1. Учение об инспирации, определения и разъяснения

1. Учение об инспирации, определения и разъяснения

{131} Святость Библии, которая отличает ее по сути от остальных книг, обращающихся к религиозным предметам, основывается в действии Духа Божия, т. е., согласно христианскому тринитарному истолкованию Нового Завета, – на действии Св. Духа. Поэтому боговдохновенность Библии затрагивает и авторов библейских книг. Вовлеченные в действие Святого Духа, они сами как агиографы (священнописатели) вдохновляемы Богом. И наконец, нельзя пренебречь тем обстоятельством, что Библия как Боговдохновенное Священное Писание неразрывно подчинено общине верующих, общине, члены которой принимают обязывающие и просвещающие указания Бога как «основоположение своего жизненного служения и своего свидетельства» в качестве Евангелия Иисуса Христа. Церковь Иисуса Христа и есть «жизненное пространство Священного Писания»[323]. Отсюда вытекает ряд следствий, которые нужно по порядку развить и обосновать.

Если уже беглый взгляд на понимание Писания позволяет выделить исключительно христианское понимание откровения не только на фоне религиозных представлений вообще, но и по отношению к другим монотеистическим мировым религиям, таким как Ислам и Иудаизм[324], то это не в меньшей мере относится и к понятию «Божественного вдохновения (инспирации)». Также и в том, что касается агиографов, составивших книги Св. Писания, христианское понимания дарованного им вдохновения отчетливо отличается как от широко распространенного профанного употребления этого понятия, так и от его употребления в других религиях. «Представление о том, что люди под влиянием особого Божественного вдохновения или внушения (inspiratio) говорят те или иные слова или сочиняют целые книги, широко распространено. Мы сталкиваемся с ним в классической и эллинистической Греции, а равно и в Риме на переломе эпох, но также и в индуизме и исламе»[325].

Для ислама инспирация есть «некий специальный способ Божественного откровения, благодаря которому люди с чистым сердцем могут получить как бы вливающиеся в них знания»[326]. Человеку лично ниспосылается именно Божественная мудрость. Поэтому таковым знаниям, полученным благодаря инспирации, а {132} не человеческому размышлению не приписывается ни всеобщая значимость, ни всеобщая обязательность, хотя получатели откровения объявляются святыми. – От такого откровения следует отличать собственно Божественное откровение, данное пророку или посланцу Божию. Оно нацелено на возвещение общеобязательных жизненных предписаний. – Наряду с Кораном, которому отводится абсолютное[327] и исключительное место, – поскольку он представляет собой «дословное откровение Бога»[328], а мусульманская община верующих по сравнению с ним не имеет никакого самостоятельного значения: Корану мусульмане должны поучаться вновь и вновь за чтением и пятничной молитвой, – ислам признает «священные писания», среди которых Библия занимает выдающееся место. «Нередко ее […] пускают в ход и цитируют в качестве источника богословского знания[329], но Библия не является “непогрешимой”, и поэтому ее положения обязательны лишь в той мере, в какой они согласуются с высказываниями Корана»[330].

Что касается иудаизма, то раввины, но не сама еврейская Библия, говорят о «Св. Писаниях». Они обосновывают свое суждение тем, что писания «относятся к пути Бога, проходимому вместе с Израилем» – «от Авраама к Моисею, от Моисея к Иеремии, от Иеремии до автора книги Иова»[331]. Эти книги суть труды «духа», и их внутреннее единство узнается по установленным, благодаря дословным повторениям, связям … между библейскими книгами трех частей канона»[332] – Торой, премудростью и учением, Nebbiim, пророками и Ketubim, писаниями. В этом единстве Св. Писания благочестивый читатель переживает личное «возвышение» в своем отношении к Богу. Таким образом, «священные писания» неразрывно вплетены в процесс их передачи и бытования в традиции. Устная традиция, подобно тому как она предшествовала «св. писаниям», сразу же следует за ними в качестве другого авторитетного источника – «неписаного учения»[333]. Оно ведет от слушания к действию. – Что, однако, надлежит сказать о свидетелях, чьим трудам эти писания обязаны своим существованием? В связи с ответом на этот вопрос особенно интересно бросить взгляд на религиозный горизонт эллинизма, из которого происходит слово theopneustos – «боговдохновенный» (ср. также epipneuma, enpneusis), «посредством которого, как и с помощью множества других похожих выражений, обозначается провидец, {133} прорицатель, человек в экстазе, оракул, поскольку он находится под воздействием (божественной) “пневмы”. Состояние, которое вызвано действием этой пневмы, называли “божественным вдохновением” (theia mania), “исступлением” (ekstasis), “священной одержимостью” (enthousiasmos). Платон объясняет это состояние как одержимость (katechein) человека божественным духом, посредством которого человеческий ум (nous) вытесняется или изгоняется (existatai). И такой же точки зрения придерживается Филон»[334]. Тем не менее, такое «вдохновение» случается не просто благодаря божественной инициативе. Человек может сам себя ввести в подобное состояние при помощи таких средств, как напитки, воскурения или музыка.

