IX. ЦЕНА ВОПРОСА

IX. ЦЕНА ВОПРОСА

На следующее утро мы впервые за долгое время завтракали вместе.

– Как же нам помочь ему? Все это, конечно, супер. История, которая у тебя получается, тянет на «Оскар», это точно, – ты усмехнулась, – но как помочь человеку, тридцать шесть лет находящемуся в коме? Если его не сумели вытащить даже самые крутые доктора?

– Не знаю пока. Если б знал, то наверняка бы уже начал что-то предпринимать. Но я совершенно не понимаю, как нам поступить. Ясно, что этот парень дал нам сигнал SOS, что его отключат от приборов и он умрет. Но что нужно сделать, совсем непонятно. Даже если мы найдем спонсора для поддержания его жизнедеятельности, это ничего не изменит. Он останется в коме, и его все равно отключат рано или поздно.

– Мы все умрем. Рано или поздно. Чем он отличается от нас? Почему нужно спасать именно его? Не умирающего от СПИДа ни в чем не повинного пятилетнего мальчика в какой-нибудь Замбии, а сумасшедшего художника, десятки лет пролежавшего в коме? Ты не думал, что все это немного странно?

– Это ОЧЕНЬ странно. Потому я и хочу его спасти. Помнишь, ты сказала, что в этой истории есть какой-то важный смысл. Важный для НАС. Если мы спасем или хотя бы попытаемся спасти этого человека, что-то в нашей жизни изменится.

– Да, помню. Меня и сейчас не покидает такое чувство. Но если размышлять с позиции логики, все, что мы тут обсуждаем, – бред полный.

Вчера я так ничего и не рассказал тебе. Пришел домой усталый и разбитый, прилег вздремнуть, да так и проспал до самого утра. Я думал, мне приснится нечто особенное, нечто «в тему», но, увы, я видел самые обычные сны. Ничего мистического, никаких символов, никаких посланий. Просто сны уставшего, задерганного человека. Утром я рассказал тебе о своих вчерашних открытиях и о своих опасениях, что больше никогда не смогу узнать что-то новое про Херста, никогда не сумею настроиться на ту волну. А следовательно, не смогу ему помочь. Хотя чувствую, что помочь мы должны. Возможно, мне просто показалось, но оптимизм твой несколько поубавился. История набирала обороты. Она становилась не просто основой для возможного сценария. Она оживала и требовала от нас решительных действий, повлекущих, вполне может статься, и какие-то потери. Даже если забыть о том, что сама по себе идея спасать приснившегося во сне человека абсурдна, то спасать человека, пролежавшего в коме тридцать шесть лет, как минимум неподъемна для обычных офисных крыс вроде нас. Но мы обладали качествами, которых, возможно, недоставало тем профессорам. Мы могли заставить себя поверить во что угодно. Поэтому наша цель вовсе не казалась нам нереальной. Просто мы пока не знали, как к ней подступиться.

– Давай попробуем иногда включать логику. Ну хотя бы там, где это полезно. – За что я тебя люблю, так это за твою страсть все систематизировать, даже необъяснимое. – Херст однажды заснул и не проснулся. Возможно, он заблудился в этом своем Саду Сирен. Другими словами, его разум застрял в том самом едином поле и не может найти дорогу обратно. Ты каким-то образом оказался в том же пространстве и считал его историю… Единственное, что мне приходит на ум, – так это придумать способ попасть в это поле и вывести оттуда Херста.

– Иначе говоря, ты считаешь, что логика диктует нам отправиться за Херстом в Сад Сирен? – Я обладал достаточной самоиронией, чтобы засмеяться. Ты прекрасно понимала, над чем смеюсь я, и тоже улыбнулась. Но такова была логика момента. – Значит, мы собираемся в поход!

Мне почему-то показалось, что мы действительно готовимся к увлекательному путешествию. Даже захотелось спросить, какие вещи будем брать и когда пакуем чемоданы. Поход в Сад Сирен. Путешествие внутрь себя и обратно.

– Осталось только придумать способ. – В отличие от меня, ты теперь была абсолютно серьезна. У нас с тобой разный подход к трудностям. Я, как и полагается любому раздолбаю, в случаях, когда не знаю решения, предпочитаю отшучиваться, ты же хмуришь брови и с серьезным видом ищешь ответы на вопрос.

– Как попасть в Сад Сирен? Хм… Боюсь, не просто отгадать эту загадку. Тем более что нам вряд ли удастся посвятить поискам ответа ближайшие дни. Меня уволят, если я окончательно забью на работу…

Мы допили чай. Оделись. Я проводил тебя до машины, поцеловал на прощание и пешком побрел в офис. Было двадцать седьмое февраля високосного года. До конца жизни Вильяма Херста оставалось немногим больше двух недель. И нам нужно было торопиться.

На работе, видимо в отместку за вчерашний побег с совещания, на меня навалили кучу крупных проектов с нереальными сроками сдачи. Скрипя зубами я погрузился в совершенно неинтересные мне сейчас темы. И задачу о путешествии в Сад Сирен пришлось на время отложить.

