Глава 18 Не участвуйте в Олимпийских играх

Глава 18

Не участвуйте в Олимпийских играх

Первый вопрос:

Ошо,

Как замедлиться?

Жизнь никуда не идет; у нее нет цели, нет пункта назначения. Жизнь не служит какой-то определенной задаче, она просто есть. Пока это понимание не проникнет в твое сердце, ты не замедлишься.

Замедление – это не вопрос «как»; это не вопрос техники, метода. Мы все сводим к «как». Во всем мире господствует всеобщий «как»-изм, и каждый человек, особенно современный ум, идущий в ногу со временем, стал «как»-ером: как сделать то, как сделать это, как разбогатеть, как стать успешным, как оказывать влияние на людей и приобретать друзей, как медитировать и даже как любить. Недалек тот день, когда какой-нибудь тупица спросит, как дышать.

Это вовсе не вопрос «как». Не своди жизнь к технологии. Жизнь, сведенная к технологии, теряет весь аромат радости.

Мне попалась одна книга с забавным названием. Она называется «Вы должны расслабиться». И хотя проблема как раз и заключается в слове «должны», но оно там присутствует. Именно из-за этих «должны» никто не в состоянии расслабиться. И еще одно «должны» – «Вы должны расслабиться» – вдобавок ко всем прочим «должны» создаст в вашей жизни еще больше напряжения. Попытайтесь расслабиться, и вы обнаружите, что чувствуете еще больше напряжения, чем обычно. Попытайтесь еще усерднее, и напряжение будет становиться все больше и больше.

Расслабление – это не следствие, не результат какой-то деятельности; это сияние понимания.

Это первое, что я хотел бы тебе сказать: жизнь бесцельна. Принять это очень трудно. А почему так трудно принять, что жизнь бесцельна? Это трудно, потому что без цели не может существовать эго. Признать, что жизнь не имеет цели, трудно, поскольку если отсутствует какая бы то ни было цель, то нет смысла иметь ум, иметь эго.

Эго может существовать только в рамках представления, ориентированного на цель; ум может существовать только в будущем. Цель привносит будущее; цель создает пространство для движения мыслей, возникновения желаний. И тогда, естественно, существует спешка, поскольку жизнь коротка. Сегодня мы здесь, а завтра нас не будет – может быть, уже в следующее мгновение.

Жизнь очень коротка. Если есть цель, которую нужно достичь, то неизбежно возникает спешка. И тогда неизбежно появляется беспокойство, постоянное беспокойство: «успею или нет» – трепещущее сердце, сотрясение основ. Вы практически всегда будете пребывать в состоянии внутреннего землетрясения, всегда будете на грани нервного срыва. Поставьте себе цель, и рано или поздно вы окажетесь на кушетке у психоаналитика.

Мое видение – это видение жизни без цели. Таково видение всех будд. Все просто есть, без какой бы то ни было причины. Все в высшей степени абсурдно. Если это понять, куда тогда спешить и для чего? Тогда вы начинаете жить от мгновения к мгновению. Тогда это мгновение дается вам – милостивый дар Бога, или Целого, или назовите это как угодно – Дао, дхаммой, логосом.

Это мгновение в вашем распоряжении: пойте песню, проживите его тотально. И не пытайтесь жертвовать им ради другого мгновения, которое наступит в будущем. Проживите это мгновение ради него самого.

Есть выражение: «Искусство существует ради искусства». Может быть, это и так, а может, и нет – я не художник. Но я могу сказать вам: «Жизнь существует ради жизни». Каждое мгновение существует всецело ради самого себя. Жертвовать им ради чего-то другого означает быть неразумным. И как только у вас заведется эта привычка жертвовать, вы начнете жертвовать этим мгновением ради следующего, следующим мгновением ради следующего за ним и так далее, и тому подобное – этим годом ради следующего года, а этой жизнью ради следующей жизни! Теперь это простой логический процесс: сделав первый шаг, вы начинаете целое путешествие – путешествие, которое приводит вас на пустошь, путешествие, превращающее вашу жизнь в пустыню, саморазрушительное и самоубийственное.

Живите в мгновении ради чистой радости его проживания. В таком случае каждое мгновение несет в себе качество оргазма. Да, оно оргазмично. Именно так необходимо жить моим саньясинам – без «надо», без «должны», без «обязаны», без приказа. Вы здесь со мной не для того, чтобы становиться мучениками; вы здесь для того, чтобы наслаждаться жизнью во всей ее полноте. И единственный способ жить, любить и наслаждаться состоит в том, чтобы забыть о будущем. Его не существует.

И если вы можете забыть о будущем, если вы можете увидеть, что его нет, то тогда нет смысла все время к нему готовиться. Как только отбрасывается будущее, прошлое автоматически перестает иметь какое-либо значение. Мы несем с собой прошлое, чтобы можно было использовать его в будущем. А иначе кто понесет с собой прошлое? В нем нет нужды. Если будущего нет, какой смысл нести с собой знания, которые дало вам прошлое? Это бремя, которое уничтожит радость путешествия.

И позвольте мне вам напомнить: это именно путешествие. Жизнь – это паломничество в никуда, из ниоткуда в никуда. И между этими двумя «нигде» располагается «здесь-и-сейчас»[19].

Вопрос не в том, чтобы следовать определенной технике замедления, поскольку если твой основной подход к жизни останется тем же самым – ориентированным на цель, – то ты, возможно, попытаешься замедлиться и, возможно, тебе это даже удастся, но тогда ты начнешь создавать в своей жизни другое напряжение. Тебе придется быть постоянно начеку, чтобы оставаться медленным, придется постоянно сдерживаться, чтобы оставаться медленным.

