Видения, похожие на явь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Видения, похожие на явь

Перешедший в мир иной в 1944 году католический священник и бывший депутат рейхстага Иоганнес Гребер, неоднократно упомянутый в этой книге, замечает в начале своего повествования, что видения обычно рассматриваются как самообман или галлюцинации, как проявление истерии или как деятельность подсознания. «Должен, к сожалению, сознаться, — продолжает он, — что и я до того, как меня самого посетили видения, считал их самообманом и игрой расстроенных нервов. Но, как и в других областях знаний, личный опыт — лучший учитель. Личный опыт в области видений имел для меня очень важные и в то же время противоречивые последствия, потому что моя церковь учила, что такие вещи идут от лукавого и что богоугодные видения даются лишь тем, кто прожил жизнь как святой. Но я же прекрасно сознавал, что я никакой не святой, а слабый, несовершенный человек, как все другие; поэтому я даже и думать не мог о видениях. Поэтому, когда меня посетило мое первое видение, меня охватило сильнейшее внутреннее волнение, я подумал, что это дьявол затеял со мной свои игры. Но когда видение повторилось абсолютно в том же виде, как я его уже пережил, я убедился, что вовсе не дьявол показывает мне его и что оно отнюдь не продукт моей собственной фантазии».

Прежде чем начать описывать свое первое большое видение, он, мысленно оглядываясь назад, подчеркнул: «Все видения, которые мне довелось пережить, происходили в моменты, когда я должен был решить какую-то важную задачу на благо моих прихожан, но не имел ни малейшего представления о том, как это сделать». Вот его первое видение, происшедшее 2 мая 1905 года:

«…в этот день мне исполнился 31 год. Я уже год как был пастырем большого прихода в одном из беднейших округов Германии (Хунсрюк/Hunsr?ck). Почти все мои прихожане были бедными крестьянами с земельными наделами в среднем по 10 акров.[14] До ближайшего города было двадцать километров. Железной дороги не было, каких-либо других средств передвижения у нас не было. То есть, чтобы добраться до города и обратно, приходилось пройти пешком сорок километров.

В моем большом приходе, охватывавшем четыре деревни, многие болели туберкулезом. Да и другие болезни — тиф и дифтерия — уносили человеческие жизни. В одной семье за одну ночь умерли сразу трое детей от дифтерии. Врача приходилось вызывать из города, и, посещая больного, он тратил целый день на то, чтобы пройти эти двадцать километров до деревни и обратно. Поэтому гонорары врача были столь высоки, что большинство моих прихожан были не в состоянии их оплатить и больные оставались без медицинской помощи. Во всем округе не было ни одной медицинской сестры. За больным приходилось ухаживать членам семьи, не имевшим понятия о том, как это делать, и зачастую они делали все неправильно и только вредили больному. А если заболевала мать семейства, у которой было много маленьких детей, ухаживать за ней и за детьми было вообще некому. Кроме того, некому было следить за домашним хозяйством, потому что отцу каждый день приходилось заниматься сельскохозяйственными работами. А если заболевал отец семейства, то некому было работать в поле, хлеву и в амбаре. Некому было пахать, сеять, собирать урожай, чистить хлев, следить за зерном в амбаре. Ведь у бедных людей не было денег, чтобы нанять работника. Все это приносило мне невыносимые душевные страдания, но я не знал, как помочь людям. Я обращался к администрации округа, но и там не знали, что делать.

Итак, 2 мая 1905 года я стоял у постели роженицы, у которой после рождения четвертого ребенка началась родовая горячка. Я видел, что она скоро умрет, и уже совершил над ней таинство предсмертного причастия. Ее муж, страдавший туберкулезом, сидел в углу комнаты и плакал. В комнате рядом спали трое детей, старшему было всего семь лет. Новорожденный лежал в комнате с матерью. Сидя рядом с умирающей женщиной, держа ее руку в своей, я вдруг почувствовал сильное беспокойство в ее душе, отразившееся на лице умирающей. Наклонившись к самому ее уху, я спросил: «Анна, если тебя что-то мучает, скажи мне об этом, пожалуйста». Со слезами в угасающих глазах она едва слышно пробормотала: «Мои бедные дети!»

