались, однако, не столько безбрачия, которому на Западе придают мало значения, сколько неуважения к слабому полу. С самого первого приезда тибетских ринпоче в Америку женщинам казалось, что монахи их эмоционально используют. Кроме Портленда и Санта-Фе, куда прибыли зрелые учителя, почти везде приходилось успокаивать рассерженных дам. Чем выше был ранг ламы-мирянина, живущего без присмотра, тем более скверные слухи о нем кружили. Тартанг и Трунгпа Тулку с отрывом опережали всех остальных.

Нэнси организовала несколько лекций в Портленде и в залитом солнцем Абердине, который очень напоминал Порт-Элизабет в Южной Африке. Здесь основной движущей силой был могучий финн, а в Сиэтле группу направляла милая Энн Роббен. Какое-то время все указывало на то, что эта область Америки будет не только потреблять буддизм, но и что-то производить. Но вскоре и здесь начали смешивать всевозможные направления под маркой высокого интеллекта, и на развитии можно было поставить крест.

Везде в Америке – и в Северной, и в Латинской – меня поражало, насколько иначе выглядели люди в группах по сравнению с Европой и как мало было молодых лиц. Девяносто процентов моих европейских учеников могли в любой момент сдать нормативы для службы в армии или поучаствовать в показе мод. Им легко танцевать всю ночь напролет, а весь следующий день усердно работать. В Америке же, напротив, появление в центре человека моложе тридцати – настоящий повод для торжества. У тех американцев, что не ощутили на себе свежий ветер 60-х, было мало духовной открытости.

Девяносто процентов моих европейских учеников могли в любой момент сдать нормативы для службы в армии или поучаствовать в показе мод.

Канада

Канадские пограничники отличались совершенно неутолимой жаждой знаний. Но нетронутый ландшафт и ухоженное помещение центра под Ванкувером вскоре примирили нас с первым впечатлением от страны. Здесь в свое время на год застрял Калу Ринпоче, потому что на него разозлился спонсор. Очень долго буддизм здесь представлял Карма Тринле Ринпоче. Для людей, чья карма располагала к Алмазному пути в его традиционной, монашеской форме, Канада была самым лучшим местом.

В Ванкувере нас ждало приглашение. Друзья, с которыми мы когда-то встречались в Вудстоке, прислали мне дорогой билет до Уайтхорс, города первых поселенцев на далеком северо-западе, у границы с Аляской. Это обещало быть интересным, и я отправился в ближайший магазин ношеной одежды, чтобы купить дешевые зимние вещи.

При виде Юкона захватывает дух. Там, где господствуют долгие зимы и вечная мерзлота, все жесткие идеи отпадают. По пути из аэропорта я без умолку задавал вопросы. На первый взгляд все выглядело невероятно продуманно. Деревья – маленькие сосны – все были одного размера и росли на одинаковом расстоянии друг от друга. Однако их не высадил аккуратный садовник – они сами так вырастали, иначе им было бы не выжить. Машины стояли часами с включенным мотором, чтобы в них все не застыло, а когда я пару раз пытался выйти на улицу, холодный воздух обжигал горло. Ночами было неописуемое северное сияние – развевались прозрачные вуали постоянно меняющихся цветов. Ты просто замираешь и смотришь, как бы ни было холодно.

Люди здесь такие же, как и их край, – колючие, дикие индивидуалисты. Ко мне на лекции приходило много слушателей, что удивляло, учитывая мой ничтожный пиар. Рядом с нашими простыми плакатами висели портреты с иголочки одетого господина из Нью-Йорка. Он обещал любой духовный опыт, от ясновидения и целительства до астрологии. Я же мог предложить только возможность постичь природу ума.

Первые дни я жил в доме у друзей. По вечерам мы вместе делали уборку в супермаркете. Когда же многочисленные гости, приходившие ко мне днем и ночью, стали им в тягость, я переехал к Франсин, которую ничто не стесняло. Моника из Австрии предоставила свой дом для лекций. Многие жители этой области были немецкого происхождения. Наверняка именно поэтому они так ценили качество поучений, и я был рад возможности снова работать в полную силу.

