Глава XII. Мифологические источники

Глава XII. Мифологические источники

Мифологические источники

Приближаясь к завершению нашей серии рассказов по языческой мифологии, исследование обращается к самому себе. Откуда пришли к нам все эти истории? Есть ли у них правдивое основание или они просто игра воображения? Философы предлагали разные теории по этому поводу; и первая из них – библейская теория, согласно которой все мифологические легенды происходят из рассказов Писания, хотя реальные факты были замаскированы и изменены.

Девкалион – это просто другое имя Ноя, Геркулес – Самсона, Арион – Еноха и т. д. Уолтер Рейли в своей «Мировой истории» говорит: «Джувал, Тувал и Тубал-Каин – это были Меркурий, Вулкан и Аполлон, изобретатели пастбища, кузнецкого дела и музыки. Дракон, который хранил золотые яблоки, был змеем, что обманул Еву. Нимродова башня была покушением гигантов на Небо».

Безусловно, имеется много любопытных совпадение, подобных этим, но эта теория не может избежать преувеличений, чтобы объяснить большую часть историй.

Помимо этого имеется историческая теория, согласно которой все персонажи, упоминаемые в мифологии, были некогда реальными людьми, а легенды и сказки, связанные с ними, являются лишь добавлениями и украшениями позднейших времен. Так история Эола, царя и бога ветров, как предполагается, возникла из факта, что Эол был властелином нескольких островов в Тирренском море, где он правил как справедливый и благочестивый царь и научил жителей использовать паруса для кораблей и как узнавать по знакам атмосферы изменения погоды и ветров. Кадм, который, как говорит легенда, посеял в землю зубы дракона, из которых вырос урожай воинов, был в действительности переселенцем из Финикии и принес с собой в Грецию знание букв алфавита, которому он научил местных жителей. Из этих остатков знания родилась цивилизация, которую поэты всегда были склонны описывать как порчу первоначального состояния человеческого общества, Золотого века невинности и простоты.

Аллегорическая теория предполагает, что все мифы древних были иносказательными и символическими и содержали некоторую нравственную, религиозную или философскую истину или исторический факт в виде метафоры, но которая со временем стала пониматься буквально. Так Сатурн, который пожирает своих детей, – это тот же бог, которого греки называли Кронос (Время), которое может, как справедливо сказано, разрушать все, что было создано.

История Ио интерпретируется подобным образом. Ио – это луна, а Аргус – звездное небо, которое бессонно присматривает за ней. Мифические странствия Ио означают постоянное круговращение луны, которое также внушает Мильтону эту же мысль:

Видеть странствующую луну,

Плывущую близ высшего зенита,

Как ту, что была сбита с пути

В небес широком непроторенном пути.

Il Penseroso.

Физическая теория, согласно которой стихии воздуха, огня и воды были первоначально объектами религиозного поклонения, и основные божества были персонификациями природы. От персонификации элементов легко было перейти к представлению о сверхъестественных существах, руководящих и управляющих разными природными явлениями. Греки с их живым воображением населили всю природу невидимыми существами и полагали, что о каждой вещи, от солнца и моря до самого маленького источника и ручейка, заботилось некоторое особенное божество. Вордсворт в своей «Экскурсии» превосходно развил эту идею греческой мифологии:

В той прекрасной стране одинокий пастух

Лежит на мягкой траве в летний полдень,

Музыкой баюкает свой ленивый отдых;

И в каком-то приступе слабости, если ему,

Когда собственное дыхание было тихим, довелось услышать

Далекую музыку, что гораздо слаще звуков,

Которые его жалкое умение могло произвести, его фантазия приглашала

Даже с горящей колесницы Солнца

Безбородого юношу, который касался золотой лютни

И наполнял освещенные рощи восторгом.

Могучий охотник, поднимая свои глаза

На серп Луны, с благодарным сердцем

Взывал к прекрасной Страннице, которая даровала

Тот своевременный свет, чтобы разделить его счастливую охоту;

И отсюда сияющая богиня со своими нимфами

Через лужайку и сквозь темную рощу

(В сопровождении мелодичных нот

Эхом умноженных от скал и пещер)

Неслась в волнении охоты, как луна и звезды

Вспыхивают быстро на облачном небе,

Когда ветры подуют сильно. Путешественник утоляет

Свою жажду из ручья иль бурного ключа и благодарит

Наяду. Солнечные лучи на дальних холмах

 Скользящие быстро со шлейфом теней,

Могут с небольшой помощью фантазии превратиться

В быстроходных Ореад, резвящихся явно.

