Глава 24. Полковник Кордашевский и неопознанный летающий объект

Глава 24. Полковник Кордашевский и неопознанный летающий объект

1

Двадцать седьмого февраля 1927 года на перроне вокзала в Риге царило оживление. Поезд отправлялся из Латвии в Германию, и в международных вагонах уже сидели пассажиры. Перед самым отправлением в один из салонов вошел рослый человек— почти два метра! На вид ему было около пятидесяти. Манеры выдавали в нем бывшего офицера. Его звали Николай Кордашевский. Он должен был стать главой вооруженной охраны экспедиции Рериха. Через несколько дней полковник прибыл в Геную, где сразу же отправился в порт— в док Дориа. Там стояло голландское судно «Аливия», уходившее в далекий Китай. Старший стюард проводил пассажира в лакированную каюту с белоснежной постелью, а юркая прислуга, состоявшая из малайцев, ловко распихала его багаж по полкам.

Четвертого марта «Аливия», отшвартовавшись из дока Дориа, взяла курс на Гонконг. Корабль прошел мимо молов, ограждавших бухту. На самом большом из них светилась каким-то фосфорическим блеском надпись: «Муссолини спас отечество».

Порт-Саид, Суэц, знойные причалы Аравии, огни ночных гаваней — все это промелькнуло перед задумчивым взглядом рослого пассажира «Аливии». Возле Цейлона радио корабля поймало незатейливую песенку: «Нет у нас, нет у нас больше бананов…».

В Гонконге Кордашевский пересел на китайское судно «Вей-шунь», державшее курс на порт Тянцзин. В Тянзине, в гостинице Крейера великан, уединившись в номере, сделал запись в блокноте: «Весь Китай переслоен фронтами гражданской войны. Воюют белые, розовые и красные генералы. Раздувается ненависть к иностранцам. Мой путь идет поперек этих фронтов, и перерезается войсками, наступающими вдоль монгольской границы»[180].

Еще во времена тайных встреч в Берлине Рерих разъяснил полковнику Кордашевскому смысл экспедиции в Тибет и Лхасу. Он заключался в следующем: в начале 20-х годов из горной страны таинственными учителями в Европу был отправлен кусок загадочного метеорита— электролит. На его поверхности якобы во времена катаклизмов проступают пророческие буквы, открывающие смысл будущего и политические перспективы. Этот осколок был предложен через посредство Рериха Лиге Наций— но организация отказалась от владения сакральным предметом. Следуя наставлениям, Николай Константинович должен был возвратить метеорит в Тибет, а точнее, в Шамбалу, и именно для этого караван отправится в Лхасу. Камень якобы распространял мощное космическое излучение и мог даже оказывать влияние на сознание людей. Этот осколок следовало водрузить на башне Шамбалы, что и хотел сделать Рерих. (Интересно отметить, что подобным камнем обладал и один из отцов нацизма, главный редактор фашистского официоза «Фолькише беобахтер» Дитрих Эккарт).

Размышляя о предстоящем паломничестве, Кордашевский перебрался в Пекин и попытался достать в китайском МИДе специальное разрешение для следования во внутренние районы страны, охваченные гражданской войной. И даже привлек для содействия в этом вопросе миссию США. Когда с визой возникли серьезные проблемы, Кордашевский вернулся в Тянцзин. Теперь, согласно плану, полковник должен был в определенный день и время явиться в одну англо-китайскую фирму и устроиться коммивояжером. Здесь полковника окликнет по имени некий господин Голубин, опознав его по серебряному кольцу с печатью Шамбалы — знаку акдорже.

