В еврейском трактире
В еврейском трактире
Итак, несмотря на взлеты и падения, несмотря на угрозу энергичного противодействия со стороны как религиозных, так и коммерческих соперников, автономная говорящая на идише цивилизация выкристаллизовалась внутри христианского славянского общества. В начале XV века конгрегация укрепленной синагоги Стшегома из своего маленького городка могла наблюдать весь славянский мир, по которому расселились подобные ей общины, – на всем пути от Праги на северо-запад до Кракова и Пшемысля, на юго-восток до Киева, на северо-восток до Гродно и Вильно. Ожидания больших возможностей для евреев на новых территориях вполне оправдались, народ процветал и умножался. Во многих местах, особенно в больших городах, таких, как Прага, Краков, Гродно и Киев, говорящее на идише сообщество теперь составляло значительную часть населения, владело землей, домами, синагогами и кладбищами.
К 1400 году еврейский квартал Вильно занимал пятую часть территории города. В Плоцке на северо-западе от Варшавы таможенные списки упоминают около 30 еврейских купцов, включая импортеров текстиля, металлической посуды, благовоний и специй, экспортеров зерна, скота, кож и леса, торговавших в таких отдаленных местах, как Бреслау, Лейпциг и даже Нюрнберг. Среди ремесленников упоминаются ткачи, стекольщики, пекари. Спустя некоторое время в списке доходов от евреев, платящих налоги, упоминаются владельцы полей вокруг города и владельцы стад овец и крупного рогатого скота. В 1561 году парнасом общины Плоцка был врач Иосиф.
Итак, житель Стшегома, который бы вышел из города на старую исхоженную дорогу, ведущую в Бреслау – местонахождение управляющего провинцией, пересек реку Одер возле большого рынка скота в Оппельне, миновал многочисленные пивоварни в Глейвице и достиг польской столицы Кракова, везде нашел бы подтверждение роста и процветания еврейских общин.
Представим себе ночевку в трактире, подобном огромной таверне, сохранившейся в замечательном этнографическом музее под открытым небом в Саноке на юго-востоке Польши: колоссальная постройка из дерева, дранка на крыше, боковины из длинных досок, покрывающие гигантскую бревенчатую раму величиной с самолетный ангар. В центре бар; с одной стороны – апартаменты хозяев трактира; с другой – около шести или восьми комнат для гостей; с задней стороны – огромное помещение для экипажей, где груженые телеги и кареты содержались в течение ночи за крепко зарешеченными дверями под защитой вооруженных охранников. Под остроконечной крышей находился верхний этаж, куда можно было добраться только по наружной лестнице, предназначенный для хранения горючего, корма для скота и других припасов.
Такие трактиры почти всегда содержали евреи. Дороги через границы в Центральной и Восточной Европе с конца первого тысячелетия стали более проторенными. К этому времени еврейские путешественники были уже не беженцами, а дипломатами, купцами, учеными и коммерсантами, совершавшими регулярные поездки между столицами и ярмарками, путешествовавшими без кухонной и другой домашней утвари. В ответ на их потребности многие трактиры, находившиеся вдоль дорог на значительных расстояниях друг от друга, установили расположенные рядом закрытые «еврейские шкафы», в которых соблюдавшие религиозные обычаи торговцы могли держать свои собственные запасы, а также ритуально чистую посуду, безопасно хранившуюся до следующего их приезда. В те феодальные времена у большинства людей не имелось ни причин, ни разрешения покидать свои дома, во всяком случае риск отправиться в путешествие мог оказаться фатальным, поэтому те, у кого не было серьезной надобности ездить, этого не делали. Но для некоторых видов деятельности этот риск был необходим, и путешественники-евреи составляли значительную долю среди тех, кто мог среди ночи постучаться в дверь в поисках ночлега. Поэтому существовала потребность в организованной предприимчивыми людьми сети трактиров, которые, разумеется, не могли ограничиться лишь еврейской клиентурой.
Виноделие с древних времен было важной сферой занятий евреев, поскольку кошерное вино было необходимо для религиозных обрядов и домашних церемоний. Величайший из талмудических ученых, раввин Шломо бен Ицхак (Раши) из французского города Труа зарабатывал на жизнь, делая вино, как он писал в своем респонсе № 159, чтобы продавать его «неевреям из своей бочки».