Зефиры, обмахивающие, когда они прошли, своими крыльями,

Не нуждаются в любви прекрасных объектов, которых они добивались

Нежным шепотом. Иссохли сучья гротескные,

Лишены своих листьев и веточек древним возрастом,

Из глубины грубого прибежища выглядывающие

В низкую долину или на крутой склон горы;

И иногда соединены с шевелящимися рогами

Живого оленя или бородой козла;

То были затаившиеся сатиры, дикие дети

Шутливых богов; или сам Пан,

Бог, простым пастухам суеверный внушающий ужас.

Все теории, что были упомянуты, в некоторой мере заслуживают права на существование. Отсюда будет верным сказать, что народная мифология восходит ко всем этих источникам в сочетании, а не к одному в отдельности. Мы можем добавить, что существует много мифов, которые произошли из желания человека объяснить те природные явления, которые он не мог понять; и не мало возникло от подобного желания объяснить названия местностей и имена людей.

Статуи богов

Удовлетворительно наглядно выразить идеи, скрывающиеся под разными именами богов, было задачей, которая пробудила высшие силы гения и искусства.

Из множества опытов ЧЕТЫРЕ стали самыми знаменитыми; первые два из них известны нам только по описаниям древних, другие до сих пор сохранились и признаны шедеврами искусства скульптуры.

Олимпийский Юпитер

Статуя Олимпийского Юпитера Фидия считалась высшим достижением этой области греческого искусства. Она был колоссальных размеров и была выполнена в технике, которую древние называли «хрисэлефантин», т. е. из слоновой кости и золота: части, которые изображали тело, были из слоновой кости, положенной на основу из дерева или камня, тогда как драпировка и другие украшения были из золота. Высота фигуры была сорок футов, пьедестала – двенадцать футов. Бог изображался сидящим на троне. Его голова была увенчана венком из оливы; в его правой руке был скипетр, а в левой – статуя Виктории. Трон был из кедра, украшенного золотом и драгоценными камнями.

Идея, которую художник пытался воплотить – это идея высшего божества эллинского (греческого) народа, возведенного на престол как победителя, в совершенном величии и самообладании и управляющего кивком подчиненным ему миром. Фидий признавал, что взял эту идею из описания, которое дает Гомер в первой книге «Илиады», в отрывке так переведенном Попом (в нашем издании – Гнедичем)[10]:

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:

Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида

Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный…

Перевод с древнегреческого Н. Гнедича

Минерва в Парфеноне

Это также работа Фидия. Она стоит в Парфеноне или храме Минервы в Афинах. Богиня изображена стоящей. В одной руке она держит копье, в другой – статуэтку Нике (Победы).

Ее шлем, весьма украшенный, был увенчан Сфинксом. Статуя была высотой в сорок футов и, как Юпитер, сделана из слоновой кости и золота. Глаза были из мрамора и, возможно, покрашены, чтобы обозначить радужную оболочку и зрачок. Парфенон, в котором стоит статуя, тоже был построен под руководством и присмотр Фидия. Его экстерьер был украшен скульптурами, многие из которых были сделаны руками Фидия. Часть из них находится сейчас Британском музее как Элгинский мрамор.

Обе скульптуры, Юпитер и Минерва Фидия, утрачены, но есть твердое основание верить, что мы имеем в нескольких сохранившихся статуях и бюстах авторские концепции внешности обоих. Им присуща важная и благородная красота и свобода от какого-либо преходящего выражения, что на языке искусства называется покоем.

Венера Медицейская

Венера Медицейская (де Медичи) так называется, т. к. находилась во владении принцев этой фамилии в Риме, когда впервые привлекла к себе внимание – около двухсот лет назад. Надпись на пьедестале указывает, что работа выполнена Клеоменом, афинским скульптором 200 г. до н. э., но подлинность надписи сомнительна. Есть легенда, что художник был нанят народной властью сделать статую, выражающую совершенство женской красоты, а в помощь ему в этом задании были подготовлены в качестве моделей самые прекрасные девушки города, каких только могли найти. Именно к этому обращается Томсон в своем «Лете»:

Так стоит статуя, которая очаровывает мир;

Так, склонившись, старается скрыть несравненную гордость,

Смешанные красоты торжествующей Греции.

