Глава 41. Тайны жизни очень просты
Глава 41. Тайны жизни очень просты
Любимый Ошо,
В журнале «Ньюсвик» в статье о так называемой быстродействующей терапии я прочитал анекдот. Один человек среднего возраста много лет приводил в отчаяние всю семью своей неизлечимой привычкой рвать на кусочки бумагу и разбрасывать их всюду, куда бы он ни пришел. Родственники водили его к самым известным фрейдианцам, юнгианцам и адлерианцам, за большие деньги и с совершенно нулевым результатом. Попытки пролить свет в мрачную бездну его бессознательного, где, несомненно, угнездилась эта привычка, потерпели поражение.
В конце концов, родственники привели его к сомнительному, но изобретательному новому психотерапевту. Этот волшебник некоторое время ходил по конторе со своим новым пациентом, нашептывая что-то ему на ухо. Затем он объявил удивленной семье: «Можете забрать его домой; он излечен». В течение года привычка не возобновилась, и благодарная семья спросила доктора, что же такое он сказал пациенту. Тот пожал плечами и ответил: «Не рви бумаги».
Ошо, это мне так напоминает то, что я один раз услышал от тебя: «В существовании есть две вещи, которые беспредельны: первая - это терпение и любовь мастера, и вторая - это глупость ученика». Годами ты нашептывал нам на ухо свое простое, но такое мощное и трансформирующее послание. Я чувствую себя так глупо, но просто пытаюсь молчаливо ждать и больше не рвать бумаги.
Тайны жизни очень просты, но ум пытается сделать их сложными.
Ум любит сложность, по той простой причине, что ум нужен, только если есть что-то сложное. Если ничего сложного нет, сама необходимость в существовании ума отпадает.
Ум не хочет отказываться от своего господства над тобой. Он только слуга, но ему удалось стать господином, и все в твоей жизни перевернулось с ног на голову.
Эта шутка просто указывает на весьма очевидный факт. Этот человек рвал и разбрасывал бумагу; естественно, все подумали, что с ним что-то не так: ему нужен психоанализ, ему нужен какой-то великий человек, который понимает действие ума, чтобы тот вернул его в чувство. Никто даже не побеспокоился сказать ему: «Не делай этого».
Выглядело так, будто этот человек терял рассудок, и они обратились к фрейдианцам, адлерианцам, юнгианцам, к великим психоаналитикам. И, должно быть, все эти психоаналитики усердно работали, часами, годами анализируя сны этого человека, чтобы обнаружить, почему он рвет на кусочки и разбрасывает бумагу. Но никто не добился успеха. В последней надежде они привели его к волшебнику, и он исцелил этого человека.
Но «Ньюсвик» - журнал снобов, поэтому шутка не окончена. Именно поэтому вы не видите, как она хороша.
Волшебник походил по лестнице и прошептал этому человеку на ухо:
- Перестань рвать бумагу, или я дам тебе пинка и спущу с лестницы. - А он был очень сильным человеком. - Берегись, потому что я не верю в психоанализ и ни во что подобное, я верю только в пинок. И я пинками выгоняю людей из этого места. Они скатываются на дорогу по сотням ступенек. Теперь иди домой; только помни, что у меня только один трюк. Когда ко мне приводят умственно больного человека, я исцеляю его. Именно поэтому я хожу с тобой по этим ступенькам: чтобы показать, что это значит, если я дам тебе пинка. А сейчас иди домой и запомни это. В следующий раз я ничего не скажу, я просто это сделаю. - И этот человек понял; понял бы кто угодно.
Эту часть шутки исключили, и это разрушило всю ее красоту. Этот человек, наверное, наслаждался пережитком из детства, когда рвал и разбрасывал бумагу. И из-за этого его наслаждения все были озадачены. Это было просто явлением инфантильности. Этот человек был умственно отсталым, ему не нужно было никакого психоанализа. Ему нужно было дать хорошего пинка - и этот язык он немедленно понял.
