Глава 21. Арбуз и нож

Глава 21. Арбуз и нож

Первый вопрос:

Ошо,

Я так рада и счастлива находиться рядом с тобой, я так благодарна тебе за то, что ты по-прежнему доступен для всех нас – тех, кто хочет пить из твоего неисчерпаемого источника. Это такое блаженство – находиться в потоке твоей любви и твоего сострадания. Мне никогда не найти слов, чтобы выразить благодарность за все, что ты даешь нам.

Скоро я вернусь в тот безумный мир, где ты будешь присутствовать только в моем сердце. Иногда у меня возникает сомнение, стоит ли продолжать работу по распространению твоего учения в мире. Мне хотелось бы знать, есть ли у тебя по-прежнему какой-то замысел, надежда сделать что-то с этим безумным миром, или ты просто хочешь оставаться со своими саньясинами.

Можешь ли ты что-нибудь сказать об этом?

В этом вопросе заключено много вопросов. Во-первых, настоящая благодарность никогда не находит слов, чтобы выразить себя.

Та благодарность, которая может найти слова, чтобы выразить себя, – это всего лишь формальность, поскольку все, что переживается сердцем, сразу же выходит за пределы слов, понятий, языка. Ты можешь жить благодарностью, она может сиять в твоих глазах, она может распространяться как аромат всего твоего существа. Это может быть музыкой твоего безмолвия, но выразить ее словами ты не можешь. В тот самый момент, когда ты пытаешься выразить ее словами, сразу же умирает нечто существенное.

Слова могут передавать только нечто мертвое, но не живые переживания.

Поэтому понятно, что тебе трудно выразить свою благодарность. Это не твоя трудность, это трудность самого переживания благодарности.

И блаженны те, у кого есть такие переживания, которые находятся за пределами слов.

Горе тем, кто не знает ничего, кроме слов и языка.

Во-вторых, ты говоришь, что скоро уйдешь от меня и я буду только в твоем сердце.

Если я в твоем сердце, то нет никакого способа уйти от меня. Ты можешь уйти от моего физического присутствия, но мое физическое присутствие больше не имеет никакого значения, если ты уже чувствуешь мое присутствие в своем сердце.

Ты осознала мое духовное присутствие. Физическое присутствие – это всего лишь отправная точка; если оно смогло привести тебя к моему духовному присутствию, то его работа сделана. Теперь я буду пульсировать в твоем сердце, где бы ты ни была – не имеет значения, находишься ли ты здесь или на далекой планете.

Любовь – это единственный феномен, который уничтожает пространство, расстояние, время.

Химия любви до сих пор не постигнута. Физики заняты изучением пространства и времени, и они еще не поняли, что в существовании есть нечто большее, в чем пространство и время исчезают.

Любовь – это феномен, который не знает времени, пространства, расстояния. Пожалуй, наука никогда не сможет постигнуть любовь. Пожалуй, это за пределами возможностей науки. Но не за пределами возможностей поэзии и религии. Не за пределами возможностей медитации.

Это не за пределами возможностей каждого индивида, который готов раствориться в любви. Тогда наука остается далеким эхом, а любовь становится единственной реальностью.

Утверждение людей, подобных Шанкаре, Бозанкету, Брэдли, о том, что мир – это иллюзия, отнюдь не глупость. Мир состоит из пространства и времени, но эти люди пытались доказать, что мир – это иллюзия. Они создали философскую систему, представив на обсуждение тему иллюзорности мира. Само их усилие опровергает их – если мир иллюзорен, то зачем доказывать, что он иллюзорен? Если чего-то нет, то его нет.

Но если Шанкаре нужно было бы выйти из этой комнаты, он вышел бы через дверь, а не через стену. Стена реальна. Если бы Брэдли захотел поесть, он не стал бы есть камни. А ведь если хлеб иллюзорен и камни иллюзорны, то какая разница? И то и другое – иллюзия.

Эти люди пытались доказать то, чего они сами не пережили в своем собственном существе. Это не было переживанием любви, это была чистая логика. Сотни философов пытались убедить людей в том, что мир иллюзорен, но так никого и не убедили. Даже сами они не были убеждены в этом. Я вспомнил одну историю.

Одного буддийского философа привели к царю. Люди говорили, что он был одним из величайших логиков, о котором они когда-либо слышали. Он отстаивал теорию, что все иллюзорно, что все сделано из того же материала, из которого сделаны сновидения.

