Глава 4. Секретная миссия

Глава 4. Секретная миссия

1

«Зеландия» бросила якорь в порту Нью-Йорка утром 3 октября 1920 года. Пока спускали трап и мельтешили матросы, подгоняемые хриплой командой боцмана, Рерих мог рассмотреть очертания города. В этом железном и высотном краю ему предстояло начать миссию, о которой несколько дней назад они говорили с «Горбуном» на аллеях Гайд-парка. Да, в Лондоне было спокойней. Без этой неясной тревоги, которая усиливалась по мере того, как утренний туман отступал, обнажая громады небоскребов. На. пирсе обнаружилась ленивая толкотня, и заспанная таможня выползла к трапу делать свое обычное дело.

В тот момент, когда Рерих стоял на верхней палубе у самого борта корабля, ему стоило подвести итог последним месяцам пребывания в Лондоне, а может быть, и всему тихому, размеренному ходу жизни за последние двадцать лет.

Еще в июне он собирался плыть в Индию, которую Шибаев рисовал ему как страну, где секретная миссия может быть исполнена наилучшим образом. Ожидалась активизация на Востоке, всплески народной стихии и революционный порыв масс. «Горбун» должен был сопровождать Рериха в этом секретном паломничестве в качестве секретаря. Удалось даже получить визы в Британскую Индию. Но те, кто направлял миссию, посчитали, что самый короткий путь к берегам далекого Индостана лежит через Нью-Йорк. Они видели в этом свой резон. И тогда Рериху пришлось проститься с секретарем, который в новой комбинации оставался в Лондоне, а затем должен был перебраться в Ригу и установить связь с сотрудниками посольства Советской России в Латвии.

Вот так и случилось, что семья Рерихов 3 октября обосновалась в Нью-Йорке. Сначала они остановились в отеле «Artist» и жили там три месяца, пока в конце декабря отец не нашел мастерскую в доме Греческой церкви на 54-й улице. Настоятель храма отец Лазарис при первой встрече обнаружил свою осведомленность, связанную с некоторыми особенностями биографии Рериха и назвал его «духовным лицом»[28].

Внешне жизнь Рериха складывалась благополучно. Сыновья вскоре поступили в Гарвард. Юрия Рериха увлекали восточные языки и культура. А сам художник смог проехать с выставками по двадцати городам Америки. И хотя эта поездка не принесла ему ни гроша и ни одна картина не была продана, благодаря ей он получил нечто большее— благорасположение одного из самых богатых людей США, совладельца крупной водопроводной компании, филантропа и миллионера Чарльза Крейна, с которым познакомился в 1921 году в Чикагском институте искусств, где открыл свою выставку.

2

Но прежде чем вести разговор о Крейне, упомянем еще пару примечательных личностей, которые объявились рядом с Рерихом, как только он вступил на землю Нью-Йорка. Один из них, пианист Морис Лихтман, познакомился с художником на первой его выставке в Америке. В этой встрече большую роль сыграла жена Лихтмана Зинаида — русская эмигрантка.

Вторым персонажем был маклер средней руки Луис Хорш. Оба американца верили в сверхъестественные способности Рериха и его жены. Кроме того, новые друзья художника нашли в нем опытного оккультного наставника, а о своей принадлежности к высшей иерархии розенкрейцерства Николай Константинович успел им намекнуть. Покоренные гипнотическим взглядом Рериха, Хорш и Лихтман всецело доверились ему. Им было известно также, что солистка Чикагской оперы Мэри Гарден считала картины патрона целебными, способными излечивать от простуды и ревматизма. Певица возила с собой несколько его работ как сильное лекарство. Хорш, фанатично поверивший в магическую силу художника, также приобрел картины Рериха, чтобы вылечить ими свою маленькую дочь — но художественная терапия не принесла результата, и ребенок умер.