Для иудейского понимания все подобные средства совершенно исключаются. В самом деле, если уже твердо установлено, что человек в решающие моменты своей жизни может быть затронут, и причем отнюдь не неожиданно, выходящей ему навстречу силой личного Бога, то, тем самым, Дух Божий, говорящий в пророках, выявляется прежде всего как властно действующий, Он есть «Дух пророчества». «И поскольку все библейские авторы рассматривались как пророки […], вдохновлявший их Дух (Пс 50, 13; 63, 10) – считается истинным автором, к которому следует возводить “священные писания” и их отдельные части (IV Esr 14, 39–45; II Hen 22, 10; […] Koh 1,1). Представление о небесных книгах, скрижалях и письменах также указывает на Бога или Духа-вдохновителя как подлинного инициатора и автора [священных книг]. (I Hen 93, 2; 104, 12; 106; 19; Jubil 1, 29; 3, 10.31; 4, 5.32)»[335]. Боговдохновенность агиографов не исключает того обстоятельства, что при составлении писаний они выносили на свет и свои собственные мнения. Но, как сказано в раввинском учении о Божественном вдохновении, решающим оказывается в конечном итоге то обстоятельство, что библейские писания имеют своим источником Самого Бога. Филон Александрийский (ок. 13 до р. Х. – 44/45 по р. Х), писавший: «Пророк говорит вообще не от себя самого, он – только толкователь. Некто Другой дает ему все то, что он только исполняет. Дух Божий приходит и поселяется с ним […], Он же производит и звуки [голоса] для ясного уведомления о том, что Он открывает»[336], может рассматриваться как заметный представитель некоей частной точки зрения, защищающей «абсолютную инспирацию». Но как бы то ни было, несомненно, что в Палестине никогда не заходили так далеко, как это случилось в эллинизированной диаспоре [с Филоном], «который считал, что авторы библейских книг в состоянии внутренней одержимости, становились всего лишь толкователями (толмачами) Божиими, т. е. их собственный человеческий рассудок был при этом совершенно исключен (De specialibus legibus I § 65; […]), но и палестинское еврейство не сомневалось в том, что в «священных книгах» (1 Мак 12, 9) {134} или «Св. Писании» (2 Мак 8, 23) берет слово Сам Святой Дух»[337]. Поэтому не удивительно, что продолжением теории об абсолютном Божественном вдохновении, представителем которой был Филон, стал тезис о вербальной инспирации, охватывающей всю литературную композицию текста целиком. Даже Маймонид (рабби Моисей бен Маймон 1135–1204), самый значительный еврейский мыслитель Средневековья, в своем Восьмом положении о вере принимает теорию вербальной инспирации[338].