Голубин был связан с окружением Панчен-ламы и ставкой «красного» китайского генерала Фын Юйсяна. Но для Кордашевского оставалось тайной, что в действительности Голубин носил другое имя — Борис Панкратов — и являлся советским разведчиком. Голубин-Панкратов имел неплохое прикрытие. Он служил проводником-переводчиком в англо-китайской фирме, скупавшей меха, шерсть и кожи. Согласно же его официальной анкете[181] он в 1923–1929 годах работал переводчиком английского и китайского языков при консульском отделе посольства СССР в Пекине, а до 1927 года преподавал еще и русский язык в Институте русского языка при китайском МИДе. Позднее, уже в экспедиции Рериха, Панкратов умудрился через связного отправить письмо в Ленинград востоковеду Алексееву. В послании он ничего не сообщал о своем тайном амплуа. Но любопытна одна строка, за которой стоит весь этот полный артистизма и бесстрашия человек: «Пользуюсь случаем, чтобы сообщить Вам, что я еще жив»[182]. Только значительно позже полковник «вычислил» роль своего тянцзинского знакомого.

Панкратов предложил Кордашевскому следующий план действий: полковник нанимается агентом по скупке в компанию, где работает Голубин-Панкратов, что позволяет ему получить разрешение на следование в провинцию Ганьсу, а в худшем случае в провинцию Шанси— но и это был не самый плохой вариант. Остальные проблемы решаются на месте в частном порядке, проще говоря, с помощью взяток.

И действительно, в паспорте до провинции Ганьсу Кордашевскому было отказано, так как по существующей юридической процедуре в случае смерти путешественника правительство Китая должно было платить компенсацию в виде большой суммы. Тем более что в районе следования шли бои. Однако пропуск до Шанси чиновники выдали без проволочек. Когда Кордашевский сообщил об этом Голубину-Панкратову, тот выслушал его спокойно и уведомил— караван фирмы выйдет яз города Баотоу 20 мая и о том уже получена телеграмма. Некоторые трудности во время путешествия могут возникнуть при следовании через расположение частей тыла — там действительно жесткий контроль, вспоминал Голубин-Панкратов. Однако и там «берут в лапу».

2

Двадцать первого мая Кордашевский и Панкратов прибыли в Баотоу, преодолев с помощью взяток многочисленные таможни и произвол военных патрулей. В городе их ожидал караван. В состав его участников, кроме Кордашевского и Панкратова, вошли и два китайца-караванщика. Они должны были выйти из Баотоу на пятнадцати верблюдах. Охрану составят разбойники-хунхузы, которые присоединятся к каравану за городом. Баотоу кишел военными, и, чтобы не привлекать излишнего внимания, был пущен слух, будто бы Кордашевскому, новому сотруднику фирмы, необходим дом внаем для длительного проживания. Накануне выезда Панкратов перегнал верблюдов с вещами в степь рядом с Баотоу. Здесь скарб был затюкован, и осталось только вывезти Кордашевского за город. На следующий день полковник облачился в китайскую одежду и в закрытой повозке, кучером которой был служащий фирмы, уроженец Баотоу, отправился к контрольному посту.

Охрана на выезде была вовремя отвлечена дракой, подстроенной людьми Панкратова, и Кордашевский без проблем покинул город. Через два месяца они должны были достигнуть города Сучжоу, где в отделении местной почты их ждали инструкции от Рериха.

Долог путь через степь и пустыню, сквозь гражданскую войну и разруху, но 9 июня караван вступил в область, контролируемую войсками генерала Фына, который был в курсе миссии Панкратова и его отношений с Рерихом. Здесь путники почувствовали себя в безопасности. Впечатления от здешних мест Кордашевский занес в свой дневник: «Проходим автомобильный тракт Урга— Ланчжоу. На твердой глине отпечатки шин. По этой дороге большевики доставляют христианскому генералу[183] военные припасы и даже пушки. Никакой охраны и кордонов нет»[184].

Пятого июня в 3 часа ночи на стоянке у колодца Мокучен произошла встреча Панкратова с секретным агентом, сотрудником монгольского посольства, которое находилось в Лхасе, калмыком Бимбаевым[185]. Во тьме связной перепутал палатки и вошел в ту, в которой отдыхал Кордашевский. Полковника удивил почти театральный наряд ночного гостя — ярко-красный халат и вишневого цвета епанча. Панкратов переговорил с ним, угостил чаем и табаком. Когда пришелец испарился, полковник записал в блокноте: «Гость точно выскочил со сцены из «Князя Игоря»»[186].

