Глава 15

Глава 15

Щелчком меня вышибло из безвременья в какое-то другое местоположение нашей Вселенной.

И опять новая история!

Плодородная равнина простиралась до самого того места, где смыкался индиго-лиловый небосвод с белой полоской песков. Темными холодными ночами звезды, казалось, были рассыпаны полукругом по земле у горизонта. Только далеко на северо-востоке владение Барназалиса упиралось в подножие гор, некогда бывших сине-черным каменным великолепием, а теперь разваленных и поросших красноватым низкорослым «сакаши», так местные жители называли эти непроходимые заросли. Те немногочисленные поселенцы, которые отваживались здесь остаться и разбить пока временные лагеря, были безрассудно дерзкими. Они держались особняком, никого не подпуская к своей территории, но и не вмешиваясь в дела других.

Равнина была красива и плодородна. Где-то далеко на юге возводились храмы живущему еще пока в этом плоском мире правителю, при жизни объявившему себя божеством, изменившему свое имя, полученное при рождении. Мальчик, рожденный Амендхотэпом, сросшимся со своим братом-близнецом голенью левой ноги, прошедший круги ада человеческих отношений. Выживший, несмотря на все злодейство придворных интриг. Впоследствии, получив власть, обезопасил себя, под самый корень выкосив, как сорную траву всех интриганов и заговорщиков, их семьи и родственников. Вообще всех, к кому не имел симпатий. Отделил себя от родословного древа тем, что отрекся от наследия и традиций, передаваемых из поколения в поколение. Отказался от жреческого наставничества оригинальным и страшным способом. Замуровал всех служителей культа в стену живыми, но не полностью, а оставив головы обреченных торчать из этой стены, чтобы продлить страдания казненных. Да и в назидание всем остальным, оставшимся в живых, но не согласным с правителем. Отрекся и от имени, данного жрецами по времени и сути его рождения. Нарекся Эхнатоном, провозгласив себя потомком Амуна-Ра — божеством, сошедшим на эту грешную землю. Разрушив прежние храмы и все, что могло напоминать о прежней власти, начал возводить новые культовые памятники себе. Народу для этой затеи потребовалось немерено, да и не просто тупой рабочей силы, а опытных мастеровых. И из всех подвластных правителю земель безоговорочным приказом сгоняли всех, кто хоть как-то разбирался в строительстве.

Поубавила эта затея подданных в провинции Барназалиса. Пришлось отправить туда немало крепких и опытных строителей и «тургов» из каменоломен. Безвозвратно. Когда еще вырастут и переймут мастерство те смешные детеныши с тонкими руками и ногами, которые пока весело и беззаботно играют. Старший военный архитектор, носящий имя Асмерагос, смотрел на детей, облепивших огромный необработанный камень, лежащий внизу, в тени, падающей от многоступенчатого строения.

Он восседал на «тугане» из редкой породы дерева, имеющего глубокий красноватый цвет. Мастер, который имел честь изготовить его, пропитал изделие маслом плодов изумрудно-зеленого колючего кустарника, и у дерева появился черный отлив. При свете луны «туган» казался высеченным из того редкого камня, который иногда торговцы привозили из далекой страны, и плата за него была несказанно велика.

Сегодня был великий праздник «Разделение Года». Полнолуние. Луна была тяжелой и мрачной, что предвещало бури и засуху, по меньшей мере, в период созревания урожая. Бог ветра собирался пригнать с юга, где камни растрескивались от солнца, а воздух обжигал, горячий суховей, названный жрецами «Сара», что означало «истребляющий». И сегодня, в этот день, готовилось жертвоприношение Богу дождя, чтобы он милостью своей вступился за род людей и не дал суховею испепелить этот край благодатной и щедрой долины, которая простиралась на многие-многие луны пешего пути.

Асмерагос отвел взгляд от кроваво-коричневой луны и поправил подол одеяния, прикрывающего его изуродованную ногу.

— Боги милостивые, хоть кость была цела.

Левая рука совсем была потеряна. Лекарь тогда, в походе, не смог помочь ему. Да, смерть смотрела на него во все глаза, но, верно, не подошел срок встретиться с ушедшими предками в Мир Мертвых.

Воспоминание прервали звуки музыкальных инструментов, оповещая о начале ритуала жертвоприношения. Рогатых домашних животных привели на площадь еще затемно, привязав возле жертвенного колодца. Они испуганно пятились назад, пытаясь освободиться. Но участь их была уже предрешена, дабы спасти людей от голода и вымирания. Огромные надежды возлагались на милость Богов. Животных, по правилам ритуала, топили во рве с водой, принося в жертву Богу дождя.

Верховный Правитель восседал у самого края тридцать девятой ступеньки, на легком переносном «тугане» без спинки.

