Глава 7. Красный цвет Шамбалы

Глава 7. Красный цвет Шамбалы

1

В 1923 году в Петрограде, накануне своей «спец-командировки», объявился московский чекист Блюмкин, разыскивающий доктора Барченко. Он перевернул достаточно много документов местных ОГПУ и милиции, пока не нашел необходимый адрес. Он помнил, как в 1918 году их свел случай. Тогда Яков прятался в питерской ЧК после убийства Мирбаха. Блюмкин даже работал там короткое время, под псевдонимом Владимиров. Однажды его привел к Барченко профессор Петербургского университета Карсавин и рекомендовал молодому ученому как юношу, увлеченного мистикой, буддизмом и экспериментами по телепатии и парапсихологии.

Спустя пять лет Блюмкин вспомнил о своем знакомом благодаря статье, появившейся 19 февраля 1923 года в «Вечерней красной газете», выходившей в Петрограде. Этот материал ему передали в Москве с пометкой «срочно» и очертили на странице красным карандашом. Статья называлась «Лапландия— колыбель цивилизации». В ней сообщалось следующее: «В Петроград возвратился профессор А. В. Барченко, начальник экспедиции на Крайний Север русской Лапландии, состоявшейся прошлой осенью. В настоящее время экспедиция заканчивает обработку добытых материалов. Экспедиция произвела открытие первостепенной научной важности. Есть основания предполагать, что найденные в Лапландии остатки древнейших культур относятся к периоду древнейшему, чем эпоха зарождения египетской цивилизации. Икс».

Они встретились на квартире астрофизика Кондиайна, и после короткого разговора Яков Блюмкин поручился, что может помочь научным исследованиям и постарается устроить Барченко в Москву в структуры Главнауки, где можно спокойно проводить эксперименты. Чекист снабдил ученого рекомендательным письмом писателя-мистика Иеронима Есенского на имя народного комиссара просвещения Луначарского. Блюмкин сказал, что этого будет вполне достаточно, но своего имени просил не упоминать.

Достаточно будет одной записки, утверждал Яков и ссылался на свое знание характера и привязанностей наркома просвещения. И действительно, когда через несколько дней, приехав в Москву, Барченко явился в наркомат, Анатолий Васильевич Луначарский отнесся к ученому благожелательно, и Александр Васильевич был принят на работу, получив должность ученого консультанта Главнауки. А вскоре доктор стал заведующим биофизической лабораторией, организованной при Политехническом музее.

Руководитель Главнауки, старый большевик Петров, известный своим долгим сидением в Шлиссельбургской крепости при царском режиме, помог Барченко с научным оборудованием и, кроме того, познакомил с инспектором их учреждения Тарасовым. Оба проявили необычайный интерес ко всем инициативам ученого. При поддержке руководства Главнауки Барченко удалось провести специальное заседание, посвященное изысканиям в области телепатии и парапсихологии. Консультантами-оппонентами на нем выступили приглашенные масоны-мистики Вячесло и Забрежнев. Последний, кстати, одно время являлся заместителем директора Института мозга, которым руководил академик Бехтерев. Барченко, как уже говорилось выше, являлся членом Ученой конференции бехтеревского центра.

Работая в Москве, Барченко стал свидетелем одного таинственного события, смысл которого раскрылся ему позже.

Но начнем все по порядку. В Главнауке существовал свой музейный отдел. Он находился в нескольких постройках на территории Царицынского парка. Однажды, воспользовавшись своим положением ученого-консультанта этого ведомства, Барченко проник в запасник музейного отдела и к своему удивлению обнаружил там деревянную стелу-столбик, покрытую, как он считал, монголо-тибетскими идеограммами. Заинтересовавшись находкой, ученый навел справки о происхождении странного предмета. Хранитель отдела рассказал следующее: «Ее принес в музей неизвестный крестьянин из Костромы, утверждавший, что в идеограммах заключен призыв к научному миру созвать научный собор»[44]. Один из наиболее часто повторявшихся на стеле знаков выглядел так: q??з.