Но царь был очень прагматичным и практичным человеком. Он сказал: «Объявите всем, что они должны разойтись по домам и запереть двери, лавки должны быть закрыты, потому что сейчас на улицу будет выпущен наш бешеный слон». А этого буддийского философа оставили стоять на улице. И он стал рыдать и кричать: «Спасите меня! Нет ничего иллюзорного – по крайней мере этот слон не иллюзорен». А слон был действительно бешеный.

Видя его состояние… Слону не дали напасть на него. Философа снова привели к царю, и царь спросил:

– Ну что ты теперь скажешь о своей философии?

– Все иллюзорно, – ответил тот.

– И слон? – спросил царь.

Философ сказал:

– Слон иллюзорен, философ, который плакал и рыдал, иллюзорен, и царь, который его спас, иллюзорен – все иллюзорно. Но, пожалуйста, не отправляй меня снова на улицу – ведь это философия. Я готов спорить, но только не с бешеным слоном. Если у тебя есть философы, пошли за ними, и я докажу, что все иллюзорно.

Эти философы говорили то, в чем есть доля правды. Но они пытались доказать это. Тут-то они и сбивались с пути. Любовь нельзя доказать. Ее можно только пережить.

И в любви все, что состоит из пространства и времени, представляется сделанным из того же материала, что и сновидения. Это не то, что можно доказать, это не философия.

Вы можете сидеть с кем-нибудь рядом, ваши тела будут соприкасаться, и все же вы будете находиться в сотнях миль друг от друга.

И вас могут разделять сотни миль, и все же любовь может свести вас настолько близко, что вы растворитесь друг в друге.

Так что запомни: если ты чувствуешь меня в своем сердце, то я всегда с тобой. Куда бы ты ни отправилась, я отправлюсь вместе с тобой – и без билета, поскольку еще не нашли способ определять, не путешествует ли человек с кем-то, скрытым в его сердце.

В-третьих, этот мир, несомненно, безумен. И не то, чтобы он внезапно стал безумным, – он всегда был таким.

Я не пессимист, но я и не оптимист. Я просто реалист. Я знаю, что невозможно изменить весь этот безумный мир.

Даже если я смогу изменить моих людей, моих саньясинов, уже одно это превзойдет все ожидания.

Поэтому я не хочу, чтобы ты стала миссионером, старающимся изменить безумных людей.

Изменяй себя и помогай своим спутникам – саньясинам, которые вместе с тобой находятся на том же пути, в том же поиске, – ободряй их, помогай им всеми возможными способами. Бывают моменты тьмы, бывают моменты отчаяния, бывают моменты, когда человеку кажется, что ему не следовало выбирать этот путь, потому что он направлен против всего этого безумного мира.

Быть нормальным в этом безумном мире – значит непременно быть против него.

Поэтому помогай тем немногим людям, которые движутся к душевному равновесию, и никогда не требуй невозможного. Но изменить несколько тысяч саньясинов во всем мире – это возможно. И, может быть, если несколько тысяч саньясинов изменятся, это создаст некий магнетизм, некое притяжение, так что в это будут втянуты еще многие миллионы людей.

Но тебе нужно начать с самой себя. Если ты сможешь изменить себя, это уже много; а если ты сможешь помочь тем, кто находится на пути, этого будет достаточно для твоего сострадания и твоей любви.

В этом безумном мире есть много людей, которые не хотят жить так, как они живут, они хотят трансформироваться. И если ты встретишь человека, у которого есть глубокое желание трансформироваться, помоги ему. Но никогда никому себя не навязывай, потому что, если человек хочет оставаться безумным, это его неотъемлемое право. Не беспокой его, он и так уже слишком обеспокоен. Просто оставь его в покое и позволь ему оставаться безумным. Благослови его и скажи: «Живи этим тотально». Возможно, проживая свое безумие тотально, он сможет выйти из него.

С безумными людьми проблема в том, что они всегда проживают его частично, они всегда подавляют его, они никогда не делают того, что им хочется. Если им предоставить полную свободу, то, возможно, они смогут выйти из своего безумия.

По крайней мере мои люди должны предоставлять каждому человеку свободу быть собой, без всякой оценки, без всякого осуждения, не называя его безумцем, не называя его грешником, не отправляя его в ад. Они должны просто принимать.