Любое перемещение по этой огромной стране занимало невероятно много времени. Однажды мы несколько часов ехали в Каркросс, к какому-то оленьему перевалу, где я должен был благословить место для ретритного центра. Это была деревянная вышка времен золотоискателей. Все машины скользили на обледенелом склоне, а наверху ледяной ветер был таким сильным, что можно было спокойно облокачиваться на него и не падать. Было ничуть не теплее, чем в Ладакхе, когда мы получали Шесть доктрин Наропы. На обратном пути мы остановились на горячих источниках и там, по северному обычаю, то валялись в снегу, то прыгали в теплую воду.

В Ванкувере лекции проходили в доме с великолепным видом на порт, а в Сиэтле я остановился у Энн. Она снимала большую квартиру в цокольном этаже и, как многие йогини наших североамериканских центров, зарабатывала уборкой. Она была очень трогательной, организовала несколько лекций и показывала мне ночную жизнь Сиэтла. Нэнси отвезла меня обратно в Портленд. Там я обратил внимание людей на центр Тринле Другпы. Этот скромный, сочувственный и аполитичный лама был приятным исключением, и его стоило поддержать. Он приехал в Америку вместе с Калу Ринпоче пять лет назад, после нашего первого турне по Европе.

Затем, разъезжая на местных рейсовых автобусах, я посетил несколько маленьких групп вдоль побережья. Где бы я ни появлялся, я везде заставал полные кальяны и дымящие «косяки», а людей было почти не видно за волосами и бородами. Но они вели себя честно, доверяли своей глубинной сути и хотели учиться, чтобы помогать другим. По сравнению с гладким поколением «Я», которое как раз подрастало в те годы, они были глубокими, как океан.

Вики из Чикаго работала в индейской резервации в северной Калифорнии. Проведенный там день был весьма поучительным: исчезли последние иллюзии об индейской романтике, которые я все еще лелеял. Кстати, ребенком я чаще играл в ковбоев. За эти месяцы я повидал несколько племен, и везде, от Аляски до Гондураса, они представляли собой печальное зрелище. Главным разрушителем был алкоголь, и, как и у негров, во всем были виноваты белые. Лишь спустя годы, встретив нескольких шаманов и целителей, я лучше понял их культуру. В начале 90-х годов северо-западным индейцам в районе Ванкувера удалось достойно возродить свои старинные обычаи. Некоторые культуры создавали замечательные произведения искусства и прославились достижениями в области астрологии и военного дела – например, майя, ацтеки и инки. Но они не знали сочувствия и допускали государственное подавление беззащитных, а потому пали – и их падение было весьма неприятным.

После отъезда из Нью-Йорка я несколько раз звонил Барбаре Петти, с которой познакомился в Греции во время визита Кармапы. Она хотела, чтобы я сосредоточил свою работу в первую очередь на западном побережье Америки. Многие говорили, что культурные различия между населением этих мест и тибетскими учителями особенно велики, но я смотрел на это иначе. Современный мир принимает людей по большому счету одинаково, независимо от того, как они одеваются и что едят. Но невозможно учить высокообразованных и самостоятельных западных людей так же, как учили крестьянских детей в Тибете. Мой совет простой: делай то же, что говоришь, – тогда не будет слухов. Рассказывай только то, что важно для тебя самого, и безбоязненно позволяй людям разделять с тобой радость жизни. Никогда не забывай самого важного: ум подобен пространству, он открытый, ясный и безграничный, ему естественно присущи все хорошие качества. Ясно показывай цель и путь. Выделяй время для вопросов, а тех, кто их задает, считай партнерами по работе. Ограничивай только тех, кто попусту тратит твое время или сознательно пытается создавать неприятности. Слушателей с тяжелыми вибрациями приглашай побеседовать лично. Заканчивай медитацией, которая дарит благословение линии. Тогда поучения глубоко проникнут в ум.

Мой совет простой: делай то же, что говоришь, – тогда не будет слухов.

Этот стиль обучения мы собирались проверить на самой осведомленной, избалованной и запутанной в мире аудитории – на жителях Сан-Франциско, интересующихся духовностью. Здесь гуру обычно не задерживались надолго. В этом городе доверие и дружба важнее для нашей работы, чем где-либо еще. Вдоль всего западного побережья, до самой Мексики, работать было вдвойне радостно: эти места уже благословил Кармапа.