Я снова наклонился к ней и сказал: «Анна, не беспокойся, теперь я буду заботиться о твоих детях, положись на меня». Тут на ее лице заиграла улыбка, она притянула мою руку к губам и поцеловала ее. Через несколько минут ее не стало.

В полночь я возвращался домой от смертного одра. Весело сияли звезды, тихая ночь была светла. Я шел по долине и думал о всем том страдании, обо всей беспомощности этих бедных людей в отдаленных округах моей родины. Как вдруг, будто под влиянием какой-то внутренней силы, я закричал: «О Господи, Ты мудрейший создатель, я очень хочу помочь этим бедным, всеми покинутым людям, но не знаю, как. Укажи мне путь! Я сам готов на любые жертвы!» Это были крик моей измученной души и молитва моего сердца, борющегося с непосильным горем.

Только я выкрикнул последнее слово в тишину ночи, как почувствовал нечто, чего никогда в жизни не испытывал… Казалось, все мое тело пронизал огненный поток, и мне нестерпимо захотелось спать. Я прислонился дрожащим телом к дереву, чтобы не упасть. В то же мгновение все вокруг меня исчезло… Я не видел долины, тропинки, не видел звезд — только картину, как в кино, которая мне внезапно открылась. На картине была девушка из моего прихода в одежде медицинской сестры, и чей-то голос сказал мне: «Добейся того, чтобы эта девушка выучилась на медсестру».

Я знал эту девушку, знал, что она не могла пойти учиться на медсестру, потому что по местным законам ей было чуть больше лет, чем нужно. Тут же мне пришла в голову мысль: теперь ты точно в руках дьявола, который просто дурачит тебя. Но мне не было дано времени поразмышлять о дьяволе. Мне сразу показали вторую картину, произведшую на меня глубокое впечатление: я увидел эту девушку — уже окончившую курсы медсестер — в сопровождении двух других девушек из моего прихода, которые, правда, не были медсестрами. Все трое входили в дом, где в постели лежала больная женщина, мать пятерых детей. Я увидел, что медсестра занялась больной, потом приготовила для нее что-то диетическое и вообще сделала все, что входит в обязанности медсестры. Одна из двух других девушек сделала в доме уборку, помыла детей, причесала и одела их, приготовила еду для них и для их отца. Другая подоила в хлеву коров, задала корм свиньям и принялась за другие сельскохозяйственные работы.

Затем эта картина исчезла, и сразу появилась следующая, так что у меня даже не было времени подумать о двух предыдущих. Теперь я видел медсестру, вместе с врачом обходящую дома, где были больные. Я видел, что у них при себе были все необходимые приборы и инструменты для ухода за больными, которые они умело использовали, все то, что обычно имеется в наших городских больницах. Затем исчезла и эта картина, и появилась другая.

Я увидел группы по десять — двадцать мужчин, которые пахали, сеяли, косили и увозили урожай в амбары, но не на своих полях и не для своих амбаров, а на полях тех семей, где были больные. Я видел покос, где женщины и девушки ворошили сено, скошенное мужчинами, чтобы оно просохло. И тут голос сказал мне громко и отчетливо: «Все эти люди работают на семейства, которые из-за болезни не могут работать сами».

Тогда я мысленно спросил: «Но кто же платит за все это? Кто оплачивает визиты врача, работу медсестер, а также все медицинские приборы и инструменты?» Тут появилась последняя картина, которая дала мне ответы на все эти вопросы. Я увидел, как две школьницы, каждая со списком в руках, ходили от дома к дому, причем не только в моем приходе, но и в соседних приходах. Из этого я заключил, что другие приходы тоже присоединились к организации взаимопомощи. Одна из девочек со списком собирала взносы на оплату врача, и я ясно видел, что люди сдавали по 10 пфеннигов с человека в месяц. Другая девочка собирала с каждой семьи независимо от того, была она маленькая или большая, по 25 пфеннигов в месяц на оплату работы медсестер и аренду приборов и инструментов. Тут голос снова обратился ко мне: «А теперь возблагодари Господа, иди домой и поступай сообразно тому, что тебе было показано!»

