Глава 4

Глава 4

Все утро следующего дня меня не отпускало беспокойство. Начинался какой-то другой этап в моей жизни — интуиция подсказывала мне, что все это не забава, а очень даже серьезно. Предстоящее рандеву с шаманом вызывало во мне сильное волнение. По роду занятий мне приходилось общаться с разными людьми, но с шаманом… Я совершенно не представлял, как к нему обращаться, что говорить. Как мне повезло, повторял я про себя, что у него есть внучка, что мне удалось выйти сначала на нее, и что она согласилась мне помочь! И что за внучка!

Я вышел из гостиницы, помня вчерашний разговор со следователем и его предупреждение не выходить до десяти, и внимательно огляделся по сторонам. Ни в холле, ни на улице вроде бы за мной никто не следил.

«Да плевать мне на его запреты! — подумал я. — В конце концов, все его угрозы, даже если они реальны, — сущие пустяки по сравнению с тем, что я пережил на Лысой горе. Главное, чтобы вместе с Айын незаметно уйти из города к старику, а там они меня уже не достанут».

Когда я добрался до квартиры Айын, она уже ожидала меня. Мы обменялись приветствиями, и при этом мне показалось, что не только я рад этой встрече. Она была одета по-походному — в джинсы, заправленные в маленькие замшевые сапожки, и спортивную матерчатую куртку, волосы были подобраны под спортивную кепку с козырьком. И в таком прикиде она выглядела тоже броско и эффектно. Она вручила мне большую брезентовую сумку, довольно увесистую, и мы вышли из подъезда. Спускаясь по лестнице, Айын сообщила мне, что деда она вчера, к счастью, успела застать в городе. Он отнесся к моей истории очень заинтересованно и сам изъявил желание встретиться со мной на следующий день. Известие это меня не сильно обрадовало, ибо свидетельствовало только о том, что я завяз в какой-то до сих пор не понятной мне самому трясине. «Если я теперь заодно с шаманами, — пронеслась в голове мысль, — то дела мои и впрямь неважнецкие».

Я вкратце поведал о вчерашнем инциденте со следователем. Айын отреагировала на это в том духе, что, конечно, его требования неправомерны, и с какой стати я должен его слушаться? Она похвалила меня за то, что, невзирая ни на какие распоряжения, я все равно пришел в назначенное время. Но при этом она добавила, что проблема не исчезла, и нам надо поторапливаться, чтобы поскорее выйти за пределы города и быть недосягаемыми для назойливых опекунов.

Не успели мы отойти от дома, как услышали позади знакомый ироничный баритон:

— Далеко ли собрались, молодые люди?

Мы обернулись на голос. Недалеко от нас возле дома был припаркован темно-серый «опель» с тонированными стеклами. Дверца у сиденья рядом с водителем была распахнута, и из нее торжествующе ухмылялась физиономия Шацкого.

У меня внутри все рухнуло. Я посмотрел на Айын. Она тоже, видимо, его узнала. Потом перевела взгляд на меня и быстро вполголоса проговорила:

— Не беспокойся, все будет хорошо!

Шацкий вылез из машины и направился к нам. Следом за ним вышли водитель и еще один субъект, оба высокого роста и весьма крепкого вида.

— Ну, почему за вами глаз да глаз все время нужен? Ну, почему надо вынуждать нас на крайние меры? — приговаривал Шацкий, приближаясь. Подойдя вплотную, он оглядел меня с головы до ног, потом внимательно посмотрел на Айын, потом снова на меня.

— Н-да, все-таки не хотите вы по-хорошему, Алексей Романович! Что за непонятное упрямство? Теперь придется проехаться с нами.

Я бестолково стоял с сумкой в руках, готовый от досады заскрипеть зубами. Ничего путного сказать в голову не приходило. Возмущаться, протестовать в данной ситуации было вряд ли уместно — сила была не на нашей стороне. У парней, которые стояли за спиной Шацкого, выражение лиц совсем не располагало к дискуссиям.

— А ведь мы с вами знакомы, — промолвил он, буравя взглядом Айын. — Какая, однако, неожиданная и приятная встреча!