Твои энергии не смогут течь свободно. Ты все время будешь бояться, поскольку, если ты забудешь о технике, тобой немедленно завладеет прежняя привычка. А эта привычка все еще осталась, поскольку на самом деле привычка коренится в твоей жизненной философии. Тебя учили достигать: «Достигни чего-нибудь!»

С самого первого мгновения, когда ребенок рождается, мы начинаем кормить его ядами: амбицией, достижением, успехом, богатством, известностью, славой. Мы начинаем отравлять источники его существа; мы уделяем огромное внимание… двадцать пять лет мы тратим на то, чтобы дать детям ядовитое образование. Это одна треть жизни; похоже, она тратится впустую. А это самая важная треть, поскольку к тому времени, как человеку исполняется двадцать пять лет, он уже начинает во многих отношениях сдавать позиции. Высочайший пик его сексуальности уже пройден, он приходился на возраст примерно в семнадцать с половиной лет; примерно в восемнадцать лет у него был высочайший пик сексуальности. К тому времени, как человеку исполняется двадцать пять, он уже начинает стареть.

Двадцать пять лет потрачены на создание ума, стремящегося к достижениям… В результате возникает конкуренция, конфликт. Везде, на каждом уровне жизни существует политика. Даже в личных, близких отношениях существует политика: муж пытается управлять женой, жена пытается управлять мужем, дети пытаются управлять родителями, родители пытаются управлять детьми. Близости не осталось, поскольку для достигающего ума близость невозможна. Он знает только, как использовать другого человека; он не может относиться к нему с уважением. Он нацелен на использование. Его взаимоотношения с жизнью – это то, что Мартин Бубер называет отношениями «я-оно»: все низведено до предметов потребления.

Вы любите женщину – и тут же вы начинаете превращать ее в предмет потребления, превращать ее в жену; она же пытается превратить вас из мужчины в мужа. Быть мужчиной – это нечто прекрасное, быть женщиной – это нечто божественное, но быть женой или мужем – это просто уродливо. Любви больше нет, это закон. Близость исчезла; теперь это сделка, бизнес. Теперь поэзия мертва. И теперь оба партнера вовлечены в политику: кто над кем доминирует?

В любых отношениях, от самых интимных до самых обезличенных, наблюдается одна и та же история. Это история «я-оно». Именно поэтому мы создали уродливый мир. И действительно, как можно замедлиться, когда вокруг столько конкуренции и столько конкурентов? Если вы замедлитесь, то потерпите поражение, если вы замедлитесь, то никогда не сможете преуспеть, если вы замедлитесь, то вы пропали! Если вы замедлитесь, то станете неизвестным, не сможете оставить в мире свой автограф. Кем вы станете, если замедлитесь? Все прочие люди не замедляются.

Это почти то же самое, как если бы вы участвовали в Олимпийских играх и спросили меня: «Как замедлиться?» Если вы замедляетесь, то выбываете из игры! Тогда вы больше не участвуете в олимпийском забеге. А между тем, вся жизнь была превращена в олимпийское состязание. Все бегут, и все должны бежать с максимальной скоростью, поскольку это вопрос жизни и смерти. Миллионы врагов… Мы живем в мире, где каждый человек – ваш враг, поскольку все, с кем вы соревнуетесь, – ваши враги. Они разрушают возможность вашего успеха, вы разрушаете возможность их успеха.

В этом амбициозном мире не может расцвести дружба, почти невозможна любовь, не может существовать сострадание. Мы создали такую безобразную кутерьму, и корень ее заключается в нашем представлении о необходимости чего-то достигать.

Между капиталистической и социалистической странами нет никакой разницы – это одна и та же философия. Коммунизм – побочный продукт капитализма, точно так же, как христианство – побочный продукт иудаизма. Различие невелико; меняются лишь слова. Игра остается той же самой; конечно, она переведена на другой язык, но это та же самая игра.

В коммунистической стране политика силы настолько же развита – на самом деле, даже более развита, чем в капиталистической стране, – потому что мы никогда не меняем фундамент, мы лишь продолжаем и продолжаем белить стены. Вы можете их замазать, вы можете изменить цвет, но это ничего существенно не изменит. И то же самое мы делаем и в собственной частной жизни.

Ко мне приехал один политик, который хотел научиться медитировать. Я спросил, зачем ему это. Он ответил:

– Ну, как же! Медитация приносит покой, безмолвие, а я хочу пребывать в покое, хочу быть безмолвным.

Я спросил у него:

– Вы действительно хотите пребывать в покое и безмолвии?

Он ответил:

– Да, именно поэтому я проделал такой долгий путь.

– В таком случае, – сказал я, – для начала вы должны понять, что ум политика никогда не может быть безмолвным и никогда не может быть спокойным. Вам придется выбирать. Если вы действительно хотите войти в мир медитации, вам придется выйти из мира политики. Вы не можете ехать верхом одновременно на двух лошадях, причем на таких лошадях, которые скачут в прямо противоположных направлениях.

Он ответил:

– Это уж слишком! На самом деле я приехал к вам из-за своей политической деятельности. У меня в уме слишком много напряжения – по ночам я не могу спать, не могу отдохнуть, я ворочаюсь с боку на бок. И весь день, а потом и всю ночь продолжаются одни и те же политические заботы. Я приехал к вам, чтобы вы научили меня технике медитации, которая помогла бы мне расслабиться и стать более конкурентоспособным. Я не готов заплатить за медитацию такую цену. Я хочу, чтобы медитация служила мне в моей политической борьбе. Я в политике уже двадцать лет, но я так и не стал главным министром моего штата.

Ну что же, этот человек не может медитировать. Медитация – это не что-то такое, что может вырасти на любой почве. Для нее требуется основополагающее понимание; изменение должно затронуть самые основы. Для ее прорастания нужна новая почва; нужен новый гештальт.