Сначала я остановился в центре у Барбары, в красивом деревянном доме на холме, в получасе езды на юго-восток от города. Он находился совсем рядом с Силиконовой Долиной, компьютерным центром Калифорнии. Но на то чтобы быть успешным в области высоких технологий, к сожалению, нужно тратить много времени, и потому люди приходили ко мне на лекции только раз или два в неделю.

Санта-Крус, наоборот, был настоящей Меккой для любителей отдыха. Построенный в тридцатые годы ХХ века, он служил местом проведения досуга усталым мафиози и представлял собой пляжный рай, особенно для лесбиянок, пока в 1989 году не случилось землетрясение. Здесь я не раз останавливался надолго, писал книги и делился бесчисленными радостями в беззаботной атмосфере того времени.

Группа несколько раз переезжала. Незадолго до моего приезда у них почти набралось достаточно интересующихся людей для создания большого центра. Но из Сан-Франциско приехал лама, которого Калу Ринпоче отправил туда из Швеции. Мастерство ламы со времен Копенгагена не повысилось. На ломаном английском он рассказал историю об индийском мастере Асанге, который достиг Просветления, вылизывая червей из ран собаки. Такое сострадание производило сильное впечатление в Азии, но оказалось совершенно не к месту в игривой солнечной Калифорнии! Люди с отвращением покинули зал и больше никогда не возвращались.

В Санта-Крус была запланирована большая конференция. Крупнейшие духовные вожди Америки сошлись вместе в самом просторном зале университета. Это событие, называемое «Психология-2000», коренным образом изменило мои представления о духовности. Здесь мне нужно было представлять одновременно европейский авангард и тибетский буддизм. Взбежав по лестнице к залу, как обычно с небольшим опозданием, я первым делом подумал, что попал на ярмарку по выращиванию декоративных растений. На всех выставленных там книгах было изображено что-нибудь зеленое. Приглядевшись, я понял, какие растения там рекламировались: конопля, мескалин, спорынья – сырье для ЛСД – и псилоцибин. Я, видимо, все-таки попал куда надо. В 60-е годы это и были носители духовности.

На конференции было полно знаменитостей. Некоторые что-то делали или говорили просто для эпатажа, но у других обнаружились высокие идеалы. Станислав Гроф сыпал узкоспециальными терминами из области статистики. Он, вероятно, старался, чтобы его восприняли всерьез как ученого. Причиной тому был недавний скандал с одной исследовательницей смерти. На ее занятиях для вдов некий голый господин в тюрбане скакал по помещению и замещал умерших супругов слишком усердно: многие дамы в итоге подхватили триппер. Новость обошла все газеты южной Калифорнии, и Гроф теперь пытался сохранить репутацию. Самым интересным был пророк ЛСД Тимоти Лири. Худой, седой и в белых одеждах, он два часа развлекал весь зал нескончаемым потоком анекдотов и ни разу не повторился. Его ум искрился ясностью, но сочувствия почти не ощущалось. С его точки зрения, если вы бездарь, негр, растяпа или неуч, то вам сильно не повезло. Его неизменной точкой отсчета был мозг, и он высмеивал любой романтический порыв. На бампере его автомобиля было написано: «Интеллект – лучший афродизиак!»

На бампере его автомобиля было написано: «Интеллект – лучший афродизиак!»

В зале было примерно 2000 человек – в основном известные психологи, ежедневно выставляющие солидные счета своим пациентам. Я решил вознаградить их чем-нибудь осмысленным за дорогое время – и нацелился прямо на их табу. Я прочитал «вводную лекцию» с упором на то, что каждый из предыдущих ораторов старательно вынес за скобки своей речи: необходимость найти духовные ценности, которые будут человеку опорой в болезни, старости и смерти. Когда я коснулся этих щекотливых тем, аудитория оцепенела, и в конце ни у кого не нашлось умных вопросов. Но на вечеринке в тот же вечер десятки людей подходили ко мне и благодарили. Они говорили, что это был единственный глубокий доклад. Я отвечал, что рад был видеть их вытянувшиеся лица, и советовал прочитать историю жизни Миларепы. Многие из этих людей уже написали толстые книги. Возможно, я тогда оказал влияние на следующую волну развития психологии в Америке: там заговорили о смерти и уходе за умирающими. На этой встрече многие, похоже, поняли, что смерть не является необъяснимой черной дырой.