Тот необычайный вес, который придавали Св. Писаниям, усиленный [представлением об] одержимости агиографов Духом Божиим, указывает на особый тип истории Израиля. Убежденность Израиля в том, что Бог Яхве избрал его среди всех народов Себе в «собственность», основывается на опыте отношений с этим Богом, пережитом Израилем: ведь культовое почитание Яхве должно было вытеснить все другие культы без каких-либо ограничений (ср. Исх 20, 1–6). Такое Само-возвещение Бога-Яхве обнаруживается в исповедании избранного народа существенно различным образом. Однако, это не значит, что общая вера Израиля в Яхве, не должна быть прочно закреплена, а может, напротив, выражаться в слове произвольно. Повсюду – и особенно там, где писания Ветхого Завета говорят о самовозвещении Бога и описывают Его великие дела – этот Бог Сам берет инициативу в Свои руки, и Его Дух принимается за работу. Несмотря на то, что Библия включает в себя чрезвычайно различные писания, несущие отпечаток индивидуальности их создателей, ведомых к тому же вполне определенными и отчетливо различающимися интенциями, ее единство основывается в Самом Боге Яхве. Здесь засвидетельствованы властные деяния Владыки мира, совершающиеся на фоне миротворения и человеческой истории, несущей на себе отпечаток грехопадения и восстания против Бога, но в равной мере здесь засвидетельствовано и Божье участие в судьбе избранного народа (в избавлении от пленения и рабства, в заключении Завета и даровании Закона [Торы]), связанное с надеждами на пришествие Мессии и восстановлении царства последних времен. В ходе своей переменчивой истории, в которой запечатлелась и верность Завету, и отпадение от веры, и новое покаяние, народ Израиля – и в особенности через своих пророков и их послания – поучался тому, что Божья воля и Божье слово, как обетование и указание пути, изложены в священных писаниях. Поэтому Израиль принимает на себя обязанность каждый день заново направлять и разъяснять свою жизнь в соответствии с «законом и пророками и другими перешедшими от отцов писаниями». {135}

Христианское понимание Библии и Божественного вдохновения может включить в себя [такой взгляд на писание] постольку, поскольку для христиан инспирация тоже означает деяние Божие. Конкретно это означает: Сам Бог оказывает особое влияние «на возникновение Св. Писания через его человеческих авторов. Исходя из этого следует понимать, что тот, кто собственно говорит в писании, это – Бог, а само писание называть словом Божиим. Чтобы обозначить тот способ, каковым Бог является первоисточником Писания, говорят об активной инспирации, а способ участвовать в деле возникновения писания, каковой выпадает на долю человеческих авторов, называют пассивной инспирацией»[339].

Уже у Павла мы находим подобное словоупотребление. Согласно 2 Тим. 3, 16 «все Писание боговдохновенно», т. е. книги Ветхого Завета возникли под Божественным влиянием. И хотя здесь не дается никаких более подробных разъяснений, это место показывает, что для Нового Завета обращение к Священным Писаниям Ветхого Завета остается решающим. Но, вместе с тем, нельзя не заметить новой ориентации в понимании Божественного вдохновения (инспирации). Поскольку самооткровение Бога приходит к своему завершению в Иисусе Христе, само понимание инспирации должно быть Им наполнено. Поэтому верно следующее: Значение Священного Писания для христианства, следует «постигать исходя из Нового Завета»[340]. Иисус Христос – Слово Божие, и это Божественное самооткровение закреплено письменно. Таким образом, Новый Завет предполагает особый опыт близости Бога, наполненный Иисусом Христом – распятым и воскресшим; опыт, который подтверждается и воспроизводится в кругу верных и, тем самым, одновременно формирует веру [в подлинность такого опыта Бога] как веру определенной общины. Но поскольку только Дух Божий наставляет нас на всякую истину (ср. Ин 16, 23), писания Ветхого Завета остаются в сокровищнице Христианства. Во 2 Послании Петра явно говорится, что ни одно из (ветхозаветных) пророчеств «никогда не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» (2 Пет 1, 21). Как мы уже отмечали[341], Ветхий Завет выявляет могучее воздействие Духа Божия на выдающихся свидетелей веры и сам служит свидетельством того, что в пророках говорит Дух Божий (т. е. служит свидетельством «словесной инспирации»). К тому же, одержимость Духом засвидетельствована как признак Мессии. Поэтому в том, что сотворил Иисус Христос, в его словах и делах, чудесах и знамениях уловима сила Духа Божия, здесь мессианское притязание исполняется «в Духе». Засвидетельствованный уже в Ветхом Завете и исполненный в Иисусе Христе Божественный план спасения в Новом Завете возвещается и разъясняется. Тем самым, Новый Завет усваивает ветхозаветную убежденность в боговдохновенности Св. Писания («инспирированность {136} Писания») и одновременно обращает внимание на действие Св. Духа, Каковой через инспирацию агиографов удостоверяет нерасторжимую связь между историей Израиля и явлением Иисуса Христа[342].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.