Во многом мы продолжаем думать о простых вещах с точки зрения сложного. Наши проблемы в большинстве своем просты, но ум сбивает тебя с толку. А эти люди эксплуатируют тебя. Они делают твою проблему еще более сложной.
Однажды ко мне привели одного мальчика. Наверное, ему было шестнадцать или семнадцать лет, и он изводил и приводил в замешательство всю свою семью, хотя не было никакой необходимости никому приходить в замешательство. Этот мальчик все время говорил, что ему в живот залетели две мухи, и они постоянно движутся внутри его тела - то они летают в голове, то перелетают в руку.
Его водили к врачам, и те говорили:
- Это не болезнь.
Ему делали рентген, но не было никаких мух и ничего подобного. Ему пытались говорить:
- В тебе нет никаких мух.
Но он говорил:
- Как я могу вам поверить? Они движутся всюду внутри моего тела. Должен я верить своему переживанию или вашим объяснениям?
Случайно кто-то предложил родителям привести его ко мне, и они привели. Я услышал всю историю. Мальчик выглядел очень упрямым, будто он пришел с неохотой, потому что он устал от всех эти врачей, которые, как один, говорили: «Никаких мух нет».
- Вы привели его к правильному человеку, - сказал я. - Я вижу этих мух. Бедный мальчик страдает, а вы говорите ему, что он глупый.
Мальчик расслабился. Я был за него - первый человек, который принял его идею о мухах.
Я сказал:
- Я знаю, как они влетели. Наверное, он спит с открытым ртом.
- Да, - сказал мальчик.
- Это так просто. Если ты спишь с открытым ртом, влететь может кто угодно. Тебе повезло, что влетели только мухи. Я видел людей... в них забегали крысы...
- Боже мой, крысы? - сказал он.
- Не только крысы, но за крысами и кошки...
- Наверное, этим людям пришлось плохо, - сказал он.
- Так и есть. С тобой не случилось ничего страшного, твой случай очень простой - всего две мухи. Просто ляг вот сюда, и я их извлеку.
Он сказал:
- Вы первый человек, который проявил к бедному мальчику какое-то понимание. Никто меня не слушает. Я настаиваю, что они там. Я показываю место... они здесь, а теперь вот здесь... и все они смеются и заставляют меня чувствовать себя дураком.
- Сами они дураки, - сказал я. - Они не сталкивались с такими случаями, но у меня это главная специальность. Я занимаюсь только людьми, которые спят с открытым ртом.
- Я знаю, что вы понимаете, потому что вы тут же узнали, где они, - вы указали точное место.
Я сказал его родителям выйти из дома и оставить его со мной на пятнадцать минут. Я сказал ему лечь. Я завязал ему глаза и велел держать рот открытым. Но он сказал:
- А если залетят еще мухи?
- Не волнуйся, здесь кондиционер, окна закрыты, и никаких мух нет. Просто лежи с открытым ртом, а я попытаюсь убедить мух вылететь.
Я оставил его там и выбежал из дома, чтобы как-нибудь поймать двух мух - впервые, потому что я никогда раньше этого не делал. Но кое-как это мне удалось, и я принес двух мух в небольшой бутылочке. И приложив бутылочку к его рту, я снял с него повязку и сказал:
- Посмотри!
Он сказал:
- Эти две маленькие мухи... какой хаос они создавали! Вся моя жизнь была разрушена. Не отдадите ли вы мне теперь этих мух?
- Да, могу. - Я закрыл бутылочку и отдал ему. Я спросил: - Что ты собираешься сделать?
- Пойти ко всем этим врачам, которые только брали деньги, ничего не делали и говорили мне: «Никаких мух нет». К каждому, кто сказал мне это... Я покажу им, что вот они, мухи.