Одна молодая мексиканка из Санта-Крус научила меня приемам «белой магии». Она отсидела четыре года в тюрьме за контрабанду гашиша и стала там свидетельницей того, как американские полицейские обучали своих мексиканских коллег «корректным» методам допроса. Очень популярным был способ, при котором голову подозреваемого держали под водой до тех пор, пока он не начинал захлебываться. Говорили, что это улучшает память и рождает готовность к сотрудничеству. Эта девушка была стойкой. Она стряхнула с себя все эти впечатления и теперь жила рядом с местным центром. Во время поездки по окрестностям города я заметил, что часто ее вспоминаю. Когда я ей об этом сказал, она только рассмеялась, открыла маленькую коробочку и показала лежащий в ней узелок, сплетенный из ее и моих волос. «Этому нас учат дома», – сказала она.

Мексика

Из Сан-Франциско я полетел в Мехико к Цезарю и его очаровательной японской жене Йошико. Когда мы создавали центр в Афинах, Цезарь работал там секретарем в мексиканском посольстве. Я дал обоим Прибежище, и они приезжали в Родбю на курс с Тенгой Ринпоче. Теперь они хотели принести Учение Будды в Мексику. Они тронули мое сердце. Проехав по ночному городу, мы прибыли в их семейное гнездо – дом в стиле испанских аристократов с внутренним двором. Уже было очень поздно, но никто не спал. Я чувствовал такую близкую семейную связь, будто оказался у своих родителей.

Я чувствовал такую близкую семейную связь, будто оказался у своих родителей.

Ночью меня посетили и люди, и боги. Когда наутро мы поехали в ацтекские храмы солнца и луны, мне там все были знакомы. Цезарь оказался превосходным гидом. Он показал нам с Йошико легендарные места. Мы видели скалу, на которой когда-то каменным ножом разрезали сердца пленных, еще бьющиеся, и приносили их в жертву солнцу. В другом месте ацтеки играли в своеобразный баскетбол, часто головами предыдущей команды. Этот народ сумел рассчитать движение большинства планет вплоть до 1988 года, – но убил тысячи людей во время своих ритуалов. Как и все остальные культуры, без сочувствия ацтеки долго не продержались.

Цезарь отлично переводил мои лекции. Одна богатая американская семья спонсировала школу Гелуг, а в остальном люди в Мексике были как везде. Им хотелось подолгу все обсуждать, но к систематической работе они были не готовы. Лишь спустя несколько лет Антонио Карам вложил много ясности, терпения и времени в то, чтобы основать «Тибетский дом» («Каса Тибет»), и тогда в Мехико началось развитие.

Когда все возможное было сделано, мы погнали устойчивый «Фольксваген Гольф» по живописной дороге в Веракрус, на восточное побережье Атлантики. Выезд из Мехико занимает много времени. Город расположен на высоте 2400 метров над уровнем моря. Со своими примерно двадцатью миллионами населения он был тогда крупнейшим мегаполисом в мире. Густые выхлопные газы, смешанные с цементной пылью и отходами, придавали здешнему воздуху и цвет, и фактуру. Бег трусцой часто приводил к летальному исходу.

Вначале сосредоточиться на вождении было нелегко. Я никогда не видел такого неба, таких облаков и красок. Вскоре не менее захватывающими стали и горы. Поездка была потрясающая, без преувеличения. К счастью, трое моих пассажиров ничего не боялись, и на обочине не стояла полиция. За Пуэбло, где заканчивалась автострада, было особенно увлекательно скользить на поворотах всеми четырьмя колесами маленького автомобиля, который отлично держал дорогу. Я не поверю, что добраться до Мексиканского залива быстрее нас удавалось многим.

Форт в Веракрусе дышал силой. Сооруженный во времена Кортеса, он отлично сохранился, и в ярком свете луны выглядел живой историей, в которую запросто можно было войти.

Полночи мы провели на дискотеке. Обнаружив на стене ломаный рисунок нью-йоркского горизонта, я, к своему изумлению, прослезился.