Медитирующий человек замедляется естественным образом, без усилий. Он не практикует замедление. Практикуемое никогда не бывает подлинно; оно искусственно, нарочито. Избегайте практикуемого – в лучшем случае оно будет актерством, оно не подлинно, не истинно. А освобождает лишь истина.

Медитирующий человек медлителен по самой своей природе – не потому, что он старается замедлиться, а просто потому, что идти некуда. Нечего достигать, нечем становиться; становление прекратилось. Когда прекращается становление, происходит бытие. А бытие медлительно, неагрессивно, неспешно.

И тогда вы можете с полным присутствием смаковать вкус каждого мгновения, вы можете присутствовать в настоящем; а иначе вы так спешите, что для вас невозможно даже взглянуть на то, что есть. Ваши глаза сфокусированы на отдаленной цели, далекой звезде; вы смотрите вдаль.

Я слышал одну древнюю историю, которая произошла в Греции. Великий астролог, самый знаменитый в то время, упал в колодец. Прогуливаясь однажды ночью и изучая звезды, он забыл, что рядом с дорогой есть колодец, и упал в него.

Шум от падения, его крики… Старуха, жившая в хижине неподалеку, помогла ему выбраться из колодца. Астролог очень обрадовался. Он сказал: «Ты спасла мне жизнь! Знаешь, кто я? Я царский астролог. Мое жалование очень велико – даже царям, чтобы проконсультироваться со мной, приходится ждать по несколько месяцев – но тебе я предскажу твое будущее. Приходи завтра утром ко мне домой, и я не возьму с тебя денег».

Старуха рассмеялась и сказала: «О чем ты говоришь! Ты не видишь даже на два шага вперед – как ты сможешь увидеть мое будущее?»

Такова ситуация с миллионами людей на этой Земле. Они не видят того, что есть, – они одержимы тем, что должно быть. Величайшая одержимость, от которой страдает человечество, – это одержимость «тем, что должно быть». Это своего рода безумие.

По-настоящему здоровый человек не беспокоится о том, что должно быть. Все его внимание направлено на то, что происходит прямо сейчас, на то, что есть. И вы удивитесь: если вы войдете в то, что есть прямо сейчас, то найдете в нем Запредельное. Если вы шагнете в то, что рядом, то обнаружите там все далекие звезды. Если вы входите в текущее мгновение, у вас в руках оказывается целая вечность. Если вы познали свое существо, то не возникает и вопроса о том, чтобы кем-то становиться. Вы уже есть все то, чем вы могли себя вообразить.

Вы – боги, забывшие о том, кто они такие. Вы – императоры, которые заснули и видят сон о том, что они стали нищими. И вот эти нищие пытаются стать императорами – во сне они прилагают огромные усилия, чтобы стать императорами, хотя все, что нужно, это проснуться! И когда я говорю: «Просыпайтесь!» – где вы можете проснуться? В будущем? В прошлом? Прошлого уже нет, будущее еще не наступило – где вы можете проснуться? Вы можете проснуться только сейчас и только здесь. Это единственное существующее мгновение и единственная существующая реальность; и это единственная реальность, которая всегда была и всегда будет.

Измените свою основную философию, философию того, кто достигает. Расслабьтесь в своем существе. Не заводите никаких идей, не пытайтесь из себя что-то сделать, не пытайтесь улучшить то, что создано Богом. Вы уже совершенны – такие, какие вы есть. Со всем своим несовершенством вы совершенны. Если вы несовершенны, то несовершенны совершенно, – но совершенство в вас есть.

И если вы это поняли, то куда спешить? О чем беспокоиться? Вы уже замедлились. И тогда это становится утренней прогулкой без определенной цели, в никуда. Вы можете наслаждаться каждым деревом, каждым лучом солнца, каждой птицей и каждым проходящим мимо человеком.

Второй вопрос:

Ошо,

Существует ли какое-то реальное различие между разными расами, национальностями и так далее, и тому подобное?

Нет никаких реальных различий, их просто не может быть. Все различия поверхностны. Иудей не отличается от индуса, мусульманин не отличается от христианина, китаец не отличается от американца, негр не отличается от англичанина.

Человечество едино, различия поверхностны. Да, они существуют; это очевидно. Негр – это негр: у него черная кожа, внешне он отличается от белого человека. Но это не то различие, которое что-либо значит. Это различие так незначительно: немного больше черного пигмента в коже, на четыре гроша больше. Вот и все различие; четыре гроша. И запомните: у него на четыре гроша больше, чем у европейца; не меньше, а больше – он на четыре гроша богаче.

Однако различие в цвете кожи или различие в величине носа не является важным различием. Вы не становитесь богоизбранным народом просто потому, что у вас большой еврейский нос. И не становитесь религиозным просто потому, что родились в Индии.

Все это глупые представления. Однако эти глупые представления продолжали и продолжают существовать во всем мире, причем не только существовать, но и приносить человечеству величайшие бедствия. Они в значительной степени потворствуют эго. Индусы думают, что они самые религиозные люди в мире, что их страна самая священная – что за чепуху они несут!

Страны отделены друг от друга лишь на политических картах; в остальном это просто единая земля. Лишь тридцать лет назад Карачи и Лахор были священной землей – всего лишь тридцать лет назад. Но сейчас они находятся в Пакистане и стали очень нечестивыми. Теперь индийцы не могут представить себе место более нечестивое, чем Лахор или Карачи. Сейчас эти города нечестивейшие из нечестивых, а ведь они были частью священной земли. Лишь небольшое изменение в политике, линия, проведенная на карте – не на земле; земля по-прежнему остается неделимой.

Я слышал одну историю…

Когда Индия и Пакистан собирались разделиться, именно в том месте, где должна была пройти граница, располагался один сумасшедший дом, и никто не был особо заинтересован в том, чтобы оставить его на своей территории, – ни Индия, ни Пакистан. Однако он должен был отойти к какой-то из стран, и, поскольку политикам это было совершенно безразлично, было решено спросить у самих сумасшедших, куда они хотят отойти.

