ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ГЛУПОСТЬ ОТОЖДЕСТВЛЕНИЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛУПОСТЬ ОТОЖДЕСТВЛЕНИЯ

СТАЛКЕР НИКОГДА НЕ РАСКРЫВАЕТ СВОЮ СУЩНОСТЬ — ДАЖЕ САМОМУ СЕБЕ.

Рассматривая седьмой аспект правила сталкера, нам придется столкнуться с тем, что для большинства учеников является, вероятно, одним из наиболее увлекательных принципов Пути Воина, а именно с тем, что у сталкера много лиц. В свете того, что уже известно об искусстве сталкинга, это вряд ли покажется удивительным, однако этот принцип вначале всегда вызывает у каждого ученика сильное чувство благоговения, смешанного с немалой долей тревоги и подозрительности. Вследствие этого даже ученики нередко неосознанно играют на руку сталкеру, позволяя ему использовать множество своих лиц.

По своей природе разнообразные лица сталкера представляют собой не столько его собственные маски, сколько различные точки зрения, с которых его видят окружающие. В результате сталкер, разумеется, постоянно посмеивается над глупостью происходящего, поскольку в конечном счете не делает «ничего» и только получает удовольствие от проявлений чужого восприятия. В этом смысле сталкеры поистине являются наиболее готовыми к сотрудничеству людьми на свете, так как никогда не отказываются поиграть в игру по чужим правилам. В конце концов, игра — это только игра, а игры приносят радость — даже те из них, которые причиняют боль. Таким образом, сталкер никогда не упускает возможности повеселиться, потому что, даже в тех случаях, когда игра вызывает плач, такие слезы не обязательно должны быть признаками жалости к себе или мучений — они могут стать слезами радости, вызванными ощущением остроты бытия.

Для сталкера вся жизнь — это игра, обладающая огромными потенциальными возможностями приносить радость; разумеется, при условии, что человек ведет ее совершенно безупречно. Таким образом, когда сталкер смеется и шутит, это никогда не означает легкомысленности или непочтительности — напротив, его веселье вызвано только радостным ощущением чудесного дара жизни. Неизменно оказываясь способным разглядеть во всем вокруг, включая собственные испытания, присущую миру красоту, сталкер может серьезно относиться к своим или чужим слезам только тогда, когда предпочитает замечать их красоту. Однако даже в умении разглядеть красоту слез любовь сталкера к жизни проявляется таким образом, что пронзительный смех может весьма неожиданно прервать самые искренние рыдания.

Таким является веселье сталкера, и в этом чувстве веселости кроется и его искусство, и его сила, которая, честно говоря, заставляет большую часть людей чувствовать невероятное смущение. В конце концов, смех на похоронах не считается чем-то обычным, а взрывы хохота в торжественной обстановке церковной службы рассматриваются как невероятная грубость. Для сталкера жизнь представляет собой безостановочное веселое приключение, и какие бы тяжкие испытания ни выпадали на его долю, и в радости, и в горе его жизнь неизменно заполнена такой энергией, что у него просто нет времени на ощущения печали или угрюмости, подавленности или удрученности. Даже если такие мгновения настают, что случается с каждым человеком, сталкер распознает их сущность и немедленно принимается тщательно выискивать в них потенциальные возможности веселья, ибо в этом заключается склонность сталкера.

И все же следует осознавать, что умения рассматривать жизнь под таким углом зрения невозможно добиться за один день и оно не дается легко. Подобно любому другому искусству — виртуозности в обращении со скрипкой, теннисной ракеткой или гимнастическими снарядами, — для превращения в искусного сталкера нужно потратить много пота и слез. Для этого необходимо не только безупречно жить учениями во всей их полноте, но и, что особенно важно для сталкера, с невероятной тщательностью стирать личную историю. Невозможно овладеть сложными учениями сталкинга до тех пор, пока в человеке остается хотя бы капля личной истории, так как подлинное искусство сталкера заключается не в способности вводить других в заблуждение, но в отсутствии привязанности к эго, которое сталкер должен оберегать и защищать. Не имея жесткой личности, искусный сталкер не боится валять дурака; не испытывая страха перед тем, чтобы остаться в дураках, он с невероятной легкостью одурачивает других.

Все это приводит нас к самой сути Туманов Знания Драконов, а именно к тому, что, не имея какой-либо личности, не отождествляясь даже с самим собой, искусный сталкер в действительности является мастером контролируемой глупости. Этот принцип кратко затрагивался во второй главе, но сейчас следует вновь подчеркнуть, что контролируемая глупость на самом деле представляет собой проявление разумного сотрудничества. Однако теперь настало время рассмотреть этот принцип подробнее, так как контролируемая глупость подразумевает, что человек берет в свои руки власть над содержанием того сна, который называют жизнью.

Что же имеется в виду, когда утверждается, что у сталкера много лиц? Чтобы понять этот принцип, следует вспомнить, что все люди пребывают в ловушке сна, и в контексте этого сна все является откровенной глупостью. Только после того, как человек просыпается во сне, он может научиться контролировать глупость или, иными словами, обрести власть над содержанием этого сна посредством разумного сотрудничества со своим сновидящим.

