МАГИЧЕСКАЯ МЕДИЦИНА ПАРАЦЕЛЬСА — ВРАЧА, ПОСВЯЩЕННОГО В ТАЙНЫ ПРИРОДЫ
МАГИЧЕСКАЯ МЕДИЦИНА ПАРАЦЕЛЬСА — ВРАЧА, ПОСВЯЩЕННОГО В ТАЙНЫ ПРИРОДЫ
Теофраст Парацельс
Прижизненный портрет самого знаменитого и глубокого философа и врача Ауреола Филиппа Теофраста Парацельса Бомбаста Гогенгеймского, отравленного на сорок седьмом году жизни.
Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст Парацельс фон Гогенгейм, больше известный как Парацельс, родился за два года до открытия Колумбом Вест-Индии. Отцом «швейцарского Гермеса» был армейский врач, а матерью — сиделка. Поэтому не было ничего удивительного в том, что уже с юных лет молодой человек интересовался проблемами здоровья и искусством врачевания. В его время, а он жил и работал в шестнадцатом веке[93], в нем видели «активиста», сторонника энергичных действий. Он подвергал сомнению практически все! Единственной располагающей чертой его характера было последовательное стремление оставаться учтивым. Конечно, это не могло внушить окружающим любви к нему и превратило его жизнь в череду трагических происшествий, заключительным из которых стало вероломное убийство. Даже если Парацельс и был эксцентричной личностью и бунтарем, он заплатил за это собственной жизнью.
Этот человек интересует нас потому, что он очень отчетливо выделяется на фоне обстановки, обнаруживающей тенденцию сохраняться в том или ином виде в каждом поколении. Во времена Парацельса наука еще не имела четкого определения, она была догматичной, но не слишком много знала и не пользовалась особым авторитетом. Наука того времени, особенно медицина, основывалась на традиционном следовании академическому знанию. Это знание не подкреплялось лабораторными исследованиями или сведениями, полученными в результате взаимодействия специалистов из разных областей науки. Оно опиралось в основном на медицинское учение двух людей: Галена[94] и араба Ибн Сины, или Авиценны[95]. Их труды считались священными и неприкосновенными в том, что касалось медицины, а непогрешимость не подлежала сомнению. Общепризнанно, что и Гален, и Авиценна были людьми выдающимися, но они жили много столетий назад, и большая часть их трудов вобрала в себя традиции и знания тех исторических периодов. Поэтому большинство их доктрин и высказываний носило догматический характер и, хотя и являлось в определенной степени полезным, уже не соответствовало расширившейся осведомленности человека. В те времена результаты умственной деятельности подвергались даже больше, чем в наши дни, суровой цензуре общественного мнения и так называемой научной моды той эпохи.
Парацельс с отличием окончил университет в Базеле[96] и получил степень доктора. С этих пор он стал называть себя Парацельсом («более великим, чем Цельс»[97]) — латинским именем, взятым по окончании медицинской академии. Парацельс, или, как его часто называли, «гогенгеймец», обостренно ощущал наличие огромных областей скрытого знания, практически невидимого из тупика, созданного авторитетом древних авторов. Парацельс говорил, что, если человек хочет прочесть книгу Природы, он должен пройти ее собственными ногами; потому-то он и отправился в великое путешествие, продолжавшееся почти до самой его смерти. Он искал знания. Он разыскивал забытое, ненаучное, то, чего не замечают, и штудировал медицинские знания далеких стран. Он был глубоко убежден, что главным источником познаний в области медицины должен стать накопленный человечеством опыт. Эти знания не хранились на страницах книг, ими пользовались в маленьких городках и деревнях, где свет учености не затмил здравый смысл.
Итак, к своим длительным исследованиям всех возможных аспектов практического опыта по части сохранения и восстановления здоровья Парацельс приступил в тех местах, где не было врачей. Он уходил в горы и учился у отшельников; бродил по сельской местности и разговаривал с колдуньями — мудрыми женщинами, обладающими своими, особыми знаниями о травах и нетрадиционных методах лечения. По сути, он разговаривал с любым человеком, у которого, как ему казалось, он мог бы поучиться, и всегда старался выяснить, что именно оказывает воздействие при лечении болезни.
В результате этих странствий Парацельс собрал настоящую сокровищницу знаний, полученных эмпирическим путем. Он не только исходил вдоль и поперек всю Европу, но и, как известно, добрался до Константинополя — Нового Рима, чтобы учиться у арабов. Он старался разузнать все, что только можно было познать в его время, все, во что верили, и все, что пробовали применять в сфере целительства. Парацельс, конечно, был верующим человеком и мог даже в юные годы, как утверждают, цитировать по памяти всю Библию. Это было настоящим подвигом для человека его эпохи, когда столько времени уходило на простое выживание. Но Парацельс не только глубоко изучал религию, но и являлся кем-то вроде коммивояжера, оплачивающего проезд из одного места в другое продажей библейской литературы. Возможно, он был эксцентричным человеком, но его эксцентричность проявлялась в бескорыстном служении.
Парацельс никогда не отличался особой красотой и время не добавило ему внешней привлекательности. Он не питал любви к профессорским мантиям и как-то раз заявил, что мягкий пушок на задней части его шеи разбирается в практической медицине лучше, чем все ученые медики из университета города Базеля. Подобные заявления не добавляли ему симпатии в академических кругах.
