6. Двадцатилетний пахан

Свердлов ускользнул от правоохранительных органов Екатеринбурга умело и легко. Сперва в Пермь, губернскую столицу Урала, выехала Новгородцева. Сняла номер в гостинице. А потом к ней прикатил Яков Михайлович. Всем необходимым его снабдили «знакомые либеральные интеллигенты», паспорт пожертвовал студент Петербургского университета Лев Герц, кто-то и костюмчик подарил, так что он «выглядел как истый джентльмен». С Клавдией Тимофеевной они с этого времени вместе. Она становится спутницей Свердлова в прямом смысле до гроба. Невенчанной и нигде не зарегистрированной супругой.

Что же их так прочно связало? Любовь с первого взгляда между 20-летним молодым человеком и 30-летней женщиной? Конечно, и такое бывает. Правда, в этой паре Яков стал бесспорным доминирующим началом, а Клавдия — бесспорной подчиненной. Но ведь и такое бывает в любви, когда одной нравится подчиняться, а другому — самоутверждаться.

Но вот только обращает на себя внимание, что в письмах, которые потом будет писать Свердлов супруге из ссылок, слова тепла и любви появятся значительно позже, лет через восемь. А сперва выражения будут очень уж неподходящими для любящего человека. Сухими, выхолощенными. Такими, что иная женщина и обиделась бы: «Возникал и раньше, теперь почти нет, вопрос о нашей жизни… Целесообразна ли, нужна ли наша совместная жизнь? Но, помимо ответа на данный вопрос, ответом же и новый вопрос: «а целесообразен ли, законен ли и самый вопрос?»… Целесообразно, нужно было сходиться. Наш общий рост за время и под влиянием совместной жизни несомненен…»

Не знаю, может быть сперва, по молодости, Свердлов стыдился хороших и ласковых слов к любимой и любящей его женщине? Хотя может быть и другое. Что и любовь его родилась позже, уже из привычки. Когда, по его собственным словам, перестал возникать вопрос (да и то «почти») о целесообразности. А сначала все определила именно целесообразность. Оно ведь и впрямь целесообразно сложилось: иметь рядом женщину для удовлетворения половых потребностей, а одновременно надежную, лично ему преданную помощницу, подручную, секретаршу…

Выбор, в общем-то, получился не совсем правильным с точки зрения иудаизма. Поскольку принадлежность к «народу избранному» определяется в первую очередь по материнской линии. А стало быть и дети от русской не будут стопроцентными евреями. Но при том образе жизни, который вел Яков Михайлович, он давно должен был перешагнуть через ортодоксальные требования своей религии. Мог ли ночлежник, голодный бездомный мальчишка привередничать, «кошерная» пища ему перепала или нет? Мог ли бродячий революционер и партийный активист соблюдать иудейские праздники, обряды, законы субботы? И все же Яков считал себя иудеем. А пробелы воспитания и нарушения правил пытался компенсировать другими способами. Общался с соплеменниками, получившими более солидное религиозное образование, очень интересовался разными течениями сакральной, глубинной иудейской мудрости. Которые позволили бы проникнуть в истинную суть, лежащую под внешней формой. Зачем идти к сути опосредованным путем, через соблюдение формальностей? Если получится постичь ее «напрямую»?

Но революционной работе эти интересы не мешали. В Перми Яков Михайлович возглавил губернский партийный комитет — без всяких выборов, явочным порядком. Поскольку весь прежний комитет замели при подавлении Мотовилихинского восстания. И Свердлов принялся сколачивать тут новую организацию. Широко привлекал молодых, 20-летних. Неопытных — но зато для таких он сам был незыблемым авторитетом. Такие не будут увязать в спорах, отстаивать какие-то свои мнения. А станут просто выполнять указания «товарища Андрея». Пермская организация возрождалась и росла быстро, как на дрожжах. Сыграли свою роль и перетасовки активистов, сделанные им еще из Екатеринбурга. Разосланные в разные города партийные кадры стали основой новых структур. И уже через месяц после переезда в Пермь, в феврале 1906 года, была проведена Уральская областная конференция, закрепившая эти структуры.