Он был исцелен. Его ум уцепился за эту идею. Но если ты пойдешь к психоаналитику, он сделает гору из кротовой норы - столько теорий, объяснений... уходят годы, а проблема остается прежней, потому что проблемы это не коснулось. Он стал об этом философствовать и пытался навязать свою философию этому бедному пациенту.
Но большинство болезней ума - семьдесят процентов болезней ума - очень просто излечить. Самое основное - принять; не отрицать, потому что отрицание ранит гордость человека. Чем более ты отрицаешь, тем более он будет настаивать: это простая логика. Ты отрицаешь его понимание, ты отрицаешь его чувство, ты отрицаешь его человеческое достоинство. Ты говоришь: «Ты ничего не знаешь» - о его собственном теле!
Первый шаг - это принять: «Ты прав. Те, кто отрицал твою правоту, заблуждались». И немедленно половина проблемы охвачена. Теперь с этим человеком установлены сочувственные отношения. Тем, кто страдает умственной болезнью, нужно сочувствие; им нужно одобрение, не отрицание. Они не хотят, чтобы их низводили до сумасшедших, ненормальных. Просто прояви к ним сочувствие, дай им понимание, будь любящим.
Позволь им подойти к тебе ближе и найди простой способ. Не ходи кругами с фрейдистскими писаниями - это почти священные писания, и литература по психоанализу постоянно увеличивается в объеме, ее становится больше и больше. Ты начинаешь применять к этому бедняге все эти идеи, а у него нет ничего серьезного.
Мое собственное понимание состоит в том, что каждому человеку нужна любовь, и каждому человеку нужно также и любить. Каждому человеку нужна дружба, дружелюбие, сочувствие - и каждый человек хочет также их и отдавать.
Это мне напоминает... это произошло, когда Джорджу Бернарду Шоу было почти восемьдесят лет. Его врачу было девяносто лет - его личному врачу - и они были большими друзьями.
Однажды среди ночи Бернард Шоу почувствовал боль в сердце и испугался: может быть, это сердечный приступ. Он позвонил врачу и сказал:
- Приезжайте немедленно, потому что я могу не дожить до восхода солнца.
- Держитесь, - сказал врач. - Я еду, не волнуйтесь.
Приехал врач. Ему пришлось подняться на три пролета ступенек - девяностолетний старик с чемоданом, весь в поту.
Он пришел, положил чемодан на пол, сел в кресло и закрыл глаза. Бернард Шоу спросил:
- В чем дело?
Врач приложил руку к сердцу, и Бернард Шоу сказал:
- Боже мой, у вас же сердечный приступ!
И он увидел... девяностолетний старик, три пролета ступенек, среди ночи, весь в поту...
И Бернард Шоу встал, стал обмахивать его веером, обмывать ему лицо холодной водой, дал ему выпить коньяку, потому что ночь была холодной, попытался, как только мог... укрыл его одеялом и совершенно забыл о собственном сердечном приступе, ради которого и вызвал врача.
Через час врачу стало лучше, и он сказал:
- Теперь я в порядке. Это был сильный сердечный приступ. Это случилось в третий раз и, как я подумал, в последний, но ты очень мне помог. А теперь дай мне гонорар.
Бернард Шоу сказал:
- Гонорар? Я носился вокруг тебя, приносил все необходимое и тебя обслуживал. Это ты должен дать мне гонорар.
- Чепуха. Все это было притворство. Я делаю это с каждым пациентом-сердечником - и это всегда работает. Они забывают свои сердечные приступы и начинают ухаживать за мной - девяностолетним стариком. Давай мне мои деньги. Прошло полночи, и мне пора домой, - и он взял гонорар.
И Бернард Шоу сказал:
- В этом что-то есть. Обычно я считал себя шутником, но этот врач тоже играет практические шутки. Он действительно меня вылечил.
Его сердце было в полном порядке. Он совершенно забыл о нем. Это было лишь небольшой болью, которая умножилась в его уме... страх сердечного приступа, идея сердечного приступа, идея смерти была многократно умножена.