Ничего другого об этом крестьянине узнать тогда не удалось. Барченко был заинтригован этой историей, но вскоре судьба предоставила ему случай познакомиться с ним поближе — этот человек вновь объявился в Москве. Он бродил по улицам города в экзотическом наряде и носил с собой несколько стел с идеограммами. Крестьянин привлекал внимание прохожих тем, что произносил пространные проповеди. Это не осталось незамеченным ОГПУ, и вскоре он был арестован. Впрочем, в тюрьме этот необычный персонаж пробыл недолго, так как чекисты неожиданно быстро сочли его сумасшедшим и передали бедолагу в психиатрическую клинику. Там крестьянин получил заключение, что действительно является помешанным, но не представляющим угрозы для общества, после чего был отпущен на свободу.

Как только он оказался за стенами лечебницы, кто-то надоумил юродивого вновь принести свои стелы в Главнауку и обратиться непосредственно к ее руководству. Тут его и перехватил Барченко.

Крестьянин назвался Михаилом Трофимовичем Кругловым, жителем волжского города Юрьевец Иваново-Вознесенской губернии. Юродивый рассказал, что стелы были вручены ему неким старцем Никитиным, проживающим в Костроме. Этот человек будто бы стоит во главе целой группы нищих-юродивых, которые уже сотню лет скрываются в чаще костромских лесов.

«Круглов утверждал, что в глубокой древности существовал незнакомый современной науке общедоступный для трудящихся научный метод, базирующийся на физической деятельности Солнца. Метод этот впоследствии был скрыт от трудящихся эксплуататорскими классами и сохранился только у редких хранителей традиций. В тех идеограммах, которые он передал Главнауке, заключается изложение (синтетических) основ этого метода. Передал он идеограммы в Главнауку потому, что теперь, после революции, наступил момент для того, чтобы вернуть этот метод трудящимся…»[45]

В Главнауке отношения с руководством у Барченко не сложились, и виной тому стал конфликт с академиком-востоковедом Сергеем Ольденбургом, который не мог простить Барченко его уход из розенкрейцеровской организации в 1914 году.

«Личная встреча моя с одним из названных ориенталистов прошла у меня в закрытом заседании президиума Главнауки, где я служил ученым консультантом одной из комиссий (в Москве). В этом заседании я защищал свое ходатайство о научной командировке моей в Монголию и Тибет для изучения языка. На этом заседании присутствовал Хаян Хираб[46], приглашенный по моему совету в качестве консультанта и поддержавший мою точку зрения. На этом заседании академик-ориенталист действительно обрушился на меня, утверждавшего (без детальной аргументации), что монгольские и тибетские ученые далеки от облика наивных дикарей, который навязывают им западные ученые. Академик-ориенталист защищал точку зрения Рокхила, Уоделла и даже Гренара о низком культурном уровне лам, подтверждая это положение ссылкой на авторитеты свой и своего коллеги…»[47]. Отказ в командировке и козни розенкрейцера Ольденбурга вынудили Александра Васильевича уволиться и вновь уехать в Петроград.

2

Вернувшись в Северную Пальмиру, ученый вместе с женой на некоторое время поселился в петербургском буддийском храме на Черной речке. Под сводами кумирни он пытался постигнуть основы древней науки Дюнхор у учителя Далай-ламы XIII — Агвана Доржиева. Буддист указал Барченко местонахождение Шамбалы— на стыке границ Индии, Синцзяна и северо-западнее Непала. В то же самое время, когда Александр Васильевич углубленно постигал тайны буддийской мистики и метафизики, в храме появился человек называвший себя Нага Навеном, наместником Далай-ламы XIII в Западном Тибете.

«Нага Навен осведомил меня, что он прибыл для личного свидания с представителями советского правительства, чтобы добиться сближения Западного Тибета с СССР. Он сказал, что Далай-лама все больше сближается в Восточном Тибете с англичанами, а население и ламство Западного Тибета против союза с англичанами, что вследствие этого ламство массами эмигрирует во Внутреннюю Монголию и далее в Улан-Батор, что духовный глава Тибета Панчен-Богдо так же обнаруживает оппозицию Далай-ламе и что в связи с этим создаются исключительные возможности для установления самых тесных отношений, как политических, так и культурных, между СССР и Западным Тибетом, через Южную Монголию.