Конференция связала в единую сеть организации Перми, Екатеринбурга, Нижнего Тагила, Уфы, Вятки, Тюмени, Алапаевска, Сысерти, Туры, Кушвы и других уральских городов и заводов. Руководил собранием Свердлов. Он же возглавил новую сеть. Начальник Пермского охранного отделения на основании донесений агентуры сообщал в жандармское управление, что в 20-х числах января 1906 года в Пермь прибыл «из Екатеринбурга для постановки новой организации некий товарищ Андрей Михайлович», сумевший «в короткое относительно время сорганизовать довольно серьезную организацию… поставив несуществовавшую здесь ранее военную и типографскую технику и присоединить к комитету боевую организацию».

Действительно, в Перми возникает крупная нелегальная типография, имевшая 5 пудов шрифта, большой запас бумаги. Но главное — всюду, по всему Уралу создаются разветвленные террористические структуры. О, тут Свердлов реализовал и свои мальчишеские мечты о «карбонариях», и умение наводить контакты в преступной среде, быть «своим» в мире люмпенов и шпаны. Его помощники — те же Юровский, Сосновский, Теодорович, Сыромолотов. Находятся и другие подходящие кадры. Сын сосланного бессарабского контрабандиста Иванченко, Мясников, Кадомцевы, Лкоцков, Фортунатов, Алексеев, Чуцкаев, Ермаков, Борчанинов, Зенков, Колпакщиков, Мячин (Яковлев), Соловьев, Перовский, Глухарь, Смирнов, мальчишка-хулиган Белобородов и др.

Сеть боевых организаций охватывает Пермь, Екатеринбург, Уфу, Мотовилиху, Лысьву, Нижний Тагил, Нейву, Сысерть, многочисленные заводы. И организации были далеко не простыми, а тщательно структурированными, законспирированными. Существовало несколько уровней посвящения в тайну. В каждом центре создавалось три дружины, которые так и назывались — первая, вторая и третья.

Первая — руководство. Представители партийного комитета, инструкторы, заведующие складами, заведующие мастерскими по изготовлению бомб. Вторая дружина — собственно боевики. Она состояла из нескольких отрядов — «десяток». Каждый — специализированный. Отряд саперов, отряд бомбистов, отряд стрелков, отряд мальчишек-разведчиков. Во главе каждого отряда стоял «десятский», они делились на «пятки» во главе с «пяточниками». Третья дружина — «массовка». Рядовые партийцы, примыкающие рабочие. Их использовали по мере надобности, не посвящая в тайны организации. Из их рядов черпали резервы для пополнения боевиков, дружина была и школой военного обучений — каждый член второй дружины должен был подготовить «пяток» из третьей.

Особняком находились «лесные братья». В отличие от боевиков, живших по своим домам и исподтишка совершавших теракты, «лесные братья» были нелегальными разбойниками. Руководил их отрядами А. М. Лбов (он же «Длинный», «Лещ»). Свердлов поддерживал с ним прямую связь. Как раньше в Екатеринбурге, всюду было налажено обучение боевиков, тренировки в стрельбе и с холодным оружием.

Одним из главных принципов являлась строжайшая тайна и конспирация. Заповедью уральских боевиков, которая очень нравилась Якову Михайловичу, было: «Говорить надо не то, что можно, а то, что нужно». Всей информацией об организации располагал только руководитель. Остальные — в части касающейся. Командующий дружиной, «тысяцкий», знал только своих «десятских», десятские — «пяточников». Прием боевиков: со стороны — в третью дружину или из третьей во вторую, осуществлялся только по рекомендации двоих поручителей. Которые отвечали за своего рекомендуемого. А в случае каких-то его прегрешений, трусости, отступничества эти же поручители должны были исполнить над ним смертный приговор. Словом, это была самая настоящая мафия. А Свердлов стал ее «некрещеным крестным отцом».

В новом качестве он начал вести себя очень независимо. В апреле 1906 г. в Стокгольме был созван IV съезд РСДРП. Казалось бы, ехать туда по всем партийным канонам следовало «товарищу Андрею», руководителю губернского комитета. Нет, он не поехал! Если в декабре, в самый напряженный момент, бросил все дела и помчался в Финляндию, то теперь счел возможным пропустить мероприятие. Ограничился тем, что послал супругу. Кстати, под псевдонимом «Яковлев». Как бы персональная представительница Якова. А резолюции съезда, которые она привезла, до уральцев даже и доводить не стали. Только кратко проинформировали своими словами. И объяснили — это, мол, меньшевистская чепуха. Продолжив действовать по своим планам, по своему разумению.