Собрали общее собрание – тысячу сумасшедших собрали и задали им вопрос:

– Куда бы вам хотелось отойти?

Те ответили:

– Мы не хотим никуда отходить, мы хотим остаться здесь.

Им снова и снова, самыми разными способами объясняли:

– Вы не должны будете никуда отходить, вы останетесь здесь. Но мы все-таки хотим спросить у вас, к какой стране вы хотите отойти – к Индии или к Пакистану?

Сумасшедшие не могли поверить своим ушам. Они сказали:

– Мы начинаем очень серьезно сомневаться в том, кто из нас сумасшедшие: мы или вы? Если мы не собираемся никуда отходить, то почему мы должны решать, куда нам отойти?

Договориться было невозможно. И знаете, сумасшедшие были правы в гораздо большей степени. Они всегда правы в гораздо большей степени, чем ваши так называемые политики.

Тогда политические лидеры решили просто разделить сумасшедший дом пополам. И посередине его территории была возведена стена. Я слышал, что сумасшедшие до сих пор время от времени забираются на эту стену и смеются. Все это кажется таким забавным. Они остались на том же самом месте, но одни из них стали пакистанцами, а другие – индийцами, а между ними – стена. И они продолжают обсуждать это: «Что произошло? Ведь мы остались прежними, вы остались прежними, мы не видим никакого различия! Но теперь мы враги – по сути, нам не следует разговаривать друг с другом».

Различий не существует. Или, если они существуют, то это очень незначительные различия; например, такие…

Знаете, сколько нужно индийцев, чтобы ввинтить лампочку? Четыре. Один держит лампочку, а трое его крутят.

Или – знаете, сколько нужно калифорнийцев, чтобы заменить лампочку? Четыре. Один – чтобы заменить лампочку, и трое – чтобы разделить с ним его переживание.

Третий вопрос:

Ошо,

Сегодня я ясно увидел, что на самом деле я сам причиняю себе страдания, и что мне нет необходимости это делать; и когда я увидел, что я не просто хожу кругами, моя грудь освободилась от какой-то тяжести!

Спасибо, спасибо тебе, Ошо!

Но вот только я очень боюсь становиться легким и проницаемым. Все это приводит меня в сильное замешательство!

Первое переживание свободы всегда вызывает замешательство. Первый луч света для слепого неизбежно повергнет его в замешательство. Если человек провел в цепях всю жизнь, то неожиданное послание от короля с вестью об освобождении… это всегда приводит в замешательство. Он привык к определенному образу жизни, выработал определенный стиль жизни. В тюрьме было безопасно, он обжился. Теперь же все расстраивается. Дело не только в том, что с него снимают цепи; теперь узнику придется снова встретиться с огромным бескрайним миром. Ему придется учиться всему, что он позабыл, придется заново переучиваться. Это будет трудно, и по сравнению с другими он будет выглядеть дилетантом. Даже прогулка по улице без цепей, к которым человек привык, будет ощущаться немного странно; он не сможет расслабиться.

Когда французские революционеры освобождали узников из Бастилии – главной французской тюрьмы, они были удивлены: заключенные не были готовы выйти на свободу. Это была самая большая тюрьма Франции, в ней содержались лишь те, кто был приговорен к пожизненному заключению. Там были люди, просидевшие в неволе тридцать лет, сорок лет, даже пятьдесят.

Теперь просто представьте себе человека, который попал в эту тюрьму, когда ему было лишь двадцать лет, и прожил в ней пятьдесят лет. Он полностью забыл о внешнем мире, как тот выглядит. Пятьдесят лет жизни в темной камере с тяжелыми цепями… На этих цепях не было замка, поскольку не было необходимости их размыкать. Они накладывались на всю жизнь; эти цепи были долговечными, тяжелыми. В течение пятидесяти лет узник спал с руками и ногами, закованными в эти цепи; он полностью привык к такой жизни. Пища доставляется в определенное время, ему не нужно о ней беспокоиться. Еды немного, и все же это лучше, чем ничего. Он ни за что не отвечает, ему не нужно ни о чем заботиться, все делают за него.

Возможно, что постепенно, постепенно заключенный стал думать, что он не узник, а король, каждая потребность которого удовлетворяется. Обо всем заботятся другие люди. Возможно, постепенно, постепенно он убедил себя в том, что стражники стоят на посту не для того, чтобы помешать ему выйти наружу, а служат у него телохранителями. И это естественно. Если вы пятьдесят лет живете в тюрьме, приходится придумывать такие рационалистические объяснения, создавать такие галлюцинации, такие прекрасные теории. Всем нам случалось это делать.

Потом однажды пришли революционеры и заставили заключенных выйти на свободу. Заключенные сопротивлялись – они были не готовы. И это нужно понять. Даже после того, как их освободили против их воли, к ночи половина из них вернулась назад, чтобы хотя бы поспать в своих камерах. Где еще им было спать?

Произошла также еще одна важная – очень важная – вещь. Они потребовали вернуть им цепи, поскольку без них они не могли уснуть. Пятьдесят лет спать с этим тяжелым грузом цепей – их звук, наверное, стал для заключенных музыкой. Ночью вы переворачиваетесь, а цепи издают эти звуки… Теперь без цепей они, должно быть, чувствовали такую легкость, что спать было невозможно.

