Глава 1. Боль
Глава 1. Боль
Линчберг, Вирджиния,
10 ноября 2008 года
Я проснулся и открыл глаза. В темноте спальни всмотрелся в красные цифры электронных часов — 4:30 утра — это на час раньше, чем я обычно встаю, учитывая, что мне предстоит час десять добираться на машине из нашего дома в Линчберге до места моей работы — Специализированного фонда ультразвуковой хирургии в Шарлоттсвиле. Жена Холли продолжала крепко спать.
Около двадцати лет я работал нейрохирургом в большом городе Бостоне, но в 2006 году со всем семейством перебрался в гористую часть штата Вирджиния. Мы с Холли познакомились в октябре 1977-го, через два года после того, как одновременно окончили колледж. Она готовилась получить степень магистра изобразительных искусств, я учился в медицинской школе. Пару раз она встречалась с моим бывшим соседом по комнате Виком. Однажды он привел ее познакомить нас, наверное, хотел похвастаться. Когда они уходили, я пригласил Холли заходить в любое время, добавив, что не обязательно вместе с Виком.
В наше первое настоящее свидание мы поехали на вечеринку в Шарлотт, Северная Каролина, по два с половиной часа езды туда и обратно. У Холли был ларингит, так что во время пути говорил в основном я. Мы поженились в июне 1980 года в епископальной церкви Святого Томаса в Виндзоре, Северная Каролина, и вскоре после этого переехали в Дарем, где сняли квартиру в доме «Ройал Оукс» [1 — Ройал Оукс — королевские дубы (англ.).], так как я стажировался в хирургии в университете Дьюка.
Наш дом был далеко не королевским, да и дубов я что-то не замечал. Денег у нас было очень мало, но мы были так заняты — и так счастливы, — что это нас не заботило. В один из первых наших отпусков, который выпал на весну, мы погрузили в машину палатку и отправились в поездку вдоль атлантического побережья Северной Каролины. Весной в тех местах видимоневидимо всякой кусачей мошкары, и палатка была не слишком надежным убежищем от ее грозных полчищ. Но все равно нам было весело и интересно. Однажды, плавая у острова Окракок, я придумал способ ловить голубых крабов, которые поспешно удирали, пугаясь моих ног. Мы привезли большой пакет крабов в мотель «Пони Айленд», где остановились наши друзья, и зажарили их на гриле. Угощения хватило на всех. Несмотря на строгую экономию, вскоре мы обнаружили, что деньги подходят к концу. В это время мы гостили у наших близких друзей Билла и Пэтти Уилсон, и они пригласили нас на игру в бинго. На протяжении десяти лет каждое лето по четвергам Билл ездил в клуб, но никогда не выигрывал. А Холли играла впервые. Назовите это везением новичка или вмешательством провидения, но она выиграла двести долларов, что для нас было равносильно двум тысячам. Эти деньги позволили нам продолжить путешествие.
В 1980-м я получил степень доктора медицинских наук, а Холли — свою степень и стала работать художницей и преподавать. В 1981 году я провел в Дьюке свою первую самостоятельную операцию на мозге. Наш первенец Эбен IV родился в 1987 году в родильном доме Принцессы Марии в Ньюкасле-на-Тайне в Северной Англии, где я занимался в аспирантуре проблемами мозгового кровообращения. А младший сын Бонд — в 1988-м в Женской больнице Бригэма в Бостоне.
Я с любовью вспоминаю те пятнадцать лет, что я работал в Гарвардской медицинской школе и в Женской больнице Бригэма. Наша семья вообще ценит то время, когда мы жили в районе Большого Бостона. Но в 2005-м мы с Холли решили, что настало время вернуться на юг. Мы хотели жить ближе к своим родителям, а я видел в переезде также возможность приобрести большую самостоятельность, чем имел в Гарварде. И вот весной 2006-го мы начали новую жизнь в Линчберге, расположенном в гористой части Вирджинии. Это была спокойная и размеренная жизнь, к которой и я, и Холли привыкли с детства.
//__ * * * __//
Я некоторое время тихо лежал, пытаясь понять, что меня разбудило. Накануне, в воскресенье, стояла типичная для вирджинской осени погода — солнечная, ясная и прохладная. Мы с Холли и десятилетним Бондом ходили к соседям на барбекю. Вечером разговаривали по телефону с Эбеном (ему было уже двадцать), который учился на первом курсе Делаварского университета. Единственная маленькая неприятность этого дня заключалась в том, что все мы еще не избавились от легкой респираторной инфекции, которую где-то подцепили на прошлой неделе. К вечеру у меня заболела спина, и я немного прогрелся в теплой ванне, после чего боль, казалось, утихла. Я думал, не мог ли я так рано проснуться от того, что во мне еще бродит эта несчастная инфекция.