Разгадка проста. IV съезд РСДРП был «Объединительным». В российской социал-демократии было решено, что большевикам и меньшевикам, размежевавшимся на II съезде, надо снова объединиться, выступать единой партией. Это требовалось для легальных методов работы, для выборов в Думу с образованием общей фракции, для создания общих органов печати. И речь на съезде шла именно о «мирных» методах. Не только легальных, но и о агитационной подрывной работе, организации забастовок, стачек, манифестаций. Все это меньшевики признавали и допускали, а террористические акты и «эксы» осуждали. И большевики тоже их осудили, объявили «мелкобуржуазными».

К организации Свердлова такие решения и впрямь не относились. Она подчинялась не ЦК, а боевому центру при ЦК. Тщательно законспирированному, от которого ЦК на словах отрекался. Существовала даже практика, что боевики накануне особенно крупных акций формально объявляли о своем выходе из партии. А потом снова в нее «вступали». И, кстати, хотя Яков Михайлович был связан с большевистским боевым центром, но в свои структуры включал и членов других партий: эсеров, анархистов, максималистов. Какая разница-то? Главное — чтобы человек был подходящим. Способным без промаха и без колебаний послать пулю в ближнего, швырнуть бомбу, заложить заряд взрывчатки. Так что некоторые дружины числились «сводными», многопартийными. А «лесные братья» были вообще беспартийными головорезами.

И «дело» пошло. Оружие поставлялось из-за границы — бельгийские браунинги, маузеры, «партизанские» облегченные винтовки. Текли боеприпасы, доставалась взрывчатка — ее и на Урале хватало, для горных работ использовалась. Загремели выстрелы в полицейских, полетели бомбы в казаков, в окна квартир «черносотенцев». В Уфе готовились взорвать казарму, но не получилось. Начался рэкет богачей — плати такую-то сумму «на нужды революции», иначе смерть. Убивали и рабочих, осмелившихся поднять голос против таких «революционеров», не выполнить каких-либо требований. Причем Яков Михайлович настаивал, чтобы в акциях непременно поучаствовал каждый боевик. Всех провести через «настоящее дело». Всех повязать кровью. И сам пример подавал. У полиции имелись сведения, что он лично убил по крайней мере одного человека — рабочего Пятницкого.

Но и российская власть перед лицом расплескавшегося терроризма не сидела сложа руки. Реформатор Витте был отправлен в отставку. Премьер-министром и министром внутренних дел царь назначил куда более жесткого и решительного П. А. Столыпина. Под его руководством и на местах правоохранительные органы серьезно взялись за революционеров. А аппарат полиции, жандармерии и Охранного отделения, хоть и немногочисленный, работал в России весьма квалифицированно. Выслеживали, вычисляли смутьянов, находили и вербовали провокаторов. Между прочим, широкое распространение провокаторства в революционной среде вряд ли можно считать случайным явлением. Скорее, это было закономерно. Ведь те, кто вовлекался в нелегальные подрывные организации, по сути преступал мораль и традиции своих отцов и дедов, изменял своему Отечеству. А предавший единожды…

В Перми Охранному отделению удалось сделать тайным осведомителем ни много ни мало как члена городского комитета Якова Вотинова, заведовавшего складами с оружием. И по рядам боевиков покатились провалы. Более серьезных последствий Свердлов сперва не опасался. Правила конспирации он ввел строгие, каждый из арестованных знал немного. Яков Михайлович лишь сменил режим своей жизнедеятельности, стал «челночить», переезжая вместе с Новгородцевой из города в город. Останавливался у самых надежных, в Екатеринбурге у Юровского, в Мотовилихе у Иванченко, в Алапаевске у Соловьева. А заодно этими разъездами инспектировал и активизировал звенья своей мафии. Но провалы не прекращались, что привело Свердлова к выводу о провокаторе, действующем в где-то в верхушке структур. Под боком.

И Яков Михайлович решил исчезнуть более капитально. Залечь «на дно». Но перед отъездом назначил заседание Пермского комитета партии, дабы раздать последние указания, перераспределить обязанности. Присутствовал и Вотинов. По окончании Свердлов распорядился расходиться по одному, сам с женой вышел первым, направляясь на пристань. По дороге их и взяли. 10 июня 1906 года неуловимый «товарищ Андрей» и Новгородцева наконец-то очутились за решеткой.