В этот день он должен был спуститься вниз ко рву, пройти по левому краю и принести в жертву одну из фамильных драгоценностей, самую любимую и дорогую. Снять с шеи украшение и бросить его в воду. И насколько он будет искренен в выборе подарка Богу Дождя, зависел исход церемонии. Эту ночь все ждали с огромным трепетом. Сам великий богоподобный правитель сходит на землю.

Стража внизу стояла по обе стороны рва, чтобы никто из зевак не зашел за границы жертвенника. Стражники как изваяния, застыли внизу. Отражение луны золотым блюдом лежало на поверхности воды и плавно покачивалось, вторя волнам.

Вой жрецов падал с верхней площадки многоступенчатого сооружения. Они просили у Бога Дождя милости для людей. Оросить долину дождем божественного внимания, порадовать всех присутствием своей Милости. Они, скрытые от взоров любопытных, совершали таинство, и только звуки молитв нарушали спокойную тишину. От их пения накатывало необъяснимое чувство, ноги тяжелели и как будто прирастали к земле. Жрецы пели до тех пор, пока не подул едва ощутимый прохладный и свежий ветерок, знак того, что люди были услышаны Богами.

Вздох облегчения прокатился в толпе: «Ну, на этот раз повезло, значит, не так уж много зла в душе правителя». Обряд продолжался до первого луча восходящего Солнца.

Восемьдесят шестой раз в этой жизни Асмерогос встречал «Разделяющую Луну». Он был полон сил, несмотря на искалеченную ногу. Люди этого времени приобретали немощь только где-то к сто девятой луне, если доживали. Это была очень красивая, но малочисленная и вымирающая раса. Все попытки возродить ее были безрезультатны. Ничего не поделаешь, судьба народа так же неумолима, как и судьба отдельного человека.

Это были гибкие люди с длинными руками и ногами, незлобивым нравом и открытым сердцем. С глазами, яркими, как самоцветы, зеленоватыми, очень редко синими, это сказывалась кровь чужого народа с гор.

Только у жрецов глаза были цвета луны и такие же круглые: ночные люди. Они сильно отличались и телом, и душой. Да и люди ли? Сухие, молчаливые, как тени, скользили, никем не замечаемые. Никто о них не имел достоверных сведений, даже домыслов никаких. Эта тема вслух никем не обсуждалась. Бесшумные, призрачные, они несли свою службу, правитель этого государства — свою, и всех устраивало такое положение вещей.

Правитель медленно спускается по ступенькам. Через каждые четыре ступеньки расположена большая площадка, на которой он останавливается и садится на «туган». Белое одеяние его — как крылья ночной бабочки. Черные сандалии, красные украшения на ногах в виде бус.

— Так скучно наблюдать за ним, а тут разболелась рука, хотя ее и нет. Но болит.

Асмерагос глазами поискал лекаря.

— Нет его нигде. Церемония. Обязанность. Титул... Устал. Но нет наследника, которому передал бы сан. Теперь до самого последнего дня. обязан служить.

Асмерагос закрыл глаза и стал думать о том, что приятно его сердцу. Захотелось развеять тоску от обязательных для присутствия и порядком надоевших церемоний. Мысли незаметно потекли во вчерашний день. Выплыл образ смешного котенка с толстыми лапами, которого он оставил себе. Охотникам отдал за него фамильное украшение с пояса, все равно некому его передавать по наследству. А этот маленький звереныш что-то уж сильно пришелся к душе. В народе Зверя этого ценили. Вырастая, они любили хозяина и подчинялись ему, но только хозяину, очень правильно определяя друзей и недругов. Верный страж и надежный друг. Страшный, хитрый, умный зверь. Желтые умные глаза, черная кроткая шерсть. Сильный и одинокий — как он сам.

— Вот и встретились снова, дикая черная кошка, — эта фраза независимо от воли архитектора прозвучала из его уст.

Ему смутно что-то припомнилось. Какой-то кошмарный сон: он стоял и смотрел на черную пантеру, бездыханную, лежащую у его ног. Сон был навязчивым и повторялся часто.

Гудящая стрела, выпущенная твердой рукой. Во сне он припоминал, что хотели убить его, но почему-то попали Зверю в висок.

— Конечно, Сушар не охотник, и не он поднял зверя и нашел логово с котенком. Приобрел у кого-то за бесценок, — продолжал размышлять Асмерагос, пытаясь отмахнуться от воспоминаний о навязчивом сне.

— Сушар как змея — нельзя ему доверять. Он и так чует и знает больше, чем ему положено знать. Желтоглазый Сушар, не лежит у меня к нему сердце, хотя плохого он мне ничего не принес, пока. А там — кто его знает.