Глава I

Глава I

Но он, кто видит все создания в самом «Я» своем и «Я» во всех созданиях, потом не отшатывается с отвращением. Он, кто различает, в ком все создания стали Им, как может он впасть в заблуждение, откуда взяться скорби у него, в чьих глазах все есть одно?

В этих двух стихах Упанишады сформулирован этический идеал кармайогина. Вначале дается, как истолкование жизни, универсальность Брахмана в качестве единственной реальности и подлинного «Я» сущего – все существует только в Нем и Он находится во всем как «Я». Всякое создание есть Его образ или проявление, всякое тело есть Его храм и место обитания. Из Него началось все сущее, в Нем все развивается и вызревает, по своей природе все должно стремиться возвратиться к Нему. Можно в одной фразе суммировать взаимоотношения всех созданий: «Единое «Я» во всех созданиях, в едином «Я» все создания – ибо Он находится внутри всего и все заключает в себе. Но «Я» существует во всяком создании не в виде частички или фрагмента, а во всей своей неделимой полноте. Поэтому «Я» одного создания есть абсолютно то же, что «Я» другого создания – они не просто одного происхождения, как в христианской теологии, не просто одинаковы по свойствам и природе, как учит философия Санкхьи, – они абсолютно тождественны. Ощущение личной отделенности в пространстве и веществе и различия в природе иллюзорно наложены игрой Пракрити, ноуменом лже-я, на единую подлинную Реальность, придавая ей видимость множественности и изменчивости. «Я» отождествляет себя с феноменами развившейся вселенной; постоянно испытывая влияние трех Гун – принципов материального притяжения, отталкивания и удержания – на теле, витальных импульсах, уме, интеллекте, на уровнях сознания, превосходящих обычный разум, оно ошибочно принимает непрерывность сознательных впечатлений за подлинное «я», забывая, что они всего лишь аспекты сознания по отношению к материи, а не подлинная и вечная реальность сознания. Но целью эволюции является освобождение постоянного от преходящего, духовного от материального, «Я» от порабощенности тремя Гунами и от тех ошибочных представлений, которые вытекают из этой порабощенности. Следовательно, освобождение или избавление должно быть конечной целью религии и этики, иначе религия и этика утратят гармонию с истиной сущего, а значит будут неистинны или несовершенны. Религия и этика должны приучать индивидуальное «я» в человеке обнаруживать свою универсальность, видеть себя во всех созданиях и все создания – в себе; идеальный или этически совершенный человек – это тот, кто достиг такого видения и неуклонно следует ему в помыслах и поступках, как единственному закону своей жизни.

Опыт показал, что для достижения такого видения человек должен добиться свободы от низших импульсов, отождествляющих тело и витальные импульсы с «Я», он должен соблюдать опрятность и чистоту ума, тела и речи, должен воздерживаться от грубых наслаждений и не позволять страстям и желаниям управлять собой; должен уметь быть безразличен к холоду, жаре, голоду, жажде, усталости и другим воздействиям внешних влияний. Иными словами, он должен полностью владеть собственным телом. Это значит, что христианская добродетель чистоты, языческая добродетель выносливости лежат в самой основе ведантистской моральности.

Невозможно видеть себя в других без полного отождествления себя с другими, для этого необходимо совершенное сострадание, а совершенное сострадание порождает совершенную любовь, совершенное милосердие и прощение, совершенное сочувствие к греху, совершенную терпимость, вселенскую доброжелательность, которая в поступках превращается во вселенскую помощь (beneficence). Дживанмукта, риши, мудрец по самой своей природе, должен быть sarvabh?tahite rat??, человеком, дело жизни и радость жизни которого – творить добрые дела для всех созданий, не только для людей, но для всех созданий вообще: широчайший возможный идеал вселенской благотворительности и помощи. Поступать так, как хотелось бы, чтобы поступали с тобой, любить своих врагов и тех, кто ненавидит тебя, платить добром за зло – вот первые этические выводы из ведантистского учения; они нашли свое полное выражение в высочайшей и благороднейшей форме в буддизме за пять столетий до того, как обрели страстно эмоциональные и лирические формулировки в Иудее; они широко вошли в практику Индии за два с лишним тысячелетия до того, как христианская Европа хоть чуточку ощутила сердцем то, что так долго исповедовала на словах. Естественными выводами из ведантистского учения являются не только совершенная любовь и совершенная доброта, но и совершенная справедливость с вытекающей из нее на практике честностью и добросовестным выполнением долга. Ибо если мы видим себя в других, мы должны не просто охотно, но и радостно воздавать им все положенное, мы должны столь же естественно избегать причинения им ущерба или обиды, как избегали бы вреда для самих себя. Наш долг перед родителями, семьей, друзьями, кастой, общиной, страной мы должны выполнять не как тягостную повинность, а с удовольствием. Христианская добродетель милосердия, языческая добродетель справедливости составляют жизненный сок ведантистской моральности.