Такова ситуация со всеми человеческими существами. Нас воспитали таким образом, что мы лишь думаем, что мы свободны; однако это не так. Пока существуют нации, ни один человек не свободен по-настоящему. Пока человечеством продолжают управлять политики, мир будет оставаться в рабстве. Они продолжают убеждать вас в том, что вы свободны. Это не так. Вы окружены тысячей и одной стеной – возможно, эти стены совсем прозрачные, вы можете через них видеть, и это дает вам ощущение свободы, но вы не свободны. Пока у вас в голове существуют религии: христианство, индуизм, мусульманство, джайнизм, буддизм, – вы не свободны. Ум не может быть свободным.

Свобода – это свобода от ума.

Только не-ум знает вкус свободы.

Однако быть не-умом очень рискованно; вам придется потерять все, к чему вы привыкли, все, к чему вы так сильно привязались. У вас в уме содержится все, чем вы обладаете: ваши философии, религии, концепции, теории – все это содержится у вас в уме. Если вы отбросите ум – а именно в этом, в отбрасывании ума, и заключается медитация, – то вы почувствуете себя так, как будто вас ограбили, как будто вас вдруг заставили обнажиться, как будто вы неожиданно стали внутри пустыми. Вам будет не хватать прежней полноты, несмотря на то, что это был всего лишь мусор. Ведь люди считают, что иметь что-то всегда лучше, чем не иметь ничего, каким бы ни было это «что-то».

Даже быть несчастным лучше, чем быть ничем, даже страдать от боли лучше, чем быть ничем. Люди так сильно боятся быть ничем. А ничто – это свобода, ничто означает, что нет ничего – ни тела, ни ума.

И когда появляется первый проблеск – лишь веяние не-ума, легкий ветерок свыше – он приводит в замешательство. Он одновременно очаровывает и смущает – зовет вас подняться из своей могилы и вместе с тем пугает.

Но теперь, когда зов услышан, необходимо отнестись к нему с уважением. Теперь, когда у тебя появился крохотный проблеск знания того, что ты сам являешься творцом собственных страданий, тебе будет очень трудно продолжать их создавать. Легко жить в страданиях, когда знаешь, что они создаются другими людьми, – что ты можешь поделать? Ты беспомощен. Именно поэтому мы продолжаем перекладывать ответственность на других.

Есть люди, которые думают, что они страдают из-за своей прошлой кармы, кармы прошлой жизни. Все эти представления так глупы: суньте руку в огонь сейчас, а в следующей жизни вы получите ожог. Жизнь происходит прямо сейчас. Это и есть жизнь – безотлагательность. Жизнь никогда ничего не откладывает на потом. Вы делаете нечто прекрасное, и в самом этом действии обретаете награду; вы не должны будете ждать этой награды многие жизни. Вы делаете что-то уродливое, и в самом этом действии содержится наказание; наказание неотделимо от действия.

Это одно из моих главных положений – вы должны понять, что я против самой идеи кармы. Это стратегия ума – переложить ответственность на прошлое. А как только ответственность на что-то переложена – будь то x, y, z, неважно, что это такое – вы можете расслабиться в своих страданиях и оставаться несчастными. Что вы можете поделать? Вы начинаете чувствовать себя жертвой. Прошлое уже не изменить; что сделано, то сделано; вы не можете это отменить, придется это принять.

Именно из-за этого глупого представления о карме Восток так много страдал. Люди бедны, но говорят, что ничего не могут сделать. Они голодают, умирают с голода, но продолжают считать, что ничего не могут с этим поделать. В прошлом они сделали что-то плохое, за это они должны страдать. Это величайшее изобретение священников, позволяющее делать так, чтобы люди страдали, но были удовлетворены, оставались глубоко несчастными, но никак не нарушали существующее положение вещей.

Из всех идей, когда-либо придуманных для противодействия революции, идея кармы – лучшая. Именно поэтому за всю десятитысячелетнюю историю Индии в ней никогда не было революции. Пока индийский ум полностью не изменится, никакой революции не будет. Похоже, революция – это нечто абсолютно неиндийское. Индийское сознание настолько обременено идеей кармы, прошлым, что в этой стране невозможно подготовить восстание.

Это странно. Одно из древнейших государств в мире, а революций никогда не происходило. По этой земле ступали такие люди, как Будда, Атиша, Кабир, но не было ни одной революции. Да, революционеры были – Будда был революционером – но страна осталась безучастной.

На самом деле, буддизм исчез из нашей страны по той простой причине, что он был слишком революционным. Он не соответствовал конформистскому уму страны, не соответствовал идее приятия всего, что есть; представлению о том, что ничего нельзя сделать, нет никакой надежды.

Люди продолжают перекладывать ответственность на прошлое, на судьбу, кисмет, или на Бога. А когда все это становится устаревшим, то тогда – на социальную структуру или экономическую систему общества, на капитализм, коммунизм или фашизм – но им все время нужно оправдание, чтобы сами они могли оставаться свободными, свободными от пробуждающегося понимания того, что «я сам, и никто другой, ответственен за свои страдания».

Даже если люди отбрасывают Бога, общество, карму и прочее, они начинают находить новые способы. Фрейдисты скажут, что вы страдаете из-за подсознания. Фрейд утверждает, что для человечества нет надежды, человек всегда будет оставаться несчастным. И все, что мы можем сделать, это удерживать его в рамках нормального страдания; это все, что может быть сделано. По мнению Фрейда, самое лучшее, что можно сделать, – это удерживать людей в определенных границах страдания, это все. Они обречены быть несчастными, для человечества нет надежды стать счастливым. Почему? – Из-за подсознания.

Подсознательные инстинкты конфликтуют с обществом. И Фрейд утверждает, что если вы позволите подсознательным инстинктам полностью проявиться, то общество, культура, цивилизация исчезнут, и вы снова окажетесь в мире джунглей и будете страдать. Или, если вы позволите обществу управлять вами, подавлять ваши подсознательные инстинкты, то между вашим подсознанием и общественными нормами будет постоянный конфликт. И из-за этого конфликта вы будете оставаться несчастными.

