ЧАСТЬ V. ПРОКЛЯТИЯ

ЧАСТЬ V. ПРОКЛЯТИЯ

Отдаваться гневу — все равно что мстить самому себе за вину другого.

Джонатан Свифт

Проклятия изрекались в глубокой древности, поэтому среди порожденных ими призраков нет никого моложе XVIII столетия. При этом те, кто их изрекал, соседствуют в мире духов с самими проклятыми.

Знаменитейший из проклятых грешников обитает в Корнуолле. Это священник Дандо, служивший некогда в приорате Сент-Жермен, основанном святым Германом в V в. Весельчак Дандо любил пировать и охотиться, не отличая будни от праздников и воскресных дней. Как-то раз на охотничьем привале он осушил до дна флягу, после чего принялся изрыгать хулу на своих спутников, не захвативших достаточно вина. Откуда ни возьмись перед Дандо вырос незнакомец, предложивший ему напиток, изготовленный по лучшим рецептам преисподней. Выхлестав целую бутыль, неблагодарный Дандо огрел ею незнакомца по голове, поскольку тот в уплату за напиток присвоил себе добытые охотниками трофеи. Осерчавший дьявол усадил пьяного священника на свою лошадь и прыгнул в реку Линхер, превратив ее в кипящий котел. Собаки Дандо бросились за хозяином и утонули. С тех пор в годовщину своего исчезновения Дандо возвращается во главе Дикой охоты под видом обрюзгшего толстяка с горящими очами. Иногда его образ сливается с вестником Смерти (аналог бретонского Анку), собирающим души умерших.

Немного настораживает род занятий героя. Мы знаем, что средневековые монахи, подвизавшиеся на территории бывших кельтских королевств, в частности корнуоллской Думнонии, отличались благочестием и аскетизмом. То ли легенда родилась позднее, после упразднения приората в XVI в., то ли священнослужитель заменил в ней другого персонажа.

Генри Бергуош (1292–1340), епископ Линкольна, остался в памяти англичан главным образом из-за легенды о призраке Фингеста. Здешняя усадьба, примыкавшая к норманнской церкви Святого Варфоломея на Чилтернских холмах (Бекингемшир), славилась охотничьими угодьями. В 1163 г. она была пожалована главе Линкольнской епархии.

Генри Бергуош возглавил епархию в 1320 г. по протекции своего дяди, барона Бартоломью де Бадлмера, одного из лордов, выступавших против Эдуарда II. После казни барона в 1322 г. Генри тоже попал в немилость, и его земли были конфискованы. В 1326 г. их возвратили, тем не менее Бергуош принял участие в свержении Эдуарда II, поддержав королеву Изабеллу. В 1328 г. он сделался канцлером, но не смог получить вакантный на тот момент пост архиепископа Кентерберийского, а в 1330 г. с падением Изабеллы был снят с должности и угодил в тюрьму. Вскоре Эдуард III освободил его, и в 1334–1337 гг. он возглавлял казначейство.

Напряженная политическая деятельность не мешала Бергуошу бывать в Фингесте, где он «отбирал общинные земли у бедняков (без всякого возмещения), чтобы расширить свой парк». Эта нелестная оценка взята из книги историка и священника Томаса Шуллера (1608–1661), уверявшего, что Бергуош «не сделал ничего хорошего ни Церкви, ни государству — как суверену, так и подданным; был алчен, честолюбив, имел буйный нрав, многих оскорбил и многим причинил вред». Большую часть сведений Фуллер почерпнул не из официальных хроник, тем паче не из сохранившихся воспоминаний самого епископа, а из народных сказаний. А сказания эти сочинялись неспроста — в них Бергуоша настигает посмертная кара.

Первым дух покойного встретил один из его друзей. Поначалу он не узнал епископа, переоблачивше-гося в зеленую одежду лесничего. Призрак должен был назваться, а когда друг поинтересовался, доходное ли ему досталось местечко после смерти, горько зарыдал, ругая свою ненасытность. Место было не просто не доходным, а одним из презреннейших — он обречен вечно сторожить отобранные у бедняков угодья. У него нет ни моральных, ни физических сил обслуживать столь обширную территорию, и он умоляет друга отправиться к новому епископу Линкольна с просьбой сократить парк до изначальных размеров. Остается загадкой, каким образом удалось уговорить главу епархии послушаться Бергуоша. Возможно, сам покойник воздействовал на его психику всеми доступными средствами. Однажды епископ прискакал из леса бледный и молчаливый, еле сполз с коня, а на следующий день распорядился вернуть общинные земли законным владельцам. Призрак сделал свое дело, и находчивые крестьяне отослали его на покой. Больше Бергуоша никто не видел — даже в границах его прежних владений!