Знакомство с технологией ферментации привело евреев, которые населяли земли с исключающим виноградарство холодным климатом, к пивоварению. В XIII веке рабби Меира из Ротенбурга некто спросил, можно ли произносить кидуш – благословение над вином, относящееся к «плодам винограда», над пивом. Тот довольно чопорно посоветовал ему не глупить:
В Вестфалии нет вина, но в других местах вино есть в изобилии; и в вашем городе есть вино круглый год. Мне кажется, что лично вы постоянно пьете главным образом вино, и, если к концу года обнаружится нехватка вина, вы его найдете поблизости. <…> Вы, несомненно, знаете, что произносить кидуш следует над вином[132].
Тесные связи с арабским миром в Испании рано познакомили западноевропейских евреев с секретами дистилляции. Результатом, полученным после их переселения в славянские земли, стало распространение водки. Хотя русские авторы-патриоты XIX века приписывают внедрение водки, этого «пагубного напитка», генуэзцам, более вероятно, что с этим архетипическим алкогольным напитком славян впервые познакомили прибывшие с запада евреи.
Трактирщики, пивовары и перегонщики спирта – естественные партнеры объединились для создания еврейских таверн – учреждений, быстро вошедших в быт всего идишского гейма и продолжавших процветать в том или ином виде вплоть до эры нацизма. Вскоре изготовление водки стало фактически еврейской монополией. Борцы с водкой долго и громогласно обвиняли евреев в спаивании бедных славянских крестьян – возможно, не без причин, ведь, согласно старинному народному идишскому стишку, «Гой – пьяница, он должен пить» («Shiker iz a goy, trinken muss er»). (Впрочем, теперь, когда еврейские хозяева таверн давно исчезли, разве поляки и русские стали пить меньше? По-моему, нет.)
Даже в XXI веке кошерные спиртные напитки остаются лидерами рынка в Восточной Европе, что подтверждается идишскими фамилиями: Бреннер («дистиллятор»), Бронфен («водка»), Бронфман («человек водки») и Бронфенбреннер («дистиллятор водки») – обычные фамилии от Куинса в Нью-Йорке до австралийского Квинсленда. Согласно «Encyclopedia Britannica», компания «Сигрэм» в США, крупнейший производитель и поставщик дистиллированных спиртных напитков, была основана в 1928 году Самуэлем, одним из представителей семейства Бронфман.
…В середине второго тысячелетия христианской эры, если бы вы огляделись вокруг в темном и дымном зале еврейского трактира, пропахшем пивом, кошерной кухней, немытыми телами и одеждой, – на любой из дорог, пересекающих германские, богемские, польские и литовские земли, – ваш взгляд ухватил бы множество типов, представлявших идишское общество. Вы увидели бы целую гамму коммерсантов, ремесленников, посыльных, рабочих, докторов и религиозных деятелей c их секретарями, слугами и клевретами – людей, чья профессия вынуждала их путешествовать по деревням и городским центрам своего мира. Многие из них занимались своей деятельностью для нужд еврейской общины. Подобно тому как потребность в кошерном вине для религиозных обрядов породила интерес евреев к производству алкоголя, так и потребность в кошерной одежде (без запрещенного смешения шерстяных и растительных тканей) привела к развитию портняжного ремесла; потребность в хлебе, над которым можно произносить благословения, – к мукомольному делу и хлебопечению, а универсальность свадебных обрядов требовала подготовки еврейских музыкантов и затейников. Другие специалисты, наподобие стекольщиков, были продолжателями давних еврейских традиционных занятий, не имеющих очевидной религиозной мотивации, – изготовление стекла первоначально пришло с востока и могло быть принесено в Центральную Европу греками и хазарскими евреями до начала первого тысячелетия. Позднее польские правители поощряли говорящих на идише стеклодувов строить фабрики в Оппельне, Бреслау, Крушевице и Меджиже.
Многие из этих занятий по своей природе предполагали мобильность, например, ремесленники путешествовали из одной деревни в другую и вели кочевой образ жизни на протяжении всей феодальной эпохи, когда существовал запрет покидать свою землю, сохранившийся чуть ли не до нашего времени. Перед Первой мировой войной шитье одежды для сельского населения в прибалтийских провинциях России было занятием бродячих ремесленников, главным образом евреев и цыган, обязанных совмещать труд иголкой и ниткой с игрой на скрипке на сельских праздниках, – эта комбинация долгое время была традиционной в тех местах.