Я слегка пошевелился, и спину пронзила боль — гораздо более резкая, чем накануне вечером. Определенно, это давал себя знать вирус. Чем больше я приходил в себя ото сна, тем сильнее становилась боль. Снова заснуть я не мог, а до ухода на работу оставался еще целый час, поэтому я решил опять принять теплую ванну. Я сел, спустил ноги на пол и встал.
И сразу боль нанесла мне еще один удар — я почувствовал в основании позвоночника тупую болезненную пульсацию. Решив не будить Холли, я медленно побрел по коридору в ванную, не сомневаясь, что от тепла мне сразу станет лучше. Но я ошибся. Ванна наполнилась только наполовину, а я уже понял, что допустил ошибку. Боль стала настолько острой, что я подумал, не придется ли мне звать Холли, чтобы она помогла мне вылезти из ванны.
До чего же нелепо! Я вытянул руку и ухватился за полотенце, которое висело на вешалке прямо надо мной. Сдвинув его поближе к стене, чтобы не сорвать вешалку, я начал осторожно подтягиваться.
И снова меня пронзила такая сильная боль, что я задохнулся. Это, конечно, был не грипп. Но тогда что? Кое-как выбравшись из скользкой ванны, я накинул махровый халат, еле-еле дотащился до спальни и упал на кровать. Все тело мое было мокрым от холодного пота.
Холли пошевелилась и повернулась ко мне:
— В чем дело? Который час?
— Не знаю. У меня очень болит спина.
Холли стала массировать мне спину. Мне стало немного легче. Как правило, медики не любят болеть, ия — не исключение. Какое-то время я был уверен, что боль — иее неведомая причина — наконец исчезнут совсем. Но к половине седьмого, когда мне нужно было ехать на работу, я едва не выл от боли и практически не мог двигаться.
Через час к нам вошел Бонд, страшно удивленный тем, что я еще дома.
— Что случилось?
— Папа плохо себя чувствует, милый, — сказала Холли.
Я лежал в постели, опираясь на подложенные подушки. Бонд подошел и начал бережно массировать мне виски.
От его прикосновений мою голову будто током пронзило. Я вскрикнул. Удивленный моей реакцией, Бонд отшатнулся.
— Все в порядке, — успокоила его встревоженная Холли. — Это не из-за тебя, просто у папы ужасно болит голова. — Затем я услышал, как она говорит скорее себе, чем мне: — Пожалуй, нужно вызвать скорую.
Еще больше, чем болеть, врачи не любят быть в роли пациента. Я сразу представил себе дом, полный врачей неотложной помощи, стандартные вопросы, отправку в больницу, оформление документов… Я думал, что вскоре мне станет лучше и я пожалею, что мы вызвали скорую помощь.
— Не надо, ничего страшного, — сказал я. — Сейчас мне больно, но скоро должно стать легче. А ты лучше помоги Бонду собраться в школу.
— Эбен, я все-таки думаю…
— Все будет в порядке, — прервал я ее, пряча лицо в подушку. От боли я все еще не мог шевельнуться. — Серьезно, не надо звонить. Я не настолько болен. Всего лишь мышечный спазм в нижней части спины и головная боль.
Холли неохотно оставила меня, спустилась с Бондом вниз, накормила его завтраком, после чего отправила к остановке, где мальчиков забирал школьный автобус. Когда Бонд выходил из дому, я вдруг подумал, что если у меня что-то серьезное и я все-таки окажусь в больнице, то сегодня не увижу его. Я собрал все свои силы и крикнул:
— Бонд, удачи тебе в школе!
Когда жена поднялась в спальню узнать, как я себя чувствую, я лежал без сознания. Подумав, что я заснул, она оставила меня отдыхать, спустилась вниз и позвонила кому-то из моих коллег, рассчитывая выяснить у него, что могло со мной случиться.
Через два часа Холли решила, что я уже достаточно отдохнул, и снова поднялась ко мне. Открыв дверь спальни, она увидела, что я лежу в прежнем положении, но, подойдя ближе, заметила, что мое тело не расслаблено, как обычно во сне, а напряженно вытянуто. Она включила свет и увидела, что меня сотрясает сильная судорога, нижняя челюсть неестественно выдвинута, а раскрытые глаза закатились так, что видны только белки.
— Эбен, скажи хоть что-нибудь! — закричала она.
Я не отвечал, и она позвонила по телефону 911. Скорая была на месте уже через десять минут. Меня быстро перенесли в машину и повезли в центральную больницу Линчберга.
Если бы я был в сознании, то объяснил бы Холли, что именно перенес за те ужасные минуты, пока она ждала скорую помощь. Это был эпилептический припадок, без сомнения вызванный каким-то невероятно мощным воздействием на мозг. Но, понятно, я не мог этого сделать.
В течение следующих семи дней жена и другие мои родственники видели только мое неподвижное тело. Что происходило вокруг меня, я вынужден восстанавливать по рассказам других. Во время комы моя душа, мой дух — назовите, как хотите, ту часть моей личности, которая делает меня человеком, — была мертва.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.