Нага Навен указал, что политическую сторону этого вопроса он надеется осветить советскому правительству и Коминтерну через Чичерина. Далее Нага Навен сообщил мне ряд сведений о Шамбале как о хранилище опыта доисторической культуры и центре «Великого Братства Азии», объединившего теснейшим образом связанные между собой мистические течения Азии. Нага Навен обнаруживал широкую осведомленность во всех вопросах мистических учений, меня интересовавших. Он вырос в моих глазах в совершенно исключительный авторитет «Великого Братства Азии» С этой встречи с Нага Навеном созданное мною «Единое Трудовое Братство» включилось в связь с «Великим Братством Азии» и дополнялось его филиалом. Из совещаний с Нага Навеном я получил от последнего санкцию на сообщение большевикам моих мистических изысканий в области «древней науки» через специально созданную группу коммунистов и на установление контактов советского правительства с Шамбалой. От Нага Навена я получил также указания на желательность созыва в Москве съезда мистических объединений Востока и на возможность этим путем координировать шаги Коминтерна с тактикой выступлений всех мистических явлений Востока, которыми, в частности, являются гандаизм в Индии, шейхизм в Азии и Африке. Продвижение вопроса о Шамбале большевикам, по словам Нага Навена, будет способствовать самому глубокому изменению отношений между СССР и Востоком. Именно на такое изменение отношений со всем Востоком, в результате сближения с СССР и Западным Тибетом, он, Нага Навен, готовится обратить внимание Чичерина, и если удастся, то и Коминтерна. Таким образом представитель «Великого Братства Азии» Нага Навен в моем лице указывал «Единому Трудовому Братству» путь внедрения связи с ответственными представителями советского правительства и Коминтерна, с тем чтобы ориентировать их в осуществлении революционной пропаганды и руководства национально-освободительными движениями на революционные силы и добиться этим путем изменения политического курса и прорыва революционной базы на Восток»[48].

Риторика речи Нага Навена указывала на принадлежность его к организации «Ассоциация борцов за изменение Западного Тибета», созданной Коминтерном в среде тибетцев-эмигрантов в Сиккиме, в одном из княжеств Британской Индии. Гербом этой коммунистической партии стал серп, молот и ткацкий станок. Самым примечательным было то, что коминтерновским агитаторам удалось внушить тибетским «раскольникам», будто в Советской России произошла религиозная война, в которой красные монахи победили белых монахов. (В Тибете также существовало похожее деление на монахов красных — нингма — и желтых — гелугпа, — в зависимости от цвета их шапочек и религиозных лидеров.) И после своей победы вождь советских красных монахов Ненин (Ленин) протягивал братскую руку помощи братским тибетским красным монахам.

Адепты нингма были прежде всего известны как практикующие маги, владевшие тайнами телепатии, гипноза и левитации. Их вожди и составили ядро движения «Ассоциация борьбы за изменение Западного Тибета». Нага Навен тайно находился в СССР. В буддийский храм этого наместника привел Блюмкин, неотступно преследовавший Барченко и мечтавший использовать его исследования в практике спецслужб СССР. Кроме того, Блюмкин рассчитывал получить консультацию о политическом положении в Тибете у Агвана Доржиева.

3

В храме на Черной речке Барченко навестил еще один человек. Он, собственно, и вдохновил Александра Васильевича на создание тайного общества «Единое Трудовое Братство». Это был Петр Сергеевич Шандаровский, петербургский юрист, ранее входивший в «Единое Трудовое Содружество» («ЕТС»), организованное мистиком Георгием Гурджиевым. Посетитель имел при себе требник гурджиевского тайного общества— свод правил поведения. Руководство он предложил Барченко как авторитетнейшему мистику. Шандоровский увлек его идеей создания тайного общества, целью которого стало бы нравственное совершенствование личности и изучение необъяснимых сил природы. Барченко, его друг астрофизик Кондиайн и юрист-мистик учреждают в конце 1923 года «Единое Трудовое Братство». Устав для новой организации был написан Александром Васильевичем с учетом гурджиевского требника.

«Для членов братства устанавливались две степени — брат и ученик. Достижение степени брата находилось в зависимости от следующих положений: поскольку собственность является главным элементом морального разложения, источником эгоизма и других инстинктов, то отказ от собственности, нравственное усовершенствование и достижение внутренней собранности и гармоничности отвечало степени брата. Даже я, отказавшийся от собственности, по моим представлениям, степени брата не добился»[49].