Айын очаровательно улыбнулась ему, ничего не ответив. Казалось, она нисколько не удивлена этой встречей и даже обрадована. На ее лице не было ни малейшей растерянности, чего нельзя было сказать про меня.

— Ну что ж, пожалуйте в машину! — с еле уловимой издевкой сказал мне Шацкий. — И вас тоже, мадемуазель, попрошу! — добавил он, обращаясь уже к Айын.

Я беспомощно поглядел на Айын. Она еле заметным движением головы и глаз дала понять: «Поступай, как он говорит!»

Делать было нечего. Сопровождаемые следователем и его помощниками, мы подошли к машине.

— Дама сядет на переднее сиденье, — распорядился Шацкий, галантным жестом открывая двери перед Айын, — а вы — на заднее, в середину.

Айын с прежней улыбкой легко и изящно, как птичка, впорхнула в салон на сиденье рядом с водителем. Я уселся на заднее, взгромоздив на колени сумку. Рядом лежала знакомая кожаная папка. По бокам от меня сели, неприятно стиснув с двух сторон, Шацкий и один из его молодцев. Второй сел за руль и повернул ключ зажигания, двигатель завелся.

«Все, конец! Как глупо попались!» — отчаянно крутилась у меня в мозгах одна мысль.

— Одну минуту, Павел Борисович, — вдруг произнесла Айын своим певучим бархатным голосом, оборачиваясь к Шацкому.

— Да? — вскинул глаза тот.

Я тоже удивленно посмотрел на Айын. С того момента, как Шацкий окликнул нас, она не сказала ему ни единого слова. Теперь всем своим видом показывала, что хочет сообщить нечто важное. Ее большие темные глаза были широко раскрыты и пристально смотрели прямо в глаза следователю. Я перевел взгляд на Шацкого. Тот немного подался вперед и сидел, как-то странно застыв на месте, с окаменевшим лицом, он тоже смотрел на Айын, но взгляд его был невидящим и безучастным.

Айын, развернувшись с переднего сиденья, приблизилась к его уху и что-то быстро прошептала. Выражение лица Шацкого не изменилось, но он как-то вяло кивнул, глядя в пространство перед собой.

— Ну что, Павел Борисович, поехали? — обернулся к нам водитель.

— Подождите, — сказала Айын непререкаемым тоном, переведя взгляд на него и глядя в упор. — Вы хотите спать! Поспите час!

Я с изумлением увидел, что водитель тоже как-то на секунду окаменел, затем обмяк, закрыл глаза и подался головой вперед, ткнувшись в баранку лицом. Носом он угодил на сигнальную кнопку, отчего раздался гудок, но тотчас затих, потому что тело водителя съехало набок, привалилось к дверце и осталось в этом положении. Все это произошло за считанные секунды.

Второй парень, сидевший от меня сбоку, тоже не понимая, что происходит, привстал с сиденья, но тут же встретился взглядом с Айын. Мне снова показалось, что в полумраке салона ее глаза мерцают.

— И вы тоже хотите спать! Вы засыпаете! Вы проснетесь через час! — не отрывая взгляда от его лица, чеканя слова, медленно произнесла она.

Парень, как мешок с сеном, рухнул обратно на сиденье и остался сидеть, безвольно свесив голову и руки. Я повернул голову в его сторону. Он размеренно сопел, глаза его были закрыты.

Айын повернулась к Шацкому, который сидел, не шевелясь, как истукан, и смотрел прямо перед собой.

— Сейчас мы выйдем, — сказала она так же медленно, — а вы сядете обратно и будете крепко, крепко спать. Через час вы проснетесь и поедете к себе. Вы все про нас и про Виталия забудете. Никакой тетради нет! Вы поняли, Павел Борисович?

— Я понял. Никакой тетради нет, — приглушенно и как-то механически, как робот, повторил Шацкий с тем же оцепенелым выражением лица.

— Все! Выходите! — скомандовала Айын, поворачивая ключ зажигания. Мотор заглох.

