2. Элементы традиции

2. Элементы традиции

Показательно, что христианской традиции с самого начала принадлежит Св. Писание. Здесь ближайшим образом имеется в виду Ветхий Завет, который в качестве еврейской Библии или, в греческом переводе, Септуагинты стал само собой разумеющейся частью христианских богослужебных чтений. Даже когда иудейский канон еще не был окончательно зафиксирован в своих границах, «его книги были уже в достаточной степени определены, так что их обозначали в совокупности как “Писание” (he graphe) или “Писания” (hai graphai), а цитаты из них могли вводиться при помощи формулы “написано” (gegraphtai). Подобно всякому благочестивому иудею Иисус принимал еврейскую Библию как слово Божие и часто в своем учении и своих возражениях оппонентам с ней сообразовывался. В этом Ему следовали первые христианские проповедники, ссылавшиеся на еврейскую Библию, дабы обосновать правоту христианской веры»[673]. В зависимости от каноничности книг иудейской Библии формировалось также и фиксация новозаветных писаний, признанных в качестве канонических. При этом в богословской оценке двухчастного Св. Писания выступающее наряду с ним regula fidei (правило веры) получает отныне определяющее значение в той мере, в какой на его основании может быть удостоверено богословское своеобразие христианской Библии.

Поэтому продумывание христианской традиции должно, тем самым, постоянно включать в себя библейское богословие. И если оно должно постоянно уделять особое внимание Ветхому Завету, ведь «христианская Библия как единое Писание в двух канонических частях (ВЗ и НЗ) отражает встречу Церкви и синагоги»[674], тем не менее точно так же неоспоримо, что «библейское богословие Писания может быть развито только исходя из Нового Завета»[675]. Здесь выходит на свет та авторитетная инстанция, которая лежит в основании традиции. Это – Сам Бог, каковой как auctor Писания есть в то же время и Податель осеняющего Писание вдохновения. Богословская рефлексия, которая с самого начала христианской эры сосредоточивается на познании Писания и его истолковании, {238} не может по этой причине более проходить мимо канона Св. Писания. «Для богословия, т. е. рефлективного опосредования заключенного в каноне слова Божия, обращение к Библии в каждом случае только тогда (и именно тогда) становится легитимным, когда канонический текст одновременно раскрывается с учетом имеющихся внутрикафолических структур»[676]. Становление единого Св. Писания из двух Заветов – неотъемлемая часть традиции христианской веры. Принципиальные подходы к Св. Писанию имеют своим основанием традицию[677].

Тем самым, в поле зрения оказываются два других элемента традиции. Как свидетельство, пребывающее в живом настоящем Церкви, traditio christiana не может быть чем-то иным по сравнению с traditio ecclesiae. Поэтому следует учесть (как второй элемент) тот авторитет, который обеспечивает традиции ее христианский характер, и к тому же (в качестве третьего элемента) тот авторитет, который служит носителем христианской традиции. Писание само себя не истолковывает; в нем tradere длится как основополагающая данность Божественного спасительного деяния. Божественная экономия спасения становится очевидной, как свидетельствует Новый Завет, в силу деяния Отца, «Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас» (Рим 8, 32), она имеет своим центром Сына, «предавшего Себя» за нас (Гал 2, 20; Еф 5, 2. 25) и даровавшего нам – во исполнения своих трудов – Духа Святого, послав Его Церкви (ср. Ин 19, 30). «Домостроительство Божие начинается, тем самым, вместе с традицией; оно продолжается в человеке и посредством человека, которого Бог для этого избирает и посылает в мир. Послание Христа и ниспослание Духа основывают Церковь и вызывают ее к бытию, дабы самим в ней продолжиться: “как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас” (Ин 20, 21; 17, 18)»[678].

Бог ищет новой встречи с человеком, который разорвал свою связь с Богом (в «нет» греха); и поиск исполняется в traditio – через раскрытие непостижимой любви Божией. Поэтому, обращаясь к Св. Писанию, которое было создано священнописателями, побуждаемыми Духом, можно надеяться постичь, что «Бог хотел нам сообщить»[679], только благодаря действенной силе Духа Божия.

Для фиксации канона Св. Писания критерий богодухновенности как условия включения (в канон) или, наоборот, исключения того или иного текста из канона является совершенно необходимым. {239} Эта богодухновенность и обеспечивает авторитетность писания внутри Церкви, которая, как институт, обязана своим существованием воле своего Основателя Иисуса Христа.

Священству препоручено в successio apostolica непреложное сохранение и возвещение Евангелия. Поэтому в осознании своих задач оно не может избежать заключенного в традиции напряжения, а именно: в той мере, в какой традиция постоянно связывает воедино задачу сохранения наследия веры и необходимость его сообразного времени возвещения. Даже когда Церковь больше не представляет собой общины, существование которой в конечном итоге зависит от индивидуальных свидетельств веры, следует все же иметь в виду третий элемент – авторитет народа Божия, каковой – соединенный крещением водою и Духом – служит «носителем» традиции. Церковь, как место действия Духа, представляет собой общину, в которой всякий раз заново принимается свидетельство о Христе в качестве живого опыта, действенного в настоящем, а Писание воспринимают с живою верой – как действительное «слово Божие». При этом причастность вере, передаваемой от поколения к поколению и засвидетельствованной в ее обязывающих чертах в общине верующих, обеспечивает связь с историческим основанием, что защищает от своеволия, стремящегося ради собственных спекуляций лишить слово Божие (как слово всегда «открытое») его силы, направленной в будущее.