Любящий человек принимает другого таким, какой он есть, не требуя, чтобы тот изменился.

Второй вопрос:

Ошо,

Однажды я пребывала в счастливом ожидании, чтобы поприветствовать тебя на пути к Санаи Грув[13]. Я радостно пела и танцевала. Когда ты подошел ближе, мое тело стало двигаться в такт с движением твоих рук. Невероятная невесомость и радость буквально взорвались во мне и устремились в беспредельность, а затем упали в глубокую, безмолвную бездну внутри меня.

Потом я почувствовала благодарность и очень сильное облегчение; я искала это переживание в отношениях с мужчинами, а оно случилось благодаря пребыванию с тобой.

Это великое блаженство, или экстаз, или оргазм – я не знаю, как это назвать, – можно испытать только с мастером или с мужчиной тоже?

Переживание предельного блаженства, экстаза или оргазма не имеет никакого отношения к другому человеку.

Оно случается в тебе, а другой – это только повод. Это может быть мастер, а может быть кто-то еще.

С мастером это легче, потому что с мастером у тебя нет никаких ожиданий. С любым другим мужчиной у тебя есть ожидания. С любым другим мужчиной ты хочешь доминировать; твои отношения с любым другим мужчиной не дадут тебе расслабления. Это не имеет никакого отношения к другому человеку – все дело в твоей позиции, в твоем подходе.

Если твои отношения с мастером полны ожиданий, то это переживание не может случиться.

Это переживание может случиться даже в твоих отношениях с деревом или со звездами, или когда ты просто сидишь одна в своей комнате. Оно никак не связано с кем-то другим. Ты должна ясно понять: это – взрыв радости внутри тебя.

Но когда ты сидишь в одиночестве в своей комнате, испытать это труднее всего, поскольку у тебя нет повода. Ты даже улыбнуться не сможешь, потому что подумаешь: «Не схожу ли я с ума? Никого нет, а я улыбаюсь».

Однажды я ожидал поезда на платформе вокзала. Поезд должен был прийти поздно ночью, и на платформе были еще люди. Один человек, отдыхавший в удобном кресле, привлекал всеобщее внимание тем, что иногда он делал такие жесты, словно что-то отбрасывал, иногда он улыбался, а иногда начинал смеяться – и хохотал так, что ему приходилось держаться за живот, поскольку от смеха тряслось все его тело.

Я сидел рядом с ним. Я не люблю беспокоить кого бы то ни было – а он так радовался, – но было трудно устоять перед искушением узнать, что же происходит с этим человеком.

Я обратился к нему:

– Извините за то, что вмешиваюсь, но я не могу больше бороться с искушением, а нам предстоит сидеть здесь еще несколько часов. Что происходит? Иногда вы делаете такой жест, как будто что-то отбрасываете. И вы строите такие гримасы; иногда улыбаетесь, а иногда вы так громко хохочете, что хватаетесь за живот, – а ведь вы сидите в одиночестве.

Этот человек ответил:

– Я никому не рассказываю о своем секрете. Но вы просидели рядом со мной три часа, и я могу понять, как вам, должно быть, трудно сопротивляться искушению задать вопрос. Я открою вам свой секрет. Пододвиньтесь поближе.

Я передвинул свое кресло поближе к нему. И он сказал:

– В этом нет ничего особенного. Я просто сам себе рассказываю анекдоты.

Я переспросил:

– Анекдоты?

– Ну да, я рассказываю анекдоты, – ответил он, – но иногда это старые анекдоты, которые я уже рассказывал много раз, поэтому я их отбрасываю. А иногда анекдоты оказываются такими забавными, что я не могу удержаться от громкого смеха, – но вокруг спят люди, здесь очень много людей, поэтому мне приходится хвататься за живот и сдерживать смех. Некоторые шутки не настолько смешны, они вызывают только легкую улыбку.

– Вы – великий человек, – сказал я. – Вы овладели великим секретом.

– Что вы имеете в виду под «великим секретом»? – спросил он.