Три следующих дня я приходил домой поздно и практически сразу ложился спать. С утра мы успевали обменяться парой слов, не более. Однако я понял, что ты ничего не забыла и по ночам ищешь подходящие материалы в Интернете. Пришла пятница, и мне показалось, будто я столь жестко себя измотал, что мне требуется перезагрузка. Признаюсь: лет пять-шесть назад я был заядлым тусовщиком. Все рассказы про мои выходные могли начинаться с фразы: «В ночь с четверга на понедельник…» Но годы берут свое. Ты чувствуешь, что постарел, когда впервые в жизни отказываешься от алкоголя или кокаина, мотивируя отказ нежеланием болеть назавтра. А мысль затусить на arter-party заставляет организм содрогнуться от ужаса. Возможности человека ведь не безграничны. Это странно, но самое яркое доказательство, позволяющее понять, как с возрастом замедляется процесс регенерации, дает городскому прогрессивному жителю именно ночная клубная жизнь. К своим тридцати годам я четко понимал, что ночь в клубе, особенно с употреблением большого количества алкоголя в комплекте с кое-какими запрещенными веществами, отнимает у меня пять дней жизни. Как минимум, отнимает у жизни весь последующий день, когда ты лежишь пластом на кровати, издавая жалобные поскуливания. Однако осознание сего факта останавливало далеко не всегда. Иногда душа хотела «раскрыться, а потом закрыться». Так, чтобы искры из глаз и чтоб праздник до небес!

И вот в пятницу после работы я отправился вовсе не домой. Как-то само собой получилось, что я зарулил в бар, где после трех «лонгайлендов», распитых с моим старым другом Тимой, сам собой нарисовался кокаин и появился план зажигать по полной. Конечно, меня мучили угрызения совести, мне очень хотелось видеть тебя рядом. Но я прекрасно понимал, что пьяный звонок в двенадцать ночи с призывом тусоваться вызовет у тебя лишь раздражение. Пьяный трезвому не товарищ. А потому я предпочел подвиснуть с Тимом и с ним же пуститься во все тяжкие. Маршрут ночи для нас был вполне традиционен. «Дягилев» давно сгорел, потому первое место, где можно было весело накачаться под ни на что не претендующую танцевальную музыку, был SOHO ROOMS. Так уж устроен мир: пьяному мужчине всегда приятно смотреть на красивых женщин. Даже если тебя дома ждет красавица-жена. Ты же должен на чем-то задержать взгляд! А глазеть на чудесные создания все-таки лучше, чем на хамоватых расфуфыренных павлинов мужского пола. В SOHO хватало и первых, и вторых. Поэтому приходилось фокусироваться на какой-нибудь красивой заднице.

Месяца три назад мы с Тимом изобрели способ проносить в клуб кокаин и юзать его там без всякого белевняка. Мы растирали «кокос» в порошок, насыпали в пустые капсулки лекарств от аллергии. И бросали таких капсулок по три-четыре в карман. В случае чего милиция не спешила вскрывать явно медицинские препараты, обнаруженные в карманах у двух прилично одетых молодых людей, страдающих аллергическим насморком. Да и применить их по «первичному» назначению было совсем не сложно. Достаточно зайти в туалет, раскрыть капсулку и отправить ее содержимое прямиком в нос. Быстро и комфортно. А главное, совершенно безопасно. Вот почему настроение у нас в клубе было более чем приподнятое. Я танцевал как сумасшедший. «Лонгайленды» сменились вереницей виски с колой. В какой-то момент мне показалось, что меня стошнит, что виски стоит у меня где-то высоко в горле. Я пошел в туалет, умылся и подумал, что пора бы домой, но вернулся. И спустя некоторое время, вынюхав здоровую капсулу «кокоса», снова весело танцевал, флиртуя с красивой большеглазой брюнеткой.

Потом Тим, я, эта брюнетка, которую звали Даша, и еще какая-то блондинка оказались в одном такси, которое везло нас на «Крышу мира». Что было там, помню урывками, вспоминается лишь, что купил бутылку Moet и, встряхнув ее хорошенько, поливал всех шампанским с криком: «Формула один!» Попал какой-то барышне в глаз, та расплакалась, а я успокаивал ее, пытаясь влить ей шампанского в рот, и приговаривал: ты чего, дурашка, это же формула один… Наконец, в совершенно сумеречном состоянии, добрался до дома. Открыл дверь своим ключом и тихонько проскользнул в спальню. Быстро разделся, улегся рядом с тобой.

– И где ты был? – Твой полусонный, немного раздраженный тон явно дал понять, что ты толком не спала и ждала меня.

– Ну… прости… Сорвался чуток… с Тимом… Затусили. Ты бы все равно не поехала с нами.

– Можно же было позвонить. А у тебя еще и телефон выключен.

– Батарейка села. Весь день трендел по работе… Вот и села… Давай спать. Завтра поговорим. Я тебя люблю.

– Я тоже… Ладно… Ты неисправим… – Ты демонстративно чуть отдвинулась, но я тут же подобрался ближе и приобнял тебя.