Уже с первых минут знакомства с Хоршем Рерих сумел оценить возможности использования в рамках своей таинственной миссии фешенебельной квартиры маклера. Она располагалась в центре Нью-Йорка. Вскоре сюда зачастили фавориты американского бизнеса и политики. Это были секретные встречи, на которые Хорш, хозяин квартиры, не допускался. Впрочем, маклер послушно исполнял любую прихоть Рериха. Хорш имел на сей счет прямые указания из… Москвы, где он был известен под агентурной кличкой «Буддист». Ее он получил благодаря своим мистическим увлечениям и еще одному немаловажному обстоятельству (о котором речь пойдет дальше) — вместе с Рерихом маклер стоял у основания новой мартинистско-розенкрейцеровской ложи — «Орден Будды Всепобеждающего», она же «Майтрейя сангха». Отдадим должное «Буддисту»: несколько лет он пытался создать в Америке агентурную сеть, пользуясь лишь случайными денежными средствами, поступавшими от секретных курьеров Коминтерна. И только в январе 1924 года, когда в Нью-Йорке было организовано советское акционерное общество «Аркос-Америка», позднее переименованное в «Амторг», финансовые возможности Хорша значительно улучшились. Секрет был прост — «Амторг» стал агентурной крышей ОГПУ в Соединенных Штатах. «Буддисту» еще предстоит вписать одну из самых ярких страниц в истории советской разведки в Америке, ему будут открыты двери администраций президентов Рузвельта и Трумэна, но без Рериха эта блестящая карьера не состоялась бы: «…нашим именем проник он в правительственные круги…» — напомнит Николай Константинович в 1940 году.[29]

Первым, кто появился в квартире Хорша, стал Чарльз Крейн. Рерих знал его отца еще с дореволюционных времен, когда тот приезжал в Россию, получив подряд на арматуру и сантехнику для Зимнего дворца. Чарльз был инструктором американского посла в Санкт-Петербурге Дэвида Френсиса. Миллионер имел репутацию русофила. Кроме того, был известен как сторонник демократической партии и главный финансист президентской компании Вудро Вильсона, успешно завершившейся его избранием. Впрочем, Крейн свободно общался со многими американскими политиками и кандидатами в президенты, которые видели в нем щедрого капиталиста. Так же как и сенатор-республиканец Чарльз Уильям Бора, с которым Крейн как-то познакомил Рериха.

Бора водил дружбу с коммунистом Джоном Ридом и являлся кандидатом на пост президента. Своих советских симпатий он не скрывал. И вот в той же квартире Хорша, при отсутствии хозяина, Рерих посвятил Бору в суть своей секретной миссии. Единственным свидетелем этого разговора стала Зинаида Лихтман-Фосдик, выполнявшая роль переводчика: «В 1922 году я присутствовала на встрече Рериха с одним из возможных кандидатов на пост президента от республиканской партии. Это был человек выдающегося ума, лишенный обычного для того времени предубеждения против советского строя. Помню, с каким сочувствием он отнесся к программе, которая, по мнению Рериха, могла бы иметь самые благие последствия для мира.

А пункты этой программы были: признание Советской страны, сотрудничество с нею, тесный экономический и политический союз. Осуществись такая программа — и многое в нашей жизни пошло бы по-другому»[30].

Бора настолько активно выступал за контакт с большевиками, что в мае 1922 года он зачитал в сенате «Резолюцию о признании Советского правительства», подписанную им самим и несколькими его коллегами. «Эта резолюция неприлична и способна поощрить мегаломанские иллюзии большевиков. Вопрос о признании того или иного правительства, впрочем, и не может быть решен сенатом, — писала «Нью-Йорк Таймс» в те дни. — Это прерогатива президента США. Подобные выступления могут только удивить иностранные державы и вызвать отвращение в общественном мнении США».

Трудно сказать, что эффективней действовало на сенатора: мистические консультации с Рерихом или успешная кампания дезинформации Боры о положении в СССР, которая велась в рамках операций «Трест» и «Ярославец». Поток фальшивок направлялся в сенатскую комиссию через журналиста Деккерса. «Деккерс является безусловно разведчиком комиссии сенатора Боры, — писал в секретном отчете заместитель начальника контрразведки ОГПУ Стырне своему шефу Артузову. — Отношения с ним должны дать колоссальные результаты, если для его дезинформации будут даны широкие возможности»[31].