Пока человек не проснулся во сне, у него сохраняется ощущение отождествления; поскольку такое отождествление опирается, во-первых, на убежденность в том, что этот сон представляет собой единственную реальность, и, во-вторых, на социальную обусловленность, оно также является откровенной глупостью. Более того, как известно из четвертого постулата сталкинга, подлинной сутью загадки жизни является тайна бытия, и потому любое отождествление может представлять собой только следствие личной истории. Как человек может понять, что он собой представляет, если остается загадкой даже для самого себя? Для настоящего воина любая форма отождествления остается неотъемлемой частью человеческой глупости.

В понятиях Пути Воина, единственным стоящим отождествлением является воспитание полноты сущности. И все же, как мы узнали ранее, есть только одна жизнь, одна осознанность и, следовательно, одна личность, поскольку, хотя каждый человек представляет собой отдельную частицу этой единой жизни, на уровне истинной личности существует только единение. Этот принцип слишком абстрактен для попыток словесного выражения, и потому очень полезно обдумывать его с помощью следующих соображений.

Необходимо понимать, что ощущение индивидуальности в понятиях отделенности существует только на физическом плане. На уровне сновидящего есть только групповое сознание, вследствие чего на этом уровне любое ощущение собственной индивидуальности опирается исключительно на разумное сотрудничество. Иными словами, на уровне сновидящего ощущение индивидуальности существует только в категориях взаимосвязанности и в этом смысле чувство собственной личности оказывается связанным сугубо с отражением. Разумеется, в этом заключаются основы принципа зеркал, поскольку человек не в состоянии увидеть самого себя без зеркала; вследствие этого групповое сознание сновидящих не имеет ничего общего ни с этикой, ни с моралью, — это необходимость, вызванная всеобщим законом Света и Отражения.

Однако на уровне нагваля, то есть духа человека, нет ни какого-либо ощущения отделенности, ни группового сознания, так как даже групповое сознание по-прежнему подразумевает разделенность. Я могу выразить ощущение индивидуальности на этом уровне одним-единственным способом — уподобить его тому, что можно было бы назвать групповым разумом. Любой, кто хотя бы раз ощущал проявления группового разума, прекрасно поймет, что я имею в виду. Зрелище того, как временами целая толпа людей начинает мыслить и действовать словно один человек, может показаться весьма сверхъестественным, но если расспросить любого участника такого явления по его окончании, он сможет подтвердить, что, несмотря на господствующее ощущение полного единения, в этом единодушии он все-таки сохранял определенное чувство индивидуальности. Хотя при сравнении с духом человека такая аналогия не совсем точна, в некотором приближении она помогает показать более глубокий смысл понятия «полнота сущности».

Чрезвычайно важно осознавать, что человек настолько обусловлен мыслями о самом себе в категориях отделенности, Что с огромным трудом может вообразить себе некую сущность, основанную на коллективном сознании в противоположность тому типу осознания, которое вызывает ощущение отделенности. В результате обычные люди не в состоянии мыслить о личности в рамках целостности или полноты. Однако именно это подразумевает термин полнота сущности. Понять это помогают следующие рассуждения.

Существует только одно единство, именуемое духом человека, нагвалем, и оно проявляется в миллионах и миллиардах отдельных единиц. В самом начале отдельное проявление этого единства не осознает само себя (или самих себя) как целостность, и в результате каждая единица рассматривает себя независимо от всех остальных. Таким образом, у каждой частицы развивается индивидуальное отождествление, опирающееся на ощущение отделенности, и такое проявление единства (но не само единство) лишено ощущения общего предназначения — оно воспринимает мир как полный хаос. Однако затем, по мере течения времени, одна единица за другой начинает осознавать, что существует единственное подлинное предназначение, что оно является всеобщим и представляет собой предназначение единства. Рано или поздно, когда все единицы откликнутся на это предназначение, можно будет по праву сказать, что отдельное проявление единства познало само себя (самих себя) как неотъемлемую частицу того единства, которое называют человеком или, точнее, духом человека.

Иными словами, с человеческой точки зрения, проявление единства вначале просто не осознает своего отсутствия понимания того, что все его части в совокупности образуют единое целое. Это можно сравнить с человеком, который не знает, что у него есть определенные органы. Однако по мере развития осознания проявление единства постепенно начинает отдавать себе отчет в том, что в действительности его конечности и внутренние органы принадлежат ему и образуют согласованную целостность, — это и означает полноту сущности. И все же совершенно очевидно, что такое постепенное развитие осознания проявления единства может происходить только тогда, когда полноту сущности начинает осознавать одна частица за другой.

В данный момент важнее всего понять то, что в стремлении достичь того отождествления, которое называют полнотой сущности, все ощущения разделенности должны уступить место чувству полной всеохватности, так как без него не может быть никакого единства. Вследствие этого логично предположить, что в своем желании воспитывать полноту сущности воин дол жен широко распахнуть сердце, а единственный способ сделать это — жить путем с сердцем.

Важно понимать, что глубинное содержание понятия пути с сердцем настолько обширно, что, как мне известно, ни один Нагваль никогда даже не предпринимал попыток выразить этот раздел учений словами. В прошлом, не пытаясь выразить то, что выходит за рамки возможностей слов, Нагваль просто ставил перед учеником определенные задачи, которые приводили ученика к пониманию того, что значит жить путем с сердцем. На первый взгляд такие задачи всегда представлялись довольно бессмысленными или, в лучшем случае, совершенно обыденными, однако при правильном построении, внимательном руководстве Нагваля и безупречном исполнении учеником они неизбежно переводили последнего на такой уровень осознания, которого тот не смог бы достичь иными способами. Подобные задачи должны задумываться полностью соответствующими индивидуальным потребностям и характеру ученика, и в этом смысле Нагваль обычно использует в качестве основы для таких задач повседневную жизнь данного ученика. Попытайся я поставить такую задачу перед вами, с вашей точки зрения она оказалась бы совершенно бесполезной, тем более что вы не стали бы читать эту книгу, если бы уже учились у какого-либо Нагваля. По этой причине у меня нет иного выхода, разве что попытаться сделать то, что до сих пор считалось невозможным. Таким образом, нам предстоит нырнуть в самые глубины, используя в качестве отправной точки следующее изречение.