Однако сегодня нас более всего занимает не позиция или причуды этого интереснейшего человека. По-настоящему нас интересует его образ мыслей и то, что он пытался делать. А начал он с простого утверждения, что врач — это наперсник Природы. Иными словами, важнейшая цель доктора состоит в том, чтобы выяснить, чего хочет Природа. Его долг — содействовать Природе в достижении ее целей. Для достижения этих целей необходимо также понять, каким образом Природа желает выполнить эту работу. Наперсник Природы должен знать не только причины болезни, но и понимать, почему человек заболел и как может выздороветь. Это стало основой его теорий. В конце концов эти теории увидели свет, выйдя серией книг на нижненемецком (!) языке. Уже одно это было ересью, так как ученые труды надлежало издавать только на латыни. Но нижненемецкий язык фактически был ничем не хуже той латыни, на которой писалось большинство трудов. В действительности даже ученые, хорошо знавшие латынь, не могли читать труды друг друга. Парацельс считал, что по крайней мере предоставил простому человеку более удобную возможность учиться и думать.
Будучи человеком по природе религиозным, Парацельс считал людей сложными духовными существами. И хотя ряд современных писателей пытается дискредитировать Парацельса, да и краткое упоминание о нем в Британской энциклопедии носит не слишком лестный характер, Парацельс вплотную приблизился ко многим психологическим концепциям и философским исследованиям, проводимым в наши дни. Он первым однозначно заявил, что человек представляет собой нечто большее, чем тело. Человеческое существо должно было быть чем-то большим, чем физическое тело. Невидимая часть человека — та часть, что не является телом, может влиять и действительно оказывает серьезное воздействие на само тело. Парацельс был убежден, что где-то на заднем плане структуры человека пребывает таинственный элемент, который мы называем духом, и этот дух есть жизнь, и это — присутствие Бога в плоти. Дух обитает в некоем отдаленном уголке физической и метафизической атмосферы человека. Но дух, по Парацельсу, есть великий реставратор и целитель всех вещей. Дух как Бог — это истина, которая исправляет все вещи; дух как мудрость является фактом, решающим проблемы. Следовательно, дух — это сила, которую необходимо понять и использовать. Ее должно понимать в ее духовном смысле. Ее следует почитать, уважать и признавать в ней безусловный источник всех живущих существ, и не только человека, но и любого другого создания.
Помимо духа существовало и что-то еще, что современные философы называют психикой, психе, а древние, как правило, считали душой. Эта психическая частица в представлении Парацельса была странной, удивительной и внушающей благоговение сущностью. Она тоже невидима и занимает среднее положение между духом и телом. Она является чем-то вроде субъективной личности, но ее воздействия и силы особенно прихотливы, потому что человек не способен определить источник возникающих в его натуре побуждений. Следовательно, если у человека и есть какая-то сверхфизическая часть, особым образом вовлеченная в трудности его физического сушествования, так это психическое содержание его натуры.
Парацельс был совершенно уверен, что болезнь сначала возникает в психе. Именно психическая природа человека ослабляет тело и делает возможной болезнь. Именно психическая природа человека — эта совокупность эмоций, ощущений и мыслительных процессов — создает сложный механизм, вырабатывающий невежество, предрассудки и страх. Именно психическая природа человека изображена в рассказе о падшем ангеле — бунтаре против законов Бесконечного. В психе возникло неповиновение, а вследствие этого неповиновения произошло падение человека; и в этом случае он впал в болезни, несчастья, социальные проблемы и личные дилеммы. Парацельс считал само собой разумеющимся, что большинство болезней зарождается в невидимой составляющей внутреннего мира человека, на уровне, к которому человек не имеет непосредственного доступа, в составляющей, на которую приходится воздействовать косвенно парамедицинским способом или прямо метафизическим способом. Так фон Гогенгейм стал еще и метафизиком — врачом, искавшим пути к психическому содержимому. Он хотел открыть лекарства для исцеления души и избавления ее от несчастий.
Парацельс сознавал, что ясность мышления личности, развивающегося Я, может быть крайне запутана или искажена нездоровым телом. Если индивидуум болен физически, ему трудно оставаться оптимистичным или дружелюбным в своих действиях, поскольку больные люди невольно испытывают стеснение и тревогу во всем, за что ни возьмутся. А это постоянное чувство тревоги поощряет негативные эмоции и установки. Оно создает невроз. Этот тип заболевания безусловно приносит с собой неуверенность и состояние беспричинного страха. Поэтому, приступая к решению задачи восстановления здоровья, Парацельс особую важность придавал физическому телу, которое необходимо вылечивать от расстраивающих нечистот и болезненных процессов. Он заявлял, и это, по-моему, сегодня находит признание, что лечить тело — это одно дело, а лечить неправильно — совсем другое. Так что он искал те простые природные средства, которые сами по себе не приносят никакого вреда и побуждают тело вернуться к нормальному функционированию. Однако он указывал на то, что человек не может запугивать тело; он не может приказать себе вернуться в здоровое состояние. Человек не может деспотично навязывать свою волю Природе; он не может предъявлять требования Вселенной и настаивать на том, чтобы его внутренние установки были изменены просто потому, что он этого хочет. Человек даже и никакого права не имеет изменять свои механизмы, повреждая тело, которое содержит эти установки.