3

Но не только США интересовали советское правительство. Не менее заманчивой выглядела и перспектива привлечения в СССР британских инвестиций. Об официальном контакте речи в тот момент конечно же не шло, но зато разрабатывался план секретных переговоров с крупными фирмами и акционерными обществами Альбиона, которые еще до революции вкладывали свои капиталы в промышленность Российской империи. Самой крупной из таких компаний было акционерное общество «Лена Гулд Филдс» («Ленские золотые прииски»). До Октября оно занималось разработкой и добычей золота в Ленско-Витимском горном округе и прославилось «Ленским расстрелом» 1912 года, как, впрочем, и небывалыми доходами. С приходом большевиков собственность компании была национализирована, но в условиях разрухи Советы не смогли поднять прииски и были вынуждены искать контакты с ее прежними акционерами, и даже с бывшими русскими акционерами Гинцбургом и Стахеевым.

Однажды на выставке в Бостоне Рерих разговорился с владельцем одной из галерей и торговцем произведениями искусства Чарльзом Пеппером. Во время беседы художнику было предложено посетить исландский остров Монхеган. Пеппер откуда-то знал о миссии Рериха в США и уже долго искал с ним встречи. Он представлял в данном случае интересы лорда Гарриса — председателя правления и директора лондонской штаб-квартиры «Лена Гулд Филдс». Остров Монхеган был тихой, затерянной территорией, и то, что доверенное лицо лорда Гарриса и держателей контрольного пакета акций предлагал его для встречи с делегатами «Лена Гулд Филдс», указывало на особый конфиденциальный характер этого свидания.

Рерих прибыл на остров на пароходе «Губернатор Дуглас» летом 1922 года. У него в кармане лежали предложения советского правительства, предназначенные заграничным акционерам (причем без разницы, были ли они эмигрантами или нет), способным вложить деньги в оживление прииска. Кроме того, теперь помимо Ленско-Витимского горного округа «Лена Гулд Филдс» предлагались для освоения запасы меди и железа на Урале (бывший Сысертский и Ревдинский округа) и Алтайские месторождения цветных металлов (Змеиногорский и Зыряновский районы). Инициативы Советов были приняты акционерами с интересом. Но при всей заманчивости ситуации они вели себя осторожно, опасаясь вкладывать деньги в страну, вставшую на борьбу с капитализмом. И потребовалось три года на то, чтобы правительство СССР и акционерное общество «Лена Гулд Филдс» пришли к подписанию концессионного договора, который был заключен в 1925 году.

4

А что же Шибаев? Владимир Анатольевич в это время плотно обосновался в Латвии. Бижутерия, мускус, кардамон, дешевые сорта цветочного мыла, чай, колониальные товары, а иногда даже и мотоциклы — все это он продавал, разъезжая по Европе. У него была своя клиентура в Германии и Прибалтике. Обычный коммивояжер-бродяга не вызывал подозрений, а разве что сочувствие— несчастный горбун со смещенным сердцем. И все же именно этот человек поддерживал связь с Советским посольством в Риге и его главой Араловым. Впрочем, у Шибаева в скором времени появляется помощник.

В начале 1921 года Чарльз Крейн представил Рериху гражданина Литвы, уроженца Каунаса, бывшего полковника царской армии Николая Викторовича Кордашевского, возвращавшегося через США в Прибалтику. Устав от кровавой экзотики Азии, русские офицеры предпочитали выезжать в Европу через территорию Америки. Не был исключением и Кордашевский. Крейн впервые встретился с ним в ставке Колчака, когда совершал поездку с гуманитарной миссией по Сибири. Скоро Рерих и полковник нашли общий язык. Сближение состоялось на почве мистики и мартинизма. Царский кирасир, выполнявший когда-то особые задания империи в Персии и Месопотамии, был увлечен восточной магией и гипнозом.

Биография Кордашевского выглядела достаточно экзотично. Накануне первой мировой войны он служил командиром эскадрона лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества императрицы Александры Федоровны полка, квартировавшего в Гатчине. К тому времени полковник Кордашевский уже имел орден Святого Станислава 3-й степени, светлобронзовую медаль на Владимирской ленте в память столетия Отечественной войны 1812 года и персидский орден Льва и Солнца 4-й степени. Это был рослый мужчина— под два метра. В кирасирские полки других не брали.

В разгар войны Кордашевского командировали в Месопотамию под начало князя Бичерахова. Здесь находился особый объединенный англо-русский фронт в форме экспедиционного корпуса, сражавшийся против турок. Кордашевскому вменялось в обязанность координировать усилия русских и британских соединений. Экзотика Востока укрепила в его душе веру в чудесное, и Николай Викторович вполне созрел для вступления в какой-либо тайный орден.