Я удивленно огляделся… Все исчезло. Я опять увидел весело сияющие звезды, не представляя себе, что и думать об этих видениях…

Посмотрев на часы, пастор Гребер увидел, что он простоял у дерева всего несколько минут, хотя ему казалось, что времени прошло много. Дома он сразу же принялся за расчеты, чтобы выяснить, а хватит ли таких небольших взносов для финансирования столь большого предприятия. К своему удивлению набралась довольно приличная и вполне достаточная сумма. Теперь его только мучили сомнения, согласятся ли люди выполнять необходимые работы за больных, не получая за это денег.

На следующий день священник отправился к той самой девушке, которую он видел медсестрой. Она сказала, что с удовольствием взялась бы за такую работу, но ведь ей уже слишком много лет, чтобы идти на курсы медсестер. «Я, как мог, ободрил ее, и она согласилась. Я немедленно поехал к профессору, руководившему одной из наших лучших больниц, и рассказал ему о бедственном положении людей в моем округе. Он был глубоко потрясен моим рассказом и обещал сделать все, что в его силах, чтобы помочь мне решить мои проблемы. Первым делом он изъявил готовность принять в обход закона девушку на курсы медсестер, сказав, что будет лично следить за ее обучением и ускорит его настолько, что девушка за полгода выучится всему тому, что обычно проходят за три.

Во время ближайшей воскресной службы я вместо проповеди изложил своим прихожанам во всех деталях мой план. При этом я подчеркнул, что долг христианина любить ближнего своего выражается прежде всего в практической помощи. Я предложил своим прихожанам добровольно вступить в мою организацию с обязательством бесплатно работать за тех, кто по болезни не мог делать этого сам.

Все семьи моего прихода вступили в эту организацию, которую мы назвали Союзом взаимопомощи. Не вступила только одна семья. Она считала себя самой богатой, потому что у них было 40 акров земли. Глава семейства сказал, что он не нуждается ни в чьей помощи и что в случае болезни в состоянии оплатить как врача, так и медсестру.

Через полгода, экстерном пройдя полный курс обучения, наша медсестра вернулась в родную деревню. Все приборы и инструменты были уже закуплены. Был также заключен договор с врачом из города, в котором он принимал на себя следующие обязательства:

1) Каждый понедельник приходить в мой округ и в сопровождении медсестры обходить больных, получая за каждый визит всего одну марку.

2) В экстренных случаях приходить в любое время дня и ночи, получая за такой особый визит шесть марок.

3) В виде твердого оклада получать 300 марок в месяц.

Открытие благотворительной организации состоялось в первое же воскресенье после возвращения нашей медсестры во время торжественного богослужения. Когда люди возвращались из церкви домой, произошло нечто, что всех глубоко потрясло: тот единственный крестьянин, который отказался вступать в наш Союз взаимопомощи, был сбит неизвестно откуда взявшимся в наших краях мотоциклистом и лежал теперь, истекая кровью на дороге. Таким образом, он оказался первым, кому понадобились наша медсестра, наш перевязочный материал, наши носилки, наше кресло-каталка, а также и наш врач. У всех было ощущение, что в этом случае явно вмешалась рука Господа».

Модель Союза взаимопомощи пастора Гребера оправдала себя настолько, что к нему стали присоединяться все новые округа. Скоро медсестер и сиделок было уже семь. Появились сообщения в прессе. Добровольные помощники стекались отовсюду. Даже принцессы приезжали к нам, жили инкогнито в жалких крестьянских лачугах и ухаживали за больными. Эта деятельность давала всем, кто принимал в ней участие, внутреннее ощущение счастья, неизвестное им ранее. Пастор Гребер так заканчивает свое повествование: «Через несколько лет после начала работы нашей организации прибыла правительственная комиссия. Она была весьма удивлена тем, чего мы достигли без какой бы то ни было помощи государства. О нашей организации напечатали листовку, разошедшуюся в количестве 50 тысяч экземпляров по всей Германии. В результате во многих бедных районах и даже городах социальная работа была организована по нашему образцу. На международных конгрессах меня приветствовали как великого организатора, а я был просто инструментом высшей силы, показавшей мне с помощью видений, как осуществить то, что казалось неосуществимым. Так что все похвалы, обрушившиеся на меня, ошиблись адресатом».