Вскоре захватили еще ряд активистов, типографию, оружейный склад. Была разгромлена вся пермская дружина. При обысках нашли денежный отчет Пермского комитета за май месяц, написанный рукой Свердлова. Без подписи, но графологическая экспертиза установила его авторство. 36 человек были привлечены к ответственности по делу «о преступном сообществе», которое, «именуя себя Пермским комитетом РСДРП, заведомо для них, в видах установления в России социалистического строя, поставило целью своей деятельности достижение, посредством возбуждения народных масс, государственного переворота — низвержения монархии…» Свердлову инкриминировалось и убийство.

Но в камере «товарищ Андрей» ничуть не пал духом. Да по большому счету и не особо страдал. Бытовые условия? Они были такими же, к каким он привык в ночлежках и своих «коммунах». Только теперь даже матерые блатные безоговорочно признали его «авторитетом». Еще бы! Вожак эдакой группировки! Такой только мигнет — и пыль от тебя останется. Да и сам он вел себя в тюрьме соответствующим образом. Как хозяин. И его слушались, повиновались, заискивали перед ним.

Надо сказать, режим в царских местах заключения был куда мягче, чем потом в советских. И передачи регулярно разрешались, и свидания с родственниками дозволялись, и прогулки были многолюдными, продолжительными. Арестантам предоставлялась возможность порезвиться, поиграть в лапту или в мяч, размяться, поболтать во дворе друг с другом. За свои деньги можно было заказать администрации какие-то покупки в магазинах. Камеры запирались только на ночь — днем сидели с открытыми дверями. В тюрьму доставлялись книги в любых количествах и практически любого содержания.

А Свердлова сокамерники сразу же избрали старостой. Это давало право представлять других заключенных перед администрацией, что через него теперь шли все деньги и передачи с воли. Что ж, он не отказывался и без стеснения пользовался такими правами. Сохранилась фотография — Яков Михайлович в пермской тюрьме. Здоровенные мордовороты-уркаганы робко жмутся с краешку, а низенький тщедушный очкарик Свердлов вольготно, по-хозяйски восседает в центре, на первом плане. Он здесь главный. Пахан.

Сразу же он установил каналы тайной связи с волей. Впрочем, они тогда существовали, вполне отлаженные, в любой тюрьме. Как и каналы связи между камерами, отделениями. И в первый же день Свердлов вздумал готовить побег. На прогулке бесцеремонно подозвал самого высокого блатаря по кличке «Потап», залез ему на плечи и стал измерять высоту стены. Потом подключил еще кучу зэков, распределяя их по росту, и принялся дрессировать их строить «слона». Самые высокие и крепкие внизу, на плечах у них люди поменьше и так далее. Подкупили одного из часовых, товарищи должны были ждать снаружи с лошадями. Конечно, таким способом мог убежать только один человек — тот, кто будет на самом верху «слона». Яков Михайлович. А не те, кто внизу. Их дело — всего лишь подставиться. Они и подставлялись послушно.

Готовился и запасной вариант. С воли передали тонкие пилки, и урки по команде «товарища Андрея» столь же послушно пыхтели, перепиливая решетки. Но администрация, видать, что-то пронюхала. Сперва часть зэков, игравших в «слона», отправили в другую тюрьму, а потом и самого Свердлова перевели в Нижнюю Туру, в Николаевское исправительное арестантское отделение. Где теоретически его должны были содержать в одиночке. Но это было благими пожеланиями. Там его тоже сразу избрали старостой, и он получил право ходить по камерам и общаться со всеми заключенными. Под предлогом изучения их нужд.

В принципе Свердлову очень повезло — в том, что его арестовали в июне. Потому что в августе Столыпин провел закон о военно-полевых судах, которые могли отправлять экстремистов на виселицу без долгой волокиты и без права на апелляцию. Правда, под действие этих судов попадали только террористы, захваченные на месте преступления, по горячим следам, с оружием или изобличенные другими явными уликами. Но ведь и Яков Михайлович руководил крупной боевой организацией, налицо было и оружие, и прямые улики. Так что теоретически под военно-полевой суд его дело можно было подогнать. Однако случилось как случилось. Расследование пошло через обычные судебные инстанции и… застряло. Да-да. О его деятельности прекрасно знали полиция и жандармерия, доказательств его вины было хоть отбавляй. И каких доказательств! Типография, склад оружия, финансовая ведомость. Но всего этого оказывалось… недостаточно. И следствие никак не смогло собрать на него материалы для передачи в суд.