Я сказал:

– Если бы каждый знал этот секрет, мир был бы гораздо лучше, менее несчастным, в нем было бы больше смеха, больше радости. Нет нужды ждать, пока кто-то другой расскажет вам анекдот. Это же просто замечательно – вы сами себе рассказываете анекдот, и если он вам не нравится, вы можете просто отбросить его. Когда кто-то другой рассказывает анекдот, который вам не нравится, вам все-таки приходится улыбаться, вам приходится быть лицемером. Внутри себя вы говорите: «Дерьмо!» – но на поверхности вы улыбаетесь и говорите, что анекдот замечателен. Вы обрели огромную свободу. Вы можете выбирать анекдоты по своему вкусу, и вы можете наслаждаться любым интересным анекдотом столько раз, сколько вам хочется, – вы можете рассказывать его снова и снова.

Ученые обнаружили, что все, что случается с вами, происходит в центрах вашего мозга. Поводы могут находиться вне вас, но на самом деле все происходит в семистах центрах мозга.

Одним из самых значительных людей этого столетия был Дельгадо.

Всю свою жизнь он изучал, как функционирует мозг животных. И он был удивлен, когда обнаружил, что то, что называют сексуальным оргазмом – который обычный человек считает пределом удовольствия, – можно вызывать самостоятельно, без помощи другого человека. Другой человек не нужен. Вы можете просто положить в карман небольшое устройство дистанционного управления… поскольку в мозгу есть центр, контролирующий сексуальное удовольствие.

Дельгадо работал с белыми мышами. Он вскрыл мозг одной из мышей и вживил электрод в сексуальный центр. Согласно полученным им данным, секс не имеет никакого отношения к половым органам. Секс сосредоточен в голове – половые органы являются лишь ответвлениями, связанными с центром.

Он соединил электрод с устройством дистанционного управления, и, когда он нажимал на кнопку, бедная мышь испытывала потрясающее переживание, экстаз, оргазм. Дельгадо не мог поверить в это – это не имело никакого отношения к половым органам, это было прямое воздействие.

Затем он сделал небольшое приспособление с кнопками и научил мышь нажимать на кнопки таким образом, чтобы она могла испытать слабый оргазм, или очень сильный оргазм, или самый сильный оргазм.

И вы будете удивлены: даже мыши не настолько глупы – когда есть выбор, кому нужен слабый оргазм? Мыши надо было только нажать на кнопку, и все ее тело охватывал трепет. Рядом поставили еду, воду, все, что ей нравилось, – но ее ничего не интересовало. За один час она испытала шестьсот сильных оргазмов – и, конечно, она умерла, потому что столько оргазмов нельзя выдержать, всему есть предел. Шестьсот оргазмов за один час, десять оргазмов в минуту… и она забыла о воде и еде.

Дельгадо говорит, что всякий раз, когда мы думаем, что наше удовольствие, наша боль, наше страдание, наша радость зависят от кого-то постороннего, мы ошибаемся. Вне нас находятся только поводы.

И таково учение всех древних мистиков: ваше блаженство – внутри вас, царство божье – внутри вас.

Можно по-разному выразить это. Дельгадо пользуется научной терминологией. Иисус использует язык религии.

Ты говоришь, что здесь со мной ты испытываешь экстатические, оргазмические переживания.

Я хочу, чтобы ты запомнила: я могу быть поводом, но само действие – твое. Ты абсолютно независима. И лучше помнить об этом; тогда такое переживание может случиться у тебя с любым мужчиной, с любым деревом, с любым прекрасным закатом, с любой звездной ночью – или просто когда ты будешь молча сидеть в своей комнате, ничего не делая, в темноте. Тебе надо только выяснить, что происходит внутри тебя.

Ты сфокусирована на внешнем, вот почему ты все время упускаешь то, что происходит внутри. Ты думаешь, что это происходит благодаря мастеру, поэтому фокусируешься на мастере. Тогда ты привязываешься к мастеру – это становится твоим рабством.

Когда случается что-то подобное, закрой глаза и посмотри, что происходит внутри тебя, и вскоре ты увидишь некие намеки на то, как это происходит, в каких ситуациях. Ты была тихой, ты была расслабленной, ты не думала. Твой ум был пуст, и это пришло как наводнение. Теперь попытайся сделать это самостоятельно.

Этого не случается у тебя с любым другим мужчиной потому, что с любым другим мужчиной ты не бываешь тихой. С любым другим мужчиной ты постоянно ссоришься, сражаешься, постоянно придираешься к нему.