В ЖИЗНИ ВОИНА НАСТУПАЕТ ТАКОЙ МИГ, КОГДА ЕМУ УЖЕ НЕДОСТАТОЧНО ПРОСТО СЛЕДОВАТЬ ПУТИ ВОИНА. КОГДА ПРИХОДИТ ЭТО ВРЕМЯ. ВОИН БЕЗ ТЕНИ СОМНЕНИЯ ПОНИМАЕТ. ЧТО. КАК И ВСЕ ПРОЧИЕ ПУТИ. ПУТЬ ВОИНА НИКУДА НЕ ВЕДЕТ. И ЕДИНСТВЕННЫМ ПРЕИМУЩЕСТВОМ СЛЕДОВАНИЯ ЭТОМУ ТРУДНЕЙШЕМУ ИЗ ПУТЕЙ ЯВЛЯЕТСЯ ТО. ЧТО ДЛЯ ВОИНА ОН ЯВЛЯЕТСЯ ПУТЕМ С СЕРДЦЕМ. ТАК КАК ПОЗВОЛЯЕТ ПОСТИЧЬ ЗНАЧЕНИЕ ВСЕОХВАТНОСТИ.

Время от времени Нагваль напоминает ученикам, что Путь Воина никуда не ведет и стать воином — вовсе не цель. Время от времени Нагваль просит своих учеников полностью погрузиться в это путешествие и позабыть о каких-либо целях. Однако человеческая природа такова, что ученики с важным видом кивают головами, полностью соглашаясь с мудростью этих слов, а затем страстно продолжают добиваться поставленной цели! Все выглядит так, будто они совершенно не расслышали указаний Нагваля; ученики продолжают задавать самые разнообразные вопросы: «Что нужно сделать для того, чтобы жизнь наладилась?», «Как мне вести себя в общении с другими?», «Стоит ли соглашаться на предложенную работу?», «Покупать ли эту машину?», «Купить ли новый дом?», «Что вы об этом думаете?», «Как по-вашему?», «Что вы посоветуете?». Вопросы возникают один за другим, но большая часть из них совершенно неправильна и показывает полное непонимание.

Мудрыми становятся не те, кто постоянно накапливает новые сведения, а те, кто научился задавать правильные вопросы. В связи с этим необходимо понять, что большинство людей задают вопросы не потому, что хотят что-то узнать. Многие делают это только для того, чтобы затем нести всякую идиотскую чушь. Для таких людей вопросы являются не собственно вопросами, но просто увлекательной формой болтовни. Есть и другой тип людей: они задают вопросы лишь потому, что рассчитывают доказать себе свою правоту, не согласившись с полученным ответом. Некоторые пользуются вопросами, оставшимися без ответа, как оправданием своего небезупречного поведения, и для них честные ответы становятся настоящим табу. Однако подавляющая часть людей задают вопросы по той простой причине, что не хотят нести ответственность за собственные поступки и жизни. И очень немногие умеют задавать такие вопросы, которые можно назвать правильными.

Умение задать правильный вопрос означает, что человек несет ответственность за самого себя, за свои знания или их отсутствие, за собственные испытания и прежде всего — за свою жизнь. Любой Нагваль, преданный Пути Свободы, категорически откажется принимать на себя ответственность за жизнь ученика. Нагваль вмешается и попробует направить ученика, так сказать, на путь истинный, только в том случае, если ясно видит, что из-за неподдельного незнания ученик вот-вот попадет в ловушку; с другой стороны, если Нагвалю известно, что ученик владеет всеми необходимыми знаниями, он просто отойдет в сторону и подождет, пока тот не выстрелит в собственную ногу. Лично я обычно объясняю этот факт свои ученикам такими словами: «Ты знаешь, что я знаю, и я знаю, что ты знаешь, что я знаю. Зачем же ты спрашиваешь?»

Таким образом, когда ученик спрашивает меня, что ему сделать для того, чтобы жизнь наладилась, я не тороплюсь давать ему какие-либо указания и просто прошу его рассказать, чем он занимается сейчас, так как логично предположить, что его жизнь не налаживается, потому что он делает что-то не так. Как только ученик начинает пояснять, чем он занимается, мне остается только подтолкнуть его к желанию добиться большей ясности в отношении некоторых туманных участков его жизни. Обычно я достигаю этого, просто задавая ему ряд вопросов, и делаю это до тех пор, пока он сам не найдет верный ответ. С другой стороны, когда я замечаю, что ученик начинает говорить ясно, то просто выслушиваю его и подтверждаю, что он прав в своем разборе обстоятельств. Подобное общение с учеником позволяет ему достаточно быстро научиться задавать правильные вопросы; в конечном счете это означает, что он задает вопросы таким образом, что может ответить на них сам.