Сидя в еврейском трактире, вы бы скоро заметили, что никто не разбогател, занимаясь шитьем одежды или хлебопечением. Методы массового производства с применением механизации, сделавшей миллионером баварца Лёба Штрауса (Леви-Страуса), и индустриямоды, сделавшая звездой мирового значения Кельвина Кляйна изБронкса, были еще в далеком будущем. Впрочем, религиозные нужды приводили евреев к занятиям, обещавшим большие заработки. Потребность в животных, удовлетворяющих правилам ритуальной чистоты, привела к развитию скотоводства, сделавшего многих весьма богатыми. Соль необходима, чтобы сделать мясо кошерным, пригодным для еды (иначе требуется жарить его на открытом огне), поэтому неудивительно, что с очень раннего времени европейские евреи включились в ее добычу и приготовление. В Х веке Ибрагим ибн Якуб уже упоминает евреев, управлявших соляной шахтой в Галле в Германии. В XIV веке польские соляные шахты в Бохнии и Величке вблизи Кракова находились под управлением евреев. В 1452 году польский король Казимир Ягеллон доверил еврею Натко соляные шахты Дрогобыча по причине его «ловкости и мудрости, чтобы благодаря его способностям и предприимчивости мы получили большой доход в нашу сокровищницу».
Действительно, горное дело всякого рода стало особенной еврейской специализацией с XII века, когда евреи участвовали в добыче олова в Корнуолле в Англии. В XVI веке личный секретарь королевы Елизаветы Фрэнсис Уолсингем пригласил еврея Иоахима Гонсе приехать в Англию из Праги и организовать «изготовление меди и серной кислоты, плавку бронзы и свинцовых руд» – сначала в Кесуике в Камберленде, затем в Ните в Южном Уэльсе. Это продолжалось вплоть до XVIII века, когда в силезском Катовице говорящие на идише горные инженеры открыли угольные шахты в соседнем Бытоме.
…Проходя по залу за выпивкой, вы могли бы заметить в углу окруженного помощниками важного человека, из тех, что позднее стали называться «придворными евреями». Деловая интуиция, финансовая честность, чувство такта и политическое чутье делали их незаменимыми для местных правителей, от имени которых они выступали как агенты, брокеры, финансовые советники и откупщики налогов – и часто лично освобождали евреев от антиеврейских законов. Во время своего визита в Гамбург в 1667 году Кристина, королева Швеции (страны, из которой евреи, «поносители Христа и Его общины», были полностью удалены до XVIII века), вместе со своей свитой счастливо провели несколько недель в доме еврейских банкиров Авраама и Исаака Тейксеров[133]. Такие исключения вошли в норму и в Центральной и Восточной Европе. В 1496 году император Священной Римской империи Максимилиан I изгнал евреев из австрийских провинций Каринтии и Штирии и запретил им жить в Вене – кроме своего личного финансиста Гершля из Цистердорфа, с которым, как он сам говорил, ему «приходилось мириться». В середине XVI века его внук Фердинанд I изгнал всех евреев из Нижней Австрии, Силезии, Праги и Вены – кроме Авраама Леви, известного под именем Абрамо даль Арпа (Авраам Арфист), которого пригласил из Мантуи давать уроки музыки своим детям. Когда Карла Люгера, в 1893 году основавшего антисемитскую Социал-христианскую партию Австрии, упрекали в том, что среди его личных друзей есть евреи, он ответил знаменитой фразой: «Я сам решаю, кто еврей, а кто нет» («Wir ein Jude ist, das bestimmte ich»). Эти слова повторил Герман Геринг, когда ему напомнили, что его соратник по созданию Люфтваффе Эрхардт Мильх был сыном еврейского фармацевта (Геринг добился, чтобы Мильха объявили почетным арийцем).