В чем же дело? Почему не получалось осудить преступника, известного всему Уралу? Да по той же самой причине, по которой не удавалось осудить Аль-Капоне и прочих «крестных отцов». При столь широкой, повсеместной известности, против Свердлова не находилось ни одного свидетеля! Свидетели — они же жить хотели. А возможно, что и сами судебные следователи о своей судьбе и о судьбе близких подумывали. Не желали проблем наживать. Не исключено, что и на лапу получили.

Действительный статский советник В. Г. Орлов в 1906–907 годах работал судебным следователем в другом «рабочем районе», в Лодзи, и в своих воспоминаниях очень ярко описал, что там творилось. В его кабинет чуть ли не ежедневно в открытую заявлялись всякие сомнительные личности, предлагая различные формы взяток. Свирепствовал террор — «убивали полицейских, разоблаченных тайных агентов». А любой свидетель, осмелившийся открыть рот для изобличения преступников, был обречен. Удалось, например, разгромить организацию социалистов, перевербовав двоих из них, братьев Фремель. После чего им пришлось жить в полицейском участке. А при перемещениях по улице их охранял конвой казаков. Но во время одного из выходов из окна вылетела бомба, трое казаков и два полицейских были убиты, восемь казаков, несколько прохожих и Фремели тяжело ранены. Старший, Август Фремель, выжил, но через неделю революционеры его выследили и зверски прикончили — вбили в голову восемь 120-мм гвоздей и повесили. «В то беспокойное время мы каждый день узнавали о людях, вступивших в конфликт с рабочими и отправленными к праотцам какой-то тайной организацией» (Орлов В. Г. «Двойной агент», М., 1998).

Но и на Урале творилось то же самое! Если не похлеще. Свердлова-то посадили, но созданная им могущественная организация сохранилась и действовала. Она как раз и развернулась в полную силушку уже после его ареста. Один за другим следовали масштабные «эксы» — два миасских ограбления (взято 135 тыс. руб., убито и ранено несколько десятков человек), ограбление самарских артельщиков (взято 200 тыс.), ограбление почтового поезда (25 тыс.), нападение на транспорт, перевозивший деньги (взято 12 тыс., четверо ранено), нападение на пассажирский пароход «Анна Любимова» (убито 4, ранено 3 человека, взято 30 тыс.)

Только в 1906–907 годах в областной комитет партии боевики передали 40 тыс. рублей, а в ЦК — 60 тыс. В ноябре 1906 г. в Финляндии прошла Первая конференция военных и боевых организаций РСДРП — она проводилась на средства, предоставленные именно уральской мафией. И на эти же средства издавались материалы конференции. Их, кстати, передали в тюрьму Свердлову, он изучал их с большим интересом. Куда внимательнее, чем решения IV съезда партии.

Террор на Урале шел жесточайший. Убивали тех, кто отказывался платить рэкет — как прикончили подрядчика Русских. Убивали неугодных руководителей предприятий — как директора Надеждинского завода Прахова и главного инженера. Убивали «черносотенцев». А против полиции шла настоящая война. Убивали постовых, патрульных, делали ложные вызовы и устраивали засады. Были террористы, которые имели особую специализацию — охотиться на стражей порядка. Один из них, Глухарь, убивал их всегда одним способом, пулей между глаз. Павел Ермаков не только убил сотрудника полиции Ерина, но еще и отрезал ему голову…

И как раз подобный разгул бандитов по всей стране заставил Столыпина обратиться к крайней мере, военно-полевым судам. Они действовали всего 8 месяцев, и было казнено 1100 человек. «Общественность» выла. Горький, Короленко и прочие «гуманисты» размазывали слезы, объявляли, что им «стыдно жить». В международных кругах Россию мешали с грязью. Хотя от рук террористов погибло 768 только лишь начальников и высокопоставленных должностных лиц — губернаторов, градоначальников, судей, командиров частей, офицеров. А рядовых полицейских, жандармов, солдат, казаков и простых граждан — многие тысячи. Ценой безжалостного и быстрого уничтожения немногих извергов и убийц Петр Аркадьевич смог навести порядок в стране.

Но дело Свердлова, как мы уже говорили, шло по другим инстанциям. И тянулось целых полтора года. Суд состоялся только осенью 1907 г. Адвокаты, разумеется, были отличными, с хорошо подвешенными языками (и хорошо оплаченными). Доказательства обвинения, ясное дело, оказывались «слабыми», рассеивались и разметались защитой. Убийство Свердловым рабочего Пятницкого доказать так и не удалось. Судьи, конечно, жить хотели. И присяжные жить хотели. Ну а в результате руководитель террористической организации, охватывавшей весь Урал, за создание «преступного сообщества» с целью «государственного переворота» получил… угадайте, сколько? Получил он… два года крепости.