Важность того, чтобы ученик научился задавать правильные вопросы, невозможно переоценить, поскольку без такого умения он никогда не сможет мыслить самостоятельно, добиваться трезвости, принимать на себя ответственность за свои знания, верить в самого себя, достигнуть самоуважения и уверенности в себе; в целом, он останется зависимым человеком, для которого никакая свобода попросту невозможна. В связи с этим я часто веду себя достаточно безжалостно по отношению к тем ученикам, которые намеренно пытаются валять дурака и притворяться глупцами. Глупые вопросы заслуживают только глупых ответов, и если ученику хочется прикинуться идиотом, я без колебаний отражаю в своем поведении эту глупость. Когда я вижу, что ученик уже знает, почему его жизнь никак не может пойти на лад, но тем не менее спрашивает меня об этом, я просто даю ему какой-нибудь нелепый совет: «Думаю, тебе нужно уделять больше внимания сексу», или: «Попробуй стать вегетарианцем», или: «Купи новую машину».

И все же, несмотря на то что время от времени ученики притворяются глупцами, чтобы скрыть свое бездействие, умение задавать правильные вопросы может стать достаточно сложным в тех случаях, когда человек обусловлен оставаться таким же невежественным и тупым, как и все вокруг. Однако в действительности научиться задавать правильные вопросы достаточно легко, учитывая, что вы не забываете о том, что правильным ваш вопрос делает способность ответить на него самому или, в ином случае, несомненная убежденность в том, что в данный момент вы просто не способны найти ответ на него самостоятельно. Чтобы яснее понять этот принцип, вернемся к перечисленным выше примерам вопросов.

Первый из них — «Что нужно сделать для того, чтобы жизнь наладилась?» — в той или иной форме возникает чаще всего. Чтобы этот вопрос стал допустимым, или правильным, следует изменить его формулировку так: «Какие мои поступки мешают мне стать счастливым и добиться успеха?» В тот миг, когда вопрос ставится таким образом, становится очевидно, что этот вопрос следует адресовать самому себе и никому иному, так как только сам человек лучше всего оценит, что именно он делает.

Рассудительный ученик предпочтет не тратить время на разговор с Нагвалем в надежде, что Нагваль сможет указать ему на то, что он в состоянии выявить самостоятельно; вместо этого такой ученик незамедлительно предпримет полную переоценку своего текущего образа жизни. Особую ценность в этот период представляет собой дневник, так как сам факт, что человек усаживается и записывает свои оценки, то есть составляет список своих действий, позволяет ему достичь такого уровня ясности, которая обычно невозможна из-за мысленного и эмоционального беспорядка, вызванного бесконечным внутренним диалогом.

По завершении такой оценки ученик обнаруживает, что она привела к появлению новых вопросов. К примеру, он может заметить собственную склонность к отчужденности в общении с окружающими, но если спросит самого себя, почему он ведет себя так отстраненно, то, скорее всего, не сможет найти ответа. Вместо этого ему следует задаться вопросом о том, как именно проявляется эта отчужденность, и вновь составить полный список ее разнообразных проявлений. В результате он добьется поразительной ясности в отношении самого себя.

Если такая процедура поиска правильных вопросов, которые следует адресовать самому себе, проводится постоянно и регулярно, ученик быстро поймет, что список его вопросов к Нагвалю стал совершенно кратким и, что еще важнее, четким и имеющим непосредственное отношение к делу. Добившись полной ясности о том, чего именно он хочет от наставлений Нагваля, ученик не только полнее открывается его указаниям, но и не испытывает трудностей в их понимании. Именно это подразумевает утверждение о том, что ученик должен приводить учения в действие.

Тщательно обдумав рассматриваемый вопрос, человек понимает, что ему нет нужды беспокоить им других, так как вполне достаточно просто изменить его формулировку и превратить в допустимый вопрос. Каким же образом изменить вопрос: «Как вести себя в общении с другими?» Одного взгляда на него достаточно, чтобы сообразить, что такой вопрос никогда не возник бы, если бы речь не шла о весьма важной взаимосвязи. Таким образом, подлинный вопрос звучит так: «Существует ли у меня взаимосвязь с неким человеком и, вообще говоря, понимаю ли я, что собой представляет настоящая взаимосвязь?»

Аналогичным образом рассмотрим следующий вопрос: «Стоит ли соглашаться на предложенную работу?». Задал бы человек такой вопрос, если бы был доволен своей текущей работой? Очевидно, что вопрос нужно поставить так: «Обеспечивает ли новая работа нечто такое, чего у меня нет сейчас?» Перейдем к следующему вопросу: «Покупать ли эту машину?». Поскольку автомобиль — довольно дорогая покупка, ни один трезвомыслящий человек не станет раздумывать о покупке новой машины, если это ему не нужно. Таким образом, правильная формулировка этого вопроса выглядит так: «Нужно ли мне вообще покупать машину и, если так, удовлетворит ли эта машина мои потребности?»

Рассмотрим очередной вопрос: «Купить ли новый дом?». Что бы ответил читатель, если бы такой вопрос был задан ему? Лично я сказал бы так: «О чем ты спрашиваешь меня на самом деле? Ты спрашиваешь меня, нравится ли этот дом тебе или мне? Быть может, тебя интересует, можешь ли ты позволить себе такой дом? Если так, то откуда, черт возьми, мне знать, хватит ли у тебя денег, — ведь я не твой банкир или бухгалтер!»