Байрон также обращается к этой статуе. О музее во Флоренции он говорит:

Здесь также богиня любит в камне и наполняет

Воздух красотой…

И в следующей строфе:

Кровь, пульс и грудь подтверждают дарданского пастуха оценку.

Объяснение последней аллюзии смотрите в начале главы о Троянской войне, где описывается пресловутый «суд Париса».

Аполлон Бельведерский

Из всех оставшихся произведений древней скульптуры наиболее высоко ценится статуя Аполлона, называемого Бельведерским по имени места папского дворца в Риме, где он находится.

Скульптор неизвестен. Предполагается, что это работа римского искусства около первого века нашей эры. Это стоячая фигура в мраморе, более чем семи футов в высоту, обнаженная. Не считая плаща, который привязан вокруг шеи и нависает над протянутой левой рукой. Как предполагается, он изображает бога в момент, когда он пустил стрелу, чтобы убить монстра Пифона (См. главу III. «Латона и ее дети»).

Победоносный бог при этом действии шагает назад. Левая рука, которая, видимо, держит лук, вытянута, и голова повернута в том же направлении. В позе и пропорциях неповторимое изящество и величие фигуры. Эффект усиливается выражением лица, в котором на совершенстве юной божественной красоты покоится сознание торжествующей силы.

Диана с ланью

Диана с ланью во дворце Лувра может считаться копией Аполлона Бельведерского. Черты очень напоминают черты Аполлона, размеры соответствуют, как и манера техники. Это работа высокого класса, хотя ни в коем случае не тождественна Аполлону.

Поза быстрого и энергичного движения, лицо охотницы в волнении охоты. Левая рука простерта над головой лани, которая бежит рядом с ней, правая рука заведена за спину через плечо, чтобы достать стрелу из колчана.

Поэты мифологии

Гомер, из поэм «Илиада» и «Одиссея» которого мы взяли большую часть глав о Троянской войне и возвращении греков, – почти такой же мифологический персонаж, как герои, которых он прославляет. Существует легенда, что он был странствующим певцом, слепым и старым, который путешествовал с места на место, распевая свои баллады под аккомпанемент арфы при дворах царей или хижин крестьян, и зависел, добывая себе на хлеб, от добровольных приношений его слушателей. Байрон называет его «слепым стариком со скалистого острова Скио» и в хорошо известной эпиграмме, отсылающей к тому факту, что место его рождения не известно, говорится:

Семь богатых городов спорят о смерти Гомера,

В которых при жизни Гомер просил свой хлеб.

Этими семью городами были Смирна, Скио Родос, Колофон, Саламин, Аргос и Афины.

Современные исследователи сомневаются в том, что поэмы Гомера были трудом одного человека. Трудно поверить, что такие длинные поэмы могли быть написаны в столь раннюю эпоху, к которой они обычно причисляются, в эпоху, более раннюю, чем дата некоторых оставшихся надписей или монет, и когда еще не были введены в оборот материалы, способных содержать столько длинные произведения. С другой стороны, спрашивается, как поэмы такой длины могли передаваться от эпохи к эпохе посредством одной лишь памяти. Ответ заключается в утверждении, что было сообщество профессионалов, называемых рапсодами, которые повторяли по памяти поэмы других, и чья работа заключалась в том, чтобы запомнить и повторять за деньги национальные и патриотические легенды.

Преобладающее мнение ученых в наше время, кажется, таково, что костяк работы и многое из структуры поэм принадлежит Гомеру, но многочисленные вставки и добавления – другим исполнителям.

Дати жизни Гомеру, определенная по Геродоту – 850 г. до н. э.

Вергилий

Вергилий, также называемый по своей фамилии Маро (Maron), из поэмы которого «Энеида» взята история Энея, был одним им великих поэтов, которые сделали правление римского императора Августа столь прославленным под названием Августианская эпоха. Вергилий родился в Мантуе в 70 г. до н. э. Его великая поэма занимает следующее место после поэм Гомера в поэтических произведениях высшего класса – эпике.