В октябре 1917 года, когда русские части покинули фронт и нестройными рядами двинулись в Россию, Кордашевскому чудом удалось сквозь этот хаос пробиться в Сибирь и присоединиться к войскам Колчака. Скоро полковника прикомандировали к миссии британского генерала Нокса в качестве переводчика. В это время Кордашевский встретил уже знакомого нам Чарльза Крейна.

После краха белого движения на Дальнем Востоке полковник околачивался в Пекине. Шатаясь по его улицам, он даже подумывал, как и многие русские офицеры, уйти в Лхасу и наняться в армию Далай-ламы XIII. Для этого Кордашевский заручился поддержкой буддийского святого из провинции Алашань и даже получил от него письмо к иерарху Тибета. Все было готово для путешествия в горы, но в последний момент полковник передумал и решил возвратиться на родину, в независимую Литву, в родной Каунас.

В августе 1923 года офицер выехал в Берлин на встречу поклонников магии и спиритизма. В апартаментах гостиницы «Аделон» Кордашевский поведал Рериху о своих открытиях в области оккультного и о благоговении, которое он испытывал к имени художника. Во время беседы Николай Константинович убедился— перед ним человек, который так необходим для предстоящих событий, и вдобавок знающий Китай.

В процессе интенсивной переписки Рерих поручил Шибаеву наладить связь с Кордашевским. При последующих визитах в Каунас коммерсант настолько сблизился с полковником, что рискнул открыть ему некоторые цели их магической организации, и бывший кирасир их принял.

5

В то же время Рерих продолжал учреждать в Америке различные организации. Это были слабые организмы, находившиеся на полном иждивении американских бизнесменов, взявшихся за финансирование Рериховского музея в Нью-Йорке. В руководящий совет учреждения вошли Николай и Елена Рерих, Морис и Зинаида Лихтман, а также ведавший финансовыми вопросами маклер Луис Хорш.

В сентябре 1923 года Рерих основывает корпорацию «World Servis», которая имела номинал экспорт-но-импортного агентства с уставным капиталом в десять тысяч долларов. Основной ее задачей стала доставка в Советскую Россию малых партий зерна и карандашей в обмен на мех, шерсть, конский волос, рога и копыта. Главным партнером со стороны СССР часто выступало акционерное общество «Шерсть» — крыша советской разведки и контрразведки. Экспортным директором «World Servis» стал Владимир Шибаев, открывший контору компании на Елизаветинской улице в Риге. Основным корреспондентом «World Servis» в Советской России назначался Аркадий Вениаминович Руманов, бывший директор издательства А. Ф. Маркса и бывший главный редактор «Нивы».

«А. В. Руманов, как Вы узнаете из прилагаемого английского письма, будет сотрудником организации в России, — писал о нем сын Рериха Юрий. — Возможно, он будет присылать на адрес W. S. письма из России, подписанные «Иван Пан» (псевдоним этот прошу держать в строжайшей тайне), которые следует, как указано в английском письме, пересылать на имя Mr. J. Crane, Hrad Prague IV. Если получатся письма на имя А. В. (Руманов. — О. Ш.) по адресу W. S., то прошу Вас их задержать до приезда в Ригу А. В.»[32].

А вот что говорил о сотруднике сам Николай Константинович: «В ноябре думает заехать в Ригу Руманов — он может быть особо полезен на Россию»[33].

С ноября Руманов начал курсировать между Ригой и Петроградом. Пикантность положения бывшего редактора «Нивы» заключалась в том, что он уже с 1922 года числился политическим эмигрантом и его имя фигурировало в черных списках ОГПУ, однако ни один волос не упал с его головы.