Церковь и предание нераздельны – и эта связь позволяет обсудить следующие два элемента традиции: исповедание веры, которое ближайшим образом понимается как regula fidei, а впоследствии фиксируется в качестве символа веры, и могущественное присутствие Духа Божия в Церкви, «вплоть до конца дней». При этом внутренняя взаимосвязь этих элементов становится ясна непосредственно. А именно, если Credo, как развитие Писания, представляет собой обеспечение обязательной нормы апостольской Церкви (как остающийся постоянно значимым фундамент и Церкви будущей) и если оно по этой причине предполагает, чтобы быть тем, что оно есть, постоянную поддержку Духа Божия, то всегда действительное исповедание этого Credo не в меньшей степени свидетельствует о постоянном присутствии Духа в осуществлении церковных таинств. Поэтому нет ничего удивительного в таком историческом наблюдении: «на протяжении всего Средневековья считалось, что Писание следовало толковать, сообразуясь c fides, т. е. вдоль путеводной нити исповедания веры»[680]. И точно так же не удивительно, что мы сталкиваемся с постоянными свидетельствами действия Духа в Церкви, которое ощущается уже в Писании, в особенности в Евангелии от Иоанна, и которое уже в первые века христианства учитывалось в оценках вселенских соборов. Отцы соборов явно подчиняли свои решения {240} авторитету передаваемых Св. Писанием Божественных истин – ничто не могло быть установлено в обход Св. Писания, – но они знали также, что ради сохранения этих Божественных истин необходимо выйти за рамки простого пересказа текста Писания. При этом они принимали в расчет как писанные, так и неписаные традиции, чтобы придать выражению Божественной истины необходимую и обязывающую форму.

Последующая богословская рефлексия, которая простирается, охватывая раннюю схоластику, вплоть до начала Тридентского Собора, продолжала последовательно развивать эти темы, так что при этом она весьма дифференцированно раскрывает положение о действии Духа Божия в Церкви. Под «водительством» этого Духа Божия Церковь все глубже проникала в Божественную истину, посредством этого Духа были обоснованы догматы как истинные положения веры.

Поскольку, тем самым, история догматики подчинена экклезиологии и пневматологии, ей удалось избежать сужения перспективы в форме «консерватизма». Именно для того чтобы суметь сохранить исполненное в Иисусе Христе Откровение Божие как откровение Бога о Самом Себе, необходимо раскрытие Откровения всякий раз на том уровне понимания, которое в тот или иной момент фактически достигнуто. Божественная Pneuma блюдет в Церкви заботу о том, «чтобы единожды совершившееся Откровение постоянно удерживалось, при этом, чтобы быть тем же самым в меняющихся обстоятельствах, оно должно всякий раз быть высказано иначе»[681]. Божественная Pneuma связывает Церковь с ее собственной историей, открывая себя в качестве ее (истории) побудительного мотива и взыскательно требуя, вместе с тем, постоянной актуализации этой истории (в смысле действительного хранимого в вере фундамента). Слишком узкое понимание апостольского предания фактически сводит на нет эту имеющую основание в Духе динамику.

Уже на основании библейского текста аутентичные традиции (обычаи) Церкви могут быть поняты как истолкование опыта спасительного присутствия Божия в повседневном церковном обиходе и в христианской жизни[682]. Поэтому истину и traditiones нельзя отрывать друг от друга. Но и относительно догматов верно следующее (и об этом нельзя забывать): они {241} оформились в традицию веры и ее исповедание на основании Писания и во взаимосвязи Писания и Предания прошли путь своего развития, отлившись в форму жизни верных в Церкви. – Тем самым, традиция, помимо всего прочего, избегает голой «наставительности», т. е. такого понимания, которое представляется чуждым Писанию (в смысле живого возвещения Евангелия)[683].

Традиция, как событие, совершающееся в пространстве между вручением дара и его принятием, учреждает партнеров; но к тому же она представляет собой описание некоего отношения между передаваемым по традиции «предметом» и (заодно) передаваемым по традиции содержанием. Поэтому необходимо проводить различие между активной и пассивной традицией. И поскольку в поле зрения оказываются и передающий, и передаваемое, необходимо обратить внимание на начало или на того, кто основывает традицию. В этом отношении рядом с Божественной traditio выступают апостольская и церковная traditiones. – Содержание, передаваемое в этих традициях, весьма многообразно. Оно может относиться к тому, что затрагивает вопросы веры или нравственности; оно может охватывать церковный культ и жизнь верующего и, тем самым, включать в себя так называемые церковные заповеди.

Мы должны твердо запомнить: именно в рамках традиции верующие защищены от опасности отпасть от «истинного Евангелия», заложенного в фундамент traditio apostolica, т. е. от жизни истинной. Связанные с действием Духа в Церкви традиции могут сохранять свою связь с Церковью до самого конца. Но они могут также возникнуть в какое-то определенное время и в какое-то определенное время себя изжить. Тем самым, традиции подчеркивают свою служебную функцию по отношению к Традиции, в центре которой пребывает спасительное деяние Божие в силе Духа Святого. Так что, в конце концов, традиция сама есть часть Евангелия, той всеобъемлющей Благой Вести, которая вручена Церкви, дабы та возвестила ее всему миру. Церковь, ведомая Духом, осознала, что «заключает в себе факт Иисуса Христа, факт Его пришествия во плоти, Его смерти и воскресения, вознесения одесную Отца, Его присутствия в жизни верных через Духа Святого, крещение в Него, Его Евхаристия»[684]. И эта вера, которая всегда понуждала и понуждает к развитию, и есть живая традиция.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.