Видеть «Я» во всех созданиях значит видеть Бога во всем. Согласно Веданте, идеальный человек приемлет страдание с той же готовностью, что и радость; ненависть, незаслуженное оскорбление и несправедливость – с тем же спокойствием, что и любовь, достоинство и доброту; смерть – с той же отвагой, что и жизнь. Ибо он во всем видит могущественную Волю, которая управляет Вселенной и которая распоряжается не только его собственным благом, радостями и успехом, но и благом, радостями и успехом других наравне с его собственным; а это значит, что и его благо, и благо других станет плодом не только его побед и радостей, но и его поражений и страданий. Его не испугает угроза бед или ударов, которые может нанести человек или природа, не испугают даже собственные грехи и провалы – он идет прямо с непоколебимой верой, что Высшая Воля направляет его по верному пути и что даже его блуждания необходимы, чтобы прийти к цели. Если йога его совершенна, то спокойны и сильны будут его вера и решимость, ибо тогда он полностью осознает, что Высшая Воля есть Воля его собственная. Что бы ни случилось со мной, я тому причина и я это совершил – не друг мой и не враг, ибо они есть простые орудия моей кармы. Но вера и решимость кармайогина это не пассивное и слабое смирение. Если он видит Бога в своих страданиях и неудачах, то он видит Бога и в своем сопротивлении несправедливости и злу, в сопротивлении, диктуемом не себялюбием и страстью, но предпринятом во имя справедливости и истины и для поддержания того морального порядка, на котором зиждется стабильность жизни и счастье народа. И его сопротивление – как все его поступки – будет отмечено совершенным бесстрашием и богоподобной отвагой. Не может человек бояться, когда он видит Бога во всем и себя во всех созданиях – что способно устрашить его? Ни опасность или поражение, ни смерть или пытка, ни ненависть или неблагодарность, ни самая страшная смерть – унизительная, ни самая мучительная пытка – стыдом и позором. Ни даже гнев Божий, ибо что есть Бог, как не его собственное «Я» в Космосе? Нет ничего, что устрашило бы его. Христианская добродетель веры и решимости, языческая добродетель отваги составляют прочный ствол и опору ведической моральности.

Невежественное осуждение Веданты как доктрины аморальной, поскольку в ней размыта грань между добром и злом или отрицается единственная необходимая мотивация к действию и добродетели, проистекает из нежелания или неспособности понять тонкую истину и гармоничность этого учения. Веданта действительно учит, что добродетель и порок, добро и зло есть термины относительные, они феноменальны, а не реальны, она действительно требует от ищущего распознавать Высшую Волю в дурном в не меньшей степени, чем в добром. Но она также показывает, как, развиваясь, душа восходит от зла к добру, а от добра к тому, что превыше добра и зла. Веданта действительно отвергает низшее «я» желания в качестве мотивации к действию и добродетели, но дает взамен куда более мощный стимул самоотречения, который есть лишь восхождение к нашему более высокому и более подлинному «Я». Веданта действительно объявляет феноменальную жизнь иллюзией и рабством, но она утверждает практику отваги, силы, чистоты, истины и добрых дел в качестве первого шага к освобождению от этого рабства, требуя намного более высокого уровня совершенства в этих качествах, чем любая другая религия или этическая система. Что для многих моралистов есть высочайшее усилие слабой человеческой природы, то для Веданты лишь первое несовершенное проявление божественного «Я» в человеческом. Веданта объемлет, гармонизирует и в то же время превышает и превосходит все прочие морали; как ведическая религия есть религия вечная и универсальная, так ведическая этика есть вечная и универсальная моральность. E?a dharma? san?tana?.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.