«Что вы об этом думаете?», «Как по-вашему?», «Что вы посоветуете?» — такие вопросы задают очень часто, и, вообще говоря, это вполне нормальные и допустимые вопросы, если только человек задает их из правильных побуждений. В связи с этим следует осознать, что люди в целом очень любят, когда им говорят, как следует поступить, но это нравится им только потому, что, если предложенный совет не сработает так, как им хотелось бы, они всегда могут обвинить в этом того человека, который дал совет. Подобные вопросы обычно задаются только по двум причинам: человек либо хочет подтверждения того, что ему и так известно, либо пытается найти иную точку зрения, которую он сам мог упустить из виду. В этом смысле нужно быть достаточно осмотрительным и не интересоваться чужим мнением лишь потому, что человек не уверен в собственных знаниях, поскольку это подрывает его уверенность в себе и самоуважение. По существу, в таких вопросах нет ничего плохого, если при этом человек отдает себе отчет в собственном понимании обсуждаемых обстоятельств. Это не означает, что человеку следует догматично цепляться только за свой взгляд на мир; напротив, интерес к мировоззрению другого позволяет сравнить его с теми решениями, которые он принял на основе собственных знаний, — при этом он неизменно приходит к новой точке зрения, совершенно отличной от прежней.

Несмотря на все это, следует понимать, что ученики в смятении задают неправильные вопросы только потому, что устремлены к некоей цели вместо того, чтобы довольствоваться заботой о безупречности каждого действия. В результате верх берет нетерпение: отлетает к стене дневник, от яростного пинка едва не разваливается стул, свирепо растирается ушибленная нога, а все адресованные Нагвалю словесные оскорбления переносятся на домашнего питомца. И все же во всем виноват только сам ученик.

Очень редкие люди хотя бы однажды задумываются над тем, что вся их жизнь основана на их собственных неправильных вопросах и небезупречных побуждениях, заставляющих эти вопросы задавать. Таким образом, вместо того, чтобы использовать любые жизненные обстоятельства для накопления знаний и силы, люди растрачивают жизнь попусту, играя во взаимные обвинения, словно поставили перед собой цель стать тупее всех окружающих. Некоторым невежество может показаться благословением, но разве не ироничен тот факт, что именно это «блаженное неведение» одновременно становится опорой взаимных обвинений? Именно оно приводит к бесконечным: «Разве ты не видишь, что мне тяжело? Почему не помогаешь?», или: «Что с тобой такое? Я же тебе объясняю:…», или: «Почему ты на меня так смотришь? Разве я сделал что-то не так?». Хотя такое невежественное состояние повсеместно, оно никогда не приведет человека к таким вопросам: «Какие дары силы я получу, если сделаю это самостоятельно?», «Меня не понимают — быть может, дело в том, что я плохо объясняю?» или «Что в моем поведении заставило его смотреть на меня так осуждающе?».

Сходным образом, ученики постоянно подталкивают самих себя к достижению той цели, которая существует только в их голове. Исполнившись решимости стать воинами, они непрерывно утомляют себя вопросом: «Почему у меня ничего не получается?» Всякий раз, когда ученик задается подобным вопросом, он только в очередной раз убеждает самого себя в собственной тупости, никчемности и неспособности сделать нечто. Однако для того, чтобы понять, что он разумен, а не туп, чтобы ощутить себя достойным, а не никчемным, чтобы поверить в то, что он способен чего-то добиться, ему достаточно задать себе такой вопрос: «Чему я только что научился?». Такое простое смещение фокуса оказывается настолько могущественным и ободряющим действием, что может показаться самой легкой частью обучения ученика. Однако на практике каждый ученик ведет беспрестанную борьбу за подобное смещение фокуса, и это вызвано только тем, что оно выглядит слишком простым, чтобы отнестись к нему серьезно. Оставаясь в ловушке желания оказаться правым или стремлением делать все правильно ученики постоянно обесценивают то, чему научились в текущий момент, и вследствие этого никогда не воплощают на практике общую идею того, что значит быть воином.

Время от времени Нагваль расспрашивает ученика о том, чему он научился и воздает ли себе должное за такие большие достижения, но каждый раз, когда он это делает, ученик смотрит на Нагваля так, словно тот сошел с ума. Основой подобного поведения ученика является тот факт, что, по его мнению, он еще не достиг своей цели и потому сомневается в том, что его правильные действия имеют какое-либо значение. Неужели умение безупречно чистить картошку может принести ему знания о Мире магов? Разве очевидные неудачи могут служить признаками подлинного обучения?

Настоящий воин просто наблюдает за глупостью собственного поведения, вспоминает о собственной борьбе за умение смещать фокус и безропотно отправляется чистить картошку. Такой воин на основе собственного опыта прекрасно понимает, что только после того, как ученик окончательно устанет от погони за своей целью, он наконец-то сообразит, что в действительности ему нужно начать жить как воину, а не стараться стать воином. И все же, как ни парадоксально, именно в этом заключается величайшая трудность, с которой приходится столкнуться на Пути Воина. Как упоминалось в «Возвращении Воинов», подлинная сложность Пути Воина кроется не в академической запутанности, а в откровенной простоте. Хотя на этом Пути встречается достаточно много явлений, способных сбить с толку самый сообразительный разум, любая академическая трудность появляется на нем лишь потому, что рациональный ум полностью устремляется к некоей цели и в результате извечно стремится к линейному движению вперед, вызванному разделенностью, жертвуя при этом круговым расширением, которое является признаком всеохватности.