Шацкий открыл дверь и стал вылезать из машины. Его движения были заторможенными, как у лунатика. Айын сделала мне головой знак: выходи!

— Айын, погоди! — сказал я, все еще не веря в чудо, которое случилось на моих глазах. — У него в папке кое-что должно быть, надо забрать! Это Виталий написал!

— Давай быстрей! — поторопила она.

Я непослушными от волнения пальцами расстегнул папку Шацкого. Перелистнул ее содержимое. Так и есть! Письмо и схема были здесь. Я торопливо сложил их и сунул в карман, схватил сумку и выбрался из салона. Айын была уже снаружи. Следователь продолжал неподвижно стоять возле машины. Проходя мимо, я поглядел на него. Его лицо ничего не выражало, глаза были остекленевшими. Я не удержался от соблазна и легонько потрепал его по гладко выбритой щеке.

— Прощайте, Павел Борисович! Ничего личного! — сказал я весело. Шацкий никак не отреагировал.

Айын подошла к нему и сказала:

— Садитесь обратно!

Шацкий все так же замедленно сел в салон и захлопнул дверцу. Сквозь стекло я видел, что он остался сидеть в прежней застывшей позе.

— Пошли скорей! — сказала Айын, взяв меня за руку и сдвигая с места. Я до сих пор был под впечатлением от увиденного.

Мы быстро зашагали прочь от машины.

— Да, здорово ты с ними! — воскликнул я с восхищением. — Это что, гипноз был? Тебя где-то учили этому?

— Что-то вроде, — уклончиво ответила Айын. — Конечно, этому надо долго учиться. Но надо еще и от природы иметь нечто.

— И часто ты так… делаешь? — Я даже немного опасливо покосился на эту молодую красивую женщину.

— Только в крайних случаях. Он же сказал, что вынужден применять крайние меры. Вот и мне пришлось пойти на такие же. А вообще им полезно поспать лишний часок. Работа ведь у них напряженная, — с этими словами она рассмеялась.

Я тоже засмеялся. Нервное напряжение стало быстро спадать. На душе у меня становилось светлее. Погода была солнечная и жаркая. Я думал, шагая рядом с Айын, о том, как все-таки здорово, что обстоятельства привели меня к ней. Она шла быстро, совсем не по-женски, но с какой-то упругой кошачьей грацией, — это вызывало ассоциацию с мифом о древних амазонках-охотницах.

Я не удержался от распиравшего меня любопытства и спросил о том, о чем не решился спросить вчера.

— Слушай, Айын, а я ведь вроде где-то читал, что у шаманов ни семьи, ни детей не бывает! Как так получилось, что ты… — Я осекся, осознав всю глупость и бестактность своего вопроса.

Ее это нисколько не смутило.

— Да, это так, — быстро ответила она. — Обычно человек выбирает эту стезю в юном возрасте и остается один до самого конца. А вернее сказать, эта стезя сама выбирает его. С семейной жизнью это практически несовместимо. Но у моего деда вышло не так, как у других. Он стал шаманом уже после рождения своего сына и даже после того, как появилась я.

— И где же сейчас твои родители? — Я чувствовал, что во мне растет интерес ко всему, что касается этой женщины.

— Они умерли, когда мне было два года. Эпидемия гриппа, она унесла больше половины селения, и их в том числе. Бабушка пережила их ненадолго. Я осталась одна у деда на руках. — Она проговорила это ровным, спокойным голосом.

Минуту я молчал, потрясенный услышанным. «Кретин, зачем полез со своими расспросами!» — проклинал я себя.

— Айын, ради Бога, прости, — выдавил я. — Я не знал! Это было очень глупо с моей стороны. Мне не надо было спрашивать.

— Ничего, — ответила она. — Так распорядилась жизнь, и ничего тут не поделаешь.