Это повествование дает нам представление об ужасающих социальных условиях, царивших в «старое доброе время», но главное в том, что в корне неверно понимать слова Христа «Царство мое не от мира сего» в том смысле, что христианин не обязан активно участвовать в общественной жизни. Я как раз думаю, что христианин обязан более, чем кто-либо другой, вносить вклад в то, чтобы правдивость, справедливость и человеческое достоинство во всем мире и во всех областях жизни стояли во главе угла.

Еще одно видение посетило пастора Гребера в конце его ставшей впоследствии общеизвестной акции по спасению детей от голода во время Первой мировой войны. Только его ближайшие друзья знали, что дало ему возможность решить громадную задачу, казавшуюся неразрешимой. После эмиграции в Соединенные Штаты Америки Гребер публично признался, что и в этом случае он «был лишь инструментом в руках Высшей Силы».

Было 1 августа 1914 года. Пастор Гребер пошел на холм за деревней, где находилось кладбище, и уже собирался отворить ворота, как повсюду зазвонили церковные колокола, возвещая о начале всеобщей мобилизации. «Я окинул взором широко раскинувшиеся поля, покрытые золотистыми колосьями, залитые золотым солнечным светом, и множество людей, работавших на полях. Я видел, как молодые люди, бросив косы и серпы, бежали домой, чтобы собраться для отправки в боевые части. Оставшиеся стояли как громом пораженные… Мое сердце сжалось от боли, на глазах выступили слезы. Я все же решил отворить кладбищенские ворота, как вдруг кладбище исчезло, и вместо него я увидел географическую карту Германии. Все морские границы были окружены военными кораблями. Я невольно подумал о своих первых видениях и остался спокоен. Но я не мог понять, что означали эти военные суда у берегов Германии. Тут я услышал голос, который громко и четко произнес: «Противник попытается уморить Германию голодом. Военные суда должны воспрепятствовать поставкам продовольствия в Германию». Затем карта исчезла, и вместо нее тут же появилась другая картина.

Я увидел улицы большого города, не узнавая его. В городе я увидел толпы исхудавших детей, рывшихся в мусорных баках, добывая оттуда корки хлеба, картофельные очистки и другие отходы, чтобы утолить голод. Тут я услышал тот же голос, обращенный ко мне: «Позаботься об этих детях!» Я не понял, что имелось в виду. Как мог я, простой деревенский пастор, у которого не было никаких связей с большими городами, что-то сделать для этих несчастных, голодных детей? К тому же тогда все думали, что война продлится всего месяц, а запасов продовольствия было вдоволь. Но тут голос обратился ко мне в третий раз: «Война будет долгой, и тебе будет указано, как решить ту задачу, которая выпала на твою долю. Иди домой, садись за письменный стол и запиши все, что тебе будет сказано свыше».

Последовав этому указанию, я сразу пошел домой, сел за письменный стол и стал записывать. Но на этот раз голоса, который я слышал раньше, не было. Меня охватило что-то вроде сильного вдохновения, которое я воспринимал как некий внутренний диктант. Некая сила диктовала мне: «Ты должен в этой войне решить большую задачу. Правда, сначала решение нужно опробовать в малом, чтобы тебе потом не наделать ошибок в большом. Ровно через месяц возьми бедных городских детей в свой приход и размести их бесплатно в крестьянских семьях — в таких, которые готовы принять бедного ребенка на шесть недель. Внимательно следи за всеми ошибками, которые ты совершишь при первом размещении детей, и пусть они будут тебе уроком, когда ты распространишь эту деятельность на более обширную область, чтобы эта деятельность протекала успешно».