Тринадцатого июля караван вступил в город-оазис Сучжоу. Путники расположились на постоялом дворе местного ахуна-старшины, знакомого Панкратова. Этот старик рассказал, как всего несколько дней назад к нему наведывался сотрудник рериховской экспедиции Портнягин и справлялся, нет ли от них известий. Интерес к путешественникам проявил и местный губернатор, недавно назначенный Фын Юйсяном на этот пост. Навестив Панкратова и Кордашевского, чиновник не преминул показать свою осведомленность и вместо приветствия с порога проговорил: «Я думал, что вы военные, а вы, оказывается, коммерсанты, это очень хорошо»[187].

В местном отделении почты Панкратов получил от Рериха заказное письмо, в котором им предписывалось перейти горы Нань-Шань и, пройдя до Чан-мара и Шибочена, присоединиться к главному каравану в урочище Шарагол.

За несколько дней до соединения с экспедицией Рериха Панкратов заболел лихорадкой и слег. Несмотря на это, движение каравана продолжалось, и наконец 28 июля Кордашевский, в сопровождении одного монгола, выехал навстречу экспедиции Рериха, оставив в своем лагере Панкратова на попечении двух китайцев. Больной смог прибыть к стоянке миссии лишь день спустя.

3

Жизнь в лагере протекала идиллически. Николай Константинович занимался рисованием. Елена Ивановна вносила в дневник эзотерические записи. Юрий Рерих выезжал в соседние селения кочевников для изучения местных наречий. Доктор Рябинин следил за здоровьем сотрудников каравана, собирал гербарий лекарственных растений и наблюдал за поведением местной фауны. Полковник Кордашевский занимался строевой подготовкой с охраной экспедиции. А заведующий транспортом Портнягин проверял снаряжение и выезжал иногда вместе с Голубиным-Панкратовым в окрестные городки Махай, Ю-мень и Сучжоу. Здесь они нанимали новых вьючных животных для каравана и отправляли по почте или телеграфом послания Рериха в Америку. Вся эта корреспонденция имела приписку «для Я. Г. Б.»— для Якова Григорьевича Блюмкина, который как резидент в Монголии продолжал курировать экспедицию.

Блюмкин проводил время в бесконечных переездах из Урги в ставку генерала Фына в китайской провинции Алашань, кочуя по той самой трассе, по которой шли груженные оружием и боеприпасами грузовики. Но больше всего в эти дни резидент был озабочен политической дискуссией в партийной организации Советского посольства по поводу левой оппозиции и Троцкого. Своим подопечным и советским инструкторам Яков Григорьевич неустанно вдалбливал в голову: «Изучайте биографию Блюмкина, потому что биография Блюмкина — это история нашей партии!»

Пока резидент занимался политическими диспутами, в урочище Шарагол продолжалась идиллическая жизнь. Но однажды ее размеренное течение было прервано появлением НЛО. Это произошло 5 августа 1927 года. Обратимся к показаниям очевидцев.

Николай Константинович Рерих, глава экспедиции: «Недалеко от Улан-Давана мы видели огромного черного грифа, летящего низко вблизи нашего лагеря. Он летел наперерез чему-то сияющему и красивому, летящему на юг над нашим лагерем и светящемуся в лучах солнца»[188].

«Мы наблюдаем объемистое сфероидальное тело, сверкающее на солнце, ясно видимое среди синего неба. Оно движется очень быстро. Затем мы замечаем, как оно меняет направление более к юго-западу и скрывается за снежной цепью Гумбольдта. Весь лагерь следит за необычайным явлением, и ламы шепчут: Знак Шамбалы»[189].