Мы некоторое время шли молча, потом она продолжила:

— Дед меня и вырастил. Он и сейчас для меня самый близкий человек. Когда все это случилось, ему было уже под сорок. У нас женятся и заводят детей рано, потому что продолжительность жизни в среднем низкая. Сам понимаешь — тяжелые условия жизни, многие страдают наследственным алкоголизмом, — отсюда ослабленный иммунитет и прочее. А о медицинском обслуживании в этой глуши, вдали от цивилизации, и говорить нечего. Никаких прививок, конечно, не делали. Вот грипп тогда и выкосил многих коренных жителей, мама и отец оказались среди них. Я их даже не помню. Представляешь, какой трагедией для деда было потерять за короткое время жену, единственного сына и невестку. При этом он сам не заболел — один из всего взрослого населения. Меня эпидемия тоже не затронула, хотя у детей организм еще уязвимее. Дед был один из немногих в селе, кто знал грамоту, он ведь был учителем. В шаманы он сам никогда бы не пошел. Но когда лишился практически всей семьи, от горя чуть не обезумел. Наверное, его удержало то, что надо было заботиться обо мне.

Потом к нему пришел местный шаман и сказал, что духи указали на него в качестве преемника. То, что болезнь его не взяла, было знаком в отношении него, и для меня тоже. У шаманов принято самому выбирать себе преемника, чтобы до собственной смерти обязательно передать знания. Знание же нельзя передавать кому попало; можно только тому, кто обладает особым даром. Тот шаман сказал, что у деда есть дар, но он его не использует. За это духи отняли у него сына, у которого дара не было. И если дед откажется, то духи отнимут его собственную жизнь. Вот так дед стал учеником того шамана, несмотря на свой возраст.

Обычно учиться этому начинают, когда еще нет двадцати. Кроме того, наставник деда говорил, что у меня тоже есть дар, и что дед должен будет в свою очередь передать мне свое знание, чтобы я могла воспользоваться своими способностями. Поэтому дед начал обучать меня с восьми лет. К тому времени он уже стал известным в округе знахарем, и к нему все местные ходили. Многих он вылечил, многим принес удачу. Он вообще мог делать невероятные вещи: вызывать дождь, разгонять тучи, возвращать убежавших оленей. Однажды зимой в тундре на него напала стая волков, а у него ни ружья, ни ножа даже не было. Обычный человек вряд ли уцелел бы на его месте. А дед их просто остановил, так, что ни один не смог на него прыгнуть, сам ушел живой и невредимый. Я могла бы долго рассказывать. О нем можно написать целую книгу. Думаю, и тебе он поможет.

Я с жадностью внимал ее рассказу, потом долго молчал, осмысливая все услышанное. Это было похоже на сюжет какой-то мистической повести. Как-то не вязалось все это с обликом идущей рядом со мной сногсшибательно красивой женщины в самом расцвете лет. Но с какой стати ей было сочинять все это? К тому же с первого момента нашей встречи я проникся к ней безусловным доверием. Да и моя собственная история вряд ли показалась бы правдоподобной мне самому, услышь я ее из чужих уст.

— А может твой дед сказать, где нефть находится? — полушутя-полусерьезно осведомился я, так как еще не успел забыть, зачем сюда ехал.

— Наверное, может, — сказала Айын, и было видно, что она не шутит. — Но в этом он вряд ли станет тебе помогать. В природу нельзя вмешиваться безнаказанно, нельзя все время брать от нее, что хочешь и сколько хочешь. Я вполне разделяю его мнение. Человек и так уже натворил много чего плохого на земле. Особенно преуспели в этом люди, от самой природы весьма далекие. Так что ты лучше его об этом и не спрашивай.

Я заметил, что, конечно, это все правильно, — экологическая обстановка у нас в стране, и на Севере в частности, оставляет желать лучшего; все меньше остается на планете заповедных уголков, не испорченных цивилизацией, таких, как этот. Но, с другой стороны, так живет весь мир, и прогресс невозможен без такой штуки, как нефть.

Айын ответила, что развитие цивилизации со всеми ее благами можно считать развитием только тогда, когда оно происходит в гармонии с окружающей средой. Наша цивилизация давно уже движется в неправильном направлении. Люди утратили связь с природой и ведут себя по отношению к ней подобно грабителям или вражеским оккупантам, забыв, что являются ее частью. А часть, действуя во вред целому, наносит ущерб прежде всего себе самой.