Я последовал указанию, переждал ровно месяц, а потом с церковной кафедры объявил, что семьи, готовые принять у себя голодающего ребенка на шесть недель и хорошо с ним обращаться, должны подойти ко мне после службы. Такую готовность тут же изъявили 52 семьи. Так как в моем приходе жили только католики, я решил взять из города только голодающих детей-католиков. Я попросил одного католического священника в Кёльне отобрать 52 нуждающихся ребенка и сам привез их из Кёльна в нашу деревню. Но по дороге, хорошенько рассмотрев их и разговорившись с ними о положении в их семьях, я сразу понял, что совершил большую ошибку, потому что большинство детей были вовсе не из бедных семей и ни в чем не нуждались. При отборе детей главным критерием было то, насколько прилежно они посещали церковь. Но это было не единственное разочарование, постигшее меня при этой оказии. Меня ожидало еще большее.

На третий день пребывания детей в семьях моего прихода я к своему ужасу узнал, что среди 52 детей было несколько четырнадцатилетних девочек, морально совершенно испорченных… Так как все письма, которые детям присылали из города, проходили через мои руки, я заметил, что конверты на трех письмах, присланных в один и тот же день трем разным девочкам, надписаны одной рукой. И опять ко мне обратился голос, который я слышал у кладбища: «Вскрой эти письма и как можно скорее отправь этих троих домой». Я так и сделал, и убедился, что письма были написаны сутенером, сообщавшим девочкам, что в городе их ждут клиенты, на которых можно заработать много денег. Я тут же отправил девочек домой…»

Пастору Греберу стало ясно, что во время длительной войны можно сделать много хорошего, но что эту задачу ему не осилить, исполняя еще и обязанности священника: не хватало ни времени, ни сил. Раздумывая над этим, он опять услышал тот таинственный голос: «Подай прошение об отпуске на семь лет. Что делать дальше, тебе будет сообщено».

В начале 1915 года Гребер оставил службу в приходе и полностью посвятил себя работе по оказанию помощи детям. При этом он постоянно получал указания свыше, передаваемые в виде видений. Теперь отбор детей происходил с обязательным медицинским освидетельствованием. Затем он стал объезжать сельские округа Германии, выступая с докладами о своей акции помощи детям. «В результате мне удалось к июню 1916 года разместить более семи тысяч страдающих от недоедания городских детей в крестьянских семьях. Я ни от кого не получал помощи; напротив, к моей деятельности относились враждебно, предполагая, что городские дети морально испортят сельскую молодежь». Больше всего препон ему чинила церковь, так что пастору Греберу приходилось все делать самому. «У меня не было ни какого-то комитета, ни специального помещения, я вообще не истратил ни пфеннига на управление всем этим проектом. Дети перевозились по железной дороге бесплатно. Сам я не получал никакого жалованья, но всегда находил семьи, предоставлявшие мне стол и ночлег».

Война затягивалась, и крестьянские семьи были уже не в состоянии прокормить голодающих детей из городов. Тогда Гребер решил поехать в одну из нейтральных стран. Он начал с Голландии. Его план наткнулся на сильнейшее сопротивление. «Но при мысли о том, что Высшая сила, доверившая мне эту задачу, все равно мощнее, чем все препятствия, я не сдавался, хотя даже официальные органы Германии считали весь мой план утопией». Ни одно из препятствий, которых опасался пастор Гребер, не помешало его деятельности. В общем и целом ему удалось разместить в семьях за границей 14 175 голодающих детей. Многие прожили там по два года. Из общего числа спасенных пастором детей — 20 тысяч — лишь двое умерли за границей. «Я чувствовал, что на каждом шагу мной руководит и меня ведет Высшая сила. И только этой Высшей силе, руководившей мной, я благодарен за успех моего предприятия. Потому что иногда казалось, что все злые силы восстали против меня, пытаясь уничтожить дело моей жизни. Но всегда в последнее мгновение я получал помощь из рук Бога, и все нападки на мою деятельность обращались в пыль».

Я довольно подробно описал видения, пережитые католическим священником, по двум причинам. Во-первых, потому что они еще ни разу не были опубликованы. Во-вторых, я хочу предложить читателю, опираясь на собственные ощущения, самому судить, являются ли «картины», увиденные Гребером, «архетипами»,[15] описанными Карлом Юнгом, или это подлинные «проекции» из некоего высшего духовного мира, который, по-видимому, населен людьми, полностью осознающими свое «я», только лишенными грубоматериального тела?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.