^{Святыня индейцев Майя}

На следующий день мы решили посмотреть совсем недавно найденные святыни индейцев-майя в дебрях первобытного леса. Добраться туда можно было только по воздуху. И если ацтеки оказались жестокими, то майя – извращенными. Их история подтвердила поговорку древних греков: «Кого боги хотят уничтожить, того они лишают разума». Сотни лет прожило это воинственное племя на юго-западе Мексики. По-видимому, самый большой урон майя нанесли себе сами, разрушив свой генофонд из-за постоянного кровосмешения. Барельефы в храмах представляли людей очень необычных пропорций. Должно быть, древние нубийцы и персы, чьи обычаи были похожими, рядом с индейцами-майя выглядели бы почти как нормальные люди.

Однажды племя внезапно снялось с насиженного места. Майя стали людоедами и ушли на полуостров Юкатан – как раз вовремя, чтобы погибнуть от пуль испанцев. Мы бродили среди руин и представляли себе, что здесь могли вытворять туземцы.

Единственное здание, в которое можно было войти, – высокая королевская гробница – вызывало чувство отчуждения. Эта культура, как и многие другие, в смысле человеческого развития зашла в тупик, и я уверен, что никогда в ней не жил. Некоторые люди – например, прекрасная Адриана Сильва из Боготы, – наоборот, считают, что в этом месте их принесли в жертву. Исследователям, желающим измерить глубину того, что творилось в головах у индейцев-майя, достаточно попробовать тонкие, бледные грибы, растущие здесь на склонах гор. У хиппи они были очень популярны. В них содержится активный псилоцибин, по своему воздействию напоминающий ЛСД.

На границе с Гватемалой я выронил паспорт. Оказалось, что Цезарю нужно срочно лететь обратно в Мехико, а мы с Йошико по пути на север посетили индейскую деревню. Там тоже было очень интересно, но ничто не задело меня за живое, как в Восточном Тибете или в нордических культурах. Другие люди, другие хитросплетения кармы.

Мы поехали дальше – в знаменитый Акапулько на западном побережье Мексики. Там росла конопля, в 60-е годы окрылявшая американскую молодежь. Одна семья учителей-идеалистов, работающих с самыми бедными индейцами, приняла Прибежище.

Через несколько дней, когда мы с Йошико ночью возвращались в Мехико, нам не пригодились фары. Началась гроза, и непрерывные молнии полностью освещали извилистую горную дорогу, а мы скользили по толстому водяному ковру.

Один американец пригласил нас в Гвадалахару, второй по величине город Мексики. Он оказался теплым и приятным. Уже одно вождение доставляло удовольствие. На этот раз я вел восьмицилиндровый американский автомобиль, не кастрированный ни автоматической коробкой передач, ни «диванной» подвеской, ни катализатором. Приятно удивленный тем, что в этой стране произвели такую точную и мощную машину, я устроил ей тест на скорость.

После лекции мы ночевали в одной исторической квартире. Махариши – основатель системы «трансцедентальной медитации» – разрабатывал здесь свой «Всемирный план». Держа в руках его черновики, я делал очень сильные пожелания, чтобы моя работа приносила максимум пользы существам, а вневременная глубина поучений Будды не терялась.

США

Мексика – особая, незабываемая культура. Выйдя из самолета в Лос-Анджелесе, попадаешь в совсем другой мир. Его не сравнить даже с мягким и гуманным Сан-Франциско. Этот исполинский город был ясным, однонаправленным и очень волевым.

Говорят, что он похож на Нью-Йорк, но это неверно. Ньюйоркцы более социальны и честнее воспринимают мир. Конечно, драматизировать обусловленные чувства бессмысленно, но я заметил, что в Нью-Йорке люди гораздо лучше знали, как они относятся друг к другу. В Лос-Анджелесе тяжело дышится, и с буддийской точки зрения это следствие скрытого гнева. Индейское название этой области означает: «место, где дым остается висеть». Костры туземцев давно погасли, но теперь миллионы дымовых и выхлопных труб «облагораживают» местный воздух. Часто уже в ста километрах от города щиплет глаза, а летом всю территорию вокруг Лос-Анджелеса заволакивает густым серо-красным угаром. Между автострадами, часто четырнадцатиполосными, стоит огромное количество одно– и двухэтажных домов. «Даун-таун», центр города, лежит посреди всего этого, как островок в огромном море.