Вергилий сильно уступает Гомеру в оригинальности и изобретательности, но превосходит его в точности и изяществе стиля. Для критиков английского происхождения только Мильтон из современных поэтов кажется достойным быть поставленным рядом с этими прославленными древними. Его поэма «Потерянный рай», из которого мы взяли множество цитат-иллюстраций, во многих аспектах равна, в некоторых – превосходит другие великие работы античности. Следующая поэма Драйдена характеризует трех поэтов настолько справедливо, насколько это обычно можно найти в так направленной критике:

На Мильтона

Три поэта в три разные эпохи родились:

Грецию, Италию и Англию украсили

Первый в возвышенности души превзошел,

Второй – в величии, в обоих – третий.

Сила природы не может дальше пойти:

Сделав третьего, она соединила двух других.

И еще цитата из «Застольного разговора» Купера:

Века пролетели, прежде чем Гомера лампа появилась,

И века – прежде чем лебедь Мантуи был услышан.

Преодолеть природные расстояния, неизвестные ранее,

Чтобы родился Мильтон, потребовалось больше веков.

Так гений взошел и закатился в определенное время,

И выстрелил рассвет в дальние края, Облагораживая все области, которые он выбирает;

Он опустился в Греции, в Италии он встал,

И, скучные годы готического мрака спустя,

Всплыл, наконец, во всем великолепии на нашем острове.

Так зимородки дивные ныряют в море,

Потом являют вдалеке свои сияющие перья снова.

Овидий

Овидий, к которому часто обращаются в поэзии по другому его имени – Назон, родился в 43 г. до н. э. Он был хорошо образован и занимал несколько значительных постов в правительстве, но увлекался поэзией, и рано решил посвятить себя ей. Поэтому он искал общества современных ему поэтов, был знаком с Горацием и видел Вергилия, хотя последний умер, когда Овидий был еще очень молодым и ничем не проявил себя, чтобы познакомиться с ним.

Овидий провел легкую жизнь в Риме в постоянных удовольствиях и обеспеченности. Он был близким другом семьи императора Августа и, как предполагается, некая серьезная обида, нанесенная члену императорской семьи, была причиной события, которое переменило счастливые обстоятельства судьбы поэта и омрачило поздний период его жизни. В возрасте пятидесяти лет он был изгнан из Рима, и ему было приказано удалиться в область Томы на берегу Черного моря[11] . Здесь, среди варваров и в суровом климате поэт, который был знаком со всеми удовольствиями роскошной столицы и обществом самых знаменитых современников, провел последние десять лет своей жизни, измученный горем и тревогой.

Его единственным утешением в изгнании было обращаться к жене и отсутствующим друзьям, и все его письма были поэтическими. Хотя эти поэмы («Триста» ? Trista, и «Письма из Понта») не содержат другой темы, кроме скорбей поэта, его изысканный вкус и плодотворная изобретательность освобождают их от того, чтобы быть нудными, и они читаются с удовольствием, даже с симпатией.

Две великие работы Овидия – это его «Метаморфозы» и «Анналы». Оба произведения – мифологические поэмы, и из первой мы взяли многие рассказы по греческой и римской мифологии. Поздний автор так характеризует эти поэмы:

«Богатая мифология Греции обработана Овидием, и она может все еще предоставить материал для искусства поэта, живописца или скульптора. С изысканным вкусом, простотой и пафосом он рассказывал легенды ранних веков и придал им реалистичность, которую может сообщить только рука мастера.

Его картины природы поразительны и правдивы; он заботливо отбирает то, что присуще; он отвергает излишнее; и когда он закончил свою работу, в ней нет ни недостаточного, ни чрезмерного. «Метаморфозы» читаются с удовольствием в юном возрасте и перечитываются в более зрелые годы с тем же огромным восхищением. Поэт рискует предсказать, что его поэмы должна пережить его и читаться везде, где известно имя Рима».

Такое предсказание содержится в заключительных строчках «Метаморфоз», которым мы даем ниже дословный перевод:

И ныне завершаю я мой труд, который

Ни Зевса гнев, ни истина времен, ни меч и ни пламя

Не превратят в ничто. Придет когда-нибудь тот день,

Что властвует над телом, но не над душой,

И выхватит остаток моих дней,

Но лучшее во мне взлетит, словно звезда,

И слава моя будет длиться на века.

Где только римское оружье и искусство будут простираться,

Людьми там книги мои будут почитаться,

И, если хоть немножко виденья поэта правдивы,

Быть моему имени и славе бессмертными.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.