Очень трудно найти женщину, которая не бывает стервозной; но неужели ты думаешь, что, будучи стервозной, ты испытаешь экстаз? Стервозной становишься ты, но мишенью будет мужчина. Ты думаешь, что причина в нем. Почему он пришел так поздно? Где он был?

Однажды жена Муллы Насреддина плакала. Когда я зашел к ним в дом, она стала плакать еще громче. Я спросил:

– Что случилось?

– Дело зашло слишком далеко, – сказала она. – Этот мужчина, – и она указала на своего мужа, Муллу Насреддина, – таскается по женщинам. В этом нет никакого сомнения, потому что я много раз находила на его пиджаке волосы, и это были не его волосы – он же лысый. И цвет другой.

– Сегодня ты их тоже нашла? – спросил я.

Она ответила:

– Сегодня нет. Именно поэтому я и кричу. Сегодня я все тщательно осмотрела и не нашла ни волоска. Это означает, что он начал путаться с лысыми женщинами. А это уж слишком, я не могу этого допустить. С женщинами, у которых есть волосы, – это еще терпимо, но с лысыми женщинами…

Ты сама находишь то, что делает тебя радостной, и то, что делает тебя несчастной.

Этого не случалось с мужчиной по одной простой причине: во-первых, ты всегда ссорилась с ним, всегда что-то требовала от него. А эти переживания не таковы, что их можно вызвать по требованию: «Подай мне сейчас же один экстаз». Никто не может этого сделать – кроме Дельгадо. Но для этого тебе придется перенести небольшую операцию. Он проделает маленькое отверстие в твоем черепе и поместит туда электрод. И он даст тебе устройство дистанционного управления – такое маленькое, что ты можешь носить его в кармане. И не будет никакой нужды просить кого-то другого; ты сможешь устраивать себе столько оргазмов, сколько захочешь.

Но опасность та же: с тобой случится то, что случилось с бедной мышью, потому что это переживание настолько прекрасно, что ты не захочешь терять ни одного мгновения на что-то другое. Возможно… Мышь – маленькое существо, она умерла через час, а тебя может хватить на двадцать четыре часа. Но не надейся прожить дольше. Это в несчастье человек может прожить семьдесят пять лет.

Но в экстазе… семьдесят пять лет в экстазе? Это невозможно.

Ваш организм не железный. Он сломается.

Я могу создать для тебя атмосферу, в которой легче перемещаться в это пространство. Если ты разумна, ты начнешь искать внутри себя, каким образом случаются эти переживания. И ты начнешь делать это в одиночку, так, чтобы ты могла испытывать эти переживания без меня.

Если ты неразумна, то ты будешь цепляться за меня, – именно так в этом мире эксплуатируют множество людей. Если ты идешь к кому-то и говоришь: «Это благодаря тебе, мастер… Ты – господин моего сердца», ты даешь этому человеку возможность эксплуатировать тебя и других.

Из всех так называемых духовных учителей, мастеров, пророков и спасителей девяносто девять процентов являются просто жуликами. Но виноваты в этом вы. Вы сделали их мошенниками.

Я не хочу, чтобы кто-то цеплялся за меня, привязывался ко мне каким-либо образом.

Все мои усилия направлены на то, чтобы дать вам полную свободу и такие методы, благодаря которым вы сможете создавать внутри себя все, чего вы хотите. Даже Бога не нужно, ничего не нужно – достаточно вас самих.

Это великое благо, дарованное существованием каждому человеку. Вы созданы такими совершенными – но вы никогда не исследуете свое совершенство, оно остается спящим.

Просто станьте исследователем вашего собственного внутреннего мира, вашей собственной субъективности, и вы обретете тысячи экстазов и огромное, невообразимое блаженство.

Вы являетесь раем, но вы забыли самих себя.

Вы смотрите куда угодно, но только не внутрь себя, а это единственное место, где вы можете найти сокровище, истину, красоту.

Третий вопрос:

Ошо,

На данном этапе работы это последний мазок в картине всей твоей жизни, которая посвящена трансформации нового человеческого существа?

Моя работа не похожа на работу художника. Это то, что не может быть завершено, это непрерывный процесс. И я буду наносить мазки на картину даже тогда, когда я буду делать свой последний вздох, – и картина все еще не будет завершенной.