…Если бы таверна, в которой вы остановились, находилась в Польше и дело происходило в XIV веке, вы могли бы оказаться в обществе еврея Йордана из Кракова или одного из его сыновей, Левко или Канаана – самых богатых евреев Польши того времени, а может быть, и самых богатых поляков – если говорить о деньгах, а не о землях. Спустя столетие, если бы вам повезло, вы встретились бы с финансистами Якубом Шомковичем из Луцка, Шаней из Белза, Самсоном из Жидачува, Йоско из Хрубешова или Натко из Лемберга. А в 1425 году Волчко, арендатор лембергской таможни, мог бы гордо сообщить вам, что король Владислав II Ягеллон даровал ему большое и свободное имение – «чтобы показать большое доверие к мудрости, осторожности и проницательности нашего арендатора еврея Волчко <…> после того как упомянутый еврей Волчко превратил дикую местность в сельское поселение, которое будет оставаться в его владении до самой его смерти». Еще через столетие – в Богемии или в Германии, если бы вы сами были достаточно знатным, вас могли бы представить Иосифу бен Гершону, известному в народе как Йосель или Йосельман из Росхейма в Эльзасе (жил примерно с 1478 по 1554), и вы услышали бы из первых уст несколько рассказов о его необычайных приключениях, о которых он оставил краткое описание на иврите[134]. Его дневник содержит как бы ряд мгновенных снимков, иллюстрирующих трудности, встречавшиеся на пути говоривших на идише евреев Священной Римской империи в конце XV века. Йосель, постоянно странствовавший по Центральной Европе, пытался – и большей частью успешно – помочь им преодолеть эти трудности и сумел спасти многих своих единоверцев от грозивших им бедствий.
Он мог бы рассказать, как впервые получил известность в 1507 году, когда евреи, изгнанные из Обернаи в Эльзасе, попросили его добиться у властей позволения вернуться, и в результате успеха в этом предприятии он был назначен на должность парнас у-манхиг (вождя и предводителя) эльзасских евреев. Впрочем, он, скорей, всего не упомянул бы, что за то, что однажды подписался под письмом в Императорский совет в Шпейере грандиозным немецким титулом Gemeiner Judishheit Regierer im Deutschen Lande («правитель всех евреев Германии), он был быстро схвачен, выпорот и наказан штрафом в две марки, потому что только император может называть себя правителем евреев. Впоследствии он стал подписываться более приемлемым образом, как Befehlshaber der ganzen Judenchaft («предводитель всех евреев») – титул, с которым он представлялся самому императору.
Он мог бы вспомнить ужасное время, когда в 1514 году его самого арестовали в Миттельбергхейме и посадили в тюрьму, обвинив в ритуальном убийстве: «Нас заперли в башнях Оберенхейма. Через семь недель было признано, что мы невиновны. Пусть Бог никогда не лишит нас своей милости». После этого, по обычаю тех опасных времен, он всегда носил в дороге под верхней одеждой саван, чтобы быть по крайней мере правильно похороненным, если произойдет самое худшее.
Он непременно описал бы, в каких хороших отношениях он был с императором Максимилианом и его преемниками Карлом V и Фердинандом, как он следовал за ними по Европе – в Кобленц, Нюрнберг, Гагенау, Гюнцбург, Брабант, Ратисбон, Швабах, силезский Аншпах – чаще всего верхом на коне, но иногда и на своих двоих («моя лошадь захромала, и я был вынужден идти пешком в поисках Фердинанда, которого в конце концов нашел в Праге») – и почти всегда умудрялся уговорить своего господина отменить тот или иной эдикт об изгнании, казнях и других бедствиях, угрожавших общине. «Я представился ему и с Божьей помощью был принят благосклонно» – типичный конец всех его историй.
Он мог бы с грустью вспомнить, как в 1532 голу в Ратисбоне он пытался отговорить прозелита и лжемессию Соломона Молхо отказаться от своего опасного намерения собрать еврейскую армию, чтобы помочь императору в войне с турками:
Как только я прослышал о его замысле, я написал ему, пытаясь его отговорить, опасаясь худшего. Я выехал из Ратисбона, чтобы император не мог обвинить меня в соучастии. Как только Молхо появился, его заковали в кандалы и отправили в Булонь, где он взошел на костер и благословил Святое Имя. Он многих удержал от греха. Да покоится душа его в Эдеме.
Единственная неудача Йоселя лежала у него на душе тяжким бременем – он не смог спасти свой родной город:
В тот же год был издан эдикт об изгнании евреев из Росхейма и имения Кайзерберг. Я посетил императора и добился, чтобы изгнание из имения Кайзерберг было аннулировано, но не получил того же для наших братьев из Росхейма. Мы получали отсрочку за отсрочкой, но все еще висит на волоске. Положимся на Бога, чтобы Он избавил нас от наших врагов…
Евреи еще жили в Росхейме, когда Йосель умер в 1554 году. Следов его могилы не сохранилось. Но он не забыт. Потому что он был свидетелем и даже участником событий, потрясших европейское христианство до самого основания, когда был брошен вызов католической церкви.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.