Здесь, как и в случае с Дандо, имеет место нравоучительная переработка средневековых преданий о неведомом существе, выступавшем в образах Зеленого человека, Дикого охотника, Лесного человека, Зеленого рыцаря и т. п.

Другая корнуоллская легенда повествует о Жане Трегегле, мировом судье, жившем в начале XVII в. Наконец-то в число призраков угодил один из неправедных судей, давно заслуживших народное проклятие! Трегегл пользовался служебным положением для личного обогащения, занимался подлогами и мошенничеством, присваивал имущество сирот и, в конце концов, продал душу дьяволу. Одно время ему приписывали убийство жены и детей, но потом отказались от этого обвинения — в Корнуолле много скал и камней, но мало замков с башнями и усадеб с окнами.

Трегегл как будто предвидел, что после смерти ему придется отдуваться за все судейское сообщество Англии, и подкупил приходского священника, чтобы тот захоронил его тело на кладбище при церкви. Священник удивился — ведь он и не думал лишать судью законного погребения, — но, повздыхав, взял деньги, заметив при этом, что он «польщен честью, сэр, видеть вашу честь на нашем кладбище». Но гнев народный, а значит, и гнев Божий настиг нечестивца даже в освященной земле.

Вспомним ситуацию, обрисованную Вальтером Скоттом. Председатель суда насмехается над ответчиком, а тот… и вправду приглашает в зал призрака. Именно это произошло в суде города Бодмина. Ответчик, хорошо знавший Трегегла при жизни, вдохновился примером святого Фридолина и вызвал дух судьи из могилы для дачи свидетельских показаний. Посрамленному председателю ничего не оставалось делать, как вынести вердикт в пользу новоявленного некроманта. Услышал бы сэр Вальтер о корнуоллском прецеденте, поостерегся бы ерничать!

Однако самое необычное в этой истории — не судебный курьез, а дальнейшая судьба духа. Вызвать-то его вызвали, а вот обратно загонять не торопились. Времена милосердных святых давно миновали, и некромант не прочь был снова использовать Трегегла в качестве свидетеля, но тут вмешалось духовенство, догадавшееся наконец о сделке покойника с дьяволом. Пастыри нашли действенный способ избавления грешника от адских мучений, загрузив его призрак физической работой. Решение было принято единогласно при одном воздержавшемся.

Под одобрительные возгласы толпы призрака связали молитвами и отправили на бездонное озеро До-змари вычерпывать воду дырявой раковиной. Бывшего судью сизифов труд ничуть не привлекал, он так и норовил сбежать, поэтому охранять его отрядили свору демонических псов. В этом месте авторы легенды что-то напутали. Не духовенство же, в самом деле, науськивало на судью собак! А их настоящий хозяин по логике рассказа не был заинтересован в загробном искуплении грехов Трегегла — он только-только заполучил его для своей резиденции.

Но не будем вдаваться в богословские тонкости. Собаки свое дело знали. Когда над озером разразилась буря, судья рванул оттуда так, что пятки засверкали. За этими пятками, мелькающими в свете молний, мчалась вся свора. Призрак миновал Бодминское болото и, подбежав к часовне на скале Рош Рок, попытался влезть в окно. Он допустил ту же ошибку, что и лиса из сказки. Лиса высунула из норы надоедливый хвост, а судья полез головой вперед, оставив снаружи предательские пятки. Псы добрались до них, и вопли несчастного огласили окрестности.

Трегегл промучился на озере несколько дней, а потом его навестил воздержавшийся при голосовании священник, чью совесть тяготила полученная мзда. Он привел с собой двух святых — по крайней мере, так он представил их судье, — и те, вспомнив о милосердии, препроводили пленника на побережье Педстоу и поручили ему вить из песка веревки. Трегегл радостно

принялся за работу, но с первым же приливом его радость улетучилась вместе с веревками, смытыми водой. В отчаянии призрак разревелся. Он ревел долго, пока покровитель местного храма святой Петрок не направил его в Хелстон. Здесь ему велели очистить берег от песка. Вы заметили, как усложнились исправительные работы с появлением святых? У меня даже закралось подозрение, что они и не святые вовсе, а печально известные Морж и Плотник:

Но Морж и Плотник в эту ночь

Пошли на бережок,

И горько плакали они,

Взирая на песок:

— Ах, если б кто-нибудь убрать

Весь этот мусор мог![94]

И вот, пожалуйста, нашли козла отпущения! Поняв, что снисхождения не будет, Трегегл принялся таскать мешки с песком, а дьявол, коего не удосужились изгнать работодатели, постоянно ставил ему подножки. Песок просыпался, прилив наносил новые кучи, и тогда обозленный судья перегородил песчаным гребнем гавань Хелстона. Жители города воззвали к своим святым, и те отфутболили призрака на юго-западную оконечность Корнуолла, где его рыдания никого не тревожили. И поныне Трегегл пересыпает песок с места на место, а ветер доносит его протестующие крики.