В своем стремлении к линейному движению вперед ученики вечно оказываются не в ладах с окружающим миром по той простой причине, что их мышление остается разделяющим, а сами ученики постоянно чувствуют себя так, словно должны быть в каком-то ином месте и рядом с другими людьми и заниматься совершенно иным делом. Они очень редко понимают, что сила кроется в текущем мгновении; вследствие этого они считают, что никак не могут оказаться в нужном месте и рядом с нужным человеком и предаться нужному занятию. Для таких учеников настоящее не имеет никаких последствий. В своих попытках убежать от того, что происходит прямо здесь и прямо сейчас, они постоянно задают один вопрос: «Почему со мной происходит именно это?» Разумеется, ответ очень прост. То, что происходит здесь и сейчас, — наш билет к свободе и проход к силе, но, если вы собираетесь с толком воспользоваться даром силы, вам нужно заявить свои права на нее, а не жаловаться на происходящее.

Умение заявить свои права на дары силы означает, прежде всего, способность распознать этот дар, а затем признать, что ты имеешь право его взять. Достижение такой ясности не только означает жизнь в текущем мгновении, но и требует готовности стать всеохватным, а не оставаться отделенным. Иными словами, вместо того чтобы пытаться избежать происходящего в жизни, человек должен стать настолько всеохватным, чтобы извлекать из каждой ситуации как можно больше уроков, поскольку только такой подход позволяет по-настоящему выйти за пределы необходимости именно этих жизненных обстоятельств. Следует осознать, что, как только человек обретает необходимые знания, или силу, кроющуюся в любых обстоятельствах его жизни, ему уже совершенно не нужно повторно переживать такую же ситуацию.

Это выглядит вполне логичным, но тем более удивительно, насколько долго люди тщетно пытаются увиливать от своих испытаний несмотря на то, что отлично понимают все вышесказанное. В большинстве случаев причиной этому является отнюдь не нежелание учиться, но, скорее, отсутствие готовности стать всеохватным — некоторые ученики борются за этот принцип отчаянно и невероятно долго лишь потому, что им не хватает достаточной трезвости. При отсутствии трезвости такой ученик не в состоянии объективно различать действия, вызванные желаниями, и действия, причиной которых является только то, что они соответствуют его пути с сердцем.

ЖЕЛАНИЕ СДЕЛАТЬ НЕЧТО ПОДРАЗУМЕВАЕТ СУЩЕСТВОВАНИЕ ПОБУЖДЕНИЯ: ЕСЛИ ТАКОЙ МОТИВ ЧИСТ, ТО ДЕЙСТВИЕ СТАНЕТ БЛАГИМ. ОДНАКО СЛЕДУЕТ ОСОЗНАВАТЬ, ЧТО МОТИВ ТОЛЬКО ЗАМЕНЯЕТ СЕРДЦЕ. ЛЮБОЕ ДЕЙСТВИЕ, К КОТОРОМУ ПОДТАЛКИВАЕТ СЕРДЦЕ, ОСТАЕТСЯ БЕЗУСЛОВНЫМ И ПОТОМУ НЕ ТРЕБУЕТ МОТИВОВ.

Все ученики вступают на Путь Воина, исходя из каких-то побуждений, поскольку такие побуждения представляют собой часть их багажа. Одни из них достаточно чисты, но другие могут оказаться довольно кошмарными! Однако сила не различает учеников на основе неприличности их побуждений. Какими бы ни были первоначальные мотивы учеников, все они могут трудиться над воплощением в действительность своих потенциальных возможностей и, следуя Пути Воина, способны заявить свои права на силу. И все же в обучении тех учеников, которые склонны к Пути Свободы, наступает такой момент, когда сила бросает им вызов, заставляя сделать выбор между Путем Свободы и Путем Великого Приключения. Если первоначально ученик вступил на Путь Воина с чистым побуждением достичь свободы, он без особого труда сделает тот выбор, который перенесет его на твердую почву Пути Свободы. С другой стороны, если ученик пришел на Путь Воина с нечистыми мотивами и за истекшее время не смог от них избавиться, он столкнется с поистине переломным моментом, и такой кризис завершится либо «выздоровлением» ученика, либо прекращением его обучения.

Ни один человек не в силах достичь свободы, просто пожелав стать свободным. Приведенное выше изречение прекрасно подчеркивает, что любое желание подразумевает мотив, а любое побуждение, как это ни парадоксально на первый взгляд, всегда становится препятствием. Можно ли быть свободным, сталкиваясь с преградами? Настоящая свобода должна быть безусловной, иначе она не будет подлинной. Но любое побуждение условно, и именно по этой причине учеников изо дня в день обучают тому, что их решение следовать Пути Воина должно окончательно освободиться от страха и честолюбия, поскольку любые мотивы опираются либо на некую форму страха, либо на тщеславие. В связи с этим важно понимать, что пристальное рассмотрение позволяет найти страх или честолюбие даже в самых чистых побуждениях.

Таким образом, чтобы достичь свободы, недостаточно просто иметь чистые мотивы. Достижение свободы означает, что у человека вообще не остается никаких побуждений, — именно в этом заключается подлинная разница между Путем Великого Приключения и Путем Свободы. Все наши братья, которые отклонились на Путь Великого Приключения, начинали свой путь с самых чистых побуждений, но по той причине, что они так и не смогли — или не захотели — отказаться от этих мотивов, им пришлось отказаться от свободы.