В Лос-Анджелесе тяжело дышится, и с буддийской точки зрения это следствие скрытого гнева.

Я приехал вовремя: недавно в автокатастрофе погиб Джоэл, птичник Кармапы, влюбленный в Ханну. Такая смерть в «близкой семье» – дело необычное. Конечно, многие мои друзья и ученики попадали в аварии. Если за плечами солидное количество убитых китайских солдат или украденных лошадей из прошлой жизни, и за них еще предстоит кармически «заплатить», то бывает, что машина разбивается всмятку. Но после принятия Прибежища очень мало у кого обнаруживается такая тяжелая карма, чтобы человек сильно пострадал физически. Однако в случае с Джоэлом совпали особые условия. Кармапа строго-настрого велел ему выполнить семь условий: уволиться из бара на севере от Лос-Анджелеса, перестать ездить пьяным за рулем, ежедневно делать призывание Освободительницы, приехать к Кармапе в Индию и что-то еще – я уже не помню точно, что именно. Он не выполнил ничего и в одно прекрасное утро с четырьмя промилле в крови обмотал свою машину вокруг пальмы. В Румтеке уже знали. На месте оказался один тибетский лама, и я был рад, что тоже успел послать Джоэлу хорошие пожелания. Его все любили, но, как и большинство людей, он слишком серьезно к себе относился.

Барбара Петти прилетела в Лос-Анджелес, чтобы свести меня со своими знакомыми. Я прочитал несколько лекций для богачей, у которых, к сожалению, было мало открытости к собственному уму. Поэтому самые активные люди из местной группы вскоре переехали в Сиэтл. Всему виной была извечная проблема светских людей: быть важными хотели все, а сотрудничать – никто. В этом хромированном городе больше всего смысла имела работа с поздними хиппи и другими идеалистами. По мере того как укреплялась наша дружба, доверие к Учению росло, а волосы укорачивались.

В нескольких часах езды от сияющего города на запад еще были живы 1960-е. Заснеженные горы скрывали персонажей, курящих гашиш, но отличающихся сильной мотивацией. Они хотели научиться чему-то настоящему и даже надеялись, что смогут пригласить Кармапу. Здесь я впервые встретился с Робин и ее милыми детками. Каждый раз, когда она собиралась покинуть мою хижину, ее машина отказывалась ей служить. Как очень часто бывало в Америке, эта группа тоже распалась, но связи сохранились. Многие друзья до сих пор появляются на моих лекциях в разных концах страны.

Позднее Робин переехала в Фолбрук, мировую столицу авокадо, расположенную между Сан-Диего и Лос-Анджелесом, немного в стороне от побережья. Она открыла эту местность для нашей линии преемственности. Я бывал там каждый год – и в эти недели как никогда близко подходил к тому, что называют нормальной семейной жизнью. В этом районе обитало несколько интересных индивидуалистов, каких редко встретишь в Европе. В прошлых жизнях они наверняка были кочующими торговцами из моего племени, а более сплоченные европейцы – моими солдатами. К счастью, отличные йогины и женщины – носительницы мудрости – встречаются везде.

К счастью, отличные йогины и женщины – носительницы мудрости – встречаются везде.

Однажды моя лекция отменилась, и мы с Барбарой поехали в Перрис – калифорнийскую полупустыню. Здесь несколько лет назад один спонсор предложил Кармапе старую ферму для ретритов. Мы хотели на нее взглянуть. До этого был еще один щедрый дар – вершина горы в пустыне, куда можно было попасть только на вертолете. Владелец соседнего участка у подножья горы был трудным человеком и иногда стрелял в посетителей.

В Санта-Барбаре, следующем городе к северу, группа была зрелой и состояла в основном из пожилых людей. За долгие годы странствий этот город стал моим вторым домом: как бы ни была велика банда, путешествующая с нами, здесь нас всегда встречали с радостью. Буддисты Санта-Барбары были образованными людьми и находили время для богатой внутренней жизни. Социальное давление ощущалось меньше – а возможно, они просто не обращали на него внимания. Мне же предстояло, как и везде в Америке, научить людей сосредоточенности и сориентировать их на практику, а не только на слова. Последнее давалось нелегко. Сильное влияние на них оказывал расположенный неподалеку главный центр Кришнамурти. Этот индийский учитель годами радовал людей прекраснейшими словами об Абсолюте, но не давал методов, позволяющих им самим его постичь. Мне приходилось убеждать учеников, достигших солидного возраста, что недостаточно просто видеть цель – к ней необходимо прийти. Переварить это известие было непросто, и я повторял его снова и снова. Надеюсь, мне удавалось делать это с юмором.