Таким образом, поиск естественных лекарственных средств привел этого «предтечу химической фармакологии и терапии», как его назвал подполковник Гаррисон в своей истории медицины[98], назад, к полевым травам и неядовитым натуральным лечебным средствам.
Парацельс весьма кстати обнаружил, что задолго до появления официальной медицины человеческие существа пережили отсутствие академических знаний в значительной степени благодаря интуитивному пониманию целебных свойств определенных веществ, содержащихся, к примеру, в некоторых растениях и минералах. Целебные свойства трав были известны даже самым примитивным племенам; да и животные, как известно, выбирают растения, обладающие лечебным действием. Из этого Парацельс заключил, что Воля Предвечного одарила человека в первую очередь растительным царством, дабы оно служило источником питания и сохранения. Где-нибудь в земном саду есть растительное средство от каждой болезни, поражающей человеческую плоть. Мы не знаем всех, не знал и Парацельс. Но он собрал сотни медицинских рецептов на основе растений, и огромная часть собранных им сведений включена в современную фармакопею.
Уже упоминавшийся подполковник Гаррисон является автором наиболее известной и получившей самое широкое признание истории медицины. По его мнению, первоначальный и основополагающий вклад в фармакологию принадлежит Парацельсу, который, в частности, предоставил нам массу жизненно важных сведений о лечебных свойствах тех или иных растений и веществ.
Придя к мысли, что физическое здоровье надо восстанавливать без потрясений, Парацельс решил, что врач непременно должен уметь составлять собственные лекарственные препараты. Как и многие доктора того времени, он с большим недоверием относился к аптекарям, представлявшим собой, по большей части, довольно невежественную братию и готовым ради исключительно высокой прибыли применять некачественные ингредиенты. Парацельса, разумеется, возмущало это широко распространенное надувательство, и он прибег к старинной практике друидов древней Британии: он составлял лекарственные снадобья сам и, по возможности, использовал растения из собственных садов. Сады друидов, за которыми ухаживали мудрые бородатые жрецы, по-прежнему оставались более или менее легендарным явлением Англии и Шотландии.
Затем Парацельс постарался выяснить, какие факторы, кроме невежества в вопросах гигиены, несчастных случаев или последствий войн и феодальных распрей, способствуют в наибольшей степени возникновению болезней. И он пришел к выводу, что таких факторов на самом деле множество. Возможно, Парацельс не сумел классифицировать их все, как это делаем сегодня мы, но он отличался чрезвычайной наблюдательностью и, замечая происходящее с людьми, приписывал это разным причинам. А раз причин существует множество и они различны, то и курсы лечения должны быть многочисленны и разнообразны.
Поэтому, по убеждению Парацельса, врач должен обладать исключительной ученостью. Недостаточно овладеть в совершенстве теми знаниями, которые считает удовлетворительными университет. Врач прежде всего должен осознать тройственную природу человека. Доктору необходимо одинаково хорошо знать духовное существо человека и его материальное существо. Игнорировать непреодолимую божественную силу в человеке, не видеть стоящего за физической функцией таинственного хитросплетения разнообразных вибраций, — значит быть недостаточно сведущим в важнейших принципах врачевания. Врач должен не только свидетельствовать присутствие духовного фактора в человеке, но и признать себя слугой и секретарем этой духовной способности, или фактора. Он должен установить связь со всеобщим Принципом блага и почитать Божественность первым и главным учителем. Он должен всегда служить Божественному Плану, не навязывая собственной воли, а стремясь всеми имеющимися в его распоряжении средствами раскрыть Волю Божественную: то, что Она желает, то, что Ей нужно, и то, чего Она требует. И в этом смысле врач должен быть глубоко религиозным человеком. Не преданный всецело своему делу врач, как и не преданный звездам астроном, — почти несовместимые понятия. Это больше, чем несоответствие, это — безумие, потому что такой врач не способен проникнуть в самую суть целительства.
Лишь питая глубокое уважение к вселенской тайне, можно решать проблему той маленькой тайны, которую мы называем человеком. Это убеждение легло глубокой пропастью между Парацельсом и людьми его эпохи и всегда оставалось одним из поразительных разногласий в противоборстве религии и науки. Вообще-то, врачи и в Базеле, и в других университетских центрах были религиозными людьми. То есть они регулярно посещали церковь, призывали благословение Божие на каждого выпускника университета и считали себя преданными слугами Божественной Воли, поскольку давали торжественную клятву Гиппократа. И все же, как только в учебную аудиторию впускали Бога, что-то менялось; в этот момент врач становился целиком и полностью «ученым». Он напрочь исключал из уравнения своей жизни поправку на религию. Он служил Богу в кафедральном соборе, но не признавал Божественное как действующее начало лечения. Конечно, многие врачи признавали благодатность молитвы. Опыт научил их, что, когда наука и мастерство бессильны, единственное, что остается, — это обратиться за помощью к невидимой силе Жизни.