Но это был действительно хороший врач. Он поднял на ноги Бернарда Шоу, получил все услуги, выпил хорошего коньяку, а в конце концов взял гонорар и пошел домой. И Бернард Шоу выглядел совершенно заинтригованным. «Этот человек говорит, что делает это с каждым сердечником и всегда добивается успеха. Только из-за возраста это ему так прекрасно удается. Каждый на моем месте забудет...
Любой другой врач стал бы делать из этого сложное явление, с уколами, лекарствами и отдыхом, сменой климата и круглосуточным дежурством медсестры. Но этот человек сделал все так легко и быстро, без всяких сложностей».
Я встречал всевозможные случаи, связанные с умом. Все, что им нужно, это очень сочувственный, дружеский, любящий подход, и в каждом случае необходимо уникальное лечение - потому что все, что делали с этим человеком, было обычным, общим, и постепенно этот пациент начал чувствовать, что добился успеха и победил все возможные виды медицины - аллопатию, гомеопатию, натуропатию, аюрведу, акупунктуру, акупрессуру, - всех возможных врачей, и все же никто не смог его излечить. Он начинает ощущать в этом отношении определенное эго: его болезнь - что-то особенное. Он хочет, чтобы его приняли как особенного. Это заменитель.
Это нужно понять: каждый хочет быть особенным, незаурядным - великим музыкантом, великим танцором, великим поэтом - но никому это не удается. Чтобы стать великим музыкантом, нужна долгая, тяжкая дисциплина.
Я знаю великого индийского музыканта, Вилайята Али-Хана, одного из лучших ситаристов мира. Он обычно начинал заниматься с самого раннего утра, около четырех часов, и продолжал до девяти или десяти - пять или шесть часов каждый день. Мы жили вместе. Однажды, сидя в саду, я спросил его:
- Теперь ты известен на весь мир; нужно ли продолжать заниматься?
- Ты не понимаешь, - сказал он. - Если я не позанимаюсь один день, я сразу это увижу. Если я не позанимаюсь два дня, каждый, кто понимает музыку, это увидит. Если я не позанимаюсь три дня, это увидят даже те, кто не понимает музыки. Это такое тонкое явление, что нужно продолжать, чтобы оживлять его, жить им, идти в него глубже и глубже. Остановиться невозможно.
Музыка - это тяжкая дисциплина, так же как и скульптура... любая творческая деятельность. Но чтобы иметь особенную болезнь, никакой дисциплины не нужно. Ее может иметь каждый, и заимев ее, каждый может стать особенным. И ты можешь увидеть, как это явление происходит во многом. Мы видели, как хиппи входят в моду и исчезают. Почему это привлекало молодежь? Они выглядели особенными - а на самом деле они были неудачниками, больными; они были эскапистами.
Именно в этом точный смысл слова «хиппи» - тот, кто показал бедра (Hips) и убежал от проблем жизни. Своими длинными волосами, своим странным образом жизни - фактически, грязным образом жизни, негигиеничным... потому что все они поначалу происходили из христианских домов, где их учили: «Чистота соседствует с Богом» - они хотели отрицать Бога, но где найти Бога? Ты можешь быть нечистым, можешь доказать, что грязь - твой образ жизни; если чистота была путем старого поколения, тогда грязь будет путем молодого. Оставаясь грязными, они отрицают Бога. И, несомненно, если бы и был какой-то Бог, он не стал бы соседствовать с хиппи - хиппи воняют.
Теперь есть панки... Я видел их фотографии. Они стригут волосы... половину волос стригут, а половину красят в зеленый, красный цвет. Половину усов сбривают, а половину красят. Они просто пытаются таким инфантильным образом состязаться с Микеланджело, Леонардо да Винчи, Шекспиром, Байроном, Ван Гогом, Пикассо.