Когда я ехал домой, мне казалось, что я сразу же засну. Не тут-то было. Чертов кокаин, хоть и был разбавлен немалым количеством выпитого, заставлял мозг лихорадочно работать. Стимулируя ту самую деятельность, которую сейчас больше всего хотелось отключить. Кроме того, напала жесткая тахикардия. Я лежал и слушал, как бешено стучит в груди сердце, а мысли, словно обезумевшие шарики для пинг-понга, носились в моей голове. Любая, даже самая никчемная мыслишка, даже просто направление мысли мгновенно превращалось в безумную манию, которая, подобно развернувшейся пружине, устремлялась куда-то вперед, нанизывая на себя по ходу движения бесконечное количество образов. Если б я мог нарисовать метание моих мыслей в тот момент, то, скорее всего, я бы нарисовал схему броуновского движения. Это был абсолютный, неконтролируемый хаос. И я чувствовал, как погружаюсь в него. Как хаос заполняет все пространство у меня внутри. Я отчетливо видел, как мысли мои превратились в маленькие разноцветные шарики типа конфет «скитлз». Как они носятся во мне туда-сюда. Я чувствовал, что сделан из стекла. Действительно, я самый настоящий стеклянный сосуд, до отказа набитый блестящими разноцветными драже. Мне подумалось, что Сикарту и не предполагал, что я смогу столь круто изменить нарисованную им судьбу – превращусь в бутылку с конфетами. Мне сразу стало легко – от того, что я вообще смог что-то изменить. Хоть я и променял жизнь на этот странный бред, но все-таки это мой бред.

Однако Сикарту не согласился с этим. Он уже стоял передо мной в центре лилового светящегося коридора. И манил рукой. Одетый в вельветовый бежевый костюм, рубашку с запонками. Волосы на этот раз были аккуратно уложены. Вид вполне европейский. На ногах – черные лаковые туфли. Он напоминал скорее успешного бизнесмена из Джакарты, чем древнее Божество судьбы. Это заставило меня улыбнуться. Сикарту не понравилась моя улыбка. Видимо, он решил, что я не воспринимаю всерьез его приглашение, сам сделал несколько шагов навстречу и оказался совсем рядом. Протянул мне руку, а я зачем-то протянул ему руку в ответ. И едва мы сомкнули ладони в рукопожатии, я почувствовал, как меня затягивает этот лиловый коридор. Показалось, будто он обволакивает меня, вокруг возникла похожая на кисель субстанция. Очень холодная, моя кожа покрылась мурашками. Я заметил, что сердце, только что бившееся сто тридцать шесть ударов в минуту, вдруг успокоилось и застучало ровно-ровно, не более восьмидесяти шести. Я замер, застыл, превратился в ледяную скульптуру – в ожидании того, что должно сейчас произойти. Я был одновременно и очень напряжен, и очень спокоен. Плыл по лиловому коридору, а вокруг мерцал слабо светящийся туман, и больше ничего вокруг не было.

А потом разом стало очень ярко.

Так ярко, что я зажмурился.

А когда открыл глаза, то увидел, что нахожусь в удивительном месте. Вроде как на лужайке, сплошь поросшей нежно-голубыми и белыми цветочками. Столь красочной и нежной, что было страшно наступать на такое чудо под ногами. Позади меня шипело лиловым паром густое облако, а впереди открывался нереальный, прямо-таки фантастической красоты вид: передо мной раскинулась огромная долина, поросшая густым лесом. Вдали виднелась черная гора, а я стоял вроде как на холме и смотрел чуть сверху.

Аккуратно, стараясь не мять цветы под ногами, я двинулся вперед, чтобы рассмотреть все получше. Шел и шел, а потом не выдержал и побежал. Все быстрее и быстрее. С безумной скоростью я несся вперед. Я понимал, что уже подбегаю к склону холма и вот-вот предо мной откроется вся панорама. Но вдруг я с размаху ударился лицом о невидимую преграду. Удар был такой силы, что я рухнул на траву. Почувствовал, как из носа течет кровь. Тут же попытался привстать на корточки, но очень уж сильно кружилась голова. Я подполз к невидимой преграде. Утерев по лицу кровь, протянул руку и уперся в идеальной чистоты стекло. Провел по нему рукой. Посмотрел по сторонам. Если приглядеться под определенным ракурсом, то можно заметить, что долину отделяла от меня высоченная стеклянная стена. Я пошарил по земле и обнаружил в густой траве здоровенный металлический болт, ввинченный глубоко в землю. Видимо, то была одна из опор стены. Мне стало больно и обидно. Я повернулся на спину и посмотрел в небо. Судя по всему, рассветало, и небо постепенно наполнялось чуть розоватым светом.

И тут я почувствовал, что кто-то тянет меня за руку. Огляделся, но никого не увидел. И тут же почувствовал сильный толчок в бок. Кто-то невидимый тормошил меня за плечи. Я пытался ухватить его за руку. Тщетно. Человек-невидимка был неуловим. Я собрался с силами и приготовился схватить невидимую руку на противоходе, когда она еще раз попробует толкнуть меня… и… проснулся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.