Парацельс рекомендовал прибегать к этому средству в начале, не доводя дело до крайности. Это противоречило позиции уверенности в своих силах, на которой стояла быстро развивавшаяся наука, но приносило исцеление в подавляющем большинстве серьезных случаев. Единственное, что выводило из себя врачей эпохи Парацельса, так это тот факт, что великий швейцарец действительно исцелял больных. Когда мы говорим «исцелял», то вкладываем в это относительный смысл, то есть: пациент поправился, восстановил здоровье и вернулся к своей работе. Но никакой врач, даже Парацельс, на самом деле не «исцеляет». Он помогает Природе возвращать здоровье. Известно, что в лечении своих пациентов Парацельс добивался чрезвычайных успехов, и в результате многих больных, признанных безнадежными, доставляли к нему. И в большом количестве подобных случаев ему удавалось оказывать помощь. Однако вместо всеобщего восторга академических кругов это, вероятно, послужило одной из главных причин предательского убийства великого врача. Сохранение статус кво оказалось важнее признания нового блестящего светила на небосклоне науки.
Парацельса интересовало также появление зла в мире. Ему казалось, что людские проблемы каким-то образом взаимосвязаны с духом извращенности, порочности. Надо понимать, что в то время этот дух извращенности почти всегда ассоциировался с некой формой демонизма. Поэтому Парацельс продолжал пользоваться весьма тривиальными терминами, но, как явствует из его трудов, начинал прозревать концепции, не поддающиеся выражению на языке того времени. Он признавал существование какой-то инволюционной силы, той силы, что постоянно действовала против здоровья и благополучия человека как отдельной личности и мира как огромного коллектива. Парацельс склонялся к тому, чтобы поставить под сомнение теологические концепции о существовании первичного зла; он не мог согласовать такое изначальное зло с вездесущностью конечного добра в лице Бога. Но он верил в реальность того, что где-то бродят «злые духи». И эти духи имели какое-то отношение к недостаткам человека.
Он не был вполне уверен, нападают ли эти таинственные духи на внутренний мир человека или, подобно какой-то заразе, перемещаются в социальной атмосфере эпохи. Парацельс был безусловно убежден, что общественные беды подобны эпидемиям. Общие деструктивные установки представляют собой заразное начало и заражают людей, здоровых в других отношениях. Он особенно уставал от таких вещей, как болтовня, зависть и страх. Он замечал, как быстро и злобно нападает человек на то, что противоречит его установкам. Подвергаясь преследованиям на протяжении почти всей жизни за свой главный недостаток — честность, Парацельс понимал, что в пространстве, из которого люди получают животную жизненную силу, присутствует какая-то извращенность. И эта извращенная сила вполне могла зарождаться в таинственных демоноподобных существах, никому и никогда невидимых, за исключением чрезвычайных обстоятельств.
Эти малые живые существа были разновидностью метафизического грибка, чрезвычайно избирательного в своих вкусах. Каждое отдельное грибовидное существо притягивалось конкретной вибрацией, создаваемой человеком. Эти грибки можно уподобить монстрам, обитающим в воздухе. Они отыскивали свою пищу в человеческой лживости, себялюбии и развращенности. Точно так же, как различные махинации, если заниматься ими длительное время, приводят к хроническим и неизлечимым болезням, порочные установки могли создавать эти демонические формы, этих таинственных тварей, не являющихся отпрысками Божественности. Они были ложными порождениями ментальной и эмоциональной структуры человека.
Образ мыслей Парацельса со всей очевидностью свидетельствует о том, что он нащупывал вполне современные идеи относительно причины психологических заболеваний. Он занимался проблемами неврозов и комплексов. Эти грибовидные существа, которые он пытался классифицировать, на самом деле вполне могли быть «комплексами», или сгустками внутренних установок в человеке, проявляющимися в виде разрушительных недугов.
Следовательно, Парацельс разделял болезнь на две части: видимую и невидимую — и признавал, что причин она может иметь множество. Прослужив несколько лет армейским врачом, Парацельс не мог сомневаться, что раны от мечей и мушкетных выстрелов вполне реальны. Человек мог получить увечья в битве или пострадать от несчастного случая в повседневной жизни. Значит, должно было найтись какое-то место и для этих случайных травм. Одни являлись следствием человеческой неосторожности, другие — личной беспечности, а третьи, вроде порождений войны, — коллективной мании. Но так или иначе, они существовали.
Еще одну важнейшую причину болезней он видел в отсутствии санитарной профилактики и гигиены. Он остро сознавал, что результатом разложения материальных субстанций являются таинственные силы зла, также подвергающие опасности здоровье. Не имея возможности расширить границы своих исследований так, как ему хотелось бы, он в некоторых случаях замечал, что в маленьких населенных пунктах люди не подвергались болезням, от которых страдали жители более крупных и перенаселенных районов. Он начал разрабатывать веские доводы против городской жизни. Он пришел к пониманию, что скученность препятствует нормальной деятельности отдельного человека. Кроме того, перенаселенность создавала многочисленные соблазны, способные привести к моральному разложению плоти.