Кажется, что выхода нет.

По-настоящему религиозен тот, кто перестает находить оправдания для своих страданий. Требуется мужество, чтобы признать, что «я ответственен», что «это мой выбор, я выбрал для себя такую жизнь», «я свободен, и всегда был свободен выбирать все, что хочу. Я могу выбрать страдание, а могу выбрать блаженство».

Человеческая душа состоит из свободы.

Я учу вас свободе.

Однако свобода означает принятие ответственности, полной ответственности за свою жизнь на свои плечи – без перекладывания ее на кого-то другого.

Ашока, с тобой произошло нечто прекрасное, нечто невероятно важное. Прими это в себя. Не приходи в замешательство – прими это. Люби это, лелей, питай, приветствуй. В твою дверь постучалась истина.

Ты говоришь: «Сегодня я ясно увидел, что на самом деле я сам причиняю себе страдания, и что мне нет необходимости это делать; и когда я увидел, что я не просто хожу кругами, моя грудь освободилась от какой-то тяжести! Спасибо, спасибо тебе, Ошо! Но вот только я очень боюсь становиться легким и проницаемым».

Я могу это понять. Трудно отбросить цепи, тюрьмы, оковы, рабство. Мы так много в них вкладывали – и так долго. Я могу понять.

Ты говоришь: «Все это приводит меня в сильное замешательство!»

Да. Но, тем не менее, обратного пути нет. Даже если ты захочешь вернуться, обратного пути нет. Этот проблеск будет тебя преследовать, этот проблеск последует за тобой, как тень, этот проблеск снова и снова будет напоминать тебе: «Ашока, ты ответственен, и ты снова это делаешь. Наблюдай. Ты снова выбираешь страдание, в то время как есть другая альтернатива».

Один суфийский мистик, который всю свою жизнь оставался счастливым, – никто никогда не видел его несчастным, – который всегда смеялся, был воплощением смеха, а вся его жизнь была благоуханием празднования… В старости, когда он умирал, лежа на смертном одре, но при этом с радостным смехом наслаждался процессом умирания, один из учеников сказал ему: «Ты ставишь нас в тупик. Почему ты смеешься теперь, когда ты умираешь? Что в этом забавного? Мы в такой печали! Мы много раз хотели спросить у тебя, почему ты никогда не грустишь. Но, по крайней мере, сейчас, встретившись со смертью лицом к лицу, человек должен быть печальным. А ты по-прежнему смеешься – как ты умудряешься это делать?»

Старик ответил: «Это просто. Я спросил у своего мастера – а я встретил своего мастера, будучи молодым человеком; мне было лишь семнадцать, и я уже был несчастным; а мастер был стар, ему было семьдесят, и он сидел под деревом, смеясь без всякой причины. Там больше никого не было, ничего не происходило, никто не отпускал никакой шутки, а он просто смеялся, держась за живот. Я спросил у него: „Что с тобой? Ты что, сошел с ума?“

Он ответил мне: „Когда-то я был таким же грустным, как и ты. И тогда мне вдруг пришло в голову, что это мой выбор, моя жизнь. И с того самого дня каждое утро, просыпаясь, первое решение, которое я принимаю… Прежде чем открыть глаза, я говорю себе: «Абдулла, – так его звали, – чего ты хочешь? Страдания? Блаженства? Что ты выберешь сегодня?» И получается так, что я всегда выбираю блаженство“».

Это выбор. Попробуйте. Утром, как только почувствуете, что сон ушел, спросите себя: «Абдулла, вот еще один день! Что скажешь? Что выбираешь – страдание или блаженство?»

И кто бы выбрал страдание? И зачем? Это так неестественно – кроме того случая, когда человек получает удовольствие от страдания, но и тогда он выбирает блаженство, а не страдание.

Это было прекрасно. Теперь позволь этому пониманию поглубже пустить в тебе корни, помоги ему. Постепенно, постепенно ты будешь становиться все более и более сонастроенным с этим новым ощущением жизни и Существования, – происходит настройка. И когда ты научишься пребывать в гармонии с внутренним блаженством, ты будешь познавать все более и более высокие пики блаженства. За вершинами есть вершины, за пиками – пики, которые еще выше. Один пик ведет к другому, одна крошечная гармония открывает двери большей гармонии, и так далее, и тому подобное, до бесконечности.

Четвертый вопрос:

Ошо,

Созданное тобой выражение «и прочие Разноананды» мне очень понравилось. Хотелось бы узнать, как ты его придумал!

Это просто. В Индии вы можете встретить множество святых и обнаружить, что у них нет индивидуальности, нет уникальности, нет оригинальности, нет собственного благоухания. Они как граммофонные пластинки – Голос Его Мастера – как попугаи, просто цитируют священные писания. Они подражатели, фальшивки, пластик; с ними ничего не произошло.

Я не утверждаю, что они не святые, – они святые, но с ними ничего не произошло. Их святость – это всего лишь отработанная мимика, это не то, что просто происходит. У них есть характер – несомненно, у них есть характер, я этого не отрицаю, – но их характер подобен одежде; это лишь прикрытие. Глубоко внутри они являются его полной противоположностью. На поверхности, в своем сознательном уме они святые, а в подсознании они грешники. А подсознание, в конечном счете, имеет гораздо большее значение, чем поверхностное сознание.

Невозможно быть святым, если не подавлять в себе грешника. А когда вы подавляете грешника, тот все глубже погружается в ваше существо. И поэтому эти святые пребывают в постоянном конфликте, своего рода гражданской войне, сражаясь сами с собой. Видно, что у них нет никакого вкуса к жизни: у них нет для нее никакой энергии, нет бодрости и веселья. Как они могут быть веселыми? Вся их жизнь – это жалкая борьба с самими собой. Они не могут обрести покой, не могут расслабиться, поскольку боятся: если они расслабятся, грешник по-прежнему здесь; если они расслабятся, грешник поднимет голову. Им приходится постоянно его подавлять.