Отказаться от своих побуждений, с одной стороны, чрезвычайно трудно, а с другой — невероятно просто. Секрет кроется в достаточном уровне трезвости, позволяющем понять разницу между следованием Пути Воина исходя из каких-то побуждений и просто жизнью Путем Воина, так как именно он является для человека путем с сердцем. Когда человек следует Пути Воина по определенным мотивам, эти побуждения жестко удерживают его на мыслях о некоей цели превращения в воина, причем такая цель неизменно становится важнее самого путешествия; вследствие этого человек невольно переходит в отделяющее и исключающее состояние осознания, так как для него нет ничего важнее цели.

Для такого ученика цель всегда оправдывает средства, и потому ему не удается научиться распахивать свое сердце. Утвердившись мыслями на достижении своей цели, он начинает черпать все больше сил из своего врожденного осознания, которое имеет линейную природу. В результате развивающееся осознание становится для ученика менее важным, так как источником его сил становится содержимое врожденного осознания. Когда движущая сила этого осознания берет над ним верх, ученик все больше подвергается подталкивающей силе линейного движения вперед. Такой ученик, независимо от своего пола, медленно, но уверенно возвышает мужское начало над женским, так как не следует забывать, что по отношению к развивающемуся осознанию врожденная осознанность играет роль мужского начала. Иными словами, такой ученик лишается разумного сотрудничества внутренних мужского и женского начал, врожденного и развивающегося осознания—вместо этого его мужское начало пос-тепенно убивает женское.

В «Крике Орла» говорилось, что именно сила развивающегося осознания искривляет врожденное и заставляет его обратиться против самого себя, что порождает элемент всеохватности, являющийся не только выражением всеобщего намерения и, следовательно, проявлением предназначения нагваля, но и выражением того, что в христианских писаниях именуется принципом Христа, а у Толтеков — сердцем. Это позволяет сделать вывод, что подлинное предназначение нагваля заключается не в уничтожении женского начала, но в утверждении разумного сотрудничества между мужским и женским началами, между врожденной и развивающейся осознанностью; благодаря этому развитие общего осознания может продолжаться в условиях всеохватности, ибо только таким образом непознанное может вливаться в познанное, обеспечивая возможность достижения полноты сущности.

Однако для возникновения всеохватности ученик просто не может позволить себе оставаться целеустремленным. Рано или поздно все цели должны уступить место удовольствию от самого путешествия, и ученик может добиться этого только одним способом: развить разумное сотрудничество между врожденным и развивающимся осознанием, между мужским и женским началом. Только после того, как ученик начинает довольствоваться тем, что остается там, где пытается полностью впитать все, что происходит прямо здесь и прямо сейчас, сила всеохватности способна породить освобождение посредством намерения, путем кругового расширения. Таким образом, вместо того, чтобы упускать те дары силы, которые приносят человеку его испытания, — а именно это происходит, когда ученик нацеливается на линейное движение вперед, — ученику следует открыто встречать эти испытания, впитывать все дары силы; в результате, благодаря силе всеохватности, он сможет в буквальном смысле слова перерасти эти испытания в своем круговом расширении. Если это случается все побуждения сами собой исчезают, так как мотивы могут существовать только тогда, когда у человека есть цель.

Чтобы ясно понять все это, следует осознать, что целью является даже стремление к свободе, а существование цели, в свою очередь, предполагает определенные мотивы. Иными словами, в самом начале каждый ученик исходит из тех или иных побуждений, но даже если такие мотивы связаны с желанием достичь свободы, они по-прежнему остаются мотивами, и потому ученики с самыми чистыми побуждениями все равно являются целеустремленными. Такое положение дел может измениться лишь после того, как ученик начинает понимать глупость собственных мотивов и своей целеустремленности. И все же для того, чтобы достичь такой трезвости, ученика необходимо довести до такого уровня, откуда он сможет отчетливо понимать разницу между следованием Пути Воина независимо от того, насколько безупречно это делается, и жизнью пути с сердцем.

В самом начале ни одному ученику никогда не хватает трезвости, чтобы провести такие различия, и потому все люди начинают свою подготовку со следования Пути Воина с поистине замечательными рвением и решимостью, которые временами могут оказываться, мягко говоря, беспощадными. Однако рано или поздно любой ученик начинает уставать от беспрестанной борьбы за достижение некоей цели, которая все больше забывается с каждым новым шагом. Они похожи на тех потерянных душ из старинных сказок, которые пытаются поймать блуждающие огоньки; именно в этот период, когда ученик достигает предельного истощения, он начинает гадать, не являются ли учения Толтеков настоящим мифом. Это тот переломный момент, о котором упоминалось выше, и каждый ученик рано или поздно сталкивается с ним.

Когда наступает такой кризис и ученику хватает трезвости, чтобы без тени сомнения понимать, что он не может вернуться к прежнему образу жизни, он оказывается в ловушке мифа, — желает он того или нет. И все же следует осознавать, что именно в результате того, что ученик начинает считать учения чем-то мало отличающимся от мифа, ему приходится избавиться от любых стремлений к достижениям. Он уже не надеется куда-либо прийти — и, следовательно, на какие-либо награды. Это означает, что ученик наконец-то достиг внешнего края силы. В буквальном смысле слова оказавшись на пороге совершенно иной жизни. Такой ученик совершает одно из двух возможных действий. С одной стороны, он может отступить перед недостатком трезвости и тем или иным образом бросить все свои попытки. Если такой ученик проходит подготовку под руководством Нагваля, преданного Пути Свободы, его ученичество просто заканчивается. С другой стороны, ученик может прийти к осознанию того факта, что поскольку он, судя по всему, никуда не идет, то вполне может по крайней мере попытаться и приложить все свои силы к тому, чтобы жить путем с сердцем, чего бы это ни стоило. Хотя сам ученик начинает понимать это только впоследствии, намного позже, в этот момент он не только расстается с теми побуждениями, что привели его на Путь Воина, но и, как это ни парадоксально, получает свою награду — свободу!