— Современному обществу нужно, во-первых, умерить потребительские аппетиты, а во-вторых, научиться сотрудничать с природой, — лился ее чудный голос в такт шагам. — Хорошая модель таких отношений — как раз то, как испокон веков живут шаманы. К сожалению, люди в основной своей массе так устроены, что не склонны следовать ничему из того, что не несет непосредственной выгоды.

— И что же, по-твоему, для этого надо делать? — спросил я. Мне прекрасно были известны все эти постулаты экологии, равно как и то, что воплощение их в жизнь в масштабах всего мира является абсолютной утопией.

— Если бы я знала! — просто ответила она. — И вряд ли кто знает точно. Но всякий мыслящий человек не может не понимать одно: если так будет и дальше, то наша прекрасная цивилизация обречена на гибель. По крайней мере, для начала нужно каждому осознать, что он появился в этом мире не только для того, чтобы брать и пользоваться. Иначе получается, что мы отличаемся от животных только тем, что они не губят природу. А еще надо научиться чувствовать все живое, то есть весь мир. Ведь на самом деле ничего совершенно мертвого нет. Все в определенном смысле живое.

От Виталия я тоже не раз слышал подобные мысли. Эти темы были слишком глобальны, чтобы обсуждать их, шагая по пыльной дороге. Разумеется, я понимал ее правоту, и продолжать дискуссию не хотелось.

Потом мы как-то незаметно сменили тему и стали беседовать о других вещах, не имеющих отношения к причине нашей встречи и цели нашего пути. Я тоже рассказал кое-что о себе, о своей профессии, о родителях и о жизни в областном центре. Неожиданно выяснилось, что она тоже училась в Архангельске, но не в педагогическом, как я предполагал, а в лесотехническом институте. Полученная инженерная специальность не дала ей возможности найти работу в городе, — было как раз то «судьбоносное» время, когда большинство предприятий остановилось, и повсюду царила безработица. Поэтому ей пришлось возвращаться домой и устраиваться работать в местную школу, хотя об этом Айын нисколько не жалеет. Потом мы обменялись разными веселыми историями, которыми изобилует студенческая жизнь; говорили о музыке, кино, книгах. Общаться с этой женщиной было легко и приятно — мы понимали друг друга с полуслова. Хотя мы познакомились только вчера, меня не покидало чувство, что знаем друг друга тысячу лет. Она являлась просто воплощением обаяния. Я никак не мог понять, как такая женщина до сих пор не замужем. Вероятно, причиной тому была та сторона ее жизни, которая была связана с шаманизмом. Но спрашивать об этом казалось мне совсем уж нахальным — она и так уже поделилась со мной достаточно сокровенными эпизодами своей биографии.

Через полчаса мы вышли за пределы города, и еще минут двадцать ходьбы по проселочной дороге понадобилось нам, чтобы выйти на открытую местность, похожую на пустырь. Кое-где ютились одинокие небольшие домики с земельными участками. Потом дорога свернула к лесу, и мы оказались на совершенно безлюдном месте. Далее наш путь лежал по деревянному мостику через маленькую речушку, весело журчащую по камням. Перед невысокой стеной елей и осин находилась опушка, на которой стояло жилище, огороженное самодельным забором из жердей и вколоченных в землю брусьев. Дом напоминал не избу, а, скорее, хижину в виде то ли юрты, то ли шатра, обтянутого со всех сторон какими-то неизвестными мне, вероятно, оленьими, шкурами. Я безуспешно старался вспомнить, как правильно называется такое жилище — чум, яранга? Из крыши торчала железная труба, из которой поднималась струя голубоватого дыма. Во дворе виднелись какие-то сооружения из камней, дощатые строения. Рядом с домом чернели вскопанные грядки, на которых росли картошка и еще какие-то растения. За плетнем стояла большая пушистая лайка черно-белого окраса. Увидев нас, она стала громко гавкать, оповещая хозяина о прибывших гостях.

— Вот мы и пришли! — сказала Айын.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.