Зайдя еще дальше в своем изучении действительности, Парацельс объявил, что бывают и зловредные ментальные и эмоциональные сущности. Он не пытался изобразить их, но некоторые из его современников предпринимали подобные попытки, и кое-какие сущности почти всегда можно обнаружить на больших замысловатых гравюрах или картинах с изображением искушений святого Антония. Генрих Кунрат[99], довольно известный писатель-алхимик, представляет на одной из своих гравюр небо, полностью заполненное монстрами-насекомыми. Эти монстры, как и воображаемые палеозоологами животные, были составлены из перемешанных в странном беспорядке разных частей насекомых. Но в любом случае Парацельс полностью отдавал себе отчет в том, что огромное воинство таких сущностей существует. Возможно, их нельзя назвать мыслеформами, но они существовали примерно в таком виде. Они могли не только существовать, но и расти. Они могли не только расти, но и поддаваться исправлению, или, точнее говоря, их вредные качества можно было свести на нет, внеся определенные изменения в поведение человека.
С этими психологическими болезнями — а именно это они собой и представляли — Парацельс боролся с помощью того, что именовалось в то время магическим лечением. Он справлялся с этими трудными случаями при помощи молитвы, медитации и различного рода талисманов, амулетов и заклинаний. От отшельников, ведьм и колдунов, с которыми доводилось встречаться во время путешествий, он узнал о существовании некой таинственной процедуры, берущей начало в Священном писании и представляющей собой «изгнание зла». Существовали и заклинания, лишавшие разрушительную силу власти над человеческой жизнью. Парацельс проводил вполне в рамках научной традиции эксперименты с этими методами и пришел к простому и неизбежному выводу, что они действуют! Индивидуум мог добиться определенного облегчения, поставив перед этими чудовищными призраками какие-нибудь символы твердой и прочной веры. Иными словами, можно было призвать Бога или божественные силы жизни для освобождения индивидуума от зла и болезней, угрожающих его существованию.
Сегодня мы отнеслись бы к этому типу лечения как к форме психотерапии или ментального целительства. Также его можно было бы назвать целительством при помощи веры, потому что оно осуществлялось любым способом, делающим веру индивидуума в добро сильнее его страха перед злом. Повсюду у примитивных народов колдуньи, знахари и шаманы практиковали именно этот тип терапии — терапии созданием веры и терапии воздействия на призраков таинственными сверхфизическими способами. Эти способы по-прежнему используются во многих религиях и начинают возвращать себе довольно заметное место в нашем современном мышлении.
Наше объяснение причины отлично от объяснения Парацельса. Он, вероятно, действительно верил, что положительные результаты достигались путем создания неприятных ощущений для какой-нибудь назойливой сущности. Сегодня мы больше склонны думать, что они отражают избавление от деструктивных установок. Мы считаем, что при объяснении такого явления, как болезнь, установка ближе к истине, чем сущность. Но некоторые современные мыслители уже задались вопросом: а как, собственно, расшифровать слово «установка» в связи с определенными внутренними настроениями индивидуума? Что такое установки? И что такое эти самые настроения? Что такое комплекс? И что такое навязчивая идея?
Мы предполагаем, что все это по большей части просто напряжения в нашей интеллектуальной структуре. Но даже если это и так, что вполне возможно, то, коль скоро эти установки достаточно сильны, чтобы влиять на нас и сохраняться на протяжении всей нашей жизни, они должны обладать неким подобием структуры, формой или геометрической конфигурацией или иметь нечто вроде цельности. Возможно, эта цельность и есть та сущность, которую признавал Парацельс. Во всяком случае, он обнаружил, что на внутренний мир человека вполне возможно оказать влияние различными способами, начиная с чтения Священного писания и кончая ношением при себе талисманов. А отсюда уже один шаг до чудес французского Лурда[100] или церкви святой Анны де Бопре в Канаде. И это не что иное, как торжество веры.
Парацельс также обнаружил, что, если пациенту вручить просто какую-нибудь безделушку, объяснив, что она обладает чудодейственными свойствами, это будет безрезультатно. Структура вещицы должна быть проникнута чем-то, имеющим таинственную природу. Должно быть что-то, посредством чего укрепляется вера пациента, — это и служит объяснением гравирования на дисках всевозможных магических имен, совершения заклинаний по законам и правилам с механическим их повторением. По этой причине сложились и принципы изготовления лекарственных средств, например сбор целебных трав только при определенных фазах Луны. Все это придает обычным вещам ореол таинственности, и эта таинственность, похоже, является мощным фактором лечебной силы различных препаратов. Парацельс не знал наверняка, какая часть лечебных средств была действительно физической и химической, а какая — таинственным духом веры, которую передавал пациенту ученый и, безусловно, вполне компетентный врач.
Следующей мыслью, пришедшей в голову Парацельсу, была та, что врач должен быть, по крайней мере до определенной степени, проницательным философом. Он должен иметь в своем распоряжении знания такого рода, которые позволят ему дать разумное объяснение проблемам пациента. Врач должен быть не только жрецом Бога, он должен быть мудрым человеком в мирских делах. Его подготовка должна быть достаточной для того, чтобы помочь пациенту понять причины его состояния. Врач должен находить разумные ответы, восстанавливающие уверенность пациента, усиливающие его способность заботиться о себе и удерживающие в рамках надлежащего поведения.
У каждого пациента есть какая-то философия, и каждый индивидуум живет по своему кодексу — хорошему или дурному. Мудрый врач быстро учится говорить на языке пациента и получает возможность «достучаться» до того. Возможно, после этого он сумеет указать пациенту на некоторые противоречия в его личной философии, вошедшие туда еще на этапе формирования. Таким путем устанавливается взаимопонимание и согласие, поскольку, если не понять пациента, не узнать его мотивации, не рассмотреть внимательнейшим образом ментальные и эмоциональные факторы, внесшие свой вклад в его болезнь, мы будем далеки от настоящего излечения.