В этих людях следует видеть не что иное, как желание признания - «Вот он я!», а никто не обращает внимания. Что-то нужно сделать, людей нужно принудить обратить внимание. И если мимо тебя пройдет кто-то, у кого половина волос обрита, а половина покрашена в зеленый цвет, не оглянуться на него будет трудно. В этом весь смысл слова «уважение» (Respect): респект, повторный взгляд, а именно этого и добивался этот бедняга - уважения. Куда бы он ни пришел, он везде будет выделяться.
В Индии есть старая история об одной женщине, бедной женщине... но независимо от того, беден человек или богат, черный он или белый, восточный или западный, ум остается прежним. Кое-как ей удалось купить серебряный браслет. Это было единственное украшение, которое ей удалось купить за всю жизнь. Она убирала в домах людей, этого не хватало даже на еду и одежду.
Теперь ей хотелось, чтобы кто-то что-то сказал об этом браслете. Целый день она ходила по городу, держа руку на виду, делая всяческие жесты, чтобы люди его увидели. Но обычный серебряный браслет... Никто не думал, что она испытывала такую нужду, человеческую нужду в признании, и что бедная женщина была бы так счастлива, если бы ей сказали хоть два слова. Никто ничего не говорил.
К вечеру в отчаянии - целый день она ничего не ела; для нее это было большим поражением, чем, если бы Александр великий потерял весь мир, - она подожгла свою маленькую хижину, и вся деревня собралась вокруг. Она била себя в грудь, но с тем, чтобы в огне горящего дома засверкал браслет. И одна женщина сказала:
- Боже мой, какой красивый браслет! Где ты его достала?
И женщина ответила:
- Если бы ты мне это сказала раньше, то могла бы спасти мою бедную хижину. Теперь я осталась без дома. Весь город был так скуп, что не смог сказать ни единого слова о моем прекрасном браслете, а теперь слишком поздно. Но все же я счастлива оттого, что хотя мой дом и сгорел, и у меня нет крыши над головой, кто-то признал: «У тебя красивый браслет».
На самом деле человек хочет, чтобы кто-то ему сказал: «Ты красивый». Когда это невозможно, подойдет заменитель: «У тебя красивые украшения, красивая одежда» - что угодно.
Винсент Ван Гог, один из великих художников новой школы, ее основатель... Он был безобразен, но это была не его вина. Ни одна женщина никогда его не любила. Он хотел, чтобы какая-то женщина хотя бы сказала ему, что любит его, что он красивый.
Он нерешительно сделал предложение одной из своих двоюродных сестер. Родители очень расстроились, потому что он на такое осмелился! Что он о себе думает? Такой урод - кто захочет его любить? Рядом горела большая свеча, и девушка сказала Ван Гогу:
- Если ты сможешь удерживать ладонь в пламени свечи, пока я не скажу да...
Он положил руку на свечу - а женщина не думала, что он это сделает. Рука горела, но он не убирал ее. Отцу девушки пришлось убрать свечу:
- Он сумасшедший - не только уродливый, но и сумасшедший. Он сжег себе всю руку!
Но никто не видит простого факта сердца и его потребности... чтобы кто-то сказал: «Ты хорош таким, как ты есть. Я тебя принимаю». Он готов был сжечь руку... его рука осталась обожженной на всю жизнь.
Его младший брат, видя эту ситуацию, подумал, что хорошо будет как-нибудь это организовать, договорился с проституткой и все ей рассказал.
- Пожалуйста, будь к нему добра. Я заплачу деньги, но пусть хотя бы одна женщина... и он никак не сможет узнать, проститутка ты или нет. Просто встреться с ним случайно в саду, поболтай, скажи, что любишь его. Приведи его домой. По крайней мере, я хочу, чтобы один человек сказал это - чтобы он не чувствовал себя пустым, отвергнутым всем миром, оскорбленным и униженным всеми.
Эта проститутка была прекрасной женщиной. Она это сделала и действительно почувствовала, что этот человек был великим гением - но только уродливым. Но когда она сказала: «Я люблю тебя», он не смог в это поверить.