В жизни только безумцы стремятся к совершенству. Тот, кто одержим идеей совершенства, близок к тому, чтобы стать безумным.

Однажды я был гостем во дворце одного махараджи, и махараджа показывал мне свои владения – это был прекрасный дворец. В одном месте он остановился и спросил: «Видите?» Это была недостроенная стена. Я спросил: «Почему вы оставили ее недостроенной?»

Он ответил: «Этот дворец был построен моим дедом, а в нашей семье есть традиция, согласно которой ничего нельзя доводить до совершенства. Должен быть оставлен какой-то изъян, чтобы следующее поколение помнило, что жизнь не допускает совершенства».

Несовершенство – это не что-то плохое. Несовершенство – это корень любого роста; совершенство может означать только смерть. Когда что-то совершенно, оно мертво.

Картина, над которой я начал работать, останется несовершенной – хотя я буду пытаться сделать ее совершенной, но сама природа существования такова, что она не может быть совершенной. И это не моя картина.

Те, кто со мной… Это также и их картина. Когда я уйду, вам придется продолжать ее писать. На картине должны появляться новые цветы, новая листва. Не дайте ей умереть. Другими словами, не дайте ей стать совершенной.

Приложите все усилия, чтобы сделать ее совершенной, но не позволяйте ей стать совершенной.

Тогда в ней будут потрясающая красота, постоянное движение и рост, и этому не будет конца. В жизни мы всегда находимся посередине.

Вы не знаете начала жизни, вы не знаете конца жизни. Мы всегда посередине, и каждый всегда был посередине. Это процесс, непрерывный процесс, река, которая продолжает течь. В этом все великолепие, в этом вся красота. И так во всем, не только в живописи, запомните это. Примите тот факт, что несовершенство – это правило; нечто становится совершенным только тогда, когда приходит его смерть.

Стремиться к совершенству – значит стремиться к смерти. Смерть – это точка.

В жизни вы можете использовать запятые, но точку – никогда.

В одном из стихотворений Рабиндраната Тагора… Критики во всем мире критиковали его, потому что оно внезапно начинается и внезапно заканчивается, у него нет начала и нет конца. Кажется, что есть только средняя часть стихотворения – чего-то недостает в начале и чего-то недостает в конце.

И Тагора спросили:

– Вас критикуют, почему вы молчите?

Он ответил:

– Эти люди не понимают жизни. Жизнь всегда посередине, а моя поэзия отображает жизнь. Она начинается из ниоткуда и внезапно исчезает, оставляя у вас чувство незавершенности.

Но ум стремится к совершенству.

Поэтому ум испытывает беспокойство, когда он сталкивается с сердцем, с любовью, с жизнью, с медитацией, с красотой. Ум всегда испытывает беспокойство, когда он сталкивается с тем, что растет.

Ему очень легко с машинами; они представляют собой нечто завершенное. Машины совершенны.

Для меня несовершенство – это не то, что нужно осуждать; это то, чему нужно радоваться, что нужно высоко ценить – поскольку это принцип самой жизни.

Четвертый вопрос:

Ошо,

Когда я в последний раз видела тебя во время беседы, случилось нечто странное: глядя на тебя, я почувствовала, как будто не могу видеть тебя; мне пришлось закрыть глаза, чтобы снова сосредоточиться. И я не могу сказать, что даже тогда я обнаружила тебя.

В течение дня, когда я остаюсь наедине с собой, внутри меня появляется так много любви и нежности. Это похоже на то, что там, где раньше я находила тебя, есть только огромное пространство любви, и мне кажется, что это – я. А ты как-то далек и холоден. Это озадачивает меня.

Со мной что-то не так? Хотя я чувствую себя богатой, и ты – мой самый любимый мастер.

Нет нужды озадачиваться. В этом нет ничего неправильного. Все идет, как надо.

Чем сильнее ты любишь меня, чем ближе ты подходишь ко мне, тем больше я буду казаться тебе исчезающим. И в какой-то момент ты обнаружишь, что там, где раньше был я, есть только любовь, аромат, присутствие. И самое странное, ты будешь чувствовать, как будто это – твой центр, это – ты. Это один путь приближения к мастеру. Все люди разные.

С кем-то другим происходит прямо противоположное: когда он приближается ко мне, он начинает исчезать. И когда он подходит ко мне слишком близко, он обнаруживает, что его больше нет. Но это не имеет значения.