Помните: если вы что-то подавляете, вам придется подавлять это непрерывно – день за днем, год за годом. И подавление не решает проблему. На самом деле, проблема становится все более и более острой, хронической, поскольку все то, что подавляется, становится все более и более могущественным. Оно набирает энергию, превращается в опухоль у вас внутри.

В глазах так называемых святых вы будете видеть все больше и больше страха. Характер у них есть, они хорошие люди, они не делают ничего плохого, они следуют велениям общества, они соответствуют ожиданиям почитателей.

Я называю их «прочими Разноанандами», потому что никакой будда никогда не следует велениям общества, никакой будда не имеет характера. Позвольте мне повторить это: никакой будда не имеет характера. Ему не нужно иметь характер, у него есть сознание. У него есть подлинная вещь – зачем ему пластиковый цветок? Если вы можете вырастить настоящие розы, зачем вам беспокоиться о розах из пластика? Характер – это пластиковый цветок, сознание – это настоящая роза. Никакой будда не имеет характера, у него есть сознание. Будда не живет по готовым программам, он проживает мгновение за мгновением из своего сознания; он откликается, а не реагирует.

Разноананды предсказуемы. Вам известно, что они собой представляют, и вы можете быть абсолютно уверены в том, что такими же они останутся и завтра. Это мертвые люди; вы можете на них положиться. Ни один будда не предсказуем. Вы не можете сказать, каким он будет завтра или в следующее мгновение, поскольку по мере того, как меняется жизнь, меняется и его отклик. А жизнь меняется непрерывно.

Старик Гераклит – а он тоже будда – прав, когда говорит, что нельзя войти в одну реку дважды. Ни один будда никогда не бывает прежним; он не бывает одинаковым даже два мгновения подряд. Будда движется вместе с жизнью, он – река, он не застаивается. Ему свойственны уникальность, оригинальность. Он говорит не авторитетно, а исходит из своего собственного опыта. Запомните это различие. Человек, который говорит авторитетно, черпает свой авторитет откуда-то еще – из Вед, Библии, Корана, из традиции, государства, церкви. А человек, говорящий из собственного опыта, не заимствует авторитет ниоткуда. Это его собственное переживание – оно самоочевидно, оно обосновывает само себя.

Ты спрашиваешь, как мне удается придумывать такие слова. Я ничего не могу с этим поделать. Посмотри на любого так называемого святого, и ты увидишь, что у него на лбу написано: «Разноананда».

Когда Ной закончил постройку ковчега, для всех пар животных пришло время взойти на борт. Когда они поднимались по трапу, Ной каждому из них давал имя. И вот, когда мимо него проходило некое животное странного вида, Ной сказал: «Этот зверь зовется гиппопотамом».

Удивленно взглянув на мужа, жена Ноя спросила: «Ной, с какой стати ты назвал это животное, это странное создание, гиппопотамом?»

Ной ответил: «Ну, из всех зверей, которые прошли мимо, только этот выглядел как гиппопотам».

Есть люди, которые выглядят как гиппопотамы. Я уважительно называю их «прочими Разноанандами». Я придумал это выражение только из уважения.

Пятый вопрос:

Ошо,

Как нам отличить капитуляцию, сдачу, от зависимости? – не только по отношению к тебе, но и по отношению ко всему, что нам встречается в жизни.

Разница настолько очевидна, что, однажды пережив капитуляцию, ты никогда не утратишь понимания того, что есть капитуляция и что есть зависимость.

Сдача случается из любви, а зависимость – из страха. Зависимость – это взаимоотношения, в которых вы страстно к чему-то стремитесь, чего-то желаете; существует мотив. Вы готовы стать зависимым – это плата, которую вы готовы заплатить за то, что вам нужно. В капитуляции желание отсутствует. Это чистая радость, это доверие; она немотивированна.

Это подобно любви. На самом деле, это и есть любовь – любовь, не знающая границ, любовь, которая полностью отличается от того, что вы обычно называете любовью. Ваша любовь – это просто еще одна форма зависимости. Вы становитесь зависимым от человека, которого любите, потому что на самом деле вы не любите, вы просто находите кого-то, за кого можно уцепиться; иначе вы чувствуете себя очень одиноким. Вы хотите избежать одиночества, вы хотите, чтобы кто-то заполнил вашу внутреннюю черную дыру, вашу пустоту.

Однако подлинная любовь – это не бегство от одиночества; подлинная любовь – это переполняющаяся уединенность. Человек настолько счастлив, пребывая в уединении, что хочет поделиться – счастье всегда хочет поделиться. Его слишком много, его невозможно удержать; точно так же цветок не может удержать в себе свой аромат, его необходимо излить.

Сдача – это высочайшая форма любви, чистейшая форма любви. Вы не будете чувствовать себя зависимым, потому что в ней не будет цепляния. Вы не будете чувствовать себя зависимым, потому что вы сдались не из-за одиночества. Если вы сдались из-за одиночества, то это вовсе не сдача; тогда это что-то другое.

И еще одно: сдача всегда случается, это не действие. Вы не можете ее совершить – как вы можете совершить сдачу? Если вы ее совершаете, это не сдача. Вы – делатель; а если присутствует делатель, то в любой момент сдачу можно отменить.

Сдача случается; делателя нет. Вы просто чувствуете, что растворяетесь в ком-то, в чем-то. Вы можете чувствовать, что растворяетесь в закате, и это – сдача. Вы можете чувствовать, что растворяетесь в звездной ночи, и это – сдача. Вы можете чувствовать, что растворяетесь в женщине или мужчине, и это – сдача. Вы можете чувствовать, что растворяетесь в музыке, и это – сдача. У сдачи есть множество измерений, но вкус один и тот же: вы просто чувствуете, что растворяетесь. Вы просто чувствуете, что вас больше нет; ощущается своего рода безличностность.