Первоначально в руководящий совет братства входили три его основателя. На них лежала обязанность перевода членов ЕТБ из степени ученика в степень брата. Условия перевода были необычайно жесткими. Даже Александр Васильевич считал себя недостойным этого звания. Главными требованиями при посвящении являлись: полное отсутствие привязанности к вещественному миру, альтруизм и исключительная бескорыстность. Символы братства Барченко определил исходя из указаний древних мистических сочинений. Для степени брата избиралась красная роза с лепестком белой лилии и крестом. Эти знаки заимствовались из рукописи XVII века «Мадафана — Золотой век восстановлений», из сочинения Кирхера «Универсальная сила музыки» и олицетворяли стремление брата к органической собранности и гармонизации элементов своей личности.

Символом ученика определили шестигранную фигуру со знаком ритма, имевшую черный и белый цвет. Она была взята из книги Кирхера и буддийских идеограмм. Устав предписывал носить эти знаки на перстне, розетке или булавке или отмечать символами окна своего жилища.

«Кроме описанных знаков братства, я имел свою личную печать, составленную из символических знаков Солнца, Луны, чаши и шестиугольника, которые взяты из «Мадафаны» и у Кирхера и имели то же мистическое значение, что и роза и крест» — говорил Барченко[50].

4

Осенью 1924 года Барченко решил предпринять путешествие в Кострому и попытаться разыскать там таинственного Никитина или хотя бы его учеников. История с таинственными стелами не выходила у него из головы. Едва появившись в Костроме, ученый сразу же привлек к себе внимание местного ОГПУ За подозрительным человеком тут же было установлено наблюдение. ОГПУ сумело навести справки и выяснило, что бывший сотрудник Главнауки Александр Васильевич Барченко приехал в Кострому без видимых причин. Сразу после этого в доме, где остановился ученый, был произведен обыск, в результате которого у него были изъяты книги по мистике и оккультизму и револьвер системы «Смит-Вессон». Аресту, однако, Барченко подвергнут не был. Через несколько дней неизвестно чем перепуганные чекисты вернули все изъятые вещи с извинениями.

Ученый провел в Костроме три месяца в поисках Никитина, о котором говорил Круглов. Барченко чувствовал, что этот человек где-то рядом, и, возможно, следит за ним. В конце ноября под вечер в дом, где проживал Александр Васильевич, вошел молодой милиционер, назвавшийся Шишеловым. Он предложил ученому следовать за ним и привел в странный дом на окраине города. Здесь, к удивлению Барченко, ему представили старца Никитина. Так состоялась их короткая встреча. Этот странный человек называл себя «монахом». Он утверждал, что когда-то совершил паломничество к святым местам— в Индию и Тибет. Из дальнейшего разговора с ним Александр Васильевич узнал, что старец принадлежал к секте старобрядцев-бегунов, к тому толку, который называл себя голбешниками.

5

Среди самых необычных староверческих сект странники занимают исключительное положение. В разных районах России они имеют и другие названия: бегуны, пустынники, скрытники.

Родоначальником этого течения считается уроженец Переяславля, беглый солдат Ефимий. В середине XVIII века он самовольно оставил полк и долго скитался по России. Символично, что будущий лидер странников был беглым солдатом. И все же Ефимий был пойман и через некоторое время пострижен в монахи в Преображенской общине в Москве. Здесь он сблизился с местными староверами-филипповцами.

Когда-то на севере, на угрюмой реке Умбе, некто Филипп основал поселение для своих последователей. Он называл Российскую империю царством Антихриста и самоубийство считал верным средством ухода из мира дольнего в царство небесное. Скоро судьба предоставила фанатику случай доказать свою бескомпромиссность.

Империя жестоко боролась с раскольниками. Их выискивали, заключали в острог или ссылали. В 1743 году скит Филиппа был окружен войсками. Осознавая безвыходность своего положения и в то же время не желая подвергаться позорному плену, вождь и семьдесят его сторонников подожгли свое деревянное пристанище, а вместе с ним и себя самих.