Самое основное заключается в том, что вдвоем нельзя войти в райские врата. Двое должны стать одним. А кто исчезает и кто остается – это только вопрос языка, который абсолютно несущественен.

И ты чувствуешь любовь, чувствуешь себя блаженной, чувствуешь себя богатой, так что, несомненно, все идет правильно. Когда все идет правильно, тебе даются некие указания на это. Когда что-то идет не так, ты становишься несчастной, впадаешь в отчаяние, в тоску. Нет никакой необходимости спрашивать об этом; ты можешь просто посмотреть на свое собственное состояние и узнать, правильно ли все идет или нет.

Если ты чувствуешь себя любящей, более богатой, более полной, более удовлетворенной, то все идет правильно. Ты блаженна.

И мастер ли исчезает в ученике или ученик исчезает в мастере – это зависит только от того, откуда смотреть.

Мой дедушка говорил… Он не был образованным человеком, он не был философом. Он был очень практичным человеком. Но время от времени он, просто исходя из своего практического жизненного опыта, говорил такие вещи, которые имели огромное значение.

Он был торговцем тканей. Я часто сидел рядом с ним, когда он обслуживал покупателей, – его манера вести дела была довольно странной.

Но он им нравился; если его не было, они спрашивали: «Где он? Когда он придет? Мы придем попозже».

Первым делом он спрашивал покупателя: «Ты хочешь быть обманутым? Дело твое. Ты хочешь заплатить реальную цену или ты хочешь заплатить больше? Решай и скажи мне. Если ты хочешь заплатить больше, то будем торговаться. И запомни вот что…»

В нашей деревне была прекрасная река, а на берегу реки росли очень сладкие арбузы. Нигде больше мне не попадались такие сладкие арбузы. Они были такими сладкими, что река получила название Саккар, что значит «сахар».

И дедушка говорил покупателю: «Послушай, арбуз ли упадет на нож или нож упадет на арбуз – в любом случае арбуз будет разрезан. Ты – арбуз, я – нож. Так что решай! Будем торговаться или нет? Если мы будем торговаться, ты заплатишь больше. Я знаю точную цену. Я не могу согласиться на более низкую цену, но на более высокую цену я могу согласиться в любое мгновение. Если ты не хочешь быть обманутым, я назову тебе реальную цену. Только помните о ноже и арбузе».

Так что, ученик ли исчезает в мастере или мастер исчезает в ученике – это не имеет значения… Арбуз все равно будет разрезан!

И ты – арбуз, а я – нож. Так что наслаждайся и чувствуй себя богатой.

Все идет, как надо.

Пятый вопрос:

Ошо,

Когда я сижу на твоей беседе, я чувствую твое безмолвие и чувствую, что становлюсь частью этого безмолвия. Это бессловесный процесс все большего и большего растворения в безмолвии.

И в то же самое время есть и твои слова. Я слышу их, и внезапно между безмолвием и словами возникает связь, и я чувствую огромную благодарность за твои чудесные слова. Безмолвие и слова сливаются в одно целое.

Не мог бы ты рассказать что-нибудь об этом процессе – действительно ли можно словами выразить бессловесное?

Да, слово может выразить бессловесное, но только для немногих избранных, только для тех, кто абсолютно безмолвен.

Слово, исходящее из безмолвия, несет с собой бессловесное безмолвие.

Дальше все зависит от воспринимающего – если его ум полон слов и болтовни, то безмолвие и бессловесность уничтожаются, и он слышит только слово.

Но если вы безмолвны, вы слышите слово и слышите также бессловесное; вы слышите звук и переживаете также беззвучное.

О жизни Махавиры рассказывают нечто странное. Вряд ли такое могло произойти на самом деле. Я не думаю, что это основано на исторических фактах. Особенно во внешнем мире это выглядит абсолютно бессмысленным и иррациональным.

Но здесь я могу рассказать вам эту историю. И я могу сказать, что такое могло произойти, – это происходит здесь, так почему это не могло происходить во времена Махавиры. Время не имеет значения, но это можно рассказать только тем немногим избранным, которые сами переживают нечто подобное.