У ручья, протекающего в усадьбе Суинсти на берегу одноименного водохранилища в Йоркшире, можно заметить одинокого мужчину, тщательно отмывающего золотые и серебряные монеты. Это призрак бывшего хозяина поместья Генри Робинсона, обреченного после смерти отчищать украденные им деньги. Легенда о нем в подробностях живописует лондонскую чуму начала XVII в., благодаря которой Робинсон приобрел свое богатство. Он таскался по зачумленным кварталам, вынимая из карманов умирающих последние деньги, и даже не брезговал снимать монеты с глаз трупов.

Развалины часовни на скале Рош Рок. В ней когда-то пытался укрыться Жан Трегегл, преследуемый по пятам сворой адских псов

Когда он возвратился в родную деревню, соседи посоветовали ему выкинуть все добытые в Лондоне деньги, чтобы не заразиться от них чумой. Робинсон не внял совету и был изгнан из деревни гигиенистами. Он поселился в заброшенном сарае, не страшась воров, так как те не отваживались прикасаться к заразным монетам. Все свободное время Робинсон тратил на чистку и мьггье своих сокровищ. А потом, видя, что болезнь его не берет, возвел усадебный дом и зажил припеваючи. Но хотя на земле деньги удалось пристроить, для неба они оказались грязноваты, и дух Робинсона отправили назад вслед за женщинами-чистюлями с их кровавыми руками.

Генри Робинсон родом из Ланкашира действительно владел усадьбой Суинсти. В 1590 г. он купил уже существующий дом у Фрэнсиса и Элен Вуд, испытывавших финансовые затруднения. Дом был ветхий — но не до такой степени, чтобы селиться в конюшне, — ив начале XVII в. новый хозяин осуществил упомянутую в легенде реконструкцию. Неизвестно, бывал ли Робинсон в Лондоне во время первой вспышки чумы, пришедшейся на 1603 г. и унесшей жизни 30 тысяч человек.

В середине XVII в. в усадьбе Чавнедж (Стаффордшир) жил сэр Натаниэль Стивенс (1589–1660), влиятельный член парламента. Поначалу он не соглашался голосовать за казнь Карла I, но затем уступил настырным коллегам. Когда младшая дочь хозяина Абигайль (1628—?) узнала о решении отца, она прокляла его и всех будущих владельцев Чавнеджа.

Стивенс заболел и оказался прикован к постели вплоть до своей смерти (ее, однако, пришлось ждать добрых десять лет). Когда завернутое в саван тело сэра Натаниэля лежало в доме, во двор въехал катафалк, запряженный четверкой вороных коней. Им управлял обезглавленный возница в королевском облачении. Труп поднялся в воздух, вылетел наружу и спланировал в катафалк, который сразу тронулся с места и исчез в воротах усадьбы. Изумленные родственники решили, что за Стивенсом приезжал сам Карл I. Решение, что ни говори, дерзновенное: облачение ли возницы навело на эту мысль, или кто-то разглядел в катафалке отрубленную голову с испанской бородкой? А вообще король, управляющий катафалком, — это нормально: я уже говорил о демократических порядках в мире духов. Катафалк всякий раз приезжает за умирающим главой семейства, владеющего поместьем.

Есть девушки в английских усадьбах! Весьма неожиданная реакция для дочери протестанта, но, может, она по традиции пылала страстью к юному роялисту? В любом случае неясно, чем провинились остальные владельцы. Громовые проклятия следовало бы изрекать самому Карлу I, но вряд ли этот мягкий и уравновешенный человек поддался бы нелепому порыву.

Надо сказать, хозяева Чавнеджа с удовольствием принимают у себя почетного гостя. А кого, вы думаете, отрядили ему в компаньоны? Оливера Кромвеля! Тот гостил в одной из комнат дома еще до казни короля, и теперь там царит особо мрачная, давящая на психику атмосфера. Самого лорда-протектора и на сей раз никто не видел, но атмосферу ощутили жена священника, ночевавшая в комнате, электрик, ремонтировавший проводку, один из актеров многочисленных телесериалов, снимавшихся в усадьбе, а также принцесса Мария Луиза Шлезвиг-Гольштейнская (1872–1956), написавшая об этом в своих воспоминаниях.