Как только ученик достигает в своей подготовке этого этапа, не остается ничего такого, что могло бы сдержать его дальнейшее развитие. Прилагая все силы к тому, чтобы жить безупречной жизнью воина, он так глубоко погружается в постоянное и прилежное практическое воплощение учений, что такая практика становится его второй натурой: вместо того чтобы стараться жить подобно воину, ученик, не замечая того, просто начинает жить как воин. Иными словами, то, что начиналось с сознательного неделания, превращается в неосознанную действительность; лишившись каких-либо надежд или мотивов, ученик делает единственное, на что способен, — начинает открываться навстречу окружающему миру.

Не осознавая того, ученик начинает распахивать свое сердце и порождать силу всеохватности; при этом он неосознанно становится мифом — превращается в воина! И все же сам ученик по-прежнему не отдает себе отчета в этом преобразовании, и только после того, как к нему сама собой приходит сила, его вдруг осеняет, что ученичество уже закончено, он стал воином и теперь в его распоряжении есть сила.

Когда в жизни ученика наступает такой миг, его неизменно захлестывает совершенно неописуемое по своей силе ощущение подлинного смирения — того смирения, которое можно выразить только еще более широким распахиванием сердца. Именно в это мгновение воин делает шаг назад и склоняет голову, так как приходит к осознанию того, что ни одно свершение человека как человеческого существа не способно ни на шаг приблизить его к превращению в воина, — ключ к превращению в воина, то есть сила всеохватности, кроется только в признании ограниченности собственной человечности. Нет ничего, что вызывало бы более опустошающее смирение, чем такое осознание, и в этот миг каждый воин навечно лишается стремления к чему-либо кроме подлинной свободы — свободы от всего того, что мешает ему распахнуть самые потаенные и ранее ревностно охранявшиеся уголки своего сердца.

Такова истинная природа Пути Свободы, такова природа жизни пути с сердцем. Чтобы обрести свободу, человек должен достичь момента расставания с самим представлением о том, что значит быть свободным, и именно по этой причине ни один человек не в силах стать воином простым или обманным путем — притвориться воином попросту невозможно. Состояние воина исходит из сердца и подразумевает жизнь пути с сердцем. Любить при каких-то условиях проще всего на свете, но безусловная любовь доступна только воинам.

В своей безусловной любви ко всему живому воин встречается со своими собратьями среди проявлений их глупости и, хотя не поддерживает эту глупость, также понимает и то, что людей нельзя за нее винить. Сумев разглядеть в безумии этого сна то, чем он является на самом деле, воин без тени сомнения знает, что подобные ему существа представляют собой неотъемлемые части единого сна, единой глупости и единой жизни. В результате воин уже не испытывает потребности навязывать другим свою волю в попытках возвыситься над окружающими; вместо этого он посвящает себя задаче преобразования мира посредством постоянного стремления возвысить себя таким образом, чтобы одновременно возвышались и все вокруг.

В своих попытках вырваться за пределы того безумия, что отмечает границы сна, воин медленно, но уверенно охватывает собой все большую часть этого безумия; чем больше безумия вмещается в него, тем большую его часть воин превращает в красоту, мир и, наконец, в гармонию. Говоря языком неспециалистов, благодаря своей всеохватности воин становится всем во всём и в результате лишается основанного на разделенности отождествления, обретая вместо него зачатки того, что со временем станет тем состоянием осознания, тем отождествлением, которое именуется полнотой сущности. Однако лишившись жесткого отождествления и став всем во всём, воин также обретает и множество лиц.

У настоящего воина в буквальном смысле слова находится особое лицо для каждого человека и на любой случай, так как не бывает ни одинаковых людей, ни совершенно похожих событий; поскольку в жизни воина все люди и все явления обладают равной ценностью, они заслуживают всего, что определяется их потребностями. По этой причине разнообразные лица воина — не маски, за которыми он прячется, а выражения его сокровенной склонности к смирению и безусловной любви.

И все же глупость человечества приводит к тому, что различные лица вновь и вновь вызывают у собратьев воина самые изощренные реакции — такие отклики, которые заставляют самого воина взрываться искренним смехом. Однако этот смех никогда не превращается в насмешку над окружающими, так как является лишь следствием безусловной любви воина ко всему живому. За время своих усилий стать воином он выплакал столько слез, что со временем эти рыдания привели к образованию внутри него определенной пустоты — отсутствия побуждений, отсутствия надежд, — и эта пустота заполнилась силой всеохватности, силой безусловной любви. Такой воин может позволить себе смеяться, так как в его смехе нет ни злобы, ни дурных намерений — только дух сопричастности с теми, кто погружен в глупость сна. Однако теперь, сумев увидеть глупость всего происходящего, воин способен понять и глупость поддержки и защиты любого отождествления. Вследствие этого воину нет смысла отождествлять себя с чем бы то ни было, и в результате он продолжает становиться еще более всеохватным в своем стремлении к полноте сущности — не потому, что его подстегивает побуждение к движению вперед, но только потому, что в этом пути столько сердца, что он превращается в самую веселую радость на свете.