Рассказывают, что Махавира никогда не говорил. Хотя есть священные писания – но Махавира никогда не говорил, он просто оставался безмолвным. У него было одиннадцать учеников, которые пребывали в глубоком безмолвии, и в этом безмолвии нечто передавалось от Махавиры ученикам. И эти одиннадцать учеников написали священные писания; они рассказали людям то, что сообщил им Махавира.

Поэтому всякий раз, когда кто-то говорит, что Махавира сказал то-то и то-то, помните, что это не было произнесенным им утверждением. Махавира никогда не говорил, он молчал. Но что-то происходило между ним и избранной группой его учеников, и эти ученики стали говорить от его имени. Они разошлись по стране, распространяя его послание.

Где гарантия, что они услышали то, что надо? Где гарантия, что они сами не придумали то, что они слышали? Где гарантия, что они не говорили от своего имени? Гарантия есть, и эта гарантия в том, что все одиннадцать человек услышали одно и то же.

Все одиннадцать учеников должны были сразу же записывать все, что они слышали, и поэтому все одиннадцать не могли вообразить одно и то же – это и есть абсолютная гарантия: они слышали, безмолвие говорило с ними. Между его безмолвием и их безмолвием существовала связь. Последователи Махавиры не могут доказать это.

Я спрашивал многих монахов-джайнов:

– Вы можете доказать это?

И они говорили:

– То были дни истины, а это – век темноты. Сейчас это нельзя доказать и нельзя пережить.

Для них это просто вера, и чаще всего они предпочитают не говорить об этом, потому что это ставит их в неловкое положение. Если кто-то поднимает этот вопрос, они не находят правильного ответа.

Но в нашей мистической школе это происходит, поэтому история о Махавире не может считаться выдумкой.

По мере того, как мои саньясины будут расти в безмолвии и двигаться глубже в медитацию, по мере того, как будут спадать их маски и их связь со мной будет становиться все более и более невинной, первое, что произойдет, – это то, что они услышат мои слова, и вместе со словами они услышат мое бессловесное послание.

А на втором этапе мне даже не нужно будет пользоваться словами. Я могу просто сидеть здесь, а вы можете слышать бессловесное послание.

Прежде чем я оставлю это тело, я хочу, чтобы это стало экзистенциальным переживанием не только для одиннадцати человек, а для тысяч людей. Только это может придать достоверность истории Махавиры. За двадцать пять столетий последователи Махавиры потерпели неудачу, они не смогли привнести в это никакой рациональности – потому что дело здесь не в разуме, а в медитации.

Вы удивитесь, узнав, что вся жизнь Махавиры – это жизнь в медитации, а в джайнизме о медитации просто забыли. Вся религия стала лишь ритуалом.

Так что это правда: вместе с моими словами ты можешь слышать и бессловесное. И скоро ты сможешь слышать бессловесное даже без слов. Этот день, когда я смогу говорить с тобой без слов, будет днем великого празднования.

Безмолвная встреча, общение без шума, музыка без звуков… Ничего не говорится, но все может быть услышано, понято и сразу же пережито.

Шестой вопрос:

Ошо,

Кажется, немецкая молодежь противоречит Ницше! Я видел такую надпись: «Бог не умер, просто он не может найти место, чтобы припарковать свою машину». Что ты думаешь об этом?

Нельзя сказать, что немецкая молодежь не права, и нельзя сказать, что она права; она просто не знает всей ситуации.

Фридрих Ницше находится в том же положении – ни прав, ни не прав, – потому что он тоже не знает всей ситуации. Он говорит: «Бог умер».

В каком-то смысле это верно, но на самом деле Бог совершил самоубийство. А почему он совершил самоубийство? Потому что он не смог найти место, куда припарковать свой старый «форд». Так что и немецкая молодежь права, и Ницше прав.

Это тот самый старый «форд» – он описан в Библии, – которым воспользовался Бог, чтобы вывезти Адама и Еву из садов Эдема.

Вывезти? На чем? На старом «форде» модели «T». И должно быть, это происходило где-нибудь в Бомбее, потому что я объездил весь мир… Нигде, кроме Бомбея, не найти таких древних моделей.

И правительство Индии стоит на защите древних моделей: оно не позволяет ввозить в страну новые машины и вывозить старые.

Бомбей – огромный музей старых автомобилей. Если поискать, то в нем можно найти самый первый автомобиль, на котором Бог вывез Адама и Еву из рая. И куда он их привез? На вокзал Виктория!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.