В XVI в. поместьем Смайтлс в городе Болтоне около Манчестера владела католическая семья Бартон. 24 апреля 1555 г. во время гонений на протестантов со стороны Марии I в Честере был осужден на казнь протестантский подвижник Джордж Марш (1515–1555). Суд использовал показания, добытые на допросе обвиняемого в Большом зале усадьбы Смайтлс. Его допрашивали заядлые паписты, и разгневанный их упрямством Марш воздел перст к небу и изрек проклятие на хозяев дома. «Провалиться мне на месте, — воскликнул он, — если мои слова не сбудутся!» — и со всей силы топнул ногой по каменному полу. Пол треснул, и Марш в ужасе отдернул ногу. Его слова не сбылись, и вместо проклятых католиков в дом является призрак протестанта, нарушившего библейский запрет на клятвы и божбу. Треснувший пол Бартоны отремонтировали — по правде говоря, он давно нуждался в ремонте, — но след башмака Марша сохранили в назидание потомкам, и тот кровоточит в годовщину казни подвижника.

Печальные руины поместья Мортон Корбет в Шропшире напоминают о лежащем на нем проклятии.

Роскошный особняк начал возводить сэр Роберт Корбет (1542–1583), но смерть от чумы помешала ему закончить строительство. Достраивали дом его братья Ричард (1545–1606) и Винсент (1550–1622).

По легенде, сэр Винсент спрятал в недостроенном доме рьяного пуританина Пола Холмярда, преследуемого властями в начале XVII в. Скоро Корбет пожалел о своем гостеприимстве — Холмярд без конца бубнил молитвы и требовал от хозяина воздержания в пище и питии. Однажды к столу подали жирного поросенка, и Холмярд разразился такими проклятиями, что терпение Корбета лопнуло, и он выставил проповедника за дверь. Тот обосновался в соседнем лесу, но каждый день приходил в усадьбу и подолгу стоял, хмуро наблюдая за отделочными работами. Когда дом был готов, Холмярд потряс кулаками и громогласно проклял сэра Винсента и его потомков, предсказав, что те не поселятся в новом жилище.

И в этом случае проклятие не сбылось. В доме успели пожить и сэр Винсент, и его сын Эндрю (1580–1637), и внук Винсент (1617–1657). Во время Гражданской войны укрепленная усадьба была осаждена парламентской армией, основательно ее порушившей. Корбеты с горем пополам отремонтировали дом, но все же покинули его в XVIII в., и только тогда он начал приходить в упадок. В лунные ночи по развалинам бродит призрак Пола Холмярда, недоумевающего, как же он мог промахнуться со сроками.

В XVIII в. (точная дата не называется) в дом усадьбы Левене (Кумбрия) постучалась цыганка, попросившаяся на ночлег. Ее не впустили, и тогда она выкрикнула проклятие: «В доме не родится наследник, пока не замерзнет река Кент и белый олененок не появится в парке». В парке паслось стадо черных норвежских оленей, и белого олененка пришлось дожидаться до 1896 г. В тот же год реку сковал лед, и в Левенсе родился наследник мужского пола. А в 1973 г. призрак цыганки был замечен на мосту неподалеку от дома.

В начале XVIII в. усадьбой владел полковник Джеймс Грехэм (1650–1730), бывший хранитель личной казны короля Иакова II. Сына у него не было, и он вряд ли появился бы в силу возраста полковника. Его дочь Кэтрин (?—1762) в 1709 г. вышла замуж за Генри Говарда (1686–1757), графа Суффолка. У них было несколько сыновей, но родились они не в Левенсе, а в поместье Чарльтон (Уилтшир), главной резиденции графа. Графский титул и родовые земли унаследовал внук Кэтрин — Іенри (1739–1779), который поселил в Левенсе свою мать леди Мэри Финч (1717–1803), вдову Уильяма Говарда (1714–1756), виконта Эндовера, проживавшую здесь оставшуюся часть столетия. Не думаю, что от старой виконтессы ожидали рождения наследника — всех, кого следует, она уже родила.