Единственный способ осуществить это заключается в том, чтобы понять пациента и не требовать, чтобы он непременно понимал нас. Во-первых, средний пациент пятнадцатого-шестнадцатого веков обычно не смел и помышлять о том, чтобы понять своего врача. Он помнил слова святого, сказавшего: «Почитай врача так, как почитаешь Владыку». Поэтому очень немногие люди считали себя способными осмыслить назначенные им лечебные средства. Позволю себе заметить, что эта традиция по-прежнему существует, однако в отдельных случаях в ее оправданности возникают сомнения. Тогда, как и теперь, пациент нередко выздоравливал вопреки, а не благодаря своему врачу. И в большинстве своем мы по-прежнему имеем очень слабое представление о том, что мы принимаем и для чего. Как и пациенты прежних времен, мы надеемся на лучшее и готовимся к худшему.
Поэтому Парацельс настоятельно советовал врачу избавиться от его вычурных мантий, докторской шапочки и пояса Гиппократа и стать просто другом больных, пытающимся понять их и создающим престиж нового типа — не тот, что держится исключительно на авторитете, а престиж доверия, ставший результатом признания действительных знаний врача. Такие взаимоотношения Парацельс считал чрезвычайно важными.
В те дни, естественно, считалось, что мы живем, находясь со Вселенной в таких отношениях, как микрокосм с Макрокосмом. Большой мир Вселенной — это Макрокосм, а малый мир человека — микрокосм. Две эти сферы связаны воедино системой аналогий «как вверху, так и внизу», согласно аксиоме Гермеса. Почти все мудрецы пытались истолковать Вселенную, изучая человека, а для изучения человека старались узнать, насколько возможно, что же в действительности представляет собой Вселенная.
Парацельс придерживался именно этого образа мыслей. Он полагал, что человек соединен с обширной сферой вещей таинственными магнетическими связями, а посему эта сфера, естественно, воздействует на человека. На него оказывает влияние земля, на которой он живет, и пища, которую он ест. Причем пищевые продукты, выросшие в одном месте, по питательным свойствам не соответствуют продуктам, выросшим в другом, и Парацельс обнаружил эти различия.
Человеку необходимо осознать влияние невидимых сил Вселенной и, в частности, влияние звезд на его судьбу. Парацельс разделил астрономию, представлявшую собой в то время почти исключительно астрологию с немногими обертонами, на несколько разделов. И поскольку Вселенная рассматривалась им как тройственное существо, то и в схеме Парацельса было три главных зодиака, три набора планет и три солнца, включенных в структуру мира. Каждая из сфер оказывает влияние на определенные части психофизической структуры человека.
Духовный зодиак влияет на внутренний мир человека, причем его влияние всегда направлено на раскрытие духовного потенциала. Духовный зодиак не содержит зловредных аспектов, потому что у Бога нет злонамеренных мотивов. Во Вселенной, по существу, нет никакого зла. Следовательно, назначение духовного зодиака состоит в том, чтобы всегда оказывать поддержку всему хорошему, что есть в человеке, и возвращать его дух к престолу всемогущего Бога.
Вторая сфера и второе солнце названы психическим зодиаком. В нем содержится астрология ума и эмоций, та, что имеет отношение к таинственным силам, влияющим на человеческие установки. Этот раздел астрологии может пригодиться врачу более всего, поскольку содержит все сведения, нужные для понимания склонностей человеческого характера, а изучив характер пациента, врач получает шанс обнаружить причину его болезни. Путем улучшения характера устраняются многие недуги, имеющие субъективное происхождение. Следовательно, влияние так называемого психического зодиака со всеми его аспектами направлено на создание установок и их активизацию в определенные моменты взаимного расположения планет. Воздействие установок, вошедших в активную фазу, может быть конструктивным или деструктивным как на наш образ мыслей, так и на человечество в целом.
Надо заметить, что «деструктивные установки», не являются пагубными по сути и их отнюдь не следует считать таковыми. Деструктивная установка — это вызов, который человек не способен принять. Другими словами, это такая ситуация, в которой человек выбирает неверное решение своих проблем. Считалось, что эта психическая атмосфера населена разнообразными таинственными существами. Этому ряду принадлежат гомункулы — странные создания, получаемые в похожей на тыкву алхимической реторте и называемые иногда «существами из прозрачного стекла»; они представляют психическую силу в человеке. Есть и инкубы — необычные порождения деструктивных эмоций человека. Таким образом, различные аспекты психического зодиака соответствуют интенсивности наших эмоций. Парацельс, как практически все древние ученые, знал о смене настроений в зависимости от положения Луны. Он ясно понимал, что некоторые люди, одаренные богатым воображением, могут испытывать сильные недомогания во время определенных лунных фаз.
Результаты недавних исследований подтвердили точность этих, возможно, случайных наблюдений. Психологи всего мира накапливают данные, свидетельствующие о том, что Луна, находясь в определенной фазе, оказывает сильное влияние на умственно-психическую и эмоциональную жизнь человека и, возможно, еще сильнее, или по крайней мере очевиднее, влияет на людей, страдающих умственнопсихическими расстройствами.