Он сказал:
- Действительно? Но что ты во мне любишь? - потому что мое лицо уродливо, это говорят все. И я знаю себя, потому что смотрю в зеркало. Мое лицо уродливо.
Женщина растерялась, но не найдя, что еще сказать, ответила:
- Я люблю твои уши; они красивые.
В тот вечер он пришел домой, отрезал себе ухо и завернул его; кровь текла по его одежде и лицу. Он снова пришел к проститутке и отдал его ей. Он сказал:
- В первый раз в жизни кому-то что-то во мне понравилось. Это мильный камень. Я не забуду этот вечер. Мне нечего тебе подарить, но тебе понравились мои уши, поэтому я принес тебе одно из них.
Женщина не могла поверить своим глазам. Этот человек действительно сумасшедший! Она никогда не думала, что из-за того, что ей нравятся его уши, он их отрежет. Но можно увидеть, что на самом деле он не безумен; на самом деле он - настоящее человеческое существо, со всей его хрупкостью. Только, кажется, нигде нет никакого понимания.
Каждый кажется закрытым. Ни в чьем сердце нет открытых окон. Ничьи двери не открыты, чтобы приветствовать гостя. Вся эта ситуация создает странные вещи. Настоящие потребности человеческого ума не удовлетворены; он начинает вести себя странно.
Может быть, это и было единственной причиной того, что этот человек рвал и разбрасывал бумагу, - просто чтобы дать знать: «Вот он я, и я отличаюсь от всех остальных. Я делаю что-то такое, чего не делает больше никто». Может быть, его не принимали, не понимали, не любили.
И лекарство, которое он получил, было хуже любой болезни. На самом деле это и было болезнью - что его никто не любил, - а теперь этот волшебник дает ему лекарство: «Если ты сделаешь это снова, я дам тебе такого пинка, что ты скатишься по сотне ступенек, а потом упадешь на дорогу».
Но он перестал это делать - что показывает, что вместо того чтобы получить больше любви, он получил больше страха.
Страх тоже может изменить твое поведение, но это не перемена к лучшему, это перемена к худшему. И если доступна любовь - а она ничего не стоит - почему не использовать ее?
Я не вижу никакой психотерапии, которая была бы лучше любви. Если психотерапевт может изливать любовь, болезнь исчезнет без всякого анализа.
Весь этот анализ - просто чепуха.
Психотерапевт сам избегает любви. Он избегает сталкиваться с пациентом лицом к лицу. Он боится осознать реальность. Все психоаналитики фрейдистского лагеря, самого большого и самого важного, не сидят напротив пациента. Пациент лежит на кушетке, а за кушеткой сидит психоаналитик. Пациент говорит, лежа на кушетке, ни к кому не обращаясь, а психоаналитик просто сидит рядом. Никакого человеческого прикосновения - он не может даже взять пациента за руку, не может посмотреть пациенту в глаза.
На Востоке никогда не случалось ничего подобного психоанализу, и по той простой причине, что были тысячи мастеров, глубоко в медитации, и каждый, кто к ним приходил... самой их любви, их сочувствия, того, как они смотрели в глаза пациенту, было достаточно. Люди были исцелены. Дело было не в том, что не было психоанализа... На Востоке с неврастениками, психопатами происходило именно то, что они претерпевали мгновенную перемену. Все, что им было нужно, это безмерная любовь, которая ничего не просит, - человек мира и молчания, чье само присутствие становится лекарством.
Вы удивитесь, узнав, что слова «медицина» и «медитация» происходят от одного корня. Медицина лечит тело, медитация лечит ум. Корень один и тот же, и смысл один и тот же - только они функционируют в разных сферах.
И человек, который долгое время медитировал, становится неисчерпаемым источником. Он излучает нечто такое, что невидимо для глаз, но уловимо для сердца. Нечто достигает твоего глубочайшего ядра и изменяет тебя.