Крепости — это означало тюрьмы. В отличие от каторги. От каторжан требовалось работать, а если давали крепость — просто сидеть. Правда, предварительное заключение Якову Михайловичу не зачли. Итого получилось — три с половиной года. Всего-навсего. Его жене и помощнице Новгородцевой отвалили год крепости. Тоже без учета предварительной отсидки. Итого — два с половиной…

Ну что ж, Свердлов отправился обратно в камеру. Уже не в одиночную, как будучи под следствием, а общую. И продолжал жить вполне безбедно. Сидел в пермской тюрьме, потом перевели в екатеринбургскую. Его по-прежнему неизменно избирали старостой. Во взаимоотношениях с администрацией он держался нагло, самоуверенно. Большевик Н. Давыдов вспоминал: «Надобно было видеть каким тоном разговаривал он с начальником (тюрьмы. — Авт.). Его требования были решительны и категоричны и подтверждены угрозой вызова прокурора…» И администрация пасовала, уступала во всем. Ну его, лучше не связываться. Не тронь — не воняет.

Впрочем, сохранились и воспоминания другого рода. Дневник социал-демократа Н. А. Чердынцева, которому не повезло — сидел вместе со Свердловым и Теодоровичем. Он описывал, что они установили в тюрьме собственную диктатуру. «На воле… эти… товарищи держат себя так же, как сейчас в тюрьме… Теодорович — хулиган форменный, хотя и был членом ЦК РСДРП. По такому типу можно судить, могла ли существовать эта партия в качестве политической силы. «Раз не по моему, плюю на все и вся. А хорошо ли я делаю — это тоже никого не касается».

Свердлов, по словам Чердынцева, был истинным паханом. Постоянно общался с уголовниками, шептался с ними о каких-то тайных делах. Искренне веселился и смеялся, слушая рассказы мошенника-еврея о том, как тот надувал русских крестьян. Пользуясь правами старосты, деньги и передачи с воли Свердлов узурпировал, установив «коммуну» — все в общий котел. Которым заведовал сам. Решая, что заказать через администрацию, на что потратить чужие деньги. Во всех тюремных конфликтах и разборках Свердлов и Теодорович поддерживали только «своих», независимо от того, какую подлость они сделали. И слово Якова Михайловича было — закон. Чердынцев писал: «Вся эта манера изображать из себя что-то важное, имеющее силу и волю везде, могущее карать и миловать, я считаю за признак низости ума и сердца».

Одним из любимых развлечений двадцатилетнего пахана были крысы. Свердлов организовал среди зэков «дружину» для их истребления. Но дружинники должны были не убивать крыс, а ловить живыми. После чего начиналось самое «интересное». Крысу либо торжественно вешали, либо топили в параше — кидали в жижу и отталкивали от краев, не давая выбраться. Яков Михайлович и его окружение при этом хохотали от души.

Но когда Свердлов занимался — ша! Все уркаганы и блатари не смели нарушить тишину и ходили на цыпочках. А он действительно занимался. Пополнял свое незаконченное образовании. Изучал немецкий и французский. Заказывал книги (за «общие» деньги) — те, что считал нужным. Ему передавалась литература вплоть до работ Маркса, Плеханова, Парвуса, Ленина. Это вполне легально, это было можно. Заказывал он и художественное — книги Гейне, Гете. Их разбирал в подлиннике, с немецкого.

А нелегально в тюрьму передавались резолюции партийных съездов, конференций. И Свердлов организовывал «кружки самообразования» и «дискуссии», просвещая политических. Хотя чужие мнения его не интересовали. Он диктовал свои. А кто был не согласен — попробуй поспорь в такой обстановке. Как уже отмечалось, в местах заключения существовали и внутренние каналы связи. Благодаря чему Яков Михайлович регулировал заключенных по всей тюрьме. Например, назначив «ответственной» по женскому корпусу Новгородцеву.

Контакты с другими зэками, как с политическими, так и с урками, Свердлов вел очень активно. Обрастал новыми знакомствами. Примечал тех, кто может быть полезен, и при выходе их на волю давал те или иные задания. Обрабатывал и вербовал себе в камерах новых соратников. Словом, работал на будущее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.