Третья сфера называется физическим зодиаком и связана с проявлением психического напряжения в физической форме. В физическом зодиаке мы наблюдаем, как психологическое напряжение находит выражение в аспекте формы. Следовательно, здесь мы можем видеть психологическое напряжение, проявленное как физическое действие. Слишком сильная эмоция может заставить человека совершить вполне физический поступок, например преступление, точно так же, как чрезмерные эмоции нации могут в итоге вылиться в войну.
Парацельс пришел к одному чрезвычайно важному выводу, что все физические предметы суть следствия, а их причины зависят от невидимых вещей. Они зарождаются в умственной и эмоциональной областях и постепенно формируются в незримых сферах человека и природы, пока их напряжение не потребует проявления в физическом поступке или деятельности. Эти напряжения становятся в конце концов настолько сильны, что они как бы прорываются и выливаются в физическое проявление. Наблюдая за деятельностью наций, можно заметить, как постепенно, год за годом, усиливаются и обостряются такие чувства, как зависть и враждебность, пока, полные смертельной ненависти, они под каким-нибудь ничтожным предлогом не вступят в конфликт. То же самое происходит и с человеком. С течением лет некоторые установки, причем отнюдь не благожелательные, не конструктивные и не направленные на решение проблем, делаются более интенсивными. Постепенно они становятся все более сильными факторами человеческой личности и характера, пока наконец не «вырвутся» в объективную реальность, возможно, в виде преступления или расстройства здоровья, а возможно, как нарушение взаимосвязи умственной деятельности и мозга.
Глубоко размышляя над этими теориями, Парацельс, несомненно, сделал доброе дело, применив их для объяснения фактов повседневной жизни. Он был внимательным наблюдателем и, замечая определенные вещи, находил им разумное объяснение. Его заслуга в том, что для подкрепления своих выводов он не просто связывал факты воедино, а собирал их и, насколько это возможно, позволял реальности подвести его к определенным выводам. Именно поэтому он и был истинным ученым и преданным секретарем Природы.
Парацельсу принадлежит одна оригинальная идея относительно того, что мы называем микробами, до сих пор так и остающимися загадкой. Хочется также спросить: а разве известно, что собой представляют такие опасные факторы, как вирусы? Ответ однозначен: нет, неизвестно. Ключи ко многим загадкам Парацельс получил от мудрецов, с которыми встретился в Константинополе (Стамбуле). Он считал, что бактерии всех видов не составляли правомерных волн жизни, или, другими словами, Природа не принимала первоначального участия в создании этих вредных микроорганизмов. Они явились результатом обретения человеком власти над Природой.
Надо заметить, что существует очень тонкое различие, которое мы должны обязательно учитывать, — это различие между естественными процессами разложения, происходящими согласно законам Природы, и теми загадочными и странными вспышками эпидемий, которые в основном поражают так называемое разумное животное — человека. Парацельс придерживался мнения, что большинство болезней вызывают таинственные микроорганизмы, созданные самим человеком. Эти существа представляют собой постепенно овеществившиеся психические сущности, созданные человеком в течение некоторого времени. Допуская, что человек, согласно мнению древних, действительно является творцом в скромных масштабах, приходится признать, что, видимо, он способен вызывать ряд болезней. В физическом отношении эти болезни усиливаются тем фактом, что человек психологически обострил свой эгоизм.
Все это прямо или косвенно связано с серьезной проблемой использования ДДТ. Известно, что вредные насекомые, против которых якобы очень эффективен этот инсектицид, со временем становятся к нему невосприимчивы. Возникает вопрос: а не существует ли взаимосвязи между этим явлением и тем обстоятельством, что этих вредителей фактически нельзя уничтожить имеющимися физическими средствами? Предположим далее, что эти надоедливые создания являются «отводками» психологических сущностей. Но тогда, возможно, эти вредители исчезнут, если человек научится умерять свои аппетиты? В последнее время по этому поводу было высказано немало мнений, и некая группа исследователей решила обратиться к области, поддающейся изучению современными средствами, а именно к ботанике.
Возьмем, к примеру, розы. Существует два способа избавиться от тли, поражающей розы: первый — опрыскивать их утром, днем и вечером, и второй — обеспечивать растениям правильное питание. Если питать розовый куст надлежащим образом, необходимость в постоянном опрыскивании отпадет, поскольку здоровое растение имеет собственные средства защиты и обладает достаточной жизненной силой для противостояния атакам вредителей. Если же говорить о человеке, то большинство из нас предпочитает лошадиные дозы витаминов, инъекции гормонов и новейшие антибиотики — все что угодно, кроме разумного режима питания, моциона и размеренного образа жизни. Однако надо заметить, что из кухни, где «пирог по маминому рецепту» готовится из рафинированного сахара, белой очищенной муки и опрысканных инсектицидами яблок мы не получим никакой помощи.
Если мы будем считать, что человек все больше и больше становится жертвой разных вредителей, а не их творцом, мы будем сталкиваться с одной и той же проблемой и гадать, найдем ли мы наконец какое-то решение. Это продолжится до тех пор, пока мы не уделим достаточно внимания мерам предосторожности и не спросим себя: а не является ли человек «жертвой» вредителей потому, что его внутренний мир не получает адекватного питания? Не происходит ли все это потому, что человек разрушил свои средства защиты от болезней факторами, им же самим и созданными?