Канада

Когда мы вернулись в Нью-Йорк, нас ждало приглашение в Канаду. Синтия из Торонто, ставшая после второго паломничества близким другом, блестяще все организовала. Я побывал в тюрьме строгого режима – интересно обучать умиротворяющим медитациям группу, состоящую в основном из убийц. Моим последним впечатлением о Северной Америке стала лавка антиквариата в Торонто, принадлежащая Ютте Марштранд. Там я впервые с содроганием увидел, какие бешеные деньги и на что тратят богатые люди.

Уже несколько лет мы опять каждый год ездим в Канаду. Польские и русские друзья основали центры в Эдмонтоне, Ванкувере и Торонто. Особенно силен Эдмонтон. Кроме того, мы стали счастливыми обладателями надежного места в Калгари. Появилась группа и в Монреале.

Европа

Было здорово наконец-то увидеть прекрасную Ханну, Центральную Европу и всех замечательных друзей. Время за океаном прошло с пользой – за три с половиной месяца я открыл для нашей линии преемственности новую, захватывающую часть света. Теперь люди на всем пространстве от Гватемалы до Аляски медитировали на Кармапу. С таким количеством близких друзей на континенте у нас появилась основа для большого развития.

Теперь люди на всем пространстве от Гватемалы до Аляски медитировали на Кармапу.

Во второй половине 1979 года Европу благословлял Тенга Ринпоче. Он проехал по Скандинавии и Германии, а затем провел еще несколько месяцев в Копенгагене. Его сочувствие было безграничным, и мы всех отправляли к нему, хотя с двумя его честолюбивыми молодыми помощниками приходилось быть настороже. Не обладая мудростью ламы, они слишком быстро оказались посвященными в дела этого большого мира. Один из них, монах, заставил девушку из Вены сделать аборт, а другой, мирянин, торговал в Копенгагене героином. Среди множества лам, которых мы имели честь привозить в Европу, Тенга Ринпоче стал нам особенно близок. Он был любящей матерью и никому ни в чем не отказывал. Позднее отважный Лопён Цечу Ринпоче принял на себя роль отца.

Осенью 1979 года произошел первый настоящий раскол в работе Кармапы. До тех пор мы не проводили никаких границ, черпая из единого источника силы. Ученики чувствовали связи друг с другом, залечивались раны, нанесенные столетиями войн и плохой наследственностью. Все шло благополучно, пока никто не пытался отрезать себе персональный кусок от пирога Кармапы. Естественно, различия всегда были и будут: одни ученики охотнее слушали одних лам, другие – других. Мы все намеренно не спрашивали учеников Калу Ринпоче, кто был для них окончательным Прибежищем. Друзья делали все возможное, чтобы минимизировать ущерб, – сглаживали противоречия, успокаивали невозможных людей и в целом старались не выносить сор из избы.

Но в один прекрасный день наше единство рассыпалось. Перемены стоили нам многих хороших чувств и некоторых друзей-идеалистов – но не тех, кто осознанно прожил 60-е годы и получил полное благословение Кармапы. Пришло письмо от прелестной Бернадетт из Порт-Элизабет с копиями документов нашего южноафриканского объединения. Хотя Кюнзиг Шамарпа объявил всем, что эта часть света находится в моем ведении, Аконг Тулку, будучи там с визитом, заставил всех присутствующих подписать бумагу о том, что они теперь подчиняются Самье Лингу и свои взносы также должны отправлять туда. Использование других центров в своих интересах прямо противоречило пожеланию Кармапы, чтобы все представители Кагью работали вместе в потоке его благословения под эгидой Румтека.