Эта информационная сеть заработала в середине 1923 года и стала главным источником в обмене сообщениями между Рерихом и «друзьями» из Москвы. Служба состояла из нескольких курьеров-связных и внешне напоминала спортивную эстафету. Встречи Руманова с Шибаевым происходили в конторе «World Servis», занимавшейся и оптовой продажей книг. Руманов передавал корреспонденцию Горбуну, а он в свою очередь ожидал удобного сигнала (письма или телеграммы) и выезжал для встреч с Рерихом в Берлин или Женеву либо отправлялся в Прагу и передавал информацию в США для Николая Константиновича через представительство американской водопроводной фирмы Чарльза Крейна. Затем сообщение поступало в нью-йоркскую контору «World Servis» к господину Ругерсу. Эта система выглядела довольно громоздкой, но она позволяла исключить случайное попадание сообщений к посторонним лицам. Впрочем, сам текст посланий был внешне невинен. Но, как часто это бывает в такого рода переписке, здесь использовался условный, хотя и очень простой, криптографический язык. Корреспонденты называли его «Платом». В системе условных знаков «Плат», применявшейся Рерихом и его группой, псевдоним Руманова «Иван Пан» расшифровывался следующим образом: слово «Иван» означало мистического царя Тибета Таши-ламу, «Пан» же — начальный слог одного из титулов Таши-ламы — Панчен.

6

Ну и самое главное— и Шибаев в Риге, и Кордашевский в Каунасе, и Хорш с Лихтманом в Нью-Йорке являлись членами ложи «Орден Будды Всепобеждающего», учрежденной Рерихом. В свою очередь, эта ложа считалась материнской для организации «Всемирный Союз Западных Буддистов». Помимо спиритизма и чтения оккультной литературы адепты тайной организации изучали восточную философию, рекрутировали профанов и называли себя западными буддистами. В соответствии с древней розенкрейцеровской традицией Рерих жестко регламентировал половые отношения и Кордашевского, и Шибаева. Во время периодической переписки Николай Константинович держал под полным контролем интимные контакты своих подопечных, и если ему казалось, что их поведение требовало корректировки, он как наставник, как «духовный отец» требовал от них беспрекословного повиновения. Так ему удалось расстроить связь полковника с одной литовской учительницей под предлогом того, что якобы она существо «ветхого мира», а Кордашевскому скоро предстоит «коня седлать» и принять участие в мистической миссии на Восток.

Первой ступенью посвящения во «Всемирном Союзе Западных Буддистов» считалась степень «Входящий в поток», а предпоследняя давала право называться «Архатом». Это была оригинальная система иерархического строения, разработанная Рерихом. На вершине пирамиды находился сам Николай Константинович, и его сан звучал помпезно — «Владыка Шамбалы». Вся структура ложи превратилась в огромную агентурную сеть, и многие ее члены подчас не подозревали, в какой странной, а порой и опасной игре они принимают участие. Но для Шибаева и Хорша их миссия была ясна от и до.

В конце 1923 года кирасир Кордашевский получил сразу два послания, о которых позже сообщил в своем дневнике: «В декабре 1923 года получил я из Нью-Йорка известие, что в принципе решено посольство западных буддистов, готово пройти через Тибет, причем Николай Константинович Рерих, продолжая свою уже трехлетнюю экспедицию по Центральной Азии, станет во главе этой миссии. И что, лично зная меня, Н. К. Р. предлагает мне должность начальника конвоя этого посольства. Почти одновременно с письмом пришла и телеграмма с тем же, но уже официальным предложением от поверенного в делах Н. К. Р.[34]. В случае согласия мне предлагалось около 1 апреля 1927 года выехать через Индию в Пекин из наиболее удобного пункта в Северном Китае, организовав свой караван, идти из Сучжоу в провинцию Каньсу на соединение с ядром экспедиции. По прибытии в Сучжоу я должен был получить через почтовую контору этого города дальнейшие директивы»[35]. Кроме того, в порту Тянцзина он должен был встретиться со своим проводником— русским эмигрантом, коммивояжером Голубиным, рекомендованным как лицо, близкое «Всемирному Союзу Западных Буддистов». В действительности «Голубин» был сотрудником советской резидентуры в Китае Борисом Панкратовым.

Кордашевский ответил на предложение утвердительно, и вскоре по просьбе Рериха Шибаев поселил полковника на одной тихой мызе в окрестностях Риги, где полковник жил в полной изоляции до 1927 года. Сюда же Шибаев доставлял ему литературу о Тибете и Центральной Азии — начиная от трудов пастора Гука, написанных в конце XVI века, и заканчивая последними публикациями шведского путешественника Свена Гедина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.