Сегодня мы знаем гораздо больше, чем было известно во времена Парацельса, и понимаем, что поиск надлежащего питания всех видов сопряжен с неимоверными трудностями. Пытаясь обеспечить себе правильное питание, мы буквально вынуждены сражаться с наступающими отовсюду губительными факторами. Мы страдаем от загрязнения воды, нечистого воздуха и грязных мыслей. И весьма проблематично определить себе режим питания, имея в наличии загрязненные продукты. И если, несмотря на строгое соблюдение диеты, мы создаем новых вредителей в результате утраты хорошего расположения духа, все наши усилия идут насмарку. Итак, мы по-прежнему стоим перед дилеммой, для которой, видимо, существует только одно возможное решение — и в социальном, и в любом другом отношении: пока человек, индивидуально или совместно с другими, не перестанет творить то, что его разрушает, он неизбежно будет страдать от последствий своей деятельности. Таково в общих чертах содержание философии Парацельса — знаний, накопленных во время путешествий по страницам учебника Природы. По твердому убеждению Парацельса, опасности, нависшие над человечеством, в большинстве своем созданы самими людьми, и спастись от них можно, только осознав гораздо большую, чем это кажется на первый взгляд, причастность к ним человечества. Видимой части человеческого существа угрожает невидимая его составляющая. И до тех пор, пока не изменятся эти невидимые факторы, физическую сферу не удастся по-настоящему восстановить.
Парацельс также признавал и то, что мы сегодня называем системой классификации элементов. Это были элементы древних, не имеющие никакого отношения к современной химии. В древности признавали четыре, иногда пять элементов, в число которых входили земля, вода, огонь и воздух. Они связаны с нашими сегодняшними проблемами, вертящимися вокруг четырех молекул: углерода, кислорода, водорода и азота. Проходя обучение у мусульманских мистиков, Парацельс также узнал о некоем загадочном пятом элементе, который называют «квинтэссенцией», или пятой сущностью. Эта квинтэссенция была известна в Азии еще и как пятая стихия — «эфир», или энергия. Под этим элементом понимали духовное таинство высшей атмосферы, а на Востоке его связывали с умственной деятельностью. И наконец, пятый элемент известен как Азот[101] — преобразующий агент алхимиков, занявший важное место в философии Парацельса.
Пятый элемент был энергией. Он представлял собой диффузию эфира, жизненную влагу, или неосязаемую газообразную оболочку, окружающую все живые существа. Под этой оболочкой мы обычно понимаем некое магнитное поле, или то, что доктор Килнер[102] из Ливерпуля назвал «человеческой атмосферой», или человеческой аурой. Для Парацельса аура составляла чрезвычайно сложный предмет, но, поскольку главной его задачей было исцеление больных, основные усилия он направил на изучение эфирного поля, в котором существует все живое. Это эфирное поле имело прямое отношение к энергетическому источнику питания. Оно и было той энергией, благодаря которой поддерживается физическая жизнеспособность. Следовательно, эта энергия является для тела тем, чем Бог — для всего сущего: источником и первопричиной жизни. В философии Парацельса это энергетическое поле было средоточием большинства недугов, которые в конце концов проявляются физически. Так, Парацельс, потратив немало сил для победы над насморком, в итоге пришел к выводу, что это заболевание имеет отношение к эфиру, то есть напрямую связано с энергетическим полем. Именно в энергетическом поле выводятся почти все опасные для человека виды микроорганизмов. В случае повреждения энергетического поля вследствие вторжения патогенных факторов оно постепенно утрачивает способность питать физическую структуру жизненной силой, а когда органы перестают подпитываться необходимой энергией, наступает распад, или смерть. Болезнь возникает в том случае, когда затруднено или полностью прекращено питание какой-то части тела, главным образом вследствие израсходования человеком предельной нормы энергии.
Особый интерес Парацельса вызывала возможность наращивания энергетического, или витального, тела. Он был абсолютно уверен, что питание просто обеспечивает непрерывную передачу энергии. Человек питается не продуктами, которые съедает, а выделяемой ими энергией. Этим отчасти объясняется необходимость приготовления пищи правильным способом. В ходе длительной варки, при высоких температурах витамины полностью разрушаются, а они, по мнению Парацельса, являются важнейшими частицами эфирной энергии, питающей физические структуры. Если человек заболевает и его «энергия» уменьшается, значит, она начинает расходоваться не на общие потребности, а на воссоздание, поддержание и восстановление жизненных сил пораженного болезнью участка организма. Именно это объясняет, почему больной так нуждается в длительном сне, ибо во время сна вся энергия, которой он располагает, расходуется на излечение.
Ко всему прочему, психологическое давление создают стрессовые ситуации, истощающие эфирный запас человека. Если б мы только могли видеть, сколь разрушительное влияние оказывают страх, гнев и зависть на наши внутренние структуры, мы бы дважды подумали, прежде чем давать выход подобным чувствам. Ведь часто для приличия люди готовы назвать справедливым негодованием всего-навсего такое поведение, что свойственно избалованным детям. Результатом этих примитивных эмоций становится недостаточное питание физической структуры.