Из-за очередной попытки Аконга подмять под себя всю работу Кармапы Европа разделилась на три зоны влияния. Аконг Тулку руководил очень медленно растущими старыми центрами в Англии, Шотландии, Брюсселе и Барселоне. Как датчанин, я считаю, что его связи с китайскими коммунистическими властями вплотную подвели его к предательству своей страны. За особые заслуги китайцы даже присвоили ему титул «Живой Будда». Его организация «Рогпа» запрещает, например, своим членам принимать участие в антикитайских демонстрациях. Начиная с 1992 года он также активно содействовал признанию Ургьена Тринле – китайского кандидата на трон Семнадцатого Кармапы. За ним стоят двое высоких лам нашей линии преемственности – Тай Ситупа и Трангу Ринпоче.

К Калу Ринпоче отошла Франция (кроме Дордони, Ле Боста и их филиалов), Антверпен и Мадрид. Наша с Ханной территория лежала между Рейном и Владивостоком. В 1992 году к нам присоединилась также Япония.

Несколько лет спустя в Англии, Франции и странах Бенилюкса появилось около двух десятков веселых центров, самый важный из которых – Лондон.

В нескольких странах мы представляем Румтек совместно с Джигмелой, племянником Кармапы. Мы приглашали Кюнзига Шамарпу, Лопёна Цечу и других лам линии, умеющих распознавать политические игры. Мои талантливые ученики-миряне защищают центры от возвращения христианских настроений и стараются разумно интегрировать нашу работу в повседневную жизнь. При разделении нам достались самые сильные и неизбалованные люди, и потому мы естественно переживаем радость и рост. Но Кармапа был недоволен разделением; зная это, мы еще некоторое время пытались удержать всех вместе. Но везде, кроме Испании, все эти структуры так и сохранились до сих пор.

При разделении нам достались самые сильные и неизбалованные люди, и потому мы естественно переживаем радость и рост.

Так стремление Аконга Тулку к власти ускорило необходимый процесс. Естественно, что германские, славянские, романские и кельтские народы находят свои собственные подходы к такому многогранному явлению, как Алмазный путь. Способы самоорганизации и работы со своими привычками у рационалистов, логиков и эмпириков различаются. Нашей общей ошибкой было то, что мы не встретились, чтобы вместе определить новый порядок работы. Если бы вопрос не был таким щекотливым, мы бы это, конечно, сделали, как ответственные люди и как друзья, вместе несущие благословение. Но в результате ученикам самим приходилось принимать решения и выбирать себе учителя, яснее всех выражающего те аспекты Кармапы, с которыми они хотели отождествляться. Это замедлило наш рост зимой и весной 1980 года. Впервые нам пришлось ограждать себя от влияний, приходящих из нашей собственной линии передачи.

Тенга Ринпоче (род. 1932)

Тенга Ринпоче, Карма Тензин Тринле Пал Зангпо считается третьим перерождением в линии Тенга Тулку. Он родился в 1932 году в Восточном Тибете и большую часть своего образования получил в монастыре Бенчен. В 22 года он прошел традиционный трехлетний ретрит. В 1959 году Ринпоче покинул Тибет, полтора года прожил в Калимпонге и приехал в Румтек, где затем в течение семнадцати лет выполнял обязанности Дордже лопёна, Мастера медитации. В 1974 году он сопровождал Гьялва Кармапу в его путешествии по всему миру, а в 1976-м поселился в Катманду, где основал собственный монастырь. Благодаря длительному пребыванию в Дании на лечении в 1978–1979 годах, он стал известен на Западе, где у него вскоре появилось много учеников.

Тенга Ринпоче считается знатоком тантрической философии. Он глубоко сведущ в тибетской медицине, искусстве ритуалов, танцах лам и других специальных областях знания.

Трунгпа Ринпоче (1939–1987)

Одиннадцатый Тулку в линии Чёгьям, Трунгпа получил образование у высоких лам школ Кагью и Ньингма. После бегства из Тибета он некоторое время преподавал в школе для молодых тулку, а в 1963 году отправился в Англию изучать религиоведение. В 1967 году Трунгпа вместе с Аконгом Тулку переехал в Шотландию. В 1970 году он женился на американке и эмигрировал в США, где основал организацию «Дхармадхату» и буддийский университет, а также создал сеть центров. После его смерти эта организация полностью лишилась авторитета из-за поведения преемника Трунгпы.

Трунгпа Ринпоче стал автором многих книг. Он умер от последствий тяжелой автокатастрофы, которую перенес еще в 1969 году, когда жил в Шотландии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.