Проблемы просты. Решения просты. Чтобы увидеть эту простоту, человек должен выйти из ума. И тогда, что бы ни делал человек в молчании, в мире, в радости, это будет целебным и несущим здоровье. Это будет целительной силой.
Любимый Ошо,
Вчера я получил первый сеанс гипноза с Кавишей. Выйдя из-под гипноза, я пристально смотрел на деревья, раскачиваемые ветром. В сравнении с их движением я чувствовал такую тишину в мыслях, «если бы со мной всегда была хотя бы малая часть этого мира, насколько другим человеком я был бы тогда, насколько по-иному я воспринимал бы окружающее». Как самое поразительное откровение - ощущалось открытие, что «расслабление», это одно слово, является ключом ко всему, что для меня всего драгоценнее. Разве это не суть красивых библейских слов, «будь тих и знай», и «покой, что превосходит все понимание»?
Да. Расслабление - это ключ к твоему глубочайшему существу. И расслабление состоит из тишины, состоит из покоя; и несомненно, эта тишина, этот покой превосходит понимание. Ты можешь его знать, ты можешь им быть, но не можешь его объяснить. Ты не можешь строить о нем теорий. Он остается самым таинственным опытом.
Библия права. Если ты тих, впервые ты знаешь, кто ты такой, - твое существо - и твое существо божественно. Ты составляешь часть божественности, окружающей все.
Лишь эти небольшие мгновения расслабления мало-помалу принесут тебе осознание того, что они не должны ограничиваться мгновениями; они могут быть всем твоим стилем жизни. Все двадцать четыре часа ты можешь быть молчаливым и спокойным, делая все, что необходимо в жизни. Все же все эти вещи не будут беспокоить ни твоего покоя, ни молчания; не будут отвлекать тебя от твоего существа.
Это одна из самых важных вещей, которые я хотел бы подчеркнуть, потому что в прошлом происходило так, что люди, которые приходили в молчание, начинали бояться мира. Это было естественной реакцией. Они думали: как им теперь быть лавочниками, служащими, станционными смотрителями, отцами, учителями? - во всей этой ответственности потеряется их молчание, и будет потревожен их покой. И старые религии мира стали антижизненными: «Отрекись от мира. Беги в горы, в пещеры, где ты сможешь защитить свое сокровище покоя и молчания». Но это было заблуждением.
Настоящий покой, настоящее молчание необходимо подвергнуть испытанию мира, рыночной площади. Если оно потревожено, это просто показывает, что оно было очень поверхностным - тебе нужно идти в него глубже. И рыночная площадь окажет большую помощь в том, чтобы показать тебе это.
Далеко в горах невозможно проверить, глубоко твое молчание или только поверхностно. Ты можешь оставаться молчаливым всю жизнь и умереть, а молчание будет не глубже кожи, потому что нет ничего, чтобы его потревожить, и ты не можешь определить, насколько оно глубоко.
Я хочу, чтобы религиозный человек был в мире, но не от мира - в мире, потому что рыночная площадь - это место, где ты в каждое мгновение подвергаешься испытанию. Ты должен быть благодарен рыночной площади, потому что она постоянно дает тебе понять свою ситуацию. В тот день, когда ничто не может тебя потревожить, ничто никак не влияет на твое молчание... Это можно осознать только на рыночной площади, не в Гималаях.
В Гималаях есть все возможности впасть в заблуждение - потому что молчание Гималаев не потревожит твоего молчания. Молчание Гималаев даст тебе ложное понятие - что это твое молчание. А в тебе его лишь тонкий слой, бедный слой.
Я против того, чтобы отрекаться от мира.
Я абсолютно за мир.
Мир - это великая школа.
Экспериментируй, медитируй и постоянно сталкивайся с вещами, которые тебя тревожат. Однажды тревожить не будет ничто, и это будет день великой радости.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.