Константин Николаевич Рябинин, врач экспедиции: «Около половины одиннадцатого утра мы заметили большого черного орла, пролетавшего с запада на восток, — этого размера птицы здесь редки; вслед за этим мы обратили внимание, что бурят Цультим смотрит на С.-С.-В. Приблизившись к нему, мы заметили на очень большой высоте ярко белевший предмет, быстро и плавно двигавшийся в южном направлении хребта Гумбольдта. Успели принести три бинокля, и все бывшие тут семь человек этой группы внимательно наблюдали это явление. Хотя предмет уже удалялся, но в бинокль он представлял вид светлого окружного тела, продолговатой формы, с одним освещенным боком, постепенно удалявшегося и вдруг, по словам наблюдавшего также Н. В., повернувшего под углом определенно к югу. Были предположения об аэростате, и среди бурят о воздушном шаре, пущенном китайцами с «парами бензина». Мы улыбались последнему предположению, так как ближайший пункт, откуда мог быть пущен шар, это Сучжоу, находящийся в расстоянии шести дней, причем все эти дни, как и вообще во все это время года, ветер был определенно западный»[190].

Николай Викторович Кордашевский, начальник охраны экспедиции: «Я взглянул по направлению поднятых голов и увидел не орла, а громадный желто-белый сверкающий шар на солнце. Какой же это орел — это шар, сказал подходящему Н. К. Р. и бросился в палатку за биноклем. Им я опять скоро нашел в воздухе странный предмет. Совершенно явственно, около 1/2 километра над нами на высоте, шел шар. Снаружи не было видно ни веревок ни гондол. Н. К. Р.[191]2, Ю. Н.[192] и несколько монгол и я наблюдали необычайное явление. Шар идет по прямой линии с востока на запад и вдруг, повернув под прямым углом на юг, скрывается, все уменьшаясь, за ближайшей горной грядой»[193]. «Но, во-первых, было совершенно ясно, что этот, я не могу назвать его иначе как сферический аэростат, переменил курс, повинуясь точному повороту руля…»[194].

НЛО, наблюдавшийся над лагерем, был шар-пи-лот, базы которого располагались в окрестностях столицы Монголии и приграничном поселке Сан-Чин. В 1926 году управляемые шары-пилоты запускались советским ученым и воздухоплавателем Владимиром Болеславовичем Шестаковичем. Еще 7 июня того же года он совершил пробный полет[195]. Летательные аппараты должны были способствовать изучению атмосферы Монголии и применяться для составления точных карт. Но помимо сугубо мирных задач шар-пилот с воздухоплавателем на борту выполнял и спецзадания— разведывательные полеты в глубь территории Китая. Кроме того, эти аппараты в экстренных случаях использовались для «аварийной» связи. Достаточно было сбросить вниз вымпел с грузом и сообщением.

Полеты на таких шарах были небезопасны. Сферы наполнялись светильным газом, получаемым при перегонке каменного угля. Своим названием этот газ обязан тому, что когда-то использовался для освещения улиц. В его состав входил водород, метан и небольшое количество высших производных ароматического ряда.

При снижении или маневре пилот открывал специальный клапан, расположенный в стенке сферы. Через клапан выходила часть газа и в том числе высшие производные ароматического ряда, придавая снижению «несказанный запах». В «Шамбале сияющей» Рерих упоминает, что появление сферы сопровождалось ароматом: «…в каменной пустыне, находящейся в нескольких днях от жилья, многие из нас одновременно ощутили веяния изысканного аромата. Так было несколько раз. Мы никогда раньше не нюхали такого приятного запаха»[196]. Последние сомнения о миссии НЛО рассеивает доктор Рябинин в своем дневнике записью, сделанной на следующий день после «чуда»: «С утра всем участникам Миссии стало известно, что замеченный нами вчера утром блестящий предмет, двигавшийся на значительной высоте, был воздушный аппарат «Братства», возвращавшийся из-под Мукдена[197] в Тибет по выполнении поручения к Таши-ламе, которому, между прочим, было указано, что в Монголии должен быть особый геген»[198].

Наверное, это самая важная запись из дневника Рябинина. Здесь он указывает на связь Таши-Панчен-ламы, экспедиции Рериха и монгольского, а точнее, советского посольства в Тибет, которое было санкционировано решением ЦК ВКП(б), а проведено НКИД и Разведывательным управлением Красной Армии. Но об этом в следующей главе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.