Граф навещал мать в Левенсе, но сам жил в Чарльтоне. Два его сына умерли в младенчестве в 1778 и 1779 гг., причем второй сын — через два дня после смерти отца. Левене достался по завещанию племяннице графа — Мэри Баго (?—1877), в 1807 г. вышедшей замуж за Фулька Гревилла (?—1846). Их брак не принес детей, и после смерти Мэри в Левенсе поселился ее дальний родственник сэр Джоселин Баго (1854–1913), служивший в Канаде, а затем — его сын Алан (1896–1920). Это он родился в 1896 г., но умер в 24 года от пневмонии. Проклятие цыганки било мимо цели: в усадебном доме жили не главы рода, а их близкие родственницы — достигшие преклонного возраста Кэтрин Грехэм, Мэри Финч и Мэри Баго. Из них не имела сыновей лишь Мэри Баго.

Исчерпывающих данных о владельцах поместья Четвинд на окраине города Ньюпорта (Шропшир) у меня нет. В этих местах объявлялся по-настоящему жуткий призрак. Современное предание связывает его с женой сквайра Пиготта, главы рода, владевшего усадьбой в XV–XVIII вв. Но поместье возникло еще в англосаксонскую эпоху, и, на мой взгляд, облюбовавший его древний дух отношения к Пиготтам не имеет. Впрочем, судите сами.

Во время родов супруги сквайр Пиготт был поставлен перед необходимостью выбирать между ее жизнью и жизнью ребенка. Он выбрал ребенка, за что умирающая жена прокляла его. Проклятие пало и на младенца, внезапно пораженного смертельным недугом, и на всех членов рода. Последний его представитель Роберт Пиготт, шериф Шропшира, продал дом в 1774 г. и уехал в Женеву, где скончался в 1794 г.

А привидение миссис Пиготт уселось на ветвях старого дуба по дороге в соседнюю деревню. Существо расчесывало свои длинные волосы или баюкало скорчившегося на груди ребенка. Ілухой ночью до путников долетал унылый вой, и они старались обходить дуб стороной, а всадники пришпоривали коней, ведь существо имело обыкновение вскакивать на лошадь и обхватывать скользкими лапами сидящего впереди человека. Особенно доставалось гонцам, посланным в ночную пору за доктором или акушеркой.

Однажды двенадцать священников решили изгнать злого духа. Силы экзорцистов быстро иссякли, и они с трудом завершили обряд. Призрак уменьшился до размеров мыши, был закупорен в бутылку и брошен в озеро. Зимой катающийся на озере мальчик проткнул коньком лед и разбил плавающую в воде бутылку с демоном. Возблагодарив конькобежца, привидение вернулось на дуб и продолжило свои приставания. Теперь оно не гнушалось экипажами и телегами, запрыгивая на них в светлое время суток.

Вновь собрались двенадцать священников. Они зажгли свечи и начали читать молитвы. Разъяренный призрак погасил все свечи, кроме одной. Держащий ее священник, не прерывая чтения, попросил собратьев знаками о молитвенной поддержке — если бы свеча потухла, демон разорвал бы их всех на куски. Молитвы зазвучали с новой силой, обряд завершился, уменьшившегося духа опять упрятали в бутылку, но на этот раз закопали на кладбище в Ньюпорте.

Необычную троицу грешников можно встретить в церкви Всех Святых в городе Холбиче (Линкольншир). В конце XVIII в. в приходе жили четверо пьяниц и картежников — Слэтор, Уотсон, Баркер и Колдинг. В 1793 г. Колдинг скоропостижно скончался. Вечером накануне похорон три собутыльника, загрузившись в харчевне, отправились навестить покойника, чье тело лежало в храме. Решив оказать последнюю услугу усопшему товарищу, они зажгли свечи, сняли крышку с гроба и, приспособив ее под стол, сдали карты — и себе, и Колдингу, которого они усадили в гробе и двигали его руками.

Пользуясь беспомощностью партнера, картежники немилосердно жульничали. Пробила полночь, и вдруг проигравшийся в пух и прах Колдинг дьявольски усмехнулся, а потом истерически закудахтал. Слэтор, сидевший ближе всех к выходу, кинулся к двери, успев заметить, как покойник запрыгнул на плечи Мэтсону и Баркеру. Когда протрезвевший и поседевший Слэтор ворвался в харчевню, завсегдатаи поверили его словам, а храбрейшие из них, вооружившись, двинулись к церкви. Следов Уотсона и Баркера они не обнаружили. Свечи догорали, труп покоился в гробу, крышка валялась на полу. Слэтор не оправился от шока и умер через пару недель.

С тех пор храм по ночам освещается слабым светом. Говорят, тот, кто войдет внутрь, увидит Колдинга, Уотсона и Баркера с картами в руках. Они пожалуются на сбежавшего партнера и пригласят вошедшего принять участие в игре. Картежники будут там сидеть, пока кто-нибудь не примет их приглашение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.