Вы… на самом деле, вас очень много, и, тем не менее, вас нет. И присутствие, и отсутствие одновременно – сдача парадоксальна. Присутствие, поскольку эго отсутствует, и вы становитесь чистым осознанием; и отсутствие, поскольку эго отсутствует, и вы не можете сказать: «я есть».

Зависимость уродлива, сдача прекрасна. В зависимости вы чувствуете себя приниженным. Сдача приносит чувство возвышения, расширения. Зависимость создает внутри вас стремление к протесту, бунту. Сдача приносит все больше и больше доверия.

Однако это различие очень тонкое. Его легко увидеть, если вы уже познали это на своем опыте. Но если у вас еще не было опыта сдачи, то она будет казаться похожей на зависимость, поскольку вам знакома только зависимость.

Я не могу вам это объяснить, я могу лишь дать несколько указаний. Утром, на восходе солнца, просто сидите в безмолвии на берегу реки. Наблюдайте. Ничего не делайте, а только безмолвно сидите и наблюдайте. И в какое-то мгновение, в какое-то счастливое мгновение это случится: не будет ни наблюдателя, ни того, что он наблюдает. Наблюдатель становится наблюдаемым. Вы не отделены от восходящего солнца – вы и есть оно.

Сидя под деревом, просто закройте глаза, почувствуйте дерево. Обнимите дерево, просто станьте с ним единым целым, как будто встретились со своей возлюбленной. И иногда… Это непредсказуемо, я не могу обещать, что это будет происходить каждый раз. Это будет случаться лишь изредка – потому что это должно случиться независимо от вас, и именно поэтому – лишь изредка.

Или, обнимая любимую женщину, растворитесь в ее тепле. Забудьте на мгновение о сексуальности, забудьте все, что происходит у вас в голове, в ваших фантазиях. На мгновение просто растворитесь в реальной женщине. Не носите у себя в голове никакой порнографии, не делайте сексуальность чем-то рассудочным. Позвольте вашей сексуальности стать глубокой чувственностью, чувствительностью, чувством, обитающим в животе. Растворитесь в женщине, как будто вы снова стали ребенком в утробе матери. Пока вы не познали это со своей возлюбленной, вы не познали свою возлюбленную. Ребенок, снова оказавшийся в материнской утробе, абсолютное единение, исчезновение всех дистанций – и в это мгновение вы познаете, что такое сдача.

Однако мужское эго везде создает проблемы. Даже в близости со своей женщиной вы пытаетесь контролировать ситуацию. И даже в наш язык проникли уродливые выражения: мы называем это «заниматься любовью». Как можно заниматься любовью? Никто не может заниматься любовью. Однако это выражение появилось в языке не случайно. Люди пытаются заниматься любовью, даже в любви они являются делателями. И поэтому упускают величайшую возможность познать, что такое сдача.

Сейчас появляются руководства: «Как заниматься любовью», «Как достичь полного оргазма». И люди читают эти руководства и следуют инструкциям. Я знаю некоторых глупцов, которые занимаются любовью со своей женщиной, а рядом с кроватью лежит руководство, и они все время заглядывают в него: как им достичь полного оргазма.

В определенные моменты жизни, когда вы перестаете быть делателем, знатоком, когда вы просто есть, у вас появляется это ощущение. Оно может приходить через посредство красоты, оно может приходить через поэзию, оно может приходить через музыку, оно может приходить через многие двери. В храм к Богу ведет множество дверей.

Но мое ощущение таково, что тебе знакома только зависимость, и именно поэтому возник такой вопрос. Человек, который познал сдачу, не может задать такой вопрос. Расслабься на несколько мгновений. Это может случиться в любой ситуации: плавая в реке, расслабься вместе с рекой; греясь на солнечном пляже, расслабься вместе с солнцем – все, что угодно. Жизнь полна удобных случаев. Вспомни Атишу. Он говорит, что жизнь полна удобных случаев, жизнь и есть удобный случай. Не жди удобного случая, этот случай уже здесь.

Но тебе придется научиться совершенно другому виду сознания – не сознанию делателя, а сознанию, которое просто существует… простому, невинному сознанию.

И много раз это случается с тобой, когда ты меня слушаешь. Во время пауз, когда я иногда останавливаюсь… это приходит.

Пей это.

Последний вопрос:

Ошо,

Я хочу жениться. Пожалуйста, благослови меня.

Ты что, сошел с ума? Достаточно одной любви; брак ничего к ней не прибавит. И вообще, почему ты так спешишь покончить с этим прекрасным переживанием? Подожди. Когда ты почувствуешь, что любовь закончилась, можешь жениться.

Священник получил от новобрачного, которого он сочетал браком, благодарственное письмо следующего содержания: «Ваше преподобие, хочу поблагодарить вас за то, что вы так красиво завершили мое счастье».

Ты очень молод – всего двадцать два года. Человек должен жениться лишь тогда, когда он обладает достаточной мудростью. Женитьба не для молодых людей. Молодые должны валять дурака. Женитьба для тех, кто прошел через самый разный жизненный опыт, кто видел все оттенки, весь спектр и теперь готов остепениться.

Я бы никому не советовал вступать в брак до сорока двух лет. Женитесь после того, как у вас случится первый сердечный приступ. До этого момента жениться слишком рано и глупо. Но, может быть, этот вопрос и возник как раз потому, что тебе лишь двадцать два года и ты еще глуп.

Четырехлетний Стивен: «Ты девственница?»

Четырехлетняя Сьюзен: «Пока еще нет».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.