С годами «крепкие хранители», последователи Филиппа немного остепенились и заняли более умеренную позицию. Вот с ними-то и стал спорить будущий сектатор Ефимий. Для него было непонятно, как те, кто называл империю царством Антихриста, жили в городах, мирясь с православием, православным правительством и династией, породившей Петра I. Свои укоризны первый странник сформулировал в тридцати девяти вопросах, содержавшихся в послании к старцам-филипповцам. «Апокалиптический зверь, — наставлял Ефимий, — есть царская власть, икона его — власть гражданская, тело его — власть духовная». Для истинно православных христиан новый пророк видел только один путь: «не имети ни града, ни сели, ни дома», «таиться и бегати». Он призывал порвать связь с обществом, уклоняясь от всех видов гражданских повинностей — главных знаков власти Антихриста: записи в ревизии, платежа податей, военной службы, паспортов, присяги. А тот, кто решался примкнуть к учению Ефимия, должен был принять новое крещение и стать странником, неведомым миру.

Новый пророк предсказывал и близкий конец света. Ефимий утверждал, что в 1666 году в Российской империи настало царство Антихриста, что патриарх Никон, совершивший церковную реформу, — лжепророк, а сумма букв его имени в греческой форме Никитос составляет число 666. Антихристами являются и русские цари, начиная с Алексея Михайловича и Петра I, — они же были и двумя рогами двурогого зверя. Последующие властители империи уже были о десяти рогах. Петр пустил в ход изобретение дьявола — слово «моё», в то время как «все нам общея сотворил есть Бог, яже суть нужнейшая». Ефимий в своих проповедях ссылался на тот образ жизни, который описывался в «Деяниях апостолов», в главе 2, параграфах 44–45: «Все верующие были вместе, имели все общее и продавали имения и собственность, делали все по нуждам каждого». В своих заунывных гимнах странники сокрушались:

«Ох, увы благочестие!

Увы древнее правоверие!

Кто лучи твоя тако погуби

И вся блистающая мраком затемни?

Десятирогий зверь сие сотвори,

Седьмоглавый змий тако учини…

Всюду верные утесняемы,

Из отечества изгоняемы…»

Бегство объявлялось Ефимием началом «брани с Антихристом» — это была брань «противления его воли и неисполнения его законов». Конец мира совсем близок, проповедовал глава секты, ибо теперь «все пророчества совершаются, предсказания скончевываются. И станут в дни второго пришествия нечестивые роптать: «Смолу и огонь я пью за прегордую жизнь мою».

Многие свои идеи глава секты почерпнул из общения с таинственным старцем Иоанном, обитавшим в дремучей чаще пошехонских лесов. Нелюдимый отшельник дал Ефимию совет самому крестить себя. Это произошло в 1772 году. Кем он был, таинственный отшельник, укрепивший Ефимия в его правоте, остается загадкой. В чаще Пошехонья новый пророк обрел и первых восьмерых учеников.

Число сторонников нового учения росло медленно.

Для обычного человека трудно было отказаться от собственности и уйти в вечное странствие. Странничество являлось самой строгой формой аскетизма, а все его последователи— безбрачными иноками. Уставы их уже тогда отличались необычайной жесткостью, а самым страшным грехом считалось нарушение седьмой заповеди: «Не прелюбодействуй». И все же постепенно в Ярославских и Галичских лесах стали множиться страннические скиты. Последние годы своей жизни Ефимий провел за сочинением книг и написанием икон. Из них наиболее известен «Цветник десятисловный», содержащий обличения «вин и пороков» старообрядцев, сотрудничавших с царской властью.

Пророк странников умер в 1792 году. После его кончины новой наставницей сектантов стала тверская крестьянка и бывшая сожительница Ефимия Ирина Федорова. Она перенесла тайную столицу секты из пошехонских лесов в село Сопелки на правобережье Волги, что недалеко от Ярославля. Основанное Ефимием учение окрепло и долгое время было практически неизвестным официальным властям. Только в 1809 году царские войска выявили некоторые поселения последователей страннического толка. Вслед за этим началась их высылка в Тюмень и на Алтай. Однако эти меры не принесли властям ощутимого результата. Секта постепенно перешла на положение полной конспирации и стала почти неуязвимой.

Перед сектой странников первоначально возникло множество вопросов. Один из них был, пожалуй, самый насущный: как выжить, как сохраниться преследуемой правительством организации, члены которой находятся в вечном странствии? Именно бескомпромиссность в вопросах странствия и полный, абсолютный отказ от собственности стали самым серьезным и самым главным испытанием для последователей Ефимия.

Сама жизнь заставила странников прибегнуть к конспирации. Идея конспиративной сети принадлежала ярославскому крестьянину Петру Крайневу. Именно он первым высказал мысль о создании по всей стране явочных квартир-пристаней. Их содержателями становились сочувствующие странникам миряне. Они также могли приобщиться к тайнам секты, но только в канун своей смерти. Чуланы, тайники, подполья, чердаки и скрытые комнаты должны были стать временным прибежищем для вечных путников.

Против Петра Крайнева выступил его единоверец Яков Яковлев. Он утверждал, что только полное скрытие, бессребреничество и вечное странствие ведут к чистоте и благочестию. И все же идеи конспирации были поддержаны преемницей Ефимия Ириной Федоровой. Крайнев убедил эту староверческую мадонну в возможности приема в секту тех, кто даст обет выйти в странствие, хоть и будет оставаться дома. В основном странники поддержали нововведение. Но противник Крайнева Яковлев в ярости покинул Сопелки. Спустя несколько лет он был схвачен полицией и уже на этапе в Сибирь, случайно встретив ярославских странников-конспираторов, не осудил их.

Содержателей явочных конспиративных квартир называли жиловыми. В своих домах они имели «пристанодержательства», объединявшие организацию. В таких постройках сооружались специальные тайники. Они были в виде землянок под лестницами, в виде специальных чуланов, находившихся в секретных комнатах обычно в центре дома или под двойной крышей. На случай поимки странники носили с собой специфические паспорта. Вот текст одного из них: «Дан сей паспорт из града Бога вышнего, из сионской полиции, из голгофского квартала… дан сей паспорт на один век, а явлен в части святых и в книгу животну под номером будущего века записан».

В селах Русского Севера, где было много сочувствующих странникам, имелись даже сети подземных ходов, соединявших дома. Такие катакомбы оканчивались обычно в лесу, и при появлении полиции странники могли беспрепятственно покинуть опасную деревню. Часто общины бегунов-странников имели свои особые потаенные карты. Написанные на замысловатом жаргоне, они оставались для полиции непонятными шифрограммами. В таких путеводителях действительные географические названия сознательно путались с мифическими и легендарными. Эти грамоты понимали лишь посвященные.

Легенды странников были пронизаны романтикой подземных ходов и рассказами о праведных царствах, лежавших, как правило, на Востоке. Там не было ни притеснителей, ни жестоких царских законов, там царила полная свобода. Один из страннических маршрутов процитировал в свой книге «Алтай — Гималаи» Николай Рерих: «Через Кокуши, через Богогорше, через Ергор— по особой тропе. А кто пути не знает, тот пропадет в озерах или в голодной степи. Бывает, что и беловодские люди выходят верхом на конях по особым ходам к Ергору. Так же было, что женщина беловодская вышла давно уже. Ростом высока, станом тонка, лицом темнее, чем наши. Сроки на все особые…»

Держатели конспиративных квартир— странноприимцы — исполняли свой обет в конце жизни, умирая в действительном странствии. Перед приближением смерти они извещали своих сторонников, и те поселяли своего единоверца в тайнике. Здесь происходил обряд крещения в специальной купели. Иногда такой новоиспеченный странник опускался в нее уже покойником. На следующий день полиция извещалась о пропаже хозяина дома. Розыски не давали результата. И мертвый странник продолжал свое путешествие в криминальных отчетах империи.

Конспиративные квартиры странников располагались на Северной Двине, Волге, Каме, Иртыше, Оби и далее до Томска. В европейской части России полиция зафиксировала больше всего пристаней в Ярославской губернии (464) и более сотни в Костроме. Двенадцать конспиративных квартир было в Москве. Центром же странничества оставалось мятежное село Сопелки. Там находилась главная пристань.

В начале XIX века в среде сектантов возник новый, опасный для общины спор: можно или нет страннику принимать подаяние деньгами, ибо на них изображен знак Антихриста — герб государственной власти? Новым реформатором на этот раз выступил уроженец Костромской губернии Иван Петров, призывавший отказаться от милостыни деньгами. Его проповеди отличались столь крайним радикализмом в вопросах собственности, что советский религиовед Н. М. Никольский в своем исследовании «История русской церкви» назвал взгляды Петрова коммунистическими. Сам этот толк, распространенный среди странников, получил название безденежного. Молва о праведной жизни новатора быстро разнеслась по общинам, и вскоре множество сектантов на Ярославщине и Вологодщине присоединились к новому пророку. Но радикализм этих странников их и погубил, так как вопрос о пропитании в пути был всегда существенным. И как только реформатор умер, исчезли и безденежники.

На смену покойному пророку скоро пришел другой. В 20-х годах XIX века у сектантов появилась прокламация «Разглагольствования тюменского странника», написанная Василием Москвиным. Этот автор традиционно вспоминал о числе 666 и сообщал о близкой битве с царством Антихриста. После победы над ним якобы будет возведен Новый Иерусалим. Этот град встанет на берегу Каспийского моря. После таких пророчеств толпы странников устремились с Севера на Юг — в бескрайние астраханские степи, к заветному морю. В глубине этих обширных пространств легко было укрыться от всевидящего ока империи и до времени ждать великой битвы света и тьмы.

Что же искали странники в своих бесконечных путешествиях по свету? Какие царства манили пеших староверов? Среди имен святых, упоминаемых в их книгах, мы находим и царевича Иософата — так на Руси издревле называли Будду. В это трудно поверить, но призыв Москвина двинуться в степи Прикаспия был отнюдь не случаен. Тюменский странник знал, куда звать. И многие странники, устремившиеся к устью Волги и далее, были посвящены в тайну этих мест. Именно тут однажды пересеклись их пути с путями других странников — буддийских лам.

В Прикаспии еще с XVII века обитали племена калмыков-буддистов, эмигрировавшие сюда после гибели Джунгарского царства. В калмыцких храмах — хурулах — ежедневно возносились молитвы богам Гималаев и Тибета. Каждый год паломники уходили одним им ведомыми тропами к святыням буддизма. Они устремлялись в поисках сокровенного знания в столицу Тибета Лхасу. Так однажды странники и отправились со своими духовными братьями в далекий путь— через Памир, Гиндукуш и Гималаи к таинственной Шамбале и другим скрытым в сердце Азии монастырям. Получая в этих обителях секретное знание, они записывали его на деревянных дощечках, вырезая ножом тибетские буквы. Секретное учение, заворожившее странников, называлось Дюнхор-Калачакра. Оно было связано с мистическим учением о времени и будущей очистительной войне. Поэтому и всплыла эта тема в «Разглагольствованиях тюменского странника» Василия Москвина. Странники сами не заметили, как однажды перестали быть староверами и превратились в буддистов. Деревянные таблички с секретными истинами они уносили с собой в лесные пристанища Алтая и Русского Севера. Эти деревянные стелы с идеограммами Востока появились в костромских общинах бегунов в середине XIX века. Надписи сообщали об истинах древней науки, сосредоточенной в Шамбале.

Доктрина буддизма была принята староверами как вполне отвечавшая их взглядам. Бессребренничество буддийских лам, монахов-саниясинов, показалось им действительным благочестием. Главным проповедником доктрины буддизма в костромских лесных коммунах выступал загадочный собеседник Александра Вавильевича Барченко старец Никитин. Он и принес на Русский Север деревянные стелы с таинственными идеограммами. Главный знак, повторявшийся на многих табличках, выглядел так: q??з.

Никитин побывал в святилищах Тибета и даже в Индии — в священном городе буддистов Бенаресе. Свои знания, полученные на Востоке, старец и назвал древней наукой. В нее входили учение о Солнце и его ритмах и система развития способностей человека.

6

Никитин поведал Барченко о том, что сегодня секта по-прежнему ведет конспиративный образ жизни, наученная царскими гонениями. Ее явки разбросаны по всей стране, а скрытые пристанища существуют на огромном пространстве вплоть до таинственных стран в сердце Азии. С Барченко старец договорился о том, что отправит с ним в Москву «милиционера», а в дальнейшем к ученому будут приходить посланцы. Со временем старец обещал посвятить Александра Васильевича в тайну восточного учения. На следующий